Текст книги "Меня зовут Ксенофонт"
Автор книги: Андрей Радченков
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Бывший сосед Руслана по дому. Имя по паспорту – Антон Иванович Табункин. Настоящее имя при рождении – Файзуллин Габдрахман Риза улы. Подлинное происхождение – татарин. Год рождения по паспорту – тысяча девятьсот двадцатый. Скорее всего, год рождения истинный, но Антон Иванович мог ошибаться на пару-тройку лет. В сороковые годы он служил в контрразведке Смерш, его документы и биография были засекречены. Наверняка в каких-то архивах имеются данные на Габдрахмана Файзуллина и его родственников, но кто сейчас будет заниматься этим вопросом? Одинокий старик умер в две тысячи седьмом. Трое друзей сами организовали похороны, заработали на мраморный памятник и ухаживали за могилой.
Как этнический татарин попал в Смерш и почему Габдрахман Файзуллин стал Антоном Ивановичем Табункиным, то отдельная история, которую Ксенофонт может поведать, если читатель того пожелает. Серега один знал эту историю, поскольку больше общался с Антоном Ивановичем, нежели Ден и Руслан. Старик стал для Сереги не просто учителем, но скорее отцом по степени заботы и дедушкой по разнице в возрасте. Сейчас его сильно не хватало. Он бы дал безошибочно верные советы и касательно любовной зависимости от Нурсии, и по части поведения в мире, что в одночасье стал поглупевшим и мерзким.
Антон Иванович не был мифическим сенсеем, сошедшим с экранов бесконечных фильмов про восточные единоборства. Он не задирал ноги выше головы, не подпрыгивал вверх на два-три метра, не совершал в воздухе пируэты, нанося удары с вертушки, как в кино. Нет, в разведке его учили просто и даже примитивно, без форса и цирка. Любознательный Ксенофонт, оправдывавший свое прозвище, с детства много читал. И о том, что такое Смерш, представление имел. Правда, в его воспаленной юношеской фантазии элитное подразделение контрразведки ведало о какой-то сверхсекретной и недоступной обывателям разрушительной технике рукопашного боя. Антон Иванович его спустил на землю и эти стереотипы развеял. Безоружная подготовка по рукопашному бою в то время действительно в документах проходила под грифом «для служебного пользования». Однако причиной тому служили вовсе не особые секретные приемы. Просто советской власти не нужно было, чтобы безоружное население получило в руки мощный инструмент противодействия суровым сотрудникам в кожаных плащах, забиравшим по ночам и увозившим в неизвестном направлении тех несчастных, по кому сегодня в городах стоят мемориалы жертвам политических репрессий. Иными словами, военные контрразведчики и сотрудники НКВД не должны встретить силового сопротивления и обязаны уметь свинтить врага народа любой комплекции. А потому рукопашному бою в Стране Советов обучались только они.
Да, приемы, которые показывал Антон Иванович… Кстати, друзья его так не называли. Старик не любил выдуманные имя-отчество, за годы к ним так и не прирос, но от идеи сменить документы отказывался. Почему-то считал, что и в новой России за раскрытие этой давно не важной и никому не интересной служебной информации его посадят. На могильной плите пришлось отлить паспортное имя, как он того завещал. А в обиходе Дед, Бабай, Абы, Мастер – так обращались к нему и называли между собой трое друзей. Так вот, Дед обучал приемам, которые в начале двадцать первого века уже не способны привести в восторг ни одного пацана, ибо в той же Казани открылась куча секций по единоборствам. Хоть боевое самбо выбирай, хоть армейскую рукопашку, хоть кудо, хоть тайский бокс, хоть бои без правил – полная свобода. Книг и пособий по мордобою опять же напечатано тьма: читай, отрабатывай, тренируйся хоть до посинения. Денвер, занимавшийся самбо с десяти лет, в части борцовских захватов, болевых и бросков ничего нового от ветерана Смерша не узнал.
