Текст книги "Испытатели"

Глава 8

Стогов с Валуйкиным сидели в курилке, наслаждаясь прохладой, которую создавали посаженные вокруг деревья. Мимо проходил старший лейтенант, с которым Стогов заканчивал одно училище. Однокашник служил в Москве адъютантом у генерала.

– Что интересного происходит на Олимпе? – поинтересовался Стогов после дружеских объятий.

– Мой Зевс мечет гром и молнии, – ответил однокашник.

– По какому поводу?

– В некотором смысле, по-вашему, – загадочно сообщил старший лейтенант присев на лавочку.

– Я же его в глаза ни разу в жизни не видел, – возмутился Стогов.

– Ты же знаешь правило: «Разберемся, как положено, накажем, кого попало».

– А, поконкретней?

– Вообще, вы все «без вины виноватые», – начал растолковывать адъютант. – У моего шефа есть друг – генерал от авиации. Так вот, этот генерал несколько лет на транспортной авиации перевозил из Сибири хвойные бревнышки. Построил из них себе дачу, о которой мечтал с детства. Только отпраздновал новоселье, как к нему заявились две личности, бандитской наружности. Эти бандиты начали высмеивать генеральскую «избушку». Потом постыдили, заявив, что он позорит этим строением всех живущих вокруг. Даже денег предложили на постройку новой дачи.

Посмотрел генерал, после их ухода вокруг и горько заплакал. У всех соседей дачи кирпичные, больше похожие на дворцы. Его «избушка» и впрямь не вписывается в окружающий ландшафт. На следующий день спихнул свою дачу моему шефу. Шеф не долго радовался обновке. Скоро к нему пришли те же типы, той же наружности. Заявили, что если он не уберет свою «избушку на курьих ножках», то они ее сожгут.

– В милицию бы обратился, – посоветовал Стогов.

– Ходил. Там ему ответили, что пока нет факта преступления. Как загорится – милости просим.

– Не понял? – опять перебил Стогов. – Мы-то тут причем?

– Ни при чем, – согласился адъютант. – Только шеф в расстроенных чувствах поехал в командировку. Теперь будет свое горе выливать на ваши головы. Сидоркин с вами служит?

– Да, – подтвердили Стогов с Валуйкиным.

– Мой генерал был в гражданскую лихим кавалеристом и вашей техники не знает. Он специалист по другим вопросам. А ваши начальники, решили показать ему «гордость войск ПВО». Завели в кабину к локаторщикам, стали сыпать техническими терминами. Шеф уже начал засыпать, когда ему на глаза попалось ржавое ведро. Генерал перебил лекцию вопросом: «Это, что тут делает?»

Тут ваш Сидоркин и влез: «Это ведро для отработанных импульсов!»

– Понятно, что для импульсов, – взревел генерал. – Я спрашиваю, почему не покрашено?

– Сидоркина, конечно, из кабины быстренько вытолкали, чтобы он еще чего-нибудь не ляпнул. Генерал же «сел на своего конька» – стал вспоминать, какой порядок был у них в кавалерии, и до чего докатилась нынешняя молодежь.

Адъютант немного помолчал.

– Этим, может быть, все и закончилось бы. Но, когда генерал проходил мимо курилки, где сидели офицеры, услышал пересказ происшедшего. Посмешищем, как вы понимаете, никто быть не любит.

– Чем же это закончилось? – развеселившийся Валуйкин жаждал продолжения.

– Пока не закончилось, – сообщил адъютант. – Генерал выпил бутылку водки, после чего потребовал коня и шашку.

– Нашел? – съязвил Стогов.

– Если бы у шефа появилась шашка, то он бы изрубил вашего Сидоркина в капусту.

– Надо спасать Алексея, – подвел итог Валуйкин. – Когда у твоего шефа заканчивается срок инспектирования нашей части?

– Завтра утром собирались уезжать, – ответил адъютант.

– Значит, нам только вечер простоять и ночь продержаться, – задумался Валуйкин. – Надо срочно эвакуировать Алексея из части. Есть идея!

Сидоркин стоял в кабинете замполита, веселое настроение которого ему очень не понравилось. Не к добру это – подумал лейтенант.

– Повезло вам Сидоркин, – замполит просто сиял от счастья. Вчера поступило указание прислать в гарнизонный дом офицеров «молодые дарования», для участия в спектакле. Не выполнить приказание вышестоящего начальства – смерти подобно. Талантов же полковник Дзюба у своих подчиненных не наблюдал. По его мнению, в части был только один талантище – это он сам. Хорошо, что прибежал с радостной вестью Валуйкин, который был ответственным за самодеятельность. Он сообщил, что Сидоркин принимал участие в постановках школьного театра и был заядлым театралом.

