Текст книги "Грамота самозванца"

Глава 5
Тетушка

Со зла красавица решила,

Что дать мне следует урок,

И вот она, не чуя ног,

Спешит с доносом…

Клеман Маро. «Против той, что была подругой поэта»

Май-июнь 1604 г. Нормандия

Иван проснулся от щебетания птиц. Поморщился – сквозь приоткрытые ставни прямо в глаза било солнце. Который сейчас час?! Может, уже дело к полудню?

– Эй. – Он потряс за плечо Митрия. – Просыпайтесь! Уже день!

– Не день, а всего-навсего раннее утро, – лениво отозвался Жан-Поль. – Слышите колокольчики? Гонят на пастбище стадо.

Иван прислушался – и впрямь…

Все четверо, включая Жан-Поля, находились сейчас на втором этаже небольшого постоялого двора, располагавшегося в деревушке Монфор-сюр-Рисль, что на полпути из Руана в Лизье. Славный город Руан друзья облазили весь, но никаких неприступных аббатств, увы, не обнаружили, те, что имелись, выглядели вполне мирно, можно даже сказать – тривиально, и зубчатые стены имели скорее для красоты, нежели для обороны. Распахнутые настежь ворота, обширные цветники – красиво, конечно, жили руанские монахи, да и сам город путникам показался красивым, только вот задерживаться в нем лишний день времени не было.

Митька, правда, как раз предложил задержаться и «все тщательно обследовать» – а вдруг повезет? Вдруг грамоты спрятаны именно здесь? Иван лишь покачал головой, напомнив, что Ртищев говорил о каком-то весьма отдаленном аббатстве, а вовсе не о тех, что располагались почти посреди крупного города. Рассудив таким образом, решили больше не задерживаться и ехать до Кана, тоже крупного города, правда, по словам Жан-Поля, гораздо меньшего, чем Руан.

Естественно, нормандца в тайну поисков не посвящали, использовали «втемную», тем более к этому имелся хороший повод – получилось, что именно Жан-Полю нужно было срочно убираться из Парижа. А куда? Конечно, на малую родину. Ну и Иван с компанией, конечно же, напросились в спутники – мол, им так удобней добираться в Россию: сесть в каком-нибудь маленьком порту на корабль и… Хиленькая, конечно, версия, но нормандец в подробности не вдавался вообще, наоборот, ужасно обрадовался неожиданным спутникам.

– Только мы бы хотели осмотреть по пути некоторые монастыри, – заранее предупредил Иван. – Видишь ли, Жан-Поль, по возвращению нам нужно будет написать подробный отчет о какой-нибудь из французских провинций. Думаю, Нормандия с ее древними городами и храмами как раз подойдет.

Нормандец аж подскочил:

– Это просто здорово, парни! Вы сделали верный выбор, о котором не пожалеете, клянусь святым Клером!

– Кем-кем клянешься? – не удержавшись, переспросил дотошный Митрий. – Что-то не слыхал я про такого святого.

– Потому и не слыхал, что святой Клер – это наш, нормандский святой, местный. Неподалеку от Кана есть старинная церковь, куда, по преданию, явился святой, неся под мышкой собственную отрубленную голову.

– Свят-свят-свят, страсти-то какие. – Митька мелко перекрестился. – А что, в самом Кане монастыри есть?

Жан-Поль улыбнулся:

– Есть, как не быть! Целых два аббатства – мужское и женское.

– А они хорошо укреплены?

– Хм… Думаю, достаточно хорошо, по крайней мере стены там толстые, почти такие ж, как и у крепости.

– А можно ли считать, что Кан – весьма отдаленное место?

Нормандец почесал затылок:

– Отдаленное? Ну, наверное, да. Кан – почти на самом берегу моря, вернее, пролива – Манша, – и до Англии от него куда ближе, нежели до Парижа. Именно в Кане похоронен Гийом Ле Конкеран – нормандский герцог, правивший Англией под именем Вильгельма Завоевателя!

– Славно, вот славно, – потер руки Митрий. – Верно, Иване?

Вот так, вчетвером, и поехали в этот самый Кан. Сначала плыли на барке до Руана, а уж потом, по совету Жан-Поля, приобрели лошадей и отправились в Кан посуху.

– Конечно, морем было бы быстрее, – садясь в седло, задумчиво пробормотал нормандец. – Но сушей – куда безопаснее.

– Безопаснее? – хохотнул Иван. – Что, лихие людишки в лесах повывелись?

