Текст книги "Посол Господина Великого"

Юнгу Михеля не тронули, подвели к ван Зельде. Отложив меч в сторону, он поднял с палубы увесистый булыжник.

– Ты ловко метаешь камни, парень, – криво усмехнулся предводитель пиратов. – Только – не в тех, в кого надо…

С этим словами он быстрым ударом проломил несчастному Михелю череп. Изо рта юнги хлынула кровь, тело его чуть дернулось и застыло.

Пираты деловито покидали трупы за борт и, окатив палубу водой, подняли паруса на передней, неповрежденной, мачте. Пленников заперли в трюме. Когда вели к люку, Олег Иваныч кинул быстрый взгляд на море. Исход битвы не вызывал сомнений – полная победа пиратов. Справа от «Благословенной Марты» выстраивались в линию пиратские корабли, слева догорал какой-то несчастный купеческий когг. Несколько больших лодок, полных людьми, медленно плыли к берегу – видно, остальные разбойники отличались большим милосердием, нежели их предводитель. Над блестящим от солнечных лучей морем, крича, кружили чайки.

Они плыли на север сутки, а может, и больше – в темном сыром трюме время вряд ли поддавалось строгому учету. Один раз вечером вывели на палубу – оправиться, тут же выдали по паре затхлых лепешек из проса и снова загнали в трюм. Хуже всех переносил заточение Олексаха – качка внизу чувствовалась гораздо сильнее. Бывший сбитенщик лежал на тюках с фламандским сукном и тихо стонал. Гришаня вел себя не лучше – впал в какую-то прострацию: то молился, то ругался и ни на какие вопросы не реагировал. То ли смерть юнги на него так подействовала, то ли ранение – зацепило все-таки стрелой левую руку. Олег Иваныч оторвал от его рубахи рукав, как мог перевязал ему рану. Кровь запеклась, остановилась – вот и ладно, а уж насчет антисептики какой, то – на все Божья воля. Захочет Господь – затянется рана, не захочет – загноится, распухнет, изойдет желтым гноем. Ну, тут уж переживать нечего – лично от Олега Иваныча дальнейшее Гришанино состояние зависело мало. Он и не переживал особо, Олег-то Иваныч, не то было время, чтобы тешиться напрасными треволнениями, забот впереди хватало. Помрет отрок аль выживет – тут уж судьба… Жалко, конечно, ежели помрет, кроме Софьи, не было, пожалуй, у Олега человека ближе.

– А лодок многонько к берегу-то поперлось, – ни к кому не обращаясь, заметил Олег Иваныч. – Знать, не все погибли-то.

– Еще бы все, – оторвался от своей ругани-молитвы Гришаня. – Пять коггов купецких сразу же сдались – их и не тронули, я с мачты видел. На лодки выперли – и все дела. На хольке только посопротивлялися немножко… так, для виду… как окружили его разбойники – сразу оружье побросали. Одни мы… Одних нас… Даже и поначалу сдаться не предложили, как принято. Мыслю, у главного супостата счеты какие-то старые с нашим-то капитаном были, Царствие ему Небесное. Да ты, Иваныч, это и сам видел.

– Видеть-то видел, – Олег Иваныч вздохнул. – Только вот никак в толк не возьму – мы-то ему за каким хреном сдались? Чего этому ван Зельде от нас нужно-то? Ишь, как он новгородцев выискивал… Остальных-то убили, а нас, вишь, держат зачем-то. Знать бы – зачем?

– Узнаем еще, может…

Все замолкли. Лишь слышно было, как кричат чайки снаружи да гудит в снастях ветер. В глубине трюма с писком возились крысы. Мерзость какая… Хорошо, хоть Софью держали в каюте. Олег Иваныч передернулся – только «черной смерти» – чумы им и не хватало тут для полного счастья. Крысы – основные ее переносчики. Да не отгрызли бы что-нибудь у спящих-то… Впрочем, грызть им и без этого есть что.

На палубе вдруг забегали, завозились, засвистел в дудку боцман – спускали паруса… бросили якорь.

Приплыли?