Однако важно не только, чему учить, но и то, как учить. Дед знал, как готовили разведчиков в годы войны. Дед помнил, как учили его самого, и спуску трем наивным студентикам не давал. Если отработка приемов, то не в спортзале, а на уличном пустыре, в тогдашних зарослях Казанки, по́йму которой давно уже вырубили и застроили. Дед не увидел и уже не увидит, как вдоль берега выросли стеклянно-бетонные новостройки с видом на величавый Кремль на том берегу да могучий стадион «Казань Арена». А раньше он обучал своих студентов в этих лесах. При любой погоде: Дед обладал завидным здоровьем, никогда не хворал и дома не отсиживался. Коварный коронавирус, живи Мастер сегодня, тоже не одолел бы его – в этом Ксенофонт не сомневался. Поэтому отговорки не принимались, в свободное от учебы время друзья обязаны присутствовать на занятиях, дисциплину старик держал крепко. Мобильную связь старый разведчик тоже освоить успел: ветеранской пенсии хватило купить сотовый телефон уже тогда. Словом, от Деда не спрятаться было, достанет. Если пробежка и утренний комплекс, то тоже при любых метеоусловиях. Если плавание в Казанке, то, конечно, не в проруби (моржевание старик считал бессмысленным), но и далеко не в купальный сезон. Однажды друзья заартачились, не желая в октябрьское утро, когда прибрежные кусты покрылись инеем, лезть в воду после утреннего комплекса, и Дед загнал всех троих в реку прямо в одежде своей инвалидной тростью, с которой ходил, притворяясь немощным старикашкой в серой массе горожан. Палка была с секретом, особой разработки для разведчиков: внутри полой трости металлический шарик свободно катается туда-сюда. Дед говаривал, что такой тросточкой можно убить слона, и друзья не решались проверять это смелое заявление на себе, поскольку были всего лишь людьми. Дед только замахнулся – и они стремглав понеслись в реку, плюхнувшись с разбега в студеную воду. Домой после этой процедуры друзья неслись, как полоумные, под старческий сиплый хохот Деда, оставшегося встречать восход солнца на берегу. Как никто не заработал воспаление легких, Серега до сих пор ума не мог приложить. А попробуйте драться по-настоящему, в полную силу, но при этом не травмировать учебного противника, чтобы тот не отнекивался от следующей тренировки по уважительной причине. Мастер это умел и их тому научил.
Долгой зимой Дед огромное внимание уделял лыжам, до середины марта заставляя друзей преодолевать кроссы не по оборудованным трассам, а по лесной целине в Дербышках, через сугробы. От таких веселых стартов друзья обливались по́том даже в минус двадцать, а Дед как ни в чем не бывало сзади покрикивал: «Не спи, замерзнешь! А ну, прокладывай лыжню Бабаю!» Отсутствие лыжной подготовки у красноармейцев было отмечено в начале Финской войны, которую дед застал молодым красноармейцем. Это упущение экстренно преодолевалось в суровом декабре тридцать девятого. С тех пор лыжником Антон Иванович был превосходным, и в его восемьдесят пять троим студентам за ним было не угнаться.
Как результат, трое друзей, учившихся в разных заведениях, а в обычной жизни не разлей вода, стали несокрушимым монолитом. Хотя друзья о своих тренировках никому не рассказывали. «Враги народа» и подонки (так Дед их называл) из недобитых молодежных группировок, коими кишели Кварталы, ничего не могли противопоставить Ксенофонту, Денверу и Руслану. Улица в те годы еще уважала силу, а не писаные законы, и потому троих друзей округа знала в лицо, наехать на кажущихся безобидными студентов было себе дороже, при том что шпана понятия не имела, кто этих ребят натаскал. Мастер, к слову, не наказывал держать тренировки в секрете, однако друзья не желали, чтобы по району пошли ненужные слухи, после которых общение с мудрым стариком, настоящим ископаемым из сурового сталинского СССР, превратится в заурядный бойцовский клуб, коих и так было пруд пруди.