– Лесов мало, – серьезно ответил Жан-Поль. – И места кругом людные. Иное дело – море. Да, мы могли бы спуститься на барке по Сене вниз, до Онфлера, а там сесть на какой-нибудь корабль – добраться до Уистреама, городка, деревушки даже, откуда до Кана рукой подать. Но… Слишком уж разбойничий городок этот Онфлер, и про тамошних морячков разные нехорошие слухи ходят не зря. Так что лучше по суше. Смотрите: верхом день пути до Лизье – ну, пусть полтора, – и от Лизье до Кана – еще столько же, ну, чуть больше. За три дня уж всяко будем!

– Значит, в Кане точно имеется укрепленное и отдаленное аббатство?

– Да имеется, говорю вам. Аж целых два.

Жан-Поль сел на ложе, стряхивая прилипшую к волосам и одежде солому. На ней, на соломе, и спали – чай, не Париж, белья с пуховыми перинами нет. И тем не менее хорошо выспались, может, потому, что устали за день, а может, как раз в соломе дело – уж больно духовитая попалась, видать, нового укоса.

Иван понюхал соломину – ну да, мятой пахнет. А вот та – чабрецом.

– Ты прям как лошадь, Иван, – засмеялся нормандец. – Может, еще на вкус попробуешь?

– Все хочу спросить тебя, Жан-Поль. – Юноша улыбнулся. – Что ты собираешься делать в Кане? Ведь, насколько мне известно, близких родичей у тебя там нет, а дальние явно не обрадуются бедному родственнику.

– Это уж точно, не обрадуются, – зло ухмыльнулся нормандец. – Да я к ним и не пойду… Так, есть одна задумка. Поможете?

– Деньгами или чем еще?

– Деньгами, конечно, да… Нужно не так уж и много. Главное – все рассчитать. Мы ведь с тобой, дружище Иван, не зря штудировали экономику и финансы! Мозгами поможешь?

Иван расхохотался:

– Вот мозгами – точно! Нет, определенно их пора будить. Эй, Прохор, Митря! Кончай ночевать, в дорогу пора!

Неохотно заворочавшись, парни продрали глаза:

– Что, уже утро?

– Утро, утро, вставайте… День уже!

Расплатившись с хозяином, путники попили вчерашнего молока и, оседлав лошадей, продолжили свой вояж. Утро выдалось славное – теплое, солнечное, пахнущее клевером и иван-чаем. По обеим сторонам неширокой дороги тянулись засеянные пшеницей поля, то и дело перемежаемые ярко-зелеными лугами с пасущимися овцами и коровами. Частенько попадались деревни в пять, шесть, а то и десяток домов, по русским меркам – большие. Беленые, крытые красной черепицей дома, церковь с остроконечным шпилем, ближе к околице – какие-то чумазые, совсем уж бедняцкие хижины, в которых, кажется, и не зайти-то никак, а если уж зашел, то не выпрямишься.

– Как же они там живут? – вдруг озаботился Митрий. – Словно кроты в норах. Неужели боярину за своих людишек не стыдно?

– О. – Махнув рукой, Жан-Поль усмехнулся. – Все эти крестьяне – свободные люди, сами по себе, ничьи. А вот земля принадлежит господину – извольте платить оброк!

– Как у нас, – с грустью покачал головой Митрий.

– Нет, Митя, – повернувшись в седле, вмешался в беседу Иван. – У нас беглецам ноздри рвут, а здесь… иди куда хочешь. Так, Жан-Поль?

– Так… Только вот идти-то чаще всего некуда. Закон о бродягах весьма жесток. Но для нас это как раз неплохо.

– Для нас? – Иван удивленно моргнул.

– Ну да, для нас. – Как ни в чем не бывало нормандец пожал плечами. – Я же говорил – есть у меня одна задумка. Приедем в Кан – обмозгуем. Небось, деньжат у вас мало осталось?

– Да уж меньше, чем хотелось бы. Лошади, корм, дорога…

– Вот и заработаете! Вернее, заработаем.

– Надеюсь, не с кистенем на большой дорожке?

– С кистенем? Ха-ха! Нет, дело исключительно честное.

Иван покивал. Хотя поначалу подкинутых Ртищевым денег и казалось много, но таяли они словно залежавшийся снег жарким майским днем. Интересно, что там придумал Жан-Поль? Спросить? Впрочем, торопить нечего, придет время – расскажет.