– Меня решили повысить в должности? – предположил лейтенант.

– Нет! – радостно заявил Дзюба. – Вам оказано большое доверие – представлять нашу часть.

– Где? – Сидоркин уже слышал о «большом доверии» к лейтенантам. Обычно оно проявлялось в заступлении в праздничный наряд. Хотя, праздников в ближайшее время, вроде бы, не намечалось.

– В гарнизонном Доме офицеров. Будете участвовать в спектакле. Вас увидит весь полигон.

– Но, я не артист, – залепетал растерянно Сидоркин, – я не умею.

– Артист! Врет и не краснеет! – Дзюба восхищенно посмотрел на лейтенанта. – Помню ваше гениальное выступление в роли «Медведя»!

Сидоркин сразу приуныл. Он понял, что отказаться от «большого доверия» не удастся.

– Когда ехать? – обреченно спросил Алексей.

– Десять минут на сборы. Берете мой УАЗик, и в путь.

Сидоркин и не подозревал, что ему «удружили» лучшие друзья. А может оно и к лучшему, когда в твою судьбу вмешиваются посторонние. Для свершения великих дел иногда нужен толчок извне.

Глава 9

Сидоркин полюбил театр, как только очутился за кулисами. Вот где разгораются настоящие страсти, вот где происходит трагедия и комедия. Скрытая от зрителя жизнь, не похожая на ту, которую актеры показывают на сцене. Окунитесь в эту жизнь – жизнь, полную неожиданностей, ляпсусов и оваций.

Вера Игнатьевна – бессменный режиссер Дома офицеров, вкратце рассказала Алексею сюжет спектакля.

Произведение, под названием «Ходок», было написано местным автором в стихотворной форме, которое по стилю похоже на известного «Стрельца» Филатова. По сюжету, Иван-Дурак должен достать справку, подтверждающую, что он не дурак. Участниками действа также являются известные сказочные герои: Кощей Бессмертный, Баба Яга, Илья Муромец и многие другие.

Выяснилось, что не хватает трех актеров. Одного, из них заменить по планам режиссера должен был Сидоркин. Алексею было дозволено, самому выбрать роль. Выбор был богатый: Медведь, Илья Муромец и Кощей Бессмертный. От Медведя Алексей отказался сразу – много текста, пояснил он. Илья Муромец? При росте лейтенанта сто семьдесят три и весе шестьдесят кило? Засмеют. Режиссер с ним сразу согласился. Вера Игнатьевна побоялась, что зрители не поймут, кто перед ними. Можно, конечно на шею повесить табличку «Илья Муромец»… В общем, остался только Кощей. С ним тоже были проблемы. За два дня текст лейтенант не выучил бы. Вера Игнатьевна успокоила Алексея, что ему не надо по этому поводу беспокоиться. Клятвенно пообещав, что за Алексея будет говорить Леший, она убежала.

И вот, настал долгожданный час! Спектакль! Как много в этом слове. Волнение, которое охватывает актеров описать трудно. Неважно выходишь ты на сцену в первый раз или в десятый, волнуются все.

Неожиданности начались перед самым началом спектакля. Леший отказался озвучивать Кощея, заявив, что у него еще плохо выучен собственный текст. Автор заявил, что он написал текст, а озвучивать свои произведения – это не его жизненное кредо. С большим трудом его уговорили, так как лучше автора текст никто не знал.

За пять минут до выхода на сцену, к Алексею прибежал светооператор. Попросил не выходить на сцену сразу. Сначала он погасит свет, потом включат фонограмму. В это время Кощей должен выйти на сцену и через десять секунд включат прожектор, направленный на него.

Почти так и вышло. Свет не погасили, фонограмму включили сразу. Неуверенной походкой Сидоркин вышел на сцену. Хотелось посмотреть за кулисы и спросить режиссера: «Я все правильно делаю?»

Далее началось самое интересное. Прозвучала фонограмма с песней Кощея, Иван-Дурак сказал свой текст и… Пауза. Пауза затянулась. Говорят, что мастерство актера можно оценить, по умению держать паузу. Чем дольше пауза, тем выше мастерство. Сидоркин почувствовал себя мастером. По его ощущениям, пауза длилась вечность.

Вдруг, тишину в зале нарушил женский голос. Звучавший текст был Кощея, но женский голос? В эту минуту зритель, наверное, подумал, что по замыслу автора Кощей – голубой. Бывает. Ошарашенный Иван оттарабанил свой текст, после чего Кощей опять вступил в разговор, но уже мужским голосом и через микрофон. На радость зрителям Кощей поменял ориентацию на традиционную. Позже выяснилось, что автор забыл на микрофоне нажать кнопку. Голос у него был тихий, поэтому Вера Игнатьевна решила спасти ситуацию и начала озвучивать Алексея.

