Текст книги "Меня зовут Ксенофонт"

Не давая опомниться от унизительного удара набалдашником в зубы, которые вряд ли после такого остались в целости и сохранности, Серега уже ударом кулака засветил парню в переносицу. Хрустнула носовая перегородка, хлынула наружу кровь. Всё: трое не бойцы, а четвертому повезло больше – его гуманно удерживает Денвер. Вырваться из-под удержания опытного самбиста этот парень не сможет, да и для его же блага лучше лежать смирно. Ксенофонт достал нож и протянул Руслану.

– Порежь все четыре колеса, – велел он другу.

– Ты уверен? – с сомнением покрутил в руках отточенный нож Руслан. – Мы вроде договорились тачки не трогать…

– Режь! – прикрикнул Ксенофонт. И, увидев, что друг послушно пробивает клинком колеса иномарки, добавил: – От успешного мальчика не убудет. Он всего добьется сам. Все, уходим! Ден, бросай этого, пусть живет!

Кувырком откатившись от противника, дабы тот не успел нанести удар, Денвер вскочил на ноги и помчался за удирающими друзьями. Они снова добежали до того темного парка и скрылись в непроглядной гуще тополей. Только на сей раз противник не нанес им ни единой царапины. Все трое были здоровы, но и не сказать, что довольны результатом. Еще не отдышавшись, Денвер с ходу заголосил:

– Серег, ты понимаешь, что это уголовка? Ты тому спортсмену стопудово руку сломал! Да и другим здоровье подпортил так, что их сегодня на скорой увезут! Тяжкие телесные – раз! Повреждение чужого имущества – два! Это срок, Серега!

– Ты, гляжу, складно звонишь, – спокойно отвечал Ксенофонт. – Чего в юристы не пошел? Да, уголовка. Да, срок. Да, мы все трое – соучастники…

– Я не соучастник! – отрезал Денвер. – Это ты их Дедовой тростью уделал и заставил Руслана шины прокалывать! А я того чувака только по земле повалял, он отделался легким испугом и даже моральный вред не докажет!

– Все правильно, Ден, – кивнул Ксенофонт. – Это я людей калечил, а Руслан машину повредил… Точнее, не так! Я Руслана заставил, а он под угрозой шины порезал. Я преступник, а вы чистенькие. Доволен?

– Вот ты как о друзьях думаешь! – возмутился Денвер.

– Так из твоих слов буквально это следует!

– Хорош! – призвал их к порядку Руслан. – Худшее, что с нами могло произойти, это то, что мы начнем между собой собачиться, искать крайнего, перекладывать ответственность! Вот оно и случилось! Вы представьте, если б мы сейчас сидели в ментовке по разным кабинетам! Каждый сваливал бы вину на другого!

– Я в самом начале вам говорил, что возьму все на себя и сяду за вас! – напомнил Ксенофонт. – Когда в апреле дома у Денвера сидели за пиццей. Может, кто и забыл, но я в любом базаре устойчив, ясно? Поэтому живите спокойно: никто вас не примет! А если и примут, то отпустят! Потому что я паровозом пойду, отвечаю за слова!

– Серега, я ж не о том, – примиряюще положил ему руку на плечо Руслан. – Просто никогда нельзя сдавать друзей и валить все на них. Мы все подписались, что акции мутим вместе. Ден, мы оба видели, что Ксенофонт пришел сегодня на акцию с тростью! Мы в курсе, что это за оружие! Знали, что ею можно убить или сделать инвалидом! Мы промолчали. Значит, мы тоже соучаствовали в этом. Так?

– Так, – согласился Денвер. – Простите меня, парни. Забудем, как будто я ничего не говорил. Я в горячке выпалил, каюсь. Инстинкт спасения своей шкуры, мать его!

Друзья по очереди обменялись рукопожатиями и обнялись. Но, как известно, слово не воробей. Денвер, обвинивший во всем содеянном лучшего друга, подавленно молчал всю обратную дорогу. И хотя друзья простились тепло, угрызения совести не покидали его. Он понимал, что семена недоверия уже посеяны. Это он их посеял, когда дал волю неуместным эмоциям. Радовало лишь то, что эта акция была заключительной. Во всяком случае, так сказал Ксенофонт.