Тот факт, что первую значимую акцию друзья провели именно в День Победы, Серега счел данью памяти Мастеру, который в свое время внес в эту победу вклад. Бросать начатое не стоит – в этом Ксенофонт был уверен. Однако жизнь пошла своим чередом. Вскоре после Дня Победы бессмысленные запреты были сняты. Читая в интернете, как подопытные кролики радуются отмене домашнего ареста в своих клетушках, Ксенофонт смеялся чуть не до слез. Ведь это были те же самые, которые месяц назад верещали, что все обязаны сидеть по домам, строчили доносы на редких смельчаков, сопротивлявшихся этому безумию, коих Серега сразу записал в единомышленники. Отдельно его забавляли недоумки, которые в начале мая просили (не требовали, а унизительно просили) разрешить выходить из дома с целью выгула собаки и (подумать только!) утренней пробежки. Серега готов был поклясться Вечностью, что в его родном районе по утрам бегают считаные единицы. На такого уникального гражданина, что следит за здоровьем и физической формой, редкие прохожие, ни свет ни заря бредущие на работу, смотрят как на городского сумасшедшего. А тут вдруг все разом стали спортсменами. Лицемеры, да и только.
Жизнь тем временем налаживалась. Денвер пристроил Серегу на работу в Агропром. Кладовщиком. Работа нелегкая, но платят нормально, и начальство не диктаторствует. Перспектива таскать мешки с мукой Серегу не пугала. Главное, что удобным был график. Смена в день, затем смена в ночь, потом два выходных. Как раз к лету близится, будет время и на рыбалку ездить, и в поход хотя бы на сутки.
Возле моста Миллениум, откуда в апреле Серегу прогнали менты, открыли Экстрим-парк. Какой-то горожанин в интернете написал, что если бы во времена его детства было такое сооружение, то он бы оттуда не вылезал. Видно, парень был из того же поколения. После такой рекламы друзья попросту не могли обойти вниманием новую точку многочисленных развлечений для избалованной выросшей смены. Горки, искусственные неровности, рампы, трамплины, баскетбольные и волейбольная площадки, два футбольных поля на живописной набережной – такое действительно не снилось ограбленной российской провинции. А Татарстан с некоторых пор (хотя и сравнительно недавних) начал показывать остальной стране, как делать можно и нужно.
Серега, Денвер и Руслан от души посмеялись над тем, как все подростки законопослушно катаются на велосипедах, самокатах и скейтах в шлемах. В их время никому бы и в голову не пришло надевать шлем для катания на велике, да и не было таких аксессуаров. Мотоциклисты и те с непокрытыми башками гоняли по деревням и селам, рискуя оставить мозги на асфальте или столбе. Выбрав постарше парня, наворачивающего круги на скейтборде, Серега дерзко затормозил его, схватив за руку.
– Ты кто? – спросил Ксенофонт у пораженного грубой остановкой скейтера.
– В смысле кто? – таращил на него глаза тот, не зная, сразу послать подальше или попробовать поговорить.
– Ну, кто ты? Вот кто на лыжах ездит, лыжник. На велике – велосипедист. На коньках – конькобежец. А ты кто?
– Да отвали ты от меня! – пытался вырвать руку из цепкого захвата скейтер.
– Дай прокачусь, – потребовал Серега, взглядом указав на доску.
– С какого я тебе должен давать кататься? – вышел из себя экстремал. – Я тебя в первый раз вижу и не доверяю! Отпусти, говорю!
Не дожидаясь, когда скейтер окончательно рассвирепеет и кинется в драку, Руслан без замаха ткнул его кулаком под дых. Экстремал задохнулся, соскочил с доски, согнулся и закашлял, как при сердечном приступе. Ксенофонт запрыгнул на доску, а Денвер, придерживая его под руку, побежал по кругу, набирая скорость.
– Ден, потише! – восторженно закричал Серега. – Я первый раз в жизни на этой штуковине катаюсь!
Денвер неожиданно отпустил его руку, и доска по инерции резво понесла наездника-новичка прямо к рампе, где учились экстремальным маневрам другие обладатели таких же досок на колесах, которые в этот миг забыли о своем увлечении, тараща глаза на происходящее с их товарищем, но не спеша на выручку. Ксенофонт, кроме лыж и велосипеда, ни на чем таком в жизни не катался, однако равновесие держать умел. Не разобравшись, где у этой доски экстренный тормоз, во избежание столкновения Серега ловко соскочил с нее, погасив инерцию коротким прыжком назад. Лишившийся наездника скейтборд врезался в рампу.