Змейкой сбежав с холма, дорога пошла перелесками – высокие пирамидальные тополя и ивы сменились рощицами дубов и вязов. В небольших дубравах во множестве паслись свиньи. Ух, и матерые: не свиньи – вепри!

– Эх, сейчас бы поросеночка да на вертеле! – сглотнул слюну Жан-Поль.

– Верно говоришь, парень, – обрадованно поддакнул Прохор. – Давно пора бы чего-нибудь перекусить, а то аж кишки сводит. Интересно, дорогие у них поросята?

– Пастухи точно не продадут – свиньи-то не их, деревенские, – задумчиво пояснил Жан-Поль, намекнув, что в какой-нибудь ближайшей деревне они, наверное, смогли бы разжиться окороком и куда дешевле, нежели в городе.

– А давайте, спросим у пастушонка! – тут же предложил Митрий, углядев на небольшом лужке босоногого мальчишку с длинной, вырезанной из орешника палкой. Палкой этой паренек деловито подгонял свиней, видать, решил перегнать их куда-то в другое место.

– Эй, парень, как называется ближайшая деревня? – подъехав ближе, надменно – как и положено дворянину – осведомился Жан-Поль.

Резко обернувшись, пастушок поклонился:

– Что вы спросили, ваша милость? Ах, про деревню… А вы куда едете?

– Не твое дело. Отвечай на вопрос, пока не заслужил хорошей трепки!

Мальчишка, казалось, ничуть не испугался угрозы – лишь шмыгнул носом и подтянул дырявые и в заплатках штаны. На вид ему было лет двенадцать-тринадцать; темноволосый, вихрастый, смуглый, с черными, как маслины, глазами и круглым лицом, он скорее напоминал южанина, беарнца, провансальца или гасконца, нежели потомка некогда основавших Нормандию викингов.

– Деревня тут недалеко, господа, во-он по той дорожке. – Парень махнул палкой куда-то влево. – Два с половиной лье, живо доскачете.

– А окорок там можно купить?

– Окорок?! О, конечно… И очень дешево, всего за несколько су.

– Видали? – обернувшись, весело подмигнул Жан-Поль. – Всего за несколько су! Едем!

– Постойте, постойте, господа, – внезапно озаботился пастушонок. – Сейчас я вам точно объясню, у кого покупать. Там, на самой окраине, есть один домик, небольшой такой, с зелеными ставнями… Запомнили?

– Запомнили – дом с зелеными ставнями. Кого там спросить?

– Э-э… я бы вам не посоветовал заявиться в дом всей толпой, господа! – предупредил мальчишка. – Там живет одна старушка, тетушка Мари-Анж, так вот, она очень пуглива… Если будете стучать, может и не открыть – живет ведь одна, а домашней прислуги у нее нет, одни пастухи, это ведь ее свиньи.

– О, так она богата, эта твоя Мари-Анж?!

– Да, что и говорить, не бедная. Окороки коптит самолично, да так, что во рту тают! Из самого Кана к ней приезжают. А какой она делает сыр! И тоже недорого.

– Я смотрю, она прямо добрая волшебница, эта твоя хозяйка!

– О да, тетушка очень добра… И очень, очень пуглива. Старый человек, сами понимаете… Лучше бы, чтоб к ней пошел вот он. – Пастушонок кивнул на Митьку. – Он молод и не внушает страха.

– А мы, значит, внушаем?! Ах ты, плут!

– Нет, нет, господа. Я вовсе не то хотел сказать. – Мальчишка на всякий случай отпрыгнул в сторону. – Да, как войдете в дом тетушки, скажете, что от Жака. Жак – это я.

– Скажем… Как деревня-то называется?

– Пласне. Запомните?

– Да уж не дурни.

– Вон по этой дорожке. Всего два лье.

– Ну, уж удружил, вот тебе…

Жан-Поль швырнул мальчишке мелкую монетку.

– О, благодарю, месье, – изогнулся в поклоне тот. – Удачного вам пути.

Ивану вдруг показалось… только показалось… что хитрые глаза пастушонка как-то уж слишком задорно блеснули. Мелкая монета – повод для такой радости? Или тут дело в чем-то другом? И свиньи… Как-то странно они себя вели: паслись себе спокойненько компактной кучкой – такое впечатление, что им совсем и не нужен был пастух. Странно… А впрочем, что им за дело до какого-то нищего нормандского пастуха?

Иван пришпорил коня, нагоняя своих.

