Текст книги "Игрожур. Великий русский роман про игры"

Братва, не стреляйте друг в друга

Поплавский ввалился в квартиру и стоял в прихожей, опустив голову и издавая хлюпающие звуки. Гной не знал, что делать, и поэтому молча пошёл на кухню, где начал аккуратно сдирать со свежего номера целлофан. Аккуратно не получалось – обёртка издавала противный визг и рваться не хотела. Игорёк засуетился было с чайником, но делал это как-то без души, вполсилы, не говоря притом ни слова. В глазах его застыло несвойственное настороженное выражение.

Происходило что-то непонятное и, судя по всему, страшноватое. Гной больше не мог выносить всеобщего молчания и решил запоздало поздороваться с главным редактором. Преувеличенно бодрым голосом он сказал:

– Здравия, как говорится, желаю, товарищ Поплавский!

Армейские слова в журнале обожали и козыряли ими по поводу и особенно без, но даже этот беспроигрышный заход не произвёл на босса никакого эффекта. Он молча прошаркал из прихожей прямо в шинели, грохнулся на табуретку и застыл, как памятник потрёпанному в боях солдату далёкой войны. Через пару минут он вдруг выхватил журнал у Юрика из рук, не обращая внимания на протестующий возглас, одним движением содрал целлофан, отшвырнул в сторону диски и начал лихорадочно листать «Манию», надрывая и сминая страницы. Найдя разворот с обзором «Славянофилья», он грохнул журнал на стол, повернулся к мнущемуся у плиты Игорьку и рявкнул:

– Ну с этого, на, спроса никакого, а ты-то?.. А?..

Под «этим», очевидно, подразумевался Гной. Игорь Шварцнеггер ответил с чем-то, подозрительно похожим на ехидную усмешку:

– Так ты ж редактор, это. Не читал, что ли? Мне понравилось.

Поплавский взвыл и обхватил голову руками. Всё ещё ничего не понимающий Гной спросил:

– А в чём, собственно?..

– Ехать надо, – сказал Поплавский Игорьку, не обращая на перспективного журналиста никакого внимания. – Прямо щас. Собирайся. Волки на спрос зовут, на. Пиздец нам.

Игорёк пожал плечами и пошёл одеваться – видно было, что ему не по себе. От постоянного нездорового веселья не осталось и следа; Гной не мог и подумать, что отсутствие бесконечного потока геймерского юмора, похабных историй и непонятных слов будет так его угнетать. Поплавский впервые поднял на него красные, как у давешнего филёвского некроманта, глаза.

– И ты, на. Похер теперь. Терять нечего, на.

Пытаться выяснить, что так огорчило редактора, было бесполезно, поэтому Гной в очередной раз за последние несколько недель отдался на волю влекущей его неведомо куда стихии.

На выходе из подъезда Гной рыпнулся было привычно к автобусной остановке, но остановился на полушаге: его спутники грузились в жёлтую «Волгу» с шашечками. Юрик мысленно, а потом и по-настоящему присвистнул – ого, такси! Дело явно было серьёзным!

Он приготовился насладиться видами ночной Москвы, полноправным жителем которой так неожиданно стал, но машина быстро вырулила по тёмным улицам на залитый мёртвым оранжевым светом МКАД и понеслась по нему в волнах липкой грязи. Из окон не было видно ничего кроме проносящихся мимо фонарей и фур; все молчали. По радио играла песня «Братва, не стреляйте друг в друга», которой Поплавский в какой-то момент начал жалобно подвывать.

Поездка закончилась в ещё одной промзоне; Юрик начал подозревать, что Москва состоит из них полностью, а Кремль и все прочие достопримечательности – это выдумки, которые ни один человек и в глаза-то не видел. Поплавский мрачно расплатился, осыпав водителя мятыми купюрами, выуженными им из разных карманов шинели и, кажется, даже из-за подкладки. Пройдя через очередную проходную с очередным занятым колбасой охранником, делегация «Мании страны навигаторов» запетляла по очередным лестницам и уткнулась в очередную железную дверь без вывески. Игорёк толкнул её – и глазам Гноя открылась удивительная картина.