Если пираты и прибыли на свою базу, то выводить наружу пленников почему-то не спешили. А может, это и не база никакая вовсе? Может, обычный порт, Ревель или Рига, да та же Нарва. На разбойниках же не написано, что они разбойники, наоборот, все, как один, весьма приличные люди, негоцианты… Один из кораблей слишком уж похож на когг уважаемого герра Штюрмера? Да что вы! А где был построен корабль уважаемого герра? В Любеке. Надо же – и наш там же. Вот и похожи. В трюмах? Сукно, селедка, да несколько ластов меди… хорошая медь, с Кипра, да и сукно – фламандское, самое лучшее! Кстати, вот лично вам, господин ратман, отрез, на память, так сказать, в знак нашей нежнейшей дружбы. Берите, берите, не стесняйтесь. И селедочку!

М-да… Вряд ли кто трюм проверять будет, даже в порту. Эх, знать бы наверняка… А даже если и не порт! Все одно – это пока плыли, не очень-то убежишь – вода уж слишком студена, да лодок на примете нету – а на суше-то сам Бог велел!

– Гриша, там, в тех мешках, что?

– Сукнище, Олег Иваныч.

– Хм… Ладно. А дальше?

– А дальше медь в крицах.

– И у меня тоже. Оружья-то нет никакого?

– Что ты, Олег Иваныч! Папа Римский лично запретил на Русь оружье возить, специальной буллой!

– То-то рыцари не возят, как же! Дай-ка сюда крицу. Ну-ка, попробуем…

Поднатужившись, Олег Иваныч поднял над головой увесистый слиток меди и с силой ударил им в борт.

Ничего!

Даже щепки не полетели!

Морское судно, это вам не какой-то там струг! Поди его, расколупай. Нет, вряд ли выйдет…

Но если хорошенько постараться… И главное, методично, изо дня в день…

– Ну-ка вставай, Олексаха! Хватит лежебочничать, хватай вон крицу.

Пошатываясь, Олексаха поднял крицу… Но ударить не успел – неожиданно распахнулся люк, и в затхлое пространство трюма ворвался свежий, пахнущий соленой рыбой ветер.

– Поднимайтесь по одному, – по-немецки приказал нагнувшийся над трюмом пират. – Да быстро, быстро!

По узкому деревянному трапу пленники один за другим поднялись на палубу. Четверо вооруженных воинов не спускали с них глаз, по очереди связывая поднявшимся руки крепкими сыромятными ремешками.

«Благословенная Марта», в числе других кораблей пиратов, слегка покачивалась на волнах небольшого извилистого залива, у насыпанного из замшелых камней пирса. На каменистом берегу шумели сосны. Их темно-зеленые кроны, казалось, задевали облака, уносясь высоко в небо, янтарно-желтые стволы отбрасывали на скалы четкие длинные тени. Рядом с соснами стоял приземистый, сложенный на высоком фундаменте из валунов, дом-мыза с крытой красной черепицей крышей и узкими слюдяными окнами в свинцовой оплетке. Сразу за домом вилась извилистая тропинка, терявшаяся в дроковых зарослях. Кусты обступали подножие крутого холма с плоской вершиной, поросшей все теми же соснами. На одной из сосен было устроено нечто вроде «воронья гнезда», в котором маячила темная фигурка часового. За соснами угадывалось селение – тощей одинокой цаплей торчал церковный шпиль, да смутно краснели черепицею крыши.

Пленников – Софьи нигде видно не было – подвели к дому, заставили немного подождать у двери и лишь после этого ввели внутрь.

Высокая полутемная зала с черными поддерживающими крышу стропилами, камин у стены. Догорая, в камине трещали поленья. Напротив камина – пара кресел с высокими спинками, на спинках – полустершийся от времени герб, непонятно что изображавший – то ли единорог, то ли корова.

В одном из кресел, вытянув ноги к огню, сидел пиратский вождь Хорн ван Зельде и меланхолично жевал мелкие моченые яблоки, которые брал с большого оловянного блюда, стоявшего на резном столике слева от кресла. Увидев вошедших пленников, капитан пиратов бросил огрызок в камин и недовольно воззрился на охрану.

– Я же сказал – по одному! – раздраженно бросил он по-немецки. – Вот, начнем хотя бы с этого… – ван Зельде кивнул на Гришаню.

– Кстати, где Рейнеке-Ханс? – вспомнив, хмуро поинтересовался он.