Надо сказать, вряд ли до деревни было два или даже два с половиной лье, как сказал пастушонок, скорее – все пять. Дорога петляла, сужаясь порой до размеров звериной тропы, да и вообще вся заросла густой высокой травою, как будто этим путем никто и не пользовался вовсе! Иван пристально вглядывался в придорожные кусты, почему-то ожидая какой-нибудь пакости. Почему? А просто предчувствие было такое, нехорошее, и, когда впереди, за деревьями, показался острый шпиль колокольни, Иван обрадовался даже больше других. Ну наконец-то приехали. А вон и дом с зелеными ставнями – не обманул пастушонок!

Небольшой домик с соломенной крышей располагался у самой околицы, рядом с липовой рощицей и, честно сказать, не производил впечатления жилища весьма обеспеченной женщины. Ну, разве что та была скуповата… Впрочем, тогда бы она не продавала окороки и сыр по дешевке. Невысокая ограда, сад – яблони, сливы, вишни – напротив двери, у самого входа – клумба с цветами, ярко-желтыми, словно жаркое майское солнышко. Вообще, довольно уютно, это со стороны рощицы – неприглядно, но с той стороны, похоже, в деревню мало кто и ходил.

– Ну, Мити, – Жан-Поль спешился, – иди, да смотри, не обижай старушку.

– Да уж не обижу! – Митрий отмахнулся и, вручив поводья Прохору, направился к дому. С полдороги вернулся, попросил у Ивана денег – вдруг да не хватит тех, что есть.

– Смотри, долго там не задерживайся, – бросил вдогонку нормандец. – И про сыр не забудь спросить.

Митрий лишь махнул рукой и, подойдя ближе, постучал в дверь:

– Есть кто-нибудь?

Показалось, что из-за двери откликнулся приглушенный женский голос.

– Тетушка Мари-Анж, меня прислал Жак, пастушонок. Сказал, что у вас можно недорого купить окорок и сыр. Эй, тетушка? Ты меня слышишь?

Некоторое время стояла полная тишина, даже слышно было, как рядом, в птичнике, кудахтали куры. И словно бы кто-то приглушенно выругался, причем – басом. Именно там, в птичнике! Интересно… Впрочем, наверное, показалось…

Юноша поправил на голове берет и тщательно разгладил ворот. Страусиное перо, брабантские кружева, длинные вьющиеся волосы – этакий парижский щеголь. Вот только камзол слегка подкачал – уж больно потертый. Зато цвета красивого, желтого, как вот эта вот клумба.

– Эй, тетушка Мари-Анж! – снова закричал Митрий.

И на этот раз – о, чудо! – его потуги были вознаграждены – дверь открылась! Осторожненько, не настежь, так, еле-еле протиснуться, что Митька и сделал.

– Идите за мной, месье.

Какая-то женщина в накинутом на голову платке или шали вдруг сразу от порога бросилась к очагу – закипая, выплеснулось на огонь варево. Верно, хозяйка варила кашу.

– Ох ты, святой Клер! Чуть молоко не убежало!

Сняв платок, женщина проворно накинула его на руки и уже таким образом сняла кипящий горшок с очага. В помещении было темновато – оба окна прикрывали зеленые ставни.

– Вы ко мне, месье? – Управившись с молоком, хозяйка наконец обернулась.

– К вам, тетушка… Ой! – Митька ахнул, разглядев хозяйку дома поближе.

Какая там тетушка! Перед ним в клетчатой длинной юбке и расшитой жилетке поверх белой рубахи стояла девчонка на вид лет шестнадцати—двадцати. Уж это-то можно было определить и в полутьме.

– Э… – Митька слегка замялся. – Мне сказали, здесь живет тетушка Мари-Анж. Жак сказал, пастушонок.

– Я и есть Мари-Анж, – неожиданно улыбнулась девушка. – А Жаку обязательно надеру уши. Вы, месье, ведь не из наших мест будете?

– Нет, не из ваших.

– Верно, южанин, из Лангедока? Говорите как-то не так.

– Не так? – Юноша даже обиделся. – А я считал, что хорошо говорю…

– Нет-нет, хорошо, конечно. Только временами, знаете, проскальзывает что-то такое… этакое… Слушайте, месье, вы мне не поможете? Я тут с утра еще пыталась открыть ставни… Что-то заело. И сразу оба окна, как назло. Там надо во-он те болты посмотреть…

– Посмотрим! – Потерев руки, Митрий резво подошел к окну.