Офис «Восьмого волка» (а это был именно он) делился на две неравные части. Первая, большая по размеру, максимально напоминала редакцию «Мании» и одновременно Игорьково жилище: полумрак, горы дисков, разбросанные по полу журналы, постеры с Ларой Крофт на стенах. Имелось и важное отличие: волосатые люди в свитерах (Гной заметил несколько родных BOYS) не бухали и паясничали, а, несмотря на поздний час и выходной день, сосредоточенно молотили по клавиатурам. Вторая часть офиса была белой, чистой и отделённой от царства волосатых деревянной стойкой ресепшена, за которой красила ногти красотка. Не такая богиня, как в посольстве светоидов, прикинул Гной, но и, конечно, не эльфийка Галадриэль; в первую очередь во внешности секретарши бросались в глаза крупные силиконовые сиськи под тонким свитером. Ничего подобного Гной в реальной жизни никогда не видел и поэтому немедленно перестал мучиться экзистенциальными вопросами, мысленно наряжая вместо этого даму в эльфийские доспехи.

Этот упоительный процесс был прерван громкими всхлипываниями Поплавского и голосом из-за ещё одной железной двери, находившейся прямо за спиной удивительной секретарши.

– Припёрлись? Запускай, Эвелина, нехер кота за яйца тянуть.

Не отрываясь от ногтей, Эвелина дёрнула коленом, явно нажав под столом потайную кнопку. Железная дверь с лязгом раскрылась, и Гной со спутниками проследовали внутрь.

За длинным столом сидели два самых удивительных человека, виденных Гноем в жизни. Один был худой и длинный; одет он был, как театральный злодей: в белоснежный пиджак, чёрную рубашку и кровавого цвета галстук. Пальцы худого были усыпаны огромными золотыми перстнями, отбрасывавшими блики по всему офису. Его напарник был, наоборот, пухлый и как бы сонный, с обвисшими щеками и полуприкрытыми глазами. Наряжен он был в чёрный спортивный костюм, а блики отбрасывала его отполированная лысина; вдвоём они производили впечатление героев юморески про «новых русских».

Худой закурил тонкую ментоловую сигарету, прищурился сквозь её дым на гостей и сказал:

– Ну, гондовня, что с вами делать будем?

Голос у него был резкий и страшный, с нотками затаённой, но в любой момент готовой вырваться наружу истерики. Пухлый дёрнул щекой и, к удивлению Юрика, заговорил бархатным голосом пожилого школьного учителя:

– Олег, я тебя прошу, давай спокойнее.

Кажется, Поплавский переживал зря! По крайней мере один из волков выглядел человеком рассудительным и способным принимать взвешенные решения. В чем бы ни провинилась «Мания страны навигаторов» перед этой загадочной парой, думал Юрик, наверняка недоразумение вот-вот разрешится и все разойдутся по домам, довольные друг другом и жизнью. Пухлый, тем временем, указал гостям на стулья, поощрительно улыбнулся и достал из кармана пистолет.

Гной побледнел и почувствовал, что по ноге начинает бежать тёплая струйка; чтобы не позориться, он первым плюхнулся на стул и стиснул ляжки, не сводя глаз со ствола. Коллеги последовали его примеру; пухлый положил пистолет рядом с собой на стол и, кажется, моментально забыл о его существовании. Поплавский икнул.

– Ты чуешь, ссаниной воняет? – поморщился Олег. – Съезжать надо из этой дыры. Я, блядь, не могу уже тут.

Пухлый светским тоном пояснил гостям:

– На завод слепых заехали по льготам, как ветераны Афганистана. Всё нормально вроде, а с туалетами, сами понимаете, ситуация катастрофическая. Не видят же ничего.