Никто не пострадал, если не считать владельца доски, который уже отошел от стоячего нокдауна, но в бой не рвался, ограничившись свирепым взглядом в сторону Руслана. Тот давно потерял к нему интерес и вместе с Денвером пошел обследовать остальные сооружения нового чудо-парка.
Ксенофонт поставил на колеса перевернувшуюся доску и ногой запулил ее в сторону владельца:
– Держи, экстремал! Никому не нужна твоя каталка! Дал бы прокатиться и не ершился – ничего бы не было!
– А почему я тебе должен давать свою доску? На каком основании? – обиженным тоном спрашивал парень, осматривая скейтборд на предмет повреждений.
– Ну ты ж не задавался вопросом, на каком основании ты должен целый месяц сидеть дома и не имеешь права даже покататься на доске! Это что, преступление – на доске по набережной кататься?
– А при чем здесь это? – удивился скейтер. – Все дома сидели, не только я!
– Вот именно, что ты как все, – с презрением заключил Серега. – Твое дело телячье – обделался и стой. Тебе приказали – ты выполнил. И даже не задался вопросом: имеют ли право мне, свободному человеку, приказывать сидеть взаперти? Поэтому ты не свободный и вообще не человек. Ты – скот.
– Сам ты скотина! – парировал скейтер, удаляясь в сторону рампы.
– Вот и все, что тебе остается! – удовлетворенно крикнул ему вслед Ксенофонт. – Я тебе обосновал, почему ты скот, а ты стрелки метаешь, как ребенок! Корешам своим скажи, чтоб не дергались! Не то в Казанке искупаем вас!
Серега еще с минуту постоял посреди площадки, ожидая ответной реакции от любителей набивать синяки и шишки экстремалов. Но никто ожидаемо не пошел разбираться. Видимо, кроме катания на досках, этих ребят ничего больше в жизни не связывает, а рисковать ради простого единомышленника никто не собирается.
Летним июньским вечером Ксенофонт вышел на очередную акцию вдвоем с Русланом. Денвер отсутствовал по уважительной причине – подменял в ночную смену сотрудника, угодившего в больницу с тем самым китайским вирусом. Калымит Денвер, дополнительные смены берет, копит на отпуск. Правильно делает. Однако дело не ждет. На дворе пятница, великолепный жаркий вечер, и необходимо даже неполным составом обойти все известные места уличных тусовок в центре.
Начали с пляжа возле парка развлечений «Кырлай». Над песчаным пляжем вдоль асфальтной тупиковой дороги в ряд стояли автомобили, гремела музыка, молодежь вытащила наружу складные стулья, столы, кальяны и сибаритствовала в надвигавшейся темноте с видом на светящийся Кремль. Огни Кремлевской дамбы отражались серебром в водах Казанки. Место для отдыха достойное, но для Сереги с Русланом представляющее мало интереса. Машины стояли довольно скученно, и, несмотря на темноту и музыку, случись тут какая возня, она сразу станет достоянием почти всей этой безмятежной толпы. Правда, можно было выбрать компанию понаглее и побогаче, проколоть колеса на их иномарках исподтишка. Но после акции на Лебяжьем друзья потеряли интерес к мелким пакостям. Решено было «Гелендваген» соседа Денвера сделать первым и последним объектом бесполезной диверсии. Автомобиль – бездушный кусок металла. Им управляет человек. Именно людей нужно заставить бороться за свою свободу. В том числе за право отдыхать на берегу.
Поэтому друзья по дамбе перешли на другой берег, попутно прогулялись по Кремлевской набережной, а затем решили пройтись по Профсоюзной, прежде чем спуститься на пешеходную Бауманку. Профсоюзная утыкана кафе, ресторанами и ночными заведениями. Шел уже двенадцатый час, ночная жизнь в разгаре.