Лето перевалило за половину. Жарким июльским утром Ксенофонт вернулся домой с ночной смены в Агропроме. Как обычно, позавтракал с матерью, проводил ее на работу и лег в постель, решив до обеда отоспаться, а затем поехать на пляж в Дербышки. Завтра выходной и можно было никуда не спешить.

Но едва он сомкнул веки, как раздался настойчивый, несмолкаемый звонок в дверь. Не в домофон, а непосредственно в квартиру. Продолжая давить кнопку звонка, в дверь оглушительно забарабанили ногой или каким-то твердым предметом. Серега вскочил на кровати и все понял. Так могли ломиться только менты. Причем не просто какой-то опер из райотдела, а ОМОН.

Ксенофонт отпер дверь, не глядя в глазок и не спрашивая, кто пожаловал. Отскочив от двери и удостоверившись, что это омоновцы в камуфляже и масках, а не налетчики, Серега, как был в одних трусах, сам бухнулся ничком на пол и скрестил руки за головой. Ему все равно для профилактики несколько раз заехали берцами по ногам и почкам, но без последствий. Руки грубо завели за спину и сковали наручниками. Какой-то мужчина в гражданской одежде ткнул ему под нос удостоверение, с содержанием которого Серега все равно не успел ознакомиться, и потребовал:

– Фамилия, имя, отчество!

Серега промолчал. Он решил отвечать на любые вопросы уже только в кабинете у следователя, а до той поры придется потерпеть неудобства, связанные с задержанием, и помолчать. Страха и досады он не ощущал. Так и должно было случиться. Он этого финала ждал и был даже рад, что все сложилось удачно. Мать ушла на работу, не увидит ареста сына и не испытает шок при виде «маски-шоу» в их квартире. Акции он сам решил свернуть до лучших времен. Наполеоновских планов на будущее в голове не держал. Нурсию он больше не увидит никогда, и в неволе ему будет точно не до воспоминаний о ней. Тюрьма так тюрьма. Большой срок все равно не дадут, а мать пока может обойтись без него. Сходит в зону и вернется строить новую жизнь. Быть матери обузой в тюрьме он не собирался. Друзья его не оставят и будут подогревать весь срок. Друзья у него настоящие. Сейчас так, наверное, уже не дружат. И он их не сдаст. Будет упорно твердить на всех допросах, что избил мажоров у речпорта в одиночку.

– Фамилия, имя, отчество! – повысил голос опер, схватив Серегу за волосы и оторвав голову от пола.

– А ты, начальник, типа не знаешь, к кому в хату ломишься? – спокойно отвечал Ксенофонт.

– Что-о?! А ну-ка, встать!

Его подняли с пола, словно мягкую игрушку, и усадили на диван. Ну правда, зачем ему представляться? Все равно тут же отыскали его паспорт, сами огласили фамилию-имя-отчество и бегло зачитали постановление судьи. Далее был обыск, соседи-понятые, писанина… Выдернули провода у системного блока, поднесли его к входной двери. Заберут, значит. Жаль. Там все фото, видео с Нурсией, сохраненные сообщения от нее. Хотя зачем ему все это теперь? А может, и вернут, когда расследование закончат? Коробочку с дисками тоже нашли и занесли в протокол изъятия. Ничего, архив с тренировками под предводительством Мастера есть и в сетевом хранилище, поэтому восстановлению подлежит. В книгах тоже копались, какие-то выборочно складывали в отдельную стопку. Да, библиотека у него разнообразная: Ницше и Платон вперемешку с литературой по автомобилестроению и выживанию в экстремальных условиях. В старые времена решили бы, что он диссидент. Дедова трость почему-то подозрений у них не вызвала. Повертели ее в руках, пожали плечами и бросили. Что за черт? Это же главное вещественное доказательство!

Потом дали одеться, снова надели наручники, под конвоем вывели на улицу под недоумевающие взгляды и перешептывания соседей, усадили в машину и доставили в какой-то отдел в самом центре города, на Дзержинского. Снова странность: почему не в районный?

– Показания будешь давать? – будничным тоном спрашивал следак.