Гной зачем-то покивал, чувствуя, как струйка стекает в ботинок. Худой тем временем затушил сигарету, зажёг новую и вдруг хряснул кулаком по столу, заставив всех, кроме пухлого, подкинуться.

– Короче, блядь. Я долго с вами вату катать не буду. Я тут додиков не для того посадил, чтобы вы из себя строили этих, как их, – он покрутил пальцами, – Виконтов де Бражелонов.

Странно, подумал Гной, – слепые, а компьютерами пользуются увереннее, чем он сам.

– Ты чё там придумал себе, парашник? – обратился Олег к главному редактору. – Жить тесно стало? Это чё?

Он бросил на стол вырванную из свежего журнала страницу с обзором «Славянофилья» – причём именно ту, на которой стояла плашка с оценкой, включавшей нулевую ценность для жанра. Юрик ждал, что Поплавский сейчас расскажет наглецу, в чём заключается настоящая объективность, но вместо этого редактор вдруг взвыл бабьим голосом, перегнулся через стол и попытался облобызать усеивающие пальцы Олега перстни. Обмочившийся Гной поморщился, что не ушло от взгляда пухлого собеседника (как его зовут, понятно до сих пор не было).

– Ты покриви-то рожу мне ещё, – сказал он учительским голосом. – По частям в лесополосу поедешь. Ты кто вообще?

Молчавший до того момент Игорёк вдруг сказал совершенно нормальным нейтральным голосом, без причмокиваний и «это»:

– Так он же написал. Новенький у нас.

Все внимание волков вдруг переключилось на Гноя – если бы он заблаговременно не описался, то точно сделал бы это сейчас. Олег отодвинулся подальше от бьющегося в истерике Поплавского, прищурился и медленно забычковал сигарету в пепельнице. Заговорил с ошарашенным Юриком, однако, пухлый.

– Я тебе сейчас объясню, как это всё работает. Смотри, мы тут игры делаем.

– Хуёвые, – хмуро вставил Олег.

– Да неважно, какие. Всякие. Игры денег стоят, додики кушать иногда хотят, слепым тоже какую-никакую аренду платим. Понятно пока?

Гной, которому было абсолютно ничего не понятно и очень страшно, закивал. Слепые и додики, судя по всему, были всё-таки разными людьми.

– Дальше, – продолжал пухлый. – Игры эти потом покупают люди, денежки несут нам с Олегом Дмитриевичем. Иногда много, чаще мало. Бизнес-то, знаешь, такой…

Он помолчал, задумавшись. Гной в этом время пытался мысленно сопоставить «ребят из студии Blizzard» и двух карикатурных бандитов – получалось ведь, что разницы между ними практически никакой не было!

– И вот чтобы нам несли побольше денежек, такие люди, как вы с товарищами, должны в своих журналах писать, что игры у нас очень хорошие и покупать их надо побольше. Логично ведь?

Успокоенный рассудительным тоном собеседника, Гной кивнул уже увереннее. Звучало, конечно, ужасно, но, во-первых, действительно по-своему логично, а во-вторых, у него начало крутить живот – приближался новый, ещё более унизительный конфуз.

– Ну вот видишь, логично. А ты что нахуевертил?!

Пухлый в долю секунды превратился в человекообразного ротвейлера, готового откусить Гною лицо. Воображаемый космический богатырь на помощь не спешил: тоже, видимо, обмочился. Заткнулся даже Поплавский, чьи стенания всё это время фоном сопровождали лекцию о локальной специфике игровой разработки и взаимоотношений с прессой. Гной пытался что-то ответить, но не знал, что, плюс не мог открыть рот: челюсти свело спазмом. Вмешался Игорёк, во второй раз за столько же минут заложивший друга вурдалакам:

– А он не играл.