С опаской поглядывая на предводителя, кто-то из пиратов тут же сообщил, что Рейнеке-Ханс уже идет, и вот-вот будет, а запоздал – потому как приводил в порядок инструменты.

Последняя фраза очень не понравилось Гришане – пожалуй, единственному из пленников, сносно знавшему немецкий. Отрок смутно догадывался, какого рода инструменты «приводил в порядок» неведомый Рейнеке-Ханс, и эта догадка не вызвала у него особого восторга…

Повинуясь приказу вожака, пираты вывели обратно на улицу лишних – Олега Иваныча с Олексахой – и, велев ждать, уселись на камни рядом. Огромного роста рыжебородый детина, торопясь, шагал к дому с пирса. За спиной его колыхался огромный рогожный мешок с чем-то железно-звенящим, под мышкой было зажато нечто вроде пилы с деревянными зубьями.

– Кат, – с ходу определил Олексаха. – А пила у него деревянная – для пытки, чтоб больнее было.

– Да… влипли, можно сказать, – невесело протянул Олег Иваныч. – Интересно, что мы такого знаем, чтоб этакой пилищей выпытывать?

– А пес их знает, – махнул рукой Олексаха. – Может, для куражу все? Надо было шепнуть Грише, чтоб во всем винился, пытки не дожидаясь.

Олег Иваныч хмыкнул, пояснив, что Гришаня далеко не дурак и сам как-нибудь догадается, что делать.

– Слышишь ведь – пока не кричит!

Действительно, никаких жутких воплей, свидетельствующих о невыносимой боли, из дома не доносилось. Спокойно все было, тихо.

Над морем клонился к закату оранжевый шар солнца. Рыжая пылающая дорожка бежала по темно-голубой ряби от солнца к причалу, упираясь в берег у самого носа «Благословенной Марты», бывшего честного когга. Эх, Иоганн, Иоганн… Как не вовремя ты пустился в это плаванье!

С неожиданно резким звуком распахнулась ставня. Все вздрогнули, обернувшись…

Высунувшийся в узкую бойницу окна Хорн ван Зельде кивнул на сидевших на земле пленников и щелкнул пальцами.

Подталкивая жертвы тупыми концами копий, стражники торопливо ввели их в дом.

Первый, кто бросился в глаза Олегу Иванычу, был Гришаня. Развязанный, отрок сидел в кресле напротив пиратского капитана и спокойно жевал яблоко.

– Кисло, – сморщив лицо, Гриша повернулся к вошедшим. – Не понимаю, как он их ест…

Рыжебородый палач Рейнеке-Ханс скромно сидел в уголке, на маленькой скамеечке, с таким разнесчастным видом, словно ему только что пообещали любимую игрушку, да вот не купили. Рядом, прямо на полу, в аккуратном порядке, несомненно свидетельствующем об определенной строгости мысли, лежали жутковатого вида вещи: широкие и узкие ножи, иглы – большие и поменьше, деревянные тисочки с запекшейся кровью, свинцовые клинья – загонять между пальцами – и округлая железная маска с широкой воронкой. Судя по всему, весь этот богатый арсенал в данный конкретный момент явно не находил широкого применения.

Ну, даст Бог, и дальше так!

При ближайшем рассмотрении пиратский вождь Хорн ван Зельде оказался ничем не примечательным мужчиной лет сорока с небольшим, со смуглым узким лицом, обрамленным длинными темными волосами, небольшой бородкой и черными близко посаженными глазами. Левую щеку его, от виска до рта, пересекал рваный шрам, придававший лицу несколько зловещее выражение. На пирате был дорогой короткий кафтан – вамс с вышитыми золотыми полосками. Узкие полотняные штаны плотно обтягивали мускулистые ноги, обутые в остроносые башмаки лошадиной кожи. На отделанном золотом поясе висел короткий меч и широкий, с ладонь, кинжал – дагасса. Таким кинжалом удобно перерезать горло поверженному врагу – рраз – и готово! Также им, наверное, удобно было бы раздавать гостям нарезанные куски торта. Представив это, Олег Иваныч усмехнулся.

Резко повернувшись к нему, ван Зельде что-то отрывисто сказал по-немецки.

– Спрашивает, действительно ли ты важный новгородский рыцарь, – перевел Гришаня, добавив, что кое-что уже порассказал тут «этому поганому чучелу».