– Ой, нет, месье. Там так пыльно. Снимите перевязь и камзол… Да не бойтесь, снимайте же – я дам вам накидку. Давайте сюда вашу шпагу. Так… Вы здесь покрутите, а я пойду помогу с улицы…

Конечно же, Митрий разбирался в механике слабо. Но и имевшихся познаний хватило, чтобы легко починить ставни – просто чуть-чуть подправил петли. Оп – и открылись! Было темно, стало светло! Ого… Юноша быстро обвел взглядом комнату, обратив внимание на огромную, с накрахмаленными подушками кровать – целое ложе.

– Ой, я вам так благодарна, месье, так благодарна! – Мари-Анж вбежала с улицы. – Прямо не знаю, что бы без вас и делала. Ох, аж употела вся…

Расстегнув жилетку, она небрежно бросила ее на кровать. Ничего оказалась девчонка! «Тетушка», прости Господи. Светлорусая, курносенькая, с милым приветливым личиком и наивными голубыми глазами. Этакая простоватая деревенская девушка. И все щебетала, щебетала, не умолкая:

– Вы спрашивали про окорок, месье? О, у меня найдутся для вас и окороки и кое-что еще, ведь вы мне так помогли, так помогли… А хотите сидру? Он, правда, из прошлогодних яблок, забористый, но вкусный, прохладный. Вот…

Взяв с полки кувшин, Мари-Анж проворно плеснула сидр в деревянную кружку и с улыбкой подала гостю.

– Пейте… Да вот, садитесь прямо на кровать, по-простому, мы ж не в Париже с вами, где все фу-ты, ну-ты…

Митрий, ничуть не смущаясь, на кровать и уселся. Сидр оказался вкусным, прохладным.

– Мерси, – напившись, поблагодарил юноша. – Мерси боку, мадемуазель.

– Ой… Вы такой галантный кавалер…

Мари-Анж уселась на кровати рядом, повернулась… И вдруг ни с того ни с сего рванула свою рубашку, да так сильно, что обнажилась не только грудь, но и пупок!

Митька даже удивиться не успел, как девчонка прижалась к нему голой грудью, рванула рубаху, теперь уже его, Митькину, прошлась острыми ногтями по спине… и пронзительно заверещала! Слыхал Митька, как свиней резали – вот, примерно так…

И тут же распахнулась дверь…

И ворвалось человек пять: трое дюжих парней, кюре и еще какой-то пожилой человек в синем камзоле, наверное староста.

– Помогите! – Толкнув Митрия на подушки, бросилась к ним Мари-Анж. – Помогите! Ой, как хорошо, что вы зашли, ой, как хорошо, слава святому Клеру!

– Не трещи ты как сорока, Мари-Анж. Толком говори, что да как. Да наготой не сверкай, прикройся чем-нибудь, вон хоть покрывалом. Ну? Что тут у тебя случилось?

– Что-что… Этот вот хлюст меня чуть было не изнасиловал!

Мари-Анж с размаху закатила Митьке звонкую, оглушительную пощечину.

За яблонями, взлетев на забор, закукарекал петух.

Глава 6
Как Митьку выручали

Статью мне суд вменяет за статьею,

И прокурор часов уж восемь кряду,

Ближайшей даме в грудь вперяя взгляды,

Зал сотрясает болтовней пустою.

Шарль Кро. «В уголовном суде»

Июнь 1604 г. Нормандия

Иван вздрогнул от петушиного крика. Ишь, раскукарекался тут. Хотя он-то, петух, у себя дома, можно и покричать. А вот Митрий что-то долгонько не возвращается, неужели в цене не сошлись? Ага, вот вроде как свинка взвизгнула… И снова тишина.

Щурясь от солнца, Иван сделал несколько шагов к дому.

– Напрасно ты смотришь на эту дверь. – Подойдя, Жан-Поль положил руку юноше на плечо. – Это черный ход. Мити наверняка выйдет с той стороны.

– Так лучше там его и встретить.

– И то правда, – согласился нормандец. – Чего тут по кустам сидеть?