Гной понял, что ушёл от страшных строителей в вагоне поезда, ушёл от демонических милиционеров и от некроманта из Филёвского парка, но из этой комнаты живым точно не выйдет. Умирать а) девственником и б) описавшись не хотелось, но, судя по всему, выбора у него никакого не оставалось. Пухлый, однако, усмехнулся.

– Я вашу подтирку тоже не читаю, так что тут по мастям.

– Слушай, Костя, хватит с ними говно по жопе размазывать, – красногалстучный начал терять терпение. – С этого говномеса спроса нет, понятно же. Какие у нас прогнозы по кварталу были?

Пухлый Костя пожевал губами.

– По этой, с чертями? Ну, тысяч сто продали бы, метут сейчас такое говно не глядя. Да, соточку.

То есть, в оценке собственной игры эти люди были с Гноем в целом согласны.

– Со-о-оточку, – протянул Олег в притворной задумчивости. Очевидно было, что все необходимые подсчёты он давно уже сделал. – Этих долбоёбов, конечно, никто не читает особо, но, считай, процентов пятнадцать-двадцать они нам откусили. Это у нас, значит…

Он глянул на Поплавского и нехорошо улыбнулся.

– Торчишь ты нам, Коля.

«Коля?! Он же Пётр», – подумал Гной, помимо воли выдохнувший от осознания того, что конкретно к нему претензий, кажется, особых не было.

– Торчишь ты нам, Коля, ну, предположим, десяточку грина. Ну, там восемь с хуем, но округлим для ровного счёта.

Объективность, как выяснилось, имела конкретную цену в твёрдой валюте.

Поплавский вскочил и начал ковыряться в карманах шинели. Он вытаскивал оттуда и под удивлёнными взглядами волков бросал на стол монеты, мелкие рваные купюры, пожелтевшие бумажки с телефонными номерами, троллейбусные талончики и прочий мусор. Олег брезгливо поворошил образовавшуюся кучку остриём шариковой ручки и сказал:

– Негусто, Коля. Тридцать восемь рублей сорок четыре копейки. Этим ты даже одну просранную продажу не отобьёшь. Сядь, мудила.

Поплавский сел и молча уставился на мучителя слезящимися глазами.

– Мы ж не звери какие, – продолжал Олег (хотя было очевидно, что именно звери). – Константин Иваныч вон в школе учителем был, уважаемый человек.

Действительно уважаемый в Каширской бригаде Костя десять лет назад работал в школе учителем физкультуры, за что получил от друзей ироничное прозвище Трудовик. Этого Гной, конечно, знать не мог, но менторский терпеливый тон пухлого наконец получил разумное объяснение.

– Костя, у нас что там дальше выходит?

Трудовик, явно в большей степени вовлечённый в игровую разработку, ответил без раздумий:

– Через месяц квест про сиськи, потом про войну что-то, стратегия вроде, а дальше смотреть надо. Додикам, Олежа, давно яйца в тисках не зажимали – пайплайн разработки проёбывается постоянно.

– Зажмём, зажмём, ты ж знаешь, я это дело люблю… Так вот. – Он в упор посмотрел на оцепеневшего Поплавского.

– Десяточку мы с тобой посчитаем как двадцать бесплатных рекламных макетов на два месяца. Обложку дашь, так и быть, одну. Статьи напишете так, чтобы все лохи на Горбушку в первый день продаж побежали нашу хуйню покупать. Мне пришлёшь заранее, сам буду утверждать. Если кому ценность для жанра не понравится, я тебя, Коля, персонально запытаю. Мы друг друга поняли?

На месте воздушного замка игровой журналистики перед мысленным взором Гноя воздвигался какой-то совсем другой замок – с орками на башнях и дыбами в зловонных подземельях. Он уже начал думать, что отделались они подозрительно легко, но спрос ещё не закончился. В беседу снова включился Костя Трудовик.