С противоположной стороны улицы Серега с Русланом наблюдали веселую и одновременно возмутительную сцену. К одному из заведений подкатил грузовик-эвакуатор в сопровождении экипажа ДПС. Мест для стоянки на самой Профсоюзной раз-два и обчелся: всюду стоят угрожающие дорожные знаки. Альтернативой были близлежащие крытые платные стоянки, но они мало кому интересны: хочется ведь выйти из бара и с порога запрыгнуть в машину. Гаишники о том прекрасно знают, поэтому эвакуаторы поблизости бдительно дежурят круглосуточно.
Сейчас они нацелились на «Тойоту Прадо» – владелец демонстративно поставил ее под запрещающим знаком, не заметить который может разве слепой. Дверцы автомобиля уже заклеили по периметру стикерами. По отмашке гаишников водитель эвакуатора занес над «прадиком» грозную стальную лапу манипулятора и уже вышел из кабины, чтобы закрепить на колесах внедорожника крючья. Однако владельцу «прадика» кто-то экстренно доложил о случившемся, и из заведения выбежала целая развеселая компания человек в пятнадцать. Из чьей-то машины грянула зажигательная музыка, парни запрыгнули на платформу грузовика-эвакуатора, помогая взобраться туда и девушкам, и прямо на платформе затеяли дискотеку. Гаишники угрозами пытались согнать толпу, мешавшую водрузить на платформу машину нарушителя, но силу применять не решились, и это подстегнуло залезать на эвакуатор новых желающих опробовать неведомое развлечение – потанцевать на казенном грузовике.
Серега с Русланом видели, как нарушитель прыгнул в свой «прадик» и, пользуясь сумятицей, газанул с места, оставив с носом и водителя эвакуатора, и гаишников. А ребятам танцевать на платформе грузовика понравилось, они радовались, что спасли автовладельца от штрафстоянки, и слезать с платформы не спешили. Девушки особенно ярко выделялись на общем фоне, соблазнительно двигая телами.
Друзья переглянулись и поняли друг друга без слов. Они решили помочь представителям власти наказать наглецов, воспрепятствовавших законным действиям. За водителем «прадика» уже не угнаться, но, кроме него, подходящих кандидатов среди танцоров было предостаточно. Серега внимательно наблюдал, стараясь не упустить тех парней, которые первыми спрыгнут с грузовика и отправятся догуливать в заведение, чтобы перехватить их по дороге туда и отвести в сторонку на разговор. А Руслан больше лицезрел женскую половину шоу-экспромта.
– Смотри, какая девочка! – указал он пальцем на стройную блондинку в обтягивающих ослепительно-белых штанах.
Ксенофонт пожал плечами: он любил только Нурсию. – Не о том думаешь, старик. Возможно, серьезная работа предстоит. Здесь одни мажоры в основном, а у них и связи, и кому набрать в случае чего, и стволы при себе могут быть. Надо начеку быть. Действовать внезапно, контролировать руки каждого и одновременно обстановку на сто восемьдесят градусов…
– Серег, открой мне секрет, – перебил Руслан. – Как можно столько лет сохранять верность одной девчонке? Да еще живя в мегаполисе…
– Меня поймет лишь тот мужчина, который любил, – спокойно ответил Ксенофонт. – Любил по-настоящему. Такому ничего не нужно объяснять. А кто не любил, тому объяснить не получится. Так что никакого секрета здесь нет.
– Намек понял, – кивнул Руслан. – Получается, я никого не любил в своей жизни. Хотя я тебе в этом по-хорошему завидую, сам лично не могу представить, чтоб для меня свет клином сошелся на одной…
– Приготовились! – теперь перебил уже Серега, узрев, что музыка стихла, толпа натанцевалась и начала спрыгивать с платформы. – Действуем решительно. – Как Бабай учил, – добавил Руслан, отбрасывая ненужные лирические мысли в сторону. – Он бы оценил.