Сказано – сделано. Все трое, подхватив под уздцы коней, обошли дом, остановившись у парадной его стороны, смотревшей в сторону церкви. Жан-Полю все вокруг казалось привычным, а вот Иван с Прохором с любопытством глазели на засеянные люцерной поля и цветники, разбитые перед каждым домом. Красная и коричневая черепица, яблони, остроконечная церковь. Перед церковью, на небольшой площади, валялись в пыли свиньи, а рядом, на лужайке, паслась парочка белых коров, наверняка принадлежавших местному кюре или кому-нибудь из церковного клира. Изумрудная зелень полей и лугов простиралась до самого горизонта, лишь изредка прерываясь тонкими линиями пирамидальных тополей и раскидистых вязов. Кое-где поблескивали озерки, а в нескольких лье к югу серебрилась река с верхнебойной мельницей. К мельнице вела довольно широкая дорога, по которой неспешно двигались тяжелые крестьянские телеги. В синем, чуть тронутом небольшой облачностью небе весело сияло солнце.

– Уж пора бы и в путь, – взглянув на солнце, пробурчал Прохор. – И чего там Митька задерживается? Нашли кого послать, прости Господи! Он и торговаться-то не умеет.

– Верно, потому и долго, – согласно кивнул Иван.

И в этот момент распахнулась парадная дверь. И на улицу наконец вышел… нет, не Митрий, сначала какой-то важный сгорбленный старичок с небольшой бородкой, одетый в фиолетовый испанский костюм с большим воротником фасона «мельничий жернов», испанского же покроя шляпу с узенькими полями и тупоносые туфли, бывшие в моде, наверное, еще во времена правления доброго короля Франциска. За старичком показался румяный толстячок в рясе – кюре, а за ними уже шествовал Митька – красный, в разодранной рубахе и с заложенными за спину руками. За Митькой, крича, выскочила какая-то юная девица, тоже в рваной рубахе, а уж за ней – трое дюжих парней с угрюмо-непроницаемыми лицами.

– Ого, – негромко присвистнул Прохор. – Чую – нечистое тут дело. А не выручить ли нам Митьку? Сейчас, враз всех по мордасам…

– Подожди. – Иван поморщился. – Морды будем после бить, сперва выясним – что тут да как?

– Верно, выясним, – закивал Жан-Поль и, сдвинув шляпу набекрень, направился наперерез процессии.

– Бог в помощь, добрые люди. Боюсь показаться навязчивым, но хочу спросить: чем вам не угодил наш друг?

– Ах, это ваш друг, месье? – как показалось Ивану, довольно осклабился старичок. – А позвольте узнать ваше славное имя?

– Шевалье Антуан Мария Жан-Поль д’Эвре! – положив руку на эфес шпаги, с гордостью произнес нормандец. – А это мои друзья, дворяне и студенты Сорбонны. Так что там с нашим другом?

– Так вы, говорите, дворяне? – закивал старичок. – Это очень хорошо, очень… Всегда приятно иметь дело с благородными людьми, знаете ли. А я – Анри Батисьен, местный прево…

– Прево?! – Жан-Поль и Иван озабоченно переглянулись. – Может, поясните все-таки – при чем здесь вы, судейские?

– Пояснить? Охотно. Прошу за мной, господа. Только прошу вас пока не разговаривать с арестованным.

– Вот как?! Наш друг арестован? Интересно, в чем же его обвиняют?

– Вы все узнаете в доме старосты. Как раз туда мы и идем, – с улыбкой пояснил кюре.

– Ой, не нравятся они мне, – по-русски произнес Прохор. – Ой, кулаки чешутся… Эх, сейчас бы…

– Нет, Проша, никаких мордобоев! – резко осадил его Иван. – Не хватало нам еще затеять драку с представителями местного правосудия – этак ни до какого Кана не доберемся, а сгнием в какой-нибудь тюрьме. Здесь тебе не Русь-матушка, спрятаться негде. Придется играть по их правилам… по крайней мере пока не разберемся, в чем тут дело. А там – посмотрим.

Трое оглоедов – у каждого, оказывается, за поясом торчал пистолет! – отвели несчастного Митьку в амбар, расположенный около добротного дома, окруженного цветами, яблонями и шиповником. Похоже, здесь и проживал староста деревни.

– Прошу вас, господа, – обернувшись, учтиво пригласил прево.

– Что ж… – Жан-Поль обернулся и ободряюще подмигнул друзьям. – Зайдем.

Войдя в дом, прево кивнул хозяину – длинному сутулому мужику в черном камзоле и белых полотняных чулках – и незамедлительно уселся в предложенное кресло.

– Господин прево… – вбежав в комнату, неожиданно заголосила юница в изодранной рубашке, однако судейский чиновник осадил ее строгим взглядом:

– Подожди пока во дворе, Мари-Анж.