– Но деньги, Коля, – это вопрос не основной, хотя, не скрою, и принципиальный. Вы обосрались, другие нам жопу в три раза чище вылижут, не впервой. Но ты вот… – он поискал нужные слова. – Ты вот что-то совсем опустился. Не контролируешь щенков своих; бухаешь, я погляжу; воняет, слушай, как от бомжа обоссанного.

«Это от меня», – чуть не поправил его Гной, но вовремя осёкся.

– Ну какой из тебя, Николаич, главный редактор, посуди сам?

Юрик замер. Поплавский тем временем в очередной раз повёл себя образом, прямо противоположным ожидаемому. Он не вскочил на ноги в благородной ярости и даже не попытался оправдаться. Вместо этого он вздохнул и сказал первое членораздельное слово за весь вечер:

– Хуёвый…

– Правильно! – обрадовался пухлый. – И заметь, не мои слова. Хорошо, когда человек здраво оценивает свои слабые и сильные стороны, да, Олежа?

Олежа молча закурил очередную сигарету. В голове Гноя лихорадочно неслись обрывки мыслей: и что теперь будет? А кто?.. И как?.. Какое они имеют право?

– Давай-ка ты, дружочек, на покой. На даче покопаешься, не знаю там, жену хоть в дурке навестишь.

Пока Гной пытался переварить поток новой информации, Поплавский внезапно окрысился:

– А если я не хочу, на?!

– А ты захоти, – посоветовал Трудовик. – А то я тебя накажу.

После этого уже, видимо, бывший главный редактор окуклился окончательно. Не успел Гной горестно подумать, что он случайно загубил карьеру Поплавского, как выяснилось, что это сделал не он и абсолютно не случайно.

– Дверь там, – букнул Олег, моментально забывший о существовании делегации обезглавленной «Мании страны навигаторов» и переключивший внимание на более важные дела. – Ну что, Костян, поехали к блядям? Отметим выход игрового долгостроя.

– А я замредактора, – вдруг сказал Игорёк, о существовании которого до этой секунды все, кажется, забыли.

Гной вдруг понял, что вся цепочка событий, протянувшаяся от фальшивого посольства светоидов до офиса «Восьмого волка», была частью сатанинского плана Игоря Шварцнеггера, также известного как Анечка.

– Да вот не похуй, кто ты, – ответил Олег.

– Нет, погоди. Нормальный вроде парень, – Костя явно не очень хорошо разбирался в людях. – То есть, ты теперь, получается, за главного в вашей богадельне. Косорезить не будешь, как этот?

– Никак нет, – сверкнул глазами Игорёк, по чьим губам уже расплывалась зловещая усмешка. – Это.

– Ну и всё, порешали. Примешь там дела, брякни мне, порешаем по обложкам. Всё, свободны.

Он начал было выкарабкиваться из-за стола, когда, вспомнив что-то, опустился обратно в кресло и щёлкнул пальцами. Игорёк от дверей обернулся на волка и принял угодливую позу.

– Забыл, как зовут, – сказал Костя.

– Иго…

– Не напоминай. Будь другом, сделай, чтобы этот – он пошевелил пальцами в сторону Гноя – никогда ничего больше в вашей подтирке не писал. В качестве личного одолжения.

– Буду, это, другом, – ощерился и закивал Игорёк, быстро возвращавшийся в своё нормальное состояние. – Не напишет!

Не жили хорошо, не надо и начинать

Первым, что увидел Гной, проснувшись следующим утром, была записка. Она лежала на диванной подушке рядом с его головой; на бумажке был нарисован усатый смайлик, а также отпечатан силуэт накрашенных губ. Визуальные символы были противоположными по смыслу – ещё пару недель назад Юрик впал бы от такого зрелища в чёткий ступор и, возможно, заплакал бы, но теперь он только обречённо вздохнул. Игорёк явно вернулся в своё обычное демоническое состояние – и, судя по тишине в квартире, опять куда-то исчез.