Ксенофонт кинул быстрый удивленный взгляд на друга: с чего вдруг он тоже вспомнил Мастера? Хотя… Они же ко Дню Победы на могилу ездили, прибрались на ней. Только не девятого, когда на кладбище полно народа, а на следующий день: друзья не любили там светиться. Месяца не прошло с тех пор.
Перед входом в заведение толпа была вынуждена выстроиться в относительно стройную колонну, создав пробку в тесных дверях. Серега с Русланом перешли дорогу и подкрались с хвоста колонны, которую как раз замыкали мужчины, галантно пропустившие девушек на вход первыми. Двое замыкающих, как по заказу, отстали от остальных. Оба довольно рослые, крепкие, откормленные – опять же то, что надо. Они зажали зубами сигареты, и один из них чиркал плохо работающей зажигалкой, пытаясь прикурить своему товарищу.
– Держи! – с готовностью подошел Руслан, доставая из кармана свою зажигалку.
Не успели парни ничего ответить, как Руслан высек пламя, но вместо того, чтобы аккуратно поднести зажигалку ко рту любителя странных танцев, резко нанес удар кулаком с зажатой в нем зажигалкой ему в подбородок.
Практически одновременно с ним Ксенофонт нижней поверхностью кулака-молота нанес боковой удар в челюсть второму курильщику. Вырубить его не удалось, но парень поплыл. Возмущенные возгласы у обоих заглохли, не успев вырваться наружу, а друзья меж тем подхватили обоих и потащили, как тащат пьяных с вечеринки.
Если не считать секундных эпизодов с ударами, теперь со стороны казалось, будто Серега с Русланом бережно ведут из бара перебравших товарищей. Профсоюзная утыкана камерами слежения, но едва ли кто-то будет скрупулезно изучать запись. Ночью мелкие потасовки у окрестных заведений случаются постоянно. Просматривать записи с камер будут лишь в том случае, если кого-нибудь убьют. Или дерзнут провести здесь политическую протестную акцию. Друзья не собирались делать ни того, ни другого.
Пленников завели в ближайшую подворотню. Центр Казани лишь с фасада сверкает, а тихих запущенных двориков с трещинами в домах от крыши до фундамента и общей картиной как после бомбежки там хоть отбавляй. Недобитый начал сопротивляться, пытаясь вырваться из рук Сереги, и даже брыкаться ногой, за что Ксенофонт банально боднул его головой в висок. Приемам конвоирования в Смерше учат, однако Дед никогда акцента на этом не делал, полагая, что друзьям это вряд ли в жизни пригодится. Сейчас было ясно, что старик ошибся. Впрочем, затащив парней в подворотню, основную задачу они выполнили. Теперь могут поговорить без свидетелей и камер наблюдения.
Пленников уложили лицом на землю и накрепко скрепили им руки за спиной прихваченным хозяйственным скотчем. Руслан сверху сел на одного, Серега оседлал второго. Нехитрым образом привели ребят в чувство.
– Вам че надо, уроды? – начали возмущаться пленники, тщетно пытаясь вырваться и дергаясь во все стороны. – Вы кто такие? Вы вообще в курсе, с кем связались? Да вас сегодня же выцепят!
– Угрожать в вашем положении не лучшая идея, – невозмутимо ответил Серега. – А кто мы такие есть, я отвечу. Мы из полиции. Задержаны вы за хулиганскую выходку с танцами на муниципальном эвакуаторе…
– Первый к вам вопрос, – мгновенно подхватил Руслан, перейдя на «официальный» тон. – Кто зачинщик этого безобразия? Кто первый полез на платформу и воспрепятствовал законным действиям по перемещению машины на штрафстоянку?
Серега в очередной раз мысленно похвалил Руслана за его потрясающую расторопность.
– Так вы это… Ксивы свои предъявите сперва, – потребовал один из пленников, повернув голову набок и пытаясь разглядеть похитителей в этом темном дворе. – И далась вам всем эта ксива! – рассмеялся Ксенофонт. – Во-первых, вы все равно ни хрена не увидите здесь. Во-вторых, с какого перепуга вам должны что-то предъявлять? Вы сочли, что у вас есть какие-то права? – Э, ты че, командир! – возмутился второй. – Тебе погоны жмут? Так я сегодня позвоню куда надо – ты уже завтра вылетишь на мороз из своей ментовки!