Со слов бывалых Серега был в курсе, что, попавшись на любом преступлении, даже на расчлененном трупе с окровавленным топором, первым делом необходимо попробовать откупиться. Даже если денег при себе нет. В большинстве случаев соглашаются отпустить за взятку, при условии, что наличку кто-нибудь оперативно привезет и передаст кому скажут. Поэтому вместо ответа начал заискивать:

– Слушай, начальник, может, как-то решим вопрос? Сейчас лето, у тебя, наверное, отпуск на носу. Может, съездишь куда, жену свозишь на море? В Крым, например? Крым же теперь типа наш, хе-хе! Ну или купишь себе чего…

Не успел Ксенофонт договорить, как кулак следака прилетел ему точно в челюсть. Следак вмазал ему, пулей вскочив и перегнувшись через стол. От падения на пол вместе со стулом Серегу спасло лишь то, что этот самый стул был привинчен к полу. Блестящий удар, ничего не скажешь. Тот самый эффект неожиданности в действии. – Все понял? – усмехнулся следак.

– Да уж не дурак, – промямлил Серега, медленно приходя в себя. – Если что, я и на словах с первого раза понимаю.

– Что-то не заметно, раз не врубаешь, кому и что предлагаешь! Тебя что, на закладке поймали? Или на краже в «Пятерочке»? Ты государственный преступник, экстремист! А это значит, что даже заикаться об этом не смей! Не то зубов лишишься!

– Экстремист? – не поверил своим ушам Ксенофонт. – Слушай, начальник, подскажи, будь добр: где я сейчас нахожусь?

– В центре по противодействию экстремизму, кретин! Тебе когда постановление зачитывали, ты чем слушал? Жопой?

– Да я его как-то мимо ушей… Ну и за что меня арестовали?

– В рот тебе турбину, как ты меня достал! – воскликнул следак. – Повторяю для тех, кого в детстве уронили! Возбуждено уголовное дело по части два статьи двести восемьдесят два! За комментарий во «ВКонтакте», возбуждающий ненависть и вражду по отношению к социальной группе «россияне»! Фото ты разместил с овцой в маске? Или отрицать будешь? Содержимое компьютера твоего уже изучают, там доказательства!

– И все? – вытаращил глаза Ксенофонт.

– А ты что, еще что-то совершил? – насторожился следак.

– Нет, – поспешил ответить Серега. – Я просто не знал, что это преступление.

– Все вы так говорите, – махнул рукой следак. – Знал, не знал – кого это гребет? Ну так что, показания давать будешь? Адвокат требуется?

– Да на кой мне адвокат? – радостно улыбнулся Серега. – Конечно, дам показания. Пиши, гражданин начальник: вину признаю. Комментарий с оскорбляющей россиян картинкой оставлял…

– Давно бы так, – удовлетворенно кивнул сотрудник центра по противодействию экстремизму, начав работать главным оружием следователя – ручкой.

После признательных показаний выдали обвинительное заключение и отвезли в суд. Равнодушный судья скороговоркой зачитал меру пресечения в виде заключения под стражу. Такая мера, по его словам, соответствует тяжести и общественной опасности содеянного. К тому же судья почему-то решил, что Ксенофонт может скрыться от следствия и суда, если окажется под подпиской или домашним арестом. Хотя какой смысл скрываться и куда-то бежать, если он только что подписал признание? Между тем Ксенофонт был водворен в камеру следственного изолятора, где провел последующие три месяца.

Осенью судья вынес приговор, назначив Сереге два года общего режима. Оказалось, что возбуждение ненависти и вражды с использованием интернета служит отягчающим обстоятельством. Это Серега узнал от прокурора, который в своей речи просил впаять ему аж три года.

Так Серега Ксенофонтов, организовавший поджог чужого автомобиля, нанесший побои и причинивший различной степени тяжести вред здоровью нескольким людям, совершивший вымогательство, грабеж с отъемом скейтборда и самокатов, похищение и незаконное лишение свободы двух мужиков во дворе ночью на Профсоюзной с еще одним эпизодом вымогательства, неоднократные нападения из хулиганских побуждений, повреждение второго автомобиля, руководивший все это время группой лиц, объединенных общим преступным сговором, отправился в колонию за комментарий в интернете. Правосудие свершилось.