Оборот записки оказался ещё более неожиданным: там было написано «Гонорар!», нарисован член и красовалась приделанная скрепкой купюра в сто долларов.

Ничего подобного Гной никогда раньше в жизни не видел. От неожиданности из его головы моментально выветрился шок от встречи с игровыми разработчиками, беспокойство о собственном будущем в журналистике, очередное предательство Игорька и горечь по поводу Поплавского, который вчера страшной походкой ушёл в ночь, не сказав с момента выхода из офиса волков ни единого слова. Само осознание обладания сотней долларов не помещалось в его мировосприятии: Юрка Черепанов жил в одном измерении, доллары – в другом (а космический богатырь – вообще в третьем, но сейчас было не до него). «Баксы» были чем-то из мира недоступной, инопланетной роскоши: мерседесов, шампанского, хохочущих проституток… На этом Юриковы представления о роскоши заканчивались. Сто долларов в пересчёте на рубли были суммарно больше, чем он заработал в жизни подарками от бабушки и странными презентами Виктора Сулеймановича, не приуроченными к конкретным датам.

Он схватил купюру, отшвырнул ненужную бумажку с засосами и закружился по комнате в радостном танце, раскидывая старые журналы и обломки дисков. Президент Франклин поощрительно улыбался с сотни жабьими губами.

– Гонорар! Го-но-рар!!! – Гной пробовал сладкое слово на вкус, ставил ударение на разные слоги, пел его на мотив песни из кинофильма про Буратино.

Сидеть дома было невозможно: свалившееся неизвестно откуда (хотя, думал он с усмешкой, вполне известно, откуда!) богатство хотело выплеснуться за пределы Игорьковой норы. Одеваясь, Гной мысленно составил список людей, которые ещё пожалеют, что не разглядели в нём таланта; список, правда, ограничился Лёшей Корявым, Алиной Петрозаводской и носатым брюнетом из «бэхи». Ах да, ещё учительницей русского языка! При мысли об Ольге Олеговне Юрик даже вслух хихикнул. Перед его мысленным взором встала картина: недалёкое будущее. Юрий Череп по прозвищу Объективный неспешно прогуливается по улицам родного города; в одной руке у него пачка долларов, в другой… ну, пусть будет энергетический меч. Под руку его держит вчерашняя секретарша волков, которая… Гной вспомнил, что от волнения и ужаса забыл после вчерашнего конфуза сходить в душ, нагнулся, понюхал себя и поморщился. Сейчас опять было не до душа: мысленный Юрий Объективный переступил через лежащую в канаве и помирающую от старости и тупости русичку; небрежно нокаутировал двух грязных бомжей, в которых угадывались черты Лёши Корявого и носатого брюнета; плюнул в лицо постаревшей и обрюзгшей Алине Петрозаводской, за которой бежал выводок свиноватых детишек с характерными носами…

В себя он пришёл в пункте обмена валют, находившемся в полуподвале соседнего дома. Место выглядело так, словно оттуда сложно было выйти живым; несмотря на мерцание эйфории, Гной за последнее время поневоле научился звериной осторожности. Перед тем как зайти в обменник, он несколько минут покрутился рядом и понаблюдал за посетителями. Беды вроде бы ничто не предвещало, но рекогносцировку пришлось спешно свернуть: из обменника вышел неприятный человек, поманил его пальцем и сказал несколько страшных фраз. Их смысл сводился к следующему: если он, сучонок, работает наводчиком, то пусть пеняет на себя.

– Паспорт, – безразлично сказала подземная женщина из-за зарешёченного окошка, почему-то не особо впечатлившаяся гонорарной купюрой.

Гной почти забыл, что с документами случилась незадача. Он начал было что-то плаксиво объяснять, но подземная женщина утащила доллары к себе в пещеру и безразлично сказала:

– Нет? Ну, нет так нет, – и отсчитала ему почти три тысячи рублей.