Отплясав с Иваном под фонограмму, Алексей приготовился уходить со сцены, но… Свет, который должны были отключить – горел. Опять началась великая и неповторимая ПАУЗА. Помявшись, некоторое время на месте, Иван махнул рукой и ушел со сцены. Положение Сидоркина было не из приятных. Дело в том, что черный костюм Кощея спереди был выполнен в виде скелета, а сзади просто черный. Поэтому ему было сказано, чтобы к зрителю он все время стоял лицом и ни в коем случае не поворачивался спиной. Сидоркин был человеком дисциплинированным. Уходил со сцены боком.

За кулисами лейтенант понял и осознал, что его мучения кончились. Но не закончились злоключения спектакля. Кто-то схватил Алексея за руку и потащил в дальний конец сцены. Надо было управлять трехголовой декорацией Змея Горыныча. Голов у змея, как известно, три, а управляющих этим процессом было двое. Поэтому, центральная и правая головы кивали и вертелись в такт музыки, а левая понуро опустилась.

Освободившись от управления Горынычем, Алексей с наслаждением стал созерцать сцену. Приближалась сцена Ивана и дембеля, где они должны пить пиво. Помощник режиссера бегал с выпученными глазами, безнадежно пытаясь найти, заранее заготовленные, две бутылки пива. В предыдущей сценке Леший так бурно выражал свои эмоции по поводу игры своих друзей, что это было слышно в зрительном зале. Чтобы умерить его эмоции, ему дали бутылку пива. Так как действие длилось долго, то Леший успел выпить и вторую бутылку. Где бросил, пустую тару, не запомнил, а найти в темноте темные бутылки, сами понимаете, нелегко. Пришлось бежать за новыми.

Спектакль продолжался. Сцена «Иван и новый русский», тоже оставила свой след в этом замечательном спектакле. Звукооператор, он же новый русский, чтобы снять волнение, периодически прикладывался к бутылочке. К моменту выхода на сцену он принял на грудь достаточную дозу, чтобы часть текста забыть. Пока звукооператор бежал на сцену, в обратном направлении мчался солдат, который должен был сесть за пульт оператора. После запуска фонограммы, солдат отправился в обратный путь, чтобы успеть, на сцене сменить декорации. Декорации с небольшим опозданием появились, а фонограмма молчала. Звукооператор, выбираясь со сцены, подвернул ногу. Проявляя мужество и отвагу, обливаясь потом, он ковылял на третий этаж в операторскую. Но, у дверей в свое родное помещение ему пришлось остановиться. Перед входом стояли два милиционера. Первой мыслью звукооператора было: «Сейчас загребут». Так они и стояли, уставившись друг на друга, пока хозяин операторской не выдавил из себя: «Вам что-то нужно?»

– Можно у вас посидеть? В зале нет свободных мест, – попросили ребята. Звукооператор перевел дух, а на сцене актеры, затаив дыхание, ждали фонограмму.

Все хорошее, когда-нибудь кончается. Спектакль тоже подходил к концу. Герои вышли на заключительный акт. Порадовал зрителей Илья Муромец. Высокий широкоплечий с натуральной черной бородой красавец и… в очках. Актер без очков плохо видел. В первом акте ему к булаве прикрепили шпаргалку с текстом, которой он не смог воспользоваться из-за плохого зрения. Дожидаясь своего следующего выхода, он по привычке надел очки, которые, естественно, забыл снять. Наверное, картину «Три богатыря», надо было переписать. Илья Муромец в очках выглядит намного серьезней и солидней.

Спектакль закончился аплодисментами. Актеры кланялись не меньше пяти минут, дважды сплясали и спели финальную песню «Не валяй дурака Америка». Они и рады были уйти со сцены, но некому было закрыть занавес. Первым устал режиссер. Вера Игнатьевна, несмотря на преклонный возраст и тучную комплекцию, сломя голову кинулась за кулисы и начала дергать за веревки. Занавесь рухнул, и все облегченно вздохнули. Спектакль удался.

Глава 10

Семен и Алексей стояли у окна, наблюдая за падением снежинок на улице. Зима вступила в свои права, принеся с собой холод и белое покрывало. Квартира прапорщика Ботова находилась на третьем этаже девятиэтажного дома. Из окна было видно скованное льдом озеро, на котором виднелись черные точки. Это рыбаки, с самого восхода солнца, оккупировали излюбленные места, надеясь поймать ту единственную и неповторимую, о которой потом будут долгие годы всем рассказывать.