– Но, господин…

– Я сказал – подожди! Да не вздумай опять голосить.

Девчонка, видать не на шутку испугавшись старичка, проворно выбежала прочь.

– Понадобишься – позовем, – сварливо прокричал ей вослед прево и, повернувшись к приглашенным, пояснил: – Это Мари-Анж, потерпевшая.

– Потерпевшая?!

– Увы, господа… Да вы не стойте, присаживайтесь на скамью… Может быть, стаканчик вина?

– Охотно, но чуть позже. В чем именно обвиняется наш друг?

– В изнасиловании, господа, в изнасиловании!

– Что-о?!

Иван дернулся к шпаге, а Прохор, с угрозой сжав кулаки, шагнул к судейскому…

– Хочу вас предупредить, господа, что всего в трех лье отсюда находится сам господин губернатор с военным отрядом, – ядовито-насмешливо произнес старичок. – Не советую вам нарушать законы! Особенно вам, сударь. – Он посмотрел на Ивана, а затем перевел взгляд на Прохора. – И вам. Судя по выговору, вы ведь из Лангедока? А у нас здесь, на севере, не любят чужаков. Очень не любят. Так что не советую хвататься за шпаги и сжимать кулаки – потом горя не оберетесь. Думаете, зря угрожаю? А гляньте-ка в окно!

За окном из-за церкви показался небольшой отряд солдат – в кирасах и железных шлемах-морионах, с мушкетами и алебардами в руках.

– Это солдаты господина де Намюра, капитана ордонансной роты, – охотно пояснил кюре. – Остановятся на ночлег в нашей деревне.

– Ах, значит, так? – Жан-Поль закусил губу. – Вы, значит, посмели обвинить нашего друга, молодого дворянина, черт знает в чем? А не боитесь апелляции в Генеральные штаты?

– Апелляция – есть неотъемлемое право обвиняемого, – желчно проскрипел прево. – А чем выше суд, тем больше мороки. Сами знаете, дела иногда могут длиться годами. Даже в бальяже – уже не те сроки, что у нас.

– Что такое бальяж? – дернув Ивана за рукав, шепотом поинтересовался Прохор.

Юноша обернулся:

– Судебный округ. Включает несколько превотств.

– Да и наш бальи, господин Аршамбо, – невозмутимо продолжал старичок, – любит расследовать дела со всей тщательностью, вовсе не считаясь со временем. Так что лучше уж договариваться с нами…

– Как же с вами – если это не ваша подследственность?! – Иван показал все свое знакомство с законами Франции. – Насколько я знаю, изнасилование, в чем вы, я думаю, без достаточных оснований обвиняете нашего друга, есть не что иное, как самый прямой «королевский случай», сиречь – тяжкое, особой опасности преступление, вовсе не подвластное решениям суда превотства, да даже и бальяжа.

– Ого! – усмехнулся прево. – Вижу, вы разбираетесь в праве! Тогда должны знать и наказания. Ваш друг дворянин?

– Вне всяких сомнений!

– Тогда его ожидает солидный штраф и конфискация имущества. Как вы думаете, где штраф будет большим – у нас или в королевском суде? А, догадываетесь?! То-то… Ну, так что? – Судейский красноречиво пошевелил пальцами. – Будем договариваться или как?

– Что ж, – вмешался в беседу Жан-Поль. – Попробуем договориться. Но для начала хотелось бы выслушать потерпевшую и свидетелей.

– А вот в этом я охотно пойду вам навстречу, сударь! Эй, парни… – Прево высунулся в окно. – Давайте сюда потерпевшую.

В дом снова вошла давешняя растрепанная девчонка – светленькая, курносая, с заплаканными голубыми глазками. Этакая «мадемуазель невинность».

– Ну, Мари-Анж, – улыбнулся прево. – Рассказывай, как все было. Да сперва поклянись на Библии, что не будешь врать.

– А чего мне врать-то? Да разве ж я когда врала? Да никогда! Сами ведь знаете, господин прево, что такой честной девушки, как я, и нет-то нигде во всей округе аж до самого Лизье, а в Лизье, не знаю, может, и есть такие, а может, и нету, а…

– Помолчи ты, Мари-Анж! – заругался судейский. – Говори по существу дела… Отец Далазье, дайте ей Библию, пусть поклянется.