Не дослушав ответа, отрок быстро заговорил, видно, полностью подтверждая вопрос. Выслушав, пиратский вождь улыбнулся. Улыбка его была какой-то некрасивой, хищной – может быть, из-за шрама, а может – и сама по себе.

– Сейчас выкуп назначит – к бабке не ходи! – шепнул Олексахе Олег Иваныч. – Иначе б чего расспрашивал? Во сколько вот только оценит, интересно, комиссионер хренов?

«Знатный новгородский рыцарь» Олег Иваныч был оценен в смешную сумму – сто рейнских гульденов, что примерно равнялось по стоимости шестидесяти мешкам соли, или четыремстам мешкам колотого сахара – по тем временам, роскоши прямо неописуемой. Также на заявленную сумму можно было приобрести четыреста зайцев, тысячу мешков груш, полторы тысячи куриц или восемьсот пар обуви чисто выделанной лошадиной кожи!

Сам Гришаня, как особа не очень знатная, да зато шибко ученая – ван Зельде явно принял во внимание знание немецкого, – потянул на семьдесят гульденов, ну, а Олексаха пошел по самой малой цене – в полтинник.

«Интересно, что больше нужно Великому Новгороду – мы или… две тысячи триста мешков груш?»

Немного подумав, Олег Иваныч так и не пришел к однозначному ответу, решив попозже посоветоваться с Гришаней. Сам он пока больше склонялся к грушам.

– В ожидании выкупа вы будете томиться в темнице, из которой нельзя убежать! – встав с кресла, заверил Хорн ван Зельде и, улыбнувшись, добавил, что и темницей это место обозвать тоже нельзя, скорее – светлицей. Издевался, собака! Грушелюб фигов!

Узилище и в самом деле оказалось довольно просторным и светлым – небольшой скалистый островок у самого входа во фьорд. Пленников отвезли сюда на лодке вместе с мешком сухарей – Хорн ван Зельде вовсе не собирался заморить свой «обменный фонд» голодом. Около двадцати саженей в длину и чуть меньше – в ширину, остров представлял собой вполне надежное место. Ван Зельде не хвастал – убежать оттуда, не имея под рукой лодки, было невозможно. Залив полностью контролировался пиратами, и какое-либо постороннее судно могло появиться здесь только в качестве добычи, так что с этой стороны надежды пленников были бы более чем беспочвенными. С другой стороны, можно было бы попробовать выбраться с острова вплавь… если бы не слишком низкая температура воды, как всегда в этих местах в начале мая – и не скалистый берег фьорда, пригодный для высадки лишь в виду приземистого дома ван Зельде.

– Близок локоток, да не укусишь, – почесав затылок, философски изрек Олексаха и, бросив взгляд на Гришаню, поинтересовался, умеет ли тот плавать.

– Вообще-то умею, – кивнул отрок. – Только здесь вряд ли…

Сняв сапоги, он поболтал ногами в воде:

– Холодно, однако. Да и прибой! Нет, тут только за смертью плавать!

Олег Иваныч был полностью с ним согласен. Кто знает, сколько их тут будут держать, и к концу месяца вода наверняка прогрелась бы достаточно, но… Какой же смысл возвращаться обратно к пирсу, под неусыпные взгляды пиратской стражи и – как на прощанье предупредил ван Зельде – в «братские объятия» палача Рейнеке-Ханса? Да и плыть туда – не меньше версты, уж точно – поди, попробуй!

Островок был скалистым и абсолютно голым, если не считать желтоватых кустов дрока на небольшой, уже поросшей травою площадке, полого спускавшейся к воде. Именно в этом месте и можно было причалить, с остальных сторон остров везде обступали отвесные скалы. На площадке, ближе к скале, была устроена небольшая избенка, скорее даже шалаш – из разномастных досок, накрытых еловыми ветками и полусгнившей соломой.

Внутри строения находился грубо сколоченный стол и пара таких же скамеек, установленных вдоль стен. Выложенный округлыми булыжниками очаг располагался прямо напротив сорванной с петель двери.

– Ты, Олександр, чини дверь, – осмотрев жилище, распорядился Олег Иваныч, – а мы с Гришей наломаем веток. Постараемся быстрее управиться – что-то не нравятся мне вон те тучки… – Он кивнул на выход из фьорда, где, местами сливаясь с водой, туманилась в небе стремительно темнеющая синь.