Еще из окна был виден продуктовый магазин, возле которого прохаживалась женщина.

– Что вы там высматриваете? – прапорщик подошел к лейтенантам.

– Думаем, кого ждет женщина? – ответил Сидоркин. – Мужа или любовника?

– Конечно мужа! – уверенно заявил Петрович.

– С чего ты взял? – удивился Вихров. – Может она ждет жениха?

– Нет! Только мужа! – настаивал Петрович. – Посмотри, как она ходит. Чеканит шаг, словно на строевом плацу. Четыре шага вперед, разворот, опять четыре шага. Явно злится, что приходится ждать.

– А, невеста не может злиться на опоздание жениха? – спросил Семен.

– Невесте по статусу злиться не положено. Она должна быть кротка и терпелива, если не хочет остаться в невестах до старости.

– А, любовница?

– Любовники не любят встречаться в людных местах. Особенно в такую погоду.

– Может пойти узнать? У первоисточника, так сказать, – предложил Сидоркин.

– Не рекомендую, – предостерег Петрович, – реакция может быть непредсказуемая.

– Смотрите, кого-то увидела. Сейчас мы узнаем, кого она ждала, – Петрович ткнул пальцем в сторону кустов.

– С чего ты взял, что сейчас появится ее возлюбленный? – Сидоркин вытянул шею, чтобы посмотреть поверх плеча Вихрова.

– Ты видел когда-нибудь охотничью собаку? Увидев дичь, она напрягается, поджимает переднюю лапу, устремив свой взор на объект своего вожделения.

– Петрович! Как поэтично ты сравнил женщину с собакой, – засмеялся Вихров. – Извращенец!

– Хам! – добавил Сидоркин.

В это время из-за кустов, со стороны озера, появилась странная процессия. Впереди шел крупный мужчина в военном ватном костюме, спортивной шапочке и валенках. За собой он тащил санки, на которых возвышалась непонятная гора. Присмотревшись, друзья увидели, что на санках лежит человек. На его груди возвышался объемный рюкзак. Вес рюкзака и человека был, вероятно, довольно большой, так как мужчина, тащивший сани, передвигался с трудом.

Женщина подбежала к саням. Сначала посмотрела на лежащего, не подающего признаков жизни мужчину. Затем накинулась на «извозчика». Пощечины сыпались справа и слева.

– Ой! – Петрович дернулся и схватился за щеку, словно это его били. Он неодобрительно, но понимающе покачал головой.

Мужчина флегматично стоял и безропотно сносил побои. Наконец, женщина устала махать руками и перешла на более мощное оружие. Что она говорила, было не слышно, но видимо именно своим красноречием достала мужчину. Он бросил веревку от санок и медленно стал удаляться. Женщина схватила веревки и попыталась сдвинуть санки с места. Три попытки убедили ее в нереальности своих замыслов. Растормошить, лежащего на санях, тоже не удалось. Женщина побежала за удаляющимся мужчиной. Догнав, схватила его за руку и начала что-то говорить. На что последний никак не реагировал. Мужчина равнодушно принял обрушившийся на него словесный поток, время от времени взмахивая рукой, словно отгонял муху.

Женщина кинулась в сторону магазина. Через пару минут, так же стремительно выскочила из него с бутылкой водки в руках и направилась к санкам.

Мужчина, видимо привлеченный видом желанного напитка, двинулся в ту же сторону.

Через минуту процессия, конвоируемая женщиной, тронулась в путь.

– Ну, что, есть еще сомнения? – самодовольно спросил Петрович.

– Я не понял, – подал голос Сидоркин, – Кто же из двоих ее муж?

– В санях конечно, – уверенно заявил, более сообразительный Вихров.

– А, второму за что перепало?

– В жизни часто так, – грустно пояснил Петрович. – Одни творят, а расхлебывают крайние или друзья.

– Петрович, а почему ты до сих пор не женился? – поинтересовался Сидоркин.

– Чтобы вот так по мордам не получать по случаю и без случая, – Петрович налил себе стакан водки. – За тех, кто в небе остался летать! За тех, кто не вернулся назад! За тех, кто туда полетит опять!

Выпив водку, Петрович отправился на диван вздремнуть.

Лейтенанты остались стоять у окна. Вихров смотрел в небо и представлял, как он сидит за штурвалом самолета, пробиваясь сквозь снежную бурю.

Сидоркин смотрел на застывшее озеро, размышляя о недавно услышанном афоризме: «Испытатель – это сплав высокого профессионализма, полета мысли и авантюризма». Одна составляющая у него точно есть. В этом он был уверен.