Дальнейшее Гной видел урывками и как бы чуть со стороны, как будто он был главным героем бездуховного и глючного приставочного экшена Driver 2. Вот он, холодно улыбаясь, подходит к кассе магазина модной одежды Chevignon с новой кожаной курткой. Вот он вылетает из магазина, провожаемый возмущёнными криками продавщицы и пинком охранника. Вот он пьёт пиво в роскошном ресторане «Ёлки-палки», заедая его салатами сразу из трёх тарелок. Вот он идёт по ярко освещённой Тверской улице по направлению к Кремлю – уверенный в себе, успешный автор лучшего в мире журнала о…

– Молодой человек.

Гной не сразу понял, что обращаются к нему. Он мирно писал на стену в подворотне у книжного магазина «Москва», чей раздел «Фантастика» был его следующим пунктом назначения. Оборачиваться на голос Юрик не стал, решив, что с его стороны это было бы невежливо.

– Молодой человек, к вам обращаются.

Да что ж такое, подумал Гной, безуспешно пытаясь закончить расставаться с пивом.

– Я… Сейчас, – выдавил он.

– Вы не знаете, где ближайший туалет?

С учётом обстоятельств вопрос был, безусловно, странным: подворотня пахла как самый настоящий туалет, а откуда-то неподалёку давно уже доносилось чьё-то чужое характерное журчание. Гной закрутил головой, пытаясь получше рассмотреть спрашивающего, но вокруг было слишком темно. Стряхивая капли, Юрик неопределённо повел плечом в сторону двора.

– Там, наверное.

– Так а хули ты здесь ссышь тогда?

Вопрос был задан совершенно нейтральным тоном, без зла, но сопровождался сильным ударом дубинкой по Юриковой почке. Игровой журналист взвизгнул и повернулся к обидчику, забыв застегнуть штаны. На него смотрел милиционер: не такой страшный, как Дядьвитя, но настроенный решительно.

– Что у тебя тут? Зассанца поймал? – спросил второй, застёгивая ширинку и выдвигаясь из мрака в нескольких метрах от Юрика.

Дальнейшее снова происходило в режиме глючного тридэ-экшена. Неместный? В Москву поссать приехал? Что значит «какая регистрация»? Тысяча? Другие предложения будут или проследуем оформляться? Две пятьсот? На барабане сектор приз, га-га-га. Всего доброго, молодой человек. Больше не нарушаем.

Гной пришёл в себя во всё ещё пустой Игорьковой квартире и подвёл неутешительные итоги: за неполные два часа он получил гонорар, поужинал в ресторане, получил по почкам и лишился всех денег до копейки, – вернувшись, таким образом, на исходную позицию. Хорошо хоть милиционеры не подвергали его психологическим истязаниям. В отличие от кошмарного Дядьвити, они предпочитали переходить сразу к сути вопроса – именно поэтому, наверное, и топтали по вечерам ледяные столичные улицы вместо того, чтобы в рабочее время есть варенички с маслицем, запивая водочкой.

Гной вздохнул и вспомнил одно из любимых маминых выражений: «Не жили хорошо, не надо и начинать». Он никогда не понимал его смысла и неоднократно пытался выяснить у мамы, что имеется в виду, но гражданка Неловко в такие минуты просто смотрела сквозь него, кусая губу. Зато теперь всё стало понятно: круговорот гонорара в московской жизни иллюстрировал эту присказку как нельзя лучше.

Живот Гноя резко крутануло, а во рту появился привкус салата с креветками из «Ёлок-палок». На мысленном образе «креветки» журналист вскочил и с рёвом бросился в туалет – гонорар в буквальном смысле выходил боком. В процессе расставания с салатом измученный Гной услышал скрежет ключа в замке; Игорёк затопотал по квартире, защёлкал зажигалкой, ненадолго затих, а потом забарабанил в туалетную дверь.

– Слышь, это, Юрец, ты сотэн забрал? Как менять будешь, мою половину, это, не меняй, мне бачи нужны.