Они едва успели. Первые капли тяжело упали на землю. Одна, вторая, третья… И тут же хлынул ливень! Настолько быстро, что Олег Иваныч с Гришаней, побросав ветки, еле смогли скрыться в будке. Оно оказалось не очень-то надежным, это укрытие, – сквозь гнилую солому крыши хлестало, пожалуй, ничуть не хуже, чем под открытым небом, так что пленники тут же промокли до нитки и угрюмо уселись на скамейках, словно нахохлившиеся вороны.

А дождь все хлестал, не унимаясь. Завывая, дул ветер, бросая почти к самой хижине злобные холодные волны.

Ливень закончился внезапно, как и начался. Еще капало, когда сквозь дыру в крыше пробился в хижину маленький солнечный луч – упал на лицо Гришане. Отрок зажмурился, покрутил головой, приоткрыл глаза и улыбнулся:

– Солнышко!

– Сами видим.

Не сговариваясь, выбежали наружу – да и что толку было сидеть в промозглой хижине.

Небо прояснилось. В облаках, изумрудно-свинцово-серых, порвались яркой синью дыры, их становилось все больше и больше, тучи позорно бежали к горизонту, жарко полыхнуло в одной из прорех чистое умытое солнце, прочертило расплавленным золотом дорожку в нефритовой голубизне волн. В полнеба, от пирса до открытого моря, растянулась в один миг разноцветная радуга…

Скинув одежду, пленники развесили ее сушиться, сами же принялись носиться друг за другом, чтобы быстрее согреться.

– Эх, хоть бы огня оставили, шильники, – ругнулся Олег Иваныч… и вдруг застыл, глядя прямо перед собой. Стоявшие напротив Гришаня с Олексахой обернулись…

Из-за скалистого берега медленно выплывал белый парус. Вот показалось и само судно – небольшая одномачтовая шебека, изрядно потрепанная штормом. Она чересчур низко сидела в воде, эта шебека, то ли была полна рыбы, то ли воды. Скорее – второе… Да, именно так – кораблик уж слишком сильно зарывался носом в волны, да и вообще двигался как-то не очень уверенно, словно шкипер совсем не знал фарватер…

А может, и в самом деле не знал? Тогда… Тогда это не пираты. Скорее всего, рыбаки с южного побережья Ливонии, застигнутые внезапным штормом. Зря они сюда приплыли, разбойники вряд ли окажут им теплый прием.

Увидев людей, на шебеке быстро подняли еще один парус, и, ухватив боковой ветер, маленькое судно, повернув, ткнулось носом в низкий песчаный берег как раз напротив хижины. Спасшиеся от бури матросы что-то закричали по-немецки.

– Говорят, что они рыбаки, – перевел Гришаня. – У них пробоина в носу – налетели на скалистую отмель. Хотят залатать.

– Пусть латают, нам-то что, – внимательно разглядывая судно, пожал плечами Олег Иваныч. – Только, похоже, их уже заметили. – Он кивнул в сторону пирса, от которого уже отчаливали два пиратских когга. – Плохи ваши дела, ребята! Гриш, объясни им…

Узнав про пиратов, рыбаки лишь махнули руками – один черт, с эдакой дырой никуда не денешься, а взять с них нечего: даже рыбы – и той мало. Что же касается возможного плена и выкупа…

– Что касается вашего выкупа – сумму назначит наш предводитель, – снисходительно сообщили рыбакам с подошедшего когга. – А пока – пожалуйте к нам. Да не вздумайте шутить, наши бомбарды весьма метки!

По узким спущенным сходням рыбаки молча полезли на пиратский когг.

– Эй, а вам что, особое приглашение нужно, триста чертей вам в глотку? – увидев оставшихся на острове людей, возмущенно заорал разбойничий шкипер. Видимо, он был не в курсе насчет Олега Иваныча и его людей – то ли не успели еще сообщить, то ли и не собирались этого делать из соображений секретности.

Олег Иваныч раскрыл было рот ответить… но тут же захлопнул варежку, обернулся, подмигнул сотоварищам – рискнем, мол?