– А тебе, как я посмотрю, зубы жмут, – парировал Серега. – Еще одна угроза – и вместо своего гребаного ресторана пойдешь на импланты зарабатывать, понял меня?
– Ну представьтесь хотя бы, начальнички, – пошел на попятную тот, что валялся под удержанием Руслана. – Чтоб знать, на кого жалобу валять? – снова усмехнулся Ксенофонт. – Так и быть, запоминай. Майор Знаменский. А зовут меня Пал Палыч.
Руслан чуть не расхохотался на весь двор, с трудом сдержав приступ смеха и задергавшись верхом на пленнике в беззвучных конвульсиях. На несколько секунд воцарилась пауза. Друзья наблюдали за реакцией пленников, ожидая возмущений за неуместные шутки. Но те и впрямь не знали, кто такой Пал Палыч Знаменский, и, похоже, поверили «представившемуся» Сереге.
– Лейтенант Анискин, – чужим голосом произнес Руслан, изо всех сил сдерживая смех. Но пленники и на это даже бровью не повели.
«Жаль, Денвера нет, – подумал Ксенофонт. – Для полного комплекта нам не хватает только капитана Жеглова. Уверен, что эти дегенераты и его не знают».
По правде сказать, трое друзей и сами оценили по достоинству киноклассику лишь с подачи Деда, который при жизни сетовал, что они смотрят «не те» фильмы, и старался приобщить их к кинолентам своей молодости. Тех времен, когда за народным любимцем Пал Палычем Знаменским вся страна следила не менее пристально, чем за любовными интригами героев «Санта-Барбары» в девяностых.
– Чем обязаны, Пал Палыч? – вопрошал тем временем из-под Ксенофонта «задержанный», показав сей репликой, что сдался на милость «офицерам».
– Штраф за нарушение режима самоизоляции и мелкое хулиганство, – коротко обозначил требование Серега.
– Вообще-то, режим отменен давно, – логично заметил второй правонарушитель из-под Руслана.
– Открою секрет, батенька, – отвечал Руслан, – что его и вводить не должны были. Проведен тупой эксперимент над покорным населением. Ты не возражал, когда тебя заставили сидеть дома, так чего сейчас запел об отмене режима?
– Да я просто уточнил, – поспешил оправдываться пленник. – Сколько мы должны за… ммм… штраф?
– По пятерке за оба правонарушения, – вмиг обозначил расценки Ксенофонт. – Итого с каждого по десять тысяч российских рублей.
– Командир, да ты че, в натуре?! – наперебой возмущались оба пленника. – Это ж грабеж, в рот его… Откуда такие бабки?
– Не заплатите штраф – замотаем скотчем по рукам и ногам, воткнем вам в пасти ваши собственные носки, и будете валяться здесь, пока вас не обнаружат, – спокойно пообещал Серега. – Скорей всего, это будет уже поутру.
– Начальник, у нас с собой нету столько, – начал торговаться из-под него правонарушитель. – Если только на карту переведем.
– Переводи мне по номеру, – с готовностью предложил Руслан.
– Отставить, Анискин! – прикрикнул на него Серега. – Никаких переводов! Так, содержимое лопатников к осмотру! Сколько есть налика, столько есть.
Содержимое кошельков обоих пленников наскребли на шесть тысяч с копейками. И то хлеб. В конце концов, выходя на акции, друзья не рассчитывали на прибыль. Они были ребятами идейными, а «штраф» с жертвы – всего лишь приятное дополнение. Сегодня, к примеру, они поедут домой на такси и не будут ждать утра, когда начнут ходить автобусы.
Перерезав ножом скотч на руках у пленников, Серега на прощание напутствовал:
– И запомните: за свободу борются, а не пишут о ней в интернете. Усвоите это – станете людьми. А пока вы скот. Продолжайте деградировать в кабаках и танцевать на грузовиках. Россияне, мать вашу…
Уже по дороге домой, сидя на заднем сиденье такси, пользуясь негромкой музыкой, доносящейся из магнитолы, Руслан вполголоса спросил Серегу, стараясь, чтобы водитель не слышал их:
– Почему ты отказался от перевода денег?