– Клянусь… – Положив руки на Священное Писание, девчонка затараторила слова клятвы. – Ну, слушайте, как дело было. Правда, я все это уже рассказывала и господину прево, и господину кюре, и всем другим господам, и…

– Мари-Анж!!!

– Ой, молчу, молчу… То есть говорю, как вы изволили выразиться, господин прево, по существу дела. С самого утра сегодня сидела я себе дома… Потом слышу – стучит кто-то в заднюю дверь, и уж так настойчиво барабанит, так настойчиво, господин прево, что ведь пришлось пойти посмотреть – кто.

– Так. И кто же?

– Это был молодой парень, господин прево. Совсем молодой, темноволосый, в желтом таком камзоле. Попросил меня продать ему окорока, а потом – ни с того ни с сего – как набросится на меня, как набросится – едва вырвалась! Если бы не господин кюре… И не вы, господин прево, он, наверное, меня бы убил – до того оказался страстный. Слава святому Клеру, вы вовремя появились, небось, услышали, как я кричала. Вон и сорочка вся на мне разорвана…

Девчонка распахнула рубаху.

– Цыц, Мари-Анж! – тут же шуганул ее судейский. – Не бесстыдствуй. Пойди-ка лучше домой, переоденься – а разорванную сорочку принесешь нам в качестве вещественного доказательства.

– Да какие тут еще нужны доказательства? Ежели он налетел, схватил, завалил на ложе…

– Цыц! Иди, говорю, переоденься. Да, насильник таки успел совершить свое черное дело?

– А как же, господин прево? Как же ему было не успеть, когда вы там по двору тащились, прошу прощения, словно беременные улитки – нога за ногу, сопля за щеку…

– Ты уймешься наконец, Мари-Анж?! Иди живо, переодевайся. Да позови там, во дворе, свидетелей.

– Кого-кого позвать, господин прево?

– Сви… Мишеля с Кловисом.

– Ах, этих…

Мари-Анж наконец ушла, а вместо нее появились свидетели – простоватые деревенские парни, похоже вообще не обладающие способностью к связной и членораздельной речи, в большей степени полагаясь на глаголы и междометия.

– Ну, мы это… шли на покос… или с покоса… Да, это, с покоса. Коса сломалась, так мы и… И вот слышим – верещит кто-то, будто подсвинка режут. Так ведь рано еще резать-то! Заглянули, а там – Мари-Анж верещит. Лежит на кровати, заголившись, а рядом какой-то хлыщ.

– Тот самый, что сейчас сидит в амбаре?

– Точно тот самый, господин прево.

– Что ж, дошла очередь и до него. Идите, парни. Скажите, чтобы привели.

Войдя, Митька хмуро обвел глазами помещение, вздохнул, но, увидев своих, несколько воспрянул духом.

– Ваше имя и общественное положение, месье? – осведомился прево.

– Я уже говорил – это наш друг, дворянин из Лангедока. – Жан-Поль возмущенно фыркнул.

– Я помню, господин д’Эвре, – холодно кивнул судейский. – Но все же хочу сейчас говорить лично с обвиняемым. Итак. Вы, месье, – приезжий. Как ваше имя?

– Димитри… Димитри Тере.

– Странное имя… Впрочем, понятно – южанин. Каким ветром занесло в наши края?

– Я учусь… учился в Сорбонне.

– Ах, вот как? В Сорбонне. Ученый, значит, человек. Извольте ответить на несколько моих вопросов.

Юноша пожал плечами:

– Задавайте.

– Вопрос первый: вашу сорочку разорвала Мари-Анж? Ну, та девушка…

– Да… именно она и разорвала, я даже сам не…

– Достаточно, месье. Вопрос второй: вы лежали на кровати вдвоем?

– Вначале сидели. А потом она вдруг резко набросилась на меня и…

– Так лежали?

– Потом – лежали. Но…

– Благодарю, вполне достаточно. Уведите обвиняемого!

– То есть как это – уведите? – опешил Иван. – Он же еще ничего толком не рассказал?

– А вы полагаете, он такой дурак, что сознается? О-хо-хо… Поверьте моему жизненному опыту, господа, – такое случается редко, крайне редко. А ваш друг вовсе не производит впечатления глупца.

– И все же мы намерены подать апелляцию!

– Ой! – Прево поморщился, словно от зубной боли. – Я ж вам уже говорил… Итак, подведем итоги?

Приятели переглянулись:

– Попробуем. Интересно, что из всего этого выйдет?