Те разом кивнули, обрадованные, бросились со всех ног на пиратское судно. Вот авантюристы! Даже немного пораскинуть мозгами не дали. Олег-то Иваныч еще б, может, не раз подумал, стоит ли снова в пасть к зверю соваться… А впрочем… впрочем, они и так уже у зверя в пасти. У ван Зельде. Так что хуже не будет, а попытка – не пытка, как не раз говаривал славный товарищ Сталин своему не менее славному наркому товарищу Берии. В крайнем случае, всегда можно и отпереться – на избыточный энтузиазм шкипера пиратского сослаться, тем более все так и было. Гриш, как кораблик-то называется? Не, не тот, пиратский… «Краса Сконе».

Согнанные пиратами в одну кучу, рыбаки расположились на носовой палубе когга. Веселиться особо не веселились, не с чего, но и угрюмыми их было назвать нельзя. Вели себя так, словно и не случилось ничего такого – с бурей, слава Богу, справились, а что в плен пиратам попались, так то пустяки, дело привычное. На разбитую шебеку разбойники вряд ли польстятся, выкуп с рыбаков получить – тоже проблематично, так что придется чинить судно да расплачиваться потом уловом. Ну, не впервой…

Рыбацкий капитан уже до того обнаглел, что не стеснялся в открытую выпрашивать на когге необходимые для ремонта инструменты и материалы: доски, гвозди и прочее. Самое интересное – капитан «Красы Сконе», выслушав его, вполне благосклонно кивнул и дал указание боцману обеспечить рыбаков, насколько возможно. Видно, тут и впрямь была принята такая вот форма выкупа. В виде части улова. А какой же улов будет у рыбаков на дырявом судне?

Сам Хорн ван Зельде даже не соизволил глянуть на добычу. Выслушав капитана «Красы Сконе», согласно кивнул – пусть ремонтируются и ловят.

– А буде надумают скрыться, не расплатившись, – найдем и повесим, – закончил предводитель пиратов и, немного подумав, добавил, что хорошо бы оставить в заложники пару рыбаков да их шкипера.

– Будет исполнено, мой господин, – усмехнулся капитан. – Сегодня же эти балбесы начнут ремонт, а заложников я вам пришлю сразу.

Рыбаки отремонтировали свое суденышко довольно быстро. Уже с утра можно было выходить в море. А пока в хижине уютно горел очаг, варилась в котелке вкусная рыбная похлебка, заправленная ржаной мукою, в ней не хватало только конфискованного пиратами чеснока да лука, а так вполне… Олег Иваныч сглотнул набежавшую слюну и задумался. По всему получалось, что вполне возможно воспользоваться пиратской неразберихой и свалить вместе с рыбаками, а там уж… Одно удерживало Олега – Софья. Боярыня находилась здесь же, на острове, в доме ван Зельде. Предводитель пиратов при давешнем разговоре уверил Олега Иваныча, что не причинит боярыне зла и обеспечит ей все условия, какие и полагаются знатной пленнице. Обеспечит… Веры словам пирата не было никакой, пример тому – кровавая расправа с командой «Благословенной Марты». А ведь ван Зельде тогда уверял капитана Штюрмера, что отпустит его людей. Отпустил, блин! Даже юнгу не пожалел, сволочь!

Софья… Что с ней сейчас, и как отразится на ее положении возможный побег новгородцев? Может, осерчает ван Зельде да велит рубить боярыне голову с плеч? Вряд ли, конечно, но… кто его знает. Так что же – не бежать, даже если представилась возможность, сидеть ровно да спокойно ждать выкупа? А будет ли он, выкуп-то? За Софью – возможно, да, но за всех остальных – вряд ли владыка Феофил раскошелится, ой, вряд ли! И тогда уж точно головы покатятся, никому, кроме их владельцев, не нужные… Может, в целях ускорения выкупа, предложить ван Зельде отправить в Новгород Гришаню аль Олексаху? Нет, не пройдет – гонцы-то сразу отправлены. Уже, наверное, добрались до Господина Великого. Эх, Новгород, Новгород… Золоченые купола, сияющие кресты, сахарные стены храмов, Волхов, седой и величественный… Усадьба на Славенском конце, на углу Ильинской и Славной. Сторож Акинфий, завсегда угрюмый, но по-своему добрый; старый слуга Пафнутий, скособоченный от прежних ран; ехидный дедко Евфимий с оглоедами… Наверное, опять уже в шалаше ночуют, оглоеды-то. А Пафнутий баню топит, эх, туда бы сейчас, хоть на минутку…