Хорошо жить, судя по всему, начинать было действительно не надо.

Ещё до волшебного превращения богатства в долг Юрик решил: Игорька необходимо поставить на место. Словно паук, он опутывал своими зловонными сетями всё, к чему прикасался, впускал жало (Гной с содроганием вспомнил развратную эльфийку Танадриэль) и заражал ядом. Жертвами его манипуляций уже пали Анечка, карьеры Гноя и Поплавского, половина гонорара – и это всего лишь за несколько дней! Необходимо было положить конец этому беспределу! Гной решительно распахнул дверь туалета.

– Так! – сказал он. Юрик планировал произнести это слово резко, со звоном металла, но получилось визгливо и даже как-то истерично. Отступать, впрочем, он не планировал. Теперь это было делом принципа!

Игорёк стоял посреди комнаты почему-то в одних трусах и откусывал от буханки хлеба. На восстание Гноя он никаким видимым образом не отреагировал – только вопросительно посмотрел сквозь облепившие всё лицо крошки.

– Я не буду терпеть!.. – затараторил Юрик. – Предатель! За что Поплавского?! Я этого так не оставлю!..

Хозяин квартиры покивал и ответил:

– Ну и пошёл, это, на хуй отсюда. Полтос верни только.

– Шутка! – быстро сказал Гной и для верности неубедительно засмеялся. На такую реакцию он совершенно не рассчитывал и поздравил себя с тем, что быстро сообразил провести тактический манёвр фотонного уклонения. Отдавать долг было нечем, возвращение в Западносибирск даже не рассматривалось: ещё не все победы были одержаны в игровой журналистике!

Однако новый главный редактор «Мании страны навигаторов» шутку не оценил. Он прищурился, втянул соплю и цепко посмотрел на Гноя.

– Так ты, это, Юрец, смотри. За яйца никто не держит.

– Держит!.. То есть, спасибо!.. Я, это…

– Это да это, дебил, блядь, – неожиданно сказал Игорёк милицейским голосом, после чего принял свой обычный деловитый тон. – Ладно, это, слышь, завтра планёрка, приходи там. Близится, это, дедлайн!

Юрик уже давно понял, что постоянный вой про дедлайн на журнальных страницах был одной из немногих форм кокетства, позволенных по-настоящему объективному игровому журналисту. Новый номер «Мании» готовился четыре недели – три из них редакция пустовала, а авторы занимались своими делами; последняя неделя знаменовалась лихорадочной активностью, ночёвками в редакции и истерическим сбором материалов номера воедино. Дедлайн пропустить было нельзя: специальные плёнки с журналом отправлялись в финскую типографию строго в определённый час, и за срыв печати полагались неустойки. Юрик этого не знал, но пару раз Поплавский по личным причинам, непосредственно связанным с алкоголем, всё же печать сорвал – номера попали в продажу на две недели позже; объективные журналисты в едином порыве, но без собственного ведома сдали половину гонорара на выставленные типографией штрафы.

Предстояло, однако, прояснить с новым начальником один важный нюанс.

– Так они сказали… Мне нельзя…

Игорёк отшвырнул хлеб в угол, запрокинул голову и взвыл. Гной дёрнулся – каждый раз, когда он думал, что новый друг больше ничем не сможет его удивить, жизнь доказывала обратное.

– Объективная журналистика, это, неподвластна всякому говну! – продекламировал сквозь вой Игорёк, после чего посерьёзнел и добавил: – Хотя, это, ты прав, волки могут и шваркнуть, это ж тебе не «2Ж», при всём богатстве выбора альтернативы нет!

– Что же делать? – засуетился Гной, вытирая случайно заблёванную футболку.

– Снимать штаны и, это, бегать! – молниеносно отреагировал главный редактор, играя бровями вверх-вниз. После этого он схватил резинку своих трусов, рывком стянул их и кособоко пробежался на месте.