– Руслан, ты в своем уме? – так же негромко отвечал Ксенофонт. – Давай уже сразу после акции в ментовку с повинной и с вещами.
– Блин, точно! – хлопнул себя по лбу Руслан. – А я-то, идиот, про бабки услышал, загорелся и забыл обо всём.
– Надо в любой ситуации уметь сохранять рассудок. Помнишь, как Дед учил? А еще не надо любить деньги сверх меры. Иначе ты станешь таким же, как они. Они думают, что с их погаными деньгами мир крутится вокруг них. Только хрен они угадали! Нас им не сломить!
– Ксенофонт, блин, ты, в натуре, голова! – с уважением толкнул Серегу в бок Руслан. И почти шепотом на ухо ему добавил: – Как думаешь, они заяву подадут за разбой? Ну, мы же все равно бабки у них забрали.
– Они же сами нам их отдали, – напомнил Серега. – Мы ж как бы менты. Если бы у них с собой не оказалось наликом ни рубля, мы бы просто оттуда ушли восвояси. Слышал историю про вежливого грабителя?
– Нет. Что за история?
– В одном городе жил громила, который по ночам подходил к прохожим в темном переулке и вежливо предлагал им подарить кошелек и драгоценности. Если люди пугались и отдавали, он благодарил и уходил. Если не отдавали, то он просил прощения за беспокойство и тоже уходил. Самый прикол, что он им не угрожал и не требовал. Получалось, что жертвы ему дарят ценности добровольно по его вежливой просьбе. Из-за этого менты не могли ему ничего пришить и посадить.
Прошедшая весна для Ксенофонта стала новым сезонным всплеском чувств, ноющих в нем незаживающей сердечной раной все эти годы. В разное время чувства эти оборачивались то надеждой, то отчаянием, то ненавистью к самому себе. Он корил себя за то, что из мужчины превратился в ветошь, но поделать с этим не мог ничего. Попытки отвлечься результата не давали. Он мог до умопомрачения довести себя занятиями на турниках, мог отправиться на изнурительную пробежку, от темпа и дистанции которой едва не выплевывал собственные легкие, но возвращался домой, приходил в себя – и это безумное чувство наваливалось с новой силой. Не помогало ничего. Когда-то он насмехался над влюбленными мужчинами, называя их каблуками и баборабами, и словно в виде кары небесной его постигло ровно то же самое, когда он готов был отдать что угодно за возможность быть с ней. Он понял, что нельзя насмехаться над чужими чувствами, но, увы, слишком поздно.
Разумеется, он пробовал увлечь себя другими девушками, которые в разное время маячили рядом: то на работе, то по соседству, то в парке или на спортплощадке летом кого-нибудь встретит и под настроение познакомится. Он ведь далеко не урод и общаться с девушками с годами более-менее научился. Были и свидания, и романтические вечера, и в кино ходил, не запомнив ни названий фильмов, ни содержания, поскольку целью был вовсе не просмотр картины, и в кафе приглашал, и гулял по Бауманке с кем-нибудь. Многое было, однако не срослось. Каждый раз он убеждался, что не удастся построить новые отношения с одной, когда находишься в стойкой эмоциональной зависимости от другой. Ему нужна была только одна она.
Минувшая весна далась особо тяжело. Видимо, настроение масс передалось, уровень общей тревожности затронул и его, в результате чего депрессия навалилась волчья – хоть препараты какие-нибудь выписывай у врача. Но он не верил в медикаментозные способы лечения душевных недугов. Дед когда-то учил, что лучшим способом исцелить их является уход с головой в любимое дело. И если это дело не совпадает с выбранной работой и профессией, то беги оттуда прочь. Без хлеба насущного в любом случае не останешься, а здравая психика дороже любых денег и карьер. Сойдешь с ума – считай, что тебя уже нет среди живых.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.