Загрустил вдруг Олег Иваныч, дом родной вспомнив. Дом родной – да, пожалуй, именно так можно было назвать усадьбу игумена Вежищского монастыря Феофилакта, ныне – архиепископа Феофила. Ограда прочная, высокая – отстроились после пожара-то, Пафнутий с оглоедами новую баньку сложил да амбары, а терем – и не сгорел вовсе. Горница, поди, сейчас вся солнцем прогретая, доски – босиком ступай – теплые, чуть поскрипывают, крыльцо узорчатое, ступени широки, завалисты – ровно боярские. В горнице короба, да сундуки, да полки с записями. Береста, бумага, пергамент. Вместо компьютера грамотцы те. Богатство. Информация. Многие б в Новеграде жизнь отдали за богатство то. К примеру, хоть Ставр-боярин, сволочуга смазливая. Не он ли… Да впрочем, ну его к дьяволу, Ставра! Интересно, выложили ли дубовыми плашками двор на усадьбе, как собирались… Красиво должно получиться: богато, осанисто, степенно, как приличным людям и следует. Говорил как-то Феофил-владыко, что пожалует Олег Иванычу ту усадьбу, за службишку-то. Давно пора. Недаром Гришаня Феофилу эдакую мысль неоднократно нашептывал, покуда книжицу святую перебеливал, «Евангелие». Хорошо перебелил, постарался на совесть. Может, потому и не трогал Феофил отрока до поры до времени, хоть и давно уже можно было.

Эх, усадьба… Неужто – своей будет? Дом… Бог даст, возвратимся домой-то!

Важная государственная служба, славная усадьба на Славенском, сияющие купола Софьи – вот что давно уже стало для Олега Иваныча настоящим домом, родным и теплым, домом, где ты нужен, где тебя ждут, где без тебя по-настоящему пусто. Вот все это – Дом! А не загаженная коммуналка на Петроградской – темная сырая клетушка: серые стены, узкие потолки, это про такие сказал Достоевский, что они душу и ум теснят. Вот уж, поистине! Без стакана – не уснешь!

Олег Иваныч содрогнулся, Петроградскую вспомнив, – как же он мог жить так? Мог ведь как-то… Впрочем, большую часть времени все равно проводил на работе.

С утра и отправились за рыбой. Олег Иваныч, Гришаня, Олексаха – с рыбаками. Те не возражали – лишние руки никому еще не помешали, тем более что шкипер и пара самых здоровых мужиков остались на пиратской базе – заложниками.

Погода благоприятствовала: дул береговой ветер, не сильный, но вполне достаточный, чтобы наполнить заштопанный парус шебеки. Выйдя из фьорда, с подветренной стороны забросили сети. Чуть погодя – вытянули с уловом: сельдь, окунь, кое-где даже затесался угорь. Выпустив сеть обратно, потянули с другого борта. Потом снова – с того… И так – до вечера. Ой, нелегок рыбацкий труд!

Новгородцы тянули сети вместе со всеми – с непривычки вспухли ладони, даже в рукавицах – а к вечеру так заболели спины, уж так разболелись, что и не разогнуться. Один Гришаня ничего – весел, ну, тут, понятно, привычка. Поклоны-то бить тысячами, епитимии наложенные выполняя.

По указу Олега Иваныча отрок выспрашивал про морские пути. Вникал, головой нестриженой кивая. Олег Иваныч с Олексахой тоже бы вникали, но, увы, языками не владели, ленивцы. Зато внимательно присматривались к управлению парусом – ничего, выходило, сложного. Держись за линь да иногда по вантам сбегай. Желательно парус держать по ветру, не то рулевое весло выбьет – миг, и набок суденышко завалить может, море – оно шуток не понимает. Гришаня расцвел вдруг – выяснил: берег северный недалече, вон, с тех сосен наверняка видать. Крепостица в земле той свеями сложена – Выборгом зовется, и свеи там, и финны, и карелы, и новгородские ватаги шастают, видали. Ну, новгородцы – это совсем хорошо, и, главное, почти рядом! Пролив переплыть только. На чем вот, и как? Тут думать надо…

К вечеру вернулись на базу с уловом. Высыпали рыбу у пирса – пластать принялись, соль-то была у пиратов. Бочонков, правда, маловато, да за бочонками, по слухам, сам Хорн ван Зельде завтра поутру решил малый когг отправить, купить в городишке каком приморском. А что, селедка, она и в Африке селедка – сгниет, кому от того хорошо? Ни рыбакам, ни пиратам – никому. Видно, напали рыбаки на косячишко селедочный. Не одну войну такие вот косячишки вызвали, не смотри, что рыба презренная… когда ее не просто много, а очень много, это уже не рыба – а серьезный государственный бизнес. За который и повоевать не грех! Как когда-то королева датская Маргарита. С кем только не воевала – с фризами, ганзейцами, шведами. Причина одна – селедка. Недаром те войны селедочными прозывали…

– Обратный путь запомнил, Гриша? – пластая рыбину кривоватым ножом, тихо осведомился Олег Иваныч. – Из фьорда выйти сможем?

– Запросто, – так же тихо ответил Гришаня. – Вон на ту скалу поначалу держим… ночью там костер палят… затем – на ту сосну, там потруднее будет, ну, так и мы, чай, не когг захватывать будем, а, Олег Иваныч?

– Не когг, – улыбнулся Олег. – Шебекой как-нибудь обойдемся. Далеко ль до берега, точно выспросил?

– Если с утра идти, – задумался Гришаня, что-то прошептал про себя, – до полудня будем… Если ветер попутный да не врут рыбачишки.

– До полудня… Грубо говоря – часа два-три. Ветер вроде попутный будет. Он и вчера такой же дул.

Тут в разговор неожиданно вмешался Олексаха, ткнув в бок сидевшего на земле рядом Гришаню:

– Гляньте-ка!

Все синхронно повернулись. Увиденное их совсем не обрадовало, а даже расстроило, причем – довольно сильно.

От пирса отходила небольшая лодка. Четверо вооруженных короткими мечами пиратов сидели на веслах, еще четверо смотрели в сторону скалистого островка, «темницы, откуда нельзя убежать». Цель их короткого пути не вызвала сомнений. То ли собрались подкормить пленников сухарями, то ли у Хорна ван Зельде появились еще кой-какие соображения насчет новгородских пленников. В общем, хреноватые были дела.

– И что делать будем?

В ответ на Гришанин вопрос Олег Иваныч лишь пожал плечами. А что он, прости Господи, мог предложить? Броситься на стражу с туповатыми ножами, еле годными для разделки селедки? Ну, одного-двух прирежут – дальше? Вон их тут сколько – целая рота. И все прекрасно вооружены. Абордажные сабли, ножи, алебарды, гвизармы, арбалеты. Поди, возьми их за рупь за двадцать! Это не кино про пиратов – это жизнь. Которой здесь очень просто лишиться… если как следует не шевелить мозгами…

Пришлось шевелить.

Правда, удобного случая на что-то решиться ну решительно никак не предоставлялось! К стоящим у пирса судам рыбаков не подпускали, даже не разрешали отлучаться на шебеку, маячившую мелкой сероватой чайкой где-то в самом конце причала. Олег Иваныч, как и все остальные, ловко освободив очередную рыбину от потрохов, быстро обваливал ее в соли и кидал в стоящие рядом бочки. При этом он не забывал следить за фьордом. Ага, вот давешняя лодочка наконец причалила к островку. Легко себе представить, какие рожи в этот момент у находящихся в ней пиратов…

Очередная брошенная рыба полетела мимо бочки. Туда же – вторая… и третья…

И четвертая, и десятая!

И не у одного Олега Иваныча… у всех!

Ё-мое, бочки-то кончились!

Кажется, небольшой запас должен быть в доме ван Зельде. Это кому так кажется? Ах, начальнику стражи. Молодец, Гриша, спасибо за перевод! Ну-ка, скажи ему, что мы вмиг за бочками слетаем… а то, я вижу, больше никому неохота.

Услыхав повелительную фразу начальника стражи, Олег Иваныч и Олексаха, энергично закивав головами, вскочили на ноги.

На узком лице начальника отразилось некоторое недоумение.

– Вы что, не могли моего знака дождаться? – яростно зашептал сзади Гришаня. – Это ведь он спрашивал, кого первого на дно отправить за то, что так медленно работаем! Шутит.