Текст книги "Жандарм. На пороге двадцатого века"

2

– Хайлар и Хинган удерживать любой ценой, – ткнул в карту карандашом, с трудом сдерживая гнев. Было видно, что Югович не хотел влезать в сомнительное на его взгляд мероприятие. Начальник охранной стражи, наоборот, был рад, осадное сидение его не прельщало. – Эти станции – ключи, удержим их, и все телодвижения китайских войск будут бесполезны. Противник понимает это не хуже нас…

Всё началось на следующий день после возвращения батальона. Встречали нас толпы простых людей, ликование было, словно вернулись времена последней войны. Тогда эшелоны с войсками забрасывали цветами, служивым совали в вагоны немудреную снедь, угощали втихую бражкой. Только градоначальники Харбина предпочли «не заметить» и сделали вид, что ничего не произошло. А вот охранная стража удивила: сводный взвод, исполнивший роль почётного караула, во главе с офицером для поручений главного начальника штабс-капитана Перевераева, построенный вдоль маршрута движения, ясно показал, что его превосходительство признал нас за своих. Видимо, успех под Ашихе заставил многих задуматься о правильности своих действий. А потому адъютант командующего поручик Глухов передал мне его просьбу, когда я закончу со своими делами, встретиться для совместного разрешения проблемы сохранения КВЖД.

– Что это с ними? – Милютин удивлённо смотрел на меня.

– Сильным будет – признают, – на автомате процитировал я ливонца из «Ивана Грозного». Офицеры, хоть и не были знакомы с картиной, но суть уловили правильно. – Что же, господа, упускать такой момент – непростительная глупость. Иван Трофимович, вы готовы? – Хотя у меня и была грозная бумага, но светить её постоянно не стоило. Могли начать саботировать, причём так, что не подкопаешься, всё согласно букве закона. Сам так делал не раз.

– Да, Сергей Петрович.

– Артемий Сергеевич? – Взгляд направлен на нашего сапёра.

От того, как он сможет укрепить захваченные станции, зависит, по сути, исход операции.

– Готов. – Извольский внутренне ликовал, что наконец-то он сможет проявить себя в войне (ведь из-за этого он и выбрал карьеру военного), но внешне был невозмутим.

– Александр Фёдорович?

– Готов. – Наш «бог войны», получив неожиданно немецкие «Каноне-67», был весь в заботах, формируя из отставных артиллеристов вторую батарею.

– Курт Генрихович? – Его можно было и не спрашивать, но порядок есть порядок.

– Готов…

И вот мы теперь совместно со стражей и железнодорожниками разрабатываем стратегию удержания и сохранения дороги.

– Но китайцы, как вы нам сообщили, нападут на нас. – Главный инженер нервничал. Основным его желанием было сохранить людей, и, по возможности, ценности. Ну а остальное, как Бог даст.

– Да, но сидеть на месте сиднем и ждать непонятно чего запрещаю! – Идти на поводу у шпаков я не собирался. – Сколько у вас людей на этих станциях? – Видя, как он замялся, продолжил: – Не менее двух тысяч. А имущества? Только в Хайларе десять тысяч пудов муки[16]16
  Исторический факт.


[Закрыть], нет уж, извольте зубами вцепиться в землицу и держаться. А то своих людей гробим, а тут противнику продовольствия на полгода оставляем.

– Сергей Петрович, рабочие практически безоружны. – Гернгросс попытался сгладить резкость моих слов.

– Я понимаю трудности путейцев, но не собираюсь входить в их положение. Хватит. – Может быть и резко, но Курт сообщил мне о количестве серебра, находившегося в разных частях КВЖД. – У вас есть средства, на которые можно купить некоторое количество резервного вооружения. Тот же гиринский губернатор вам поставит вполне приличное оружие. В Цицикаре в отделении Русско-азиатского банка сколько денег лежит! Вернее, лежало, теперь считайте, что его уже нет. Да пустили бы часть серебра на закупку ружей, и то больше пользы было, а так Шоу Шань на наши деньги будет содержать свою личную армию. И ещё, скажите, почему не готовы бронепоезда? – Сразу после возвращения что Курт, что Митрохин положили мне на стол доклады, в которых было чётко сказано, кто виноват в срыве работ. И что характерно, фамилии совпали у обоих.

– Э, Сергей Петрович… – Главный инженер немного стушевался. – Возникли некоторые трудности.

– Какие? – мягко, не повышая голоса, поинтересовался я. Мне, конечно, жалко этого инженера, сбитого с ног своими же. В мирное время он отлично отладил работу дороги. Вот только оно уже закончилось, но, к сожалению, это он ещё не до конца понял. – Объясните, пожалуйста. – Видя, как он мнётся, не стал «добивать» его фактами разгильдяйства и безответственности его подчинённых. – Александр Иосифович, я могу понять, если что-то не получается в связи с отсутствием материалов. Могу понять, если срыв произошёл из-за отсутствия необходимой документации. Но в данном случае на это ссылаться невозможно. Всё в наличии. – Гражданские в предчувствии аршинного фитиля примолкли и сидели тихо, словно мыши. Офицеры, что жандармские, что стражи, наоборот, с удовольствием ждали, как дорожников будут драить с песком и щёлочью. – Что же, если они не могут работать на совесть, будут работать за страх. Господин ротмистр, – обратился я к Митрохину, – приказываю арестовать за саботаж и вредительство данных людей…

– Но как же так? – Югович смотрел на меня, словно не веря своим ушам. – Ведь это заслуженные, уважаемые люди.

– Эти заслуженные люди слишком многих обрекли на смерть, причём очень непростую, – стараясь скрыть раздражение, произнёс я. – Сколько служащих и охранников находятся между Цицикаром и Хайларом? Молчите? – Во мне начала закипать злоба. Эти чистенькие интеллигенты вновь, как и в Турецкую, показали полную непригодность к любой работе. – Вы понимаете, что Бухэду мы не удержим? Что помочь тем участкам мы не сможем? Сумеют пробиться, значит, в рубашке родились. Нет, тогда сотни жизней на нас всех повиснут. – После этих слов в глаза мне никто смотреть не решался. Наверное, живо представили себя на месте этих бедолаг. – Два дня сроку. Успеют, их счастье. Нет, в передовые группы. Пусть на своей шкуре поймут, что значит, когда на тебя плюют.

Судили-рядили (по-другому просто не умели), но я продавливал свою позицию с грацией катка и назначал конкретных людей с конкретными сроками, а не непонятных коллег, за которыми хотели спрятаться железнодорожники. Гернгросс, получив часть трофеев, включая все орудия, заявил, что теперь Харбин неприступен. Народ заметно повеселел (да хоть Извольский и раньше это сказал, но ему не особо верили), в конце концов я, плюнув на «политес», напрямую подчинил главного инженера Юговича начальнику охранной стражи. Не скажу, что обоим это понравилось. Но протестовать они не стали.

– Да, Сергей Петрович, – произнёс генерал, едва за последним участником совещания закрылась дверь, – авантюра чистой воды. Хотя вам везёт.

– Это вы точно подметили, – ответил я ему, а воспоминания несли меня назад.

Граница между Московской и Тверской губерниями. 1881 год

Дежавю, снова я лежу в засаде, подстерегая противника. Так я специально называю восставших крестьян. Сей термин обезличивает человека и не даёт задуматься, почему же он ступил на этот путь. Хотя, по идее, должен привыкнуть, не впервой на «подавлении» и не раз видел, что творит народ-«богоносец». Расскажу по порядку, поскольку, на первый взгляд, рутинное событие изменило как мою судьбу, так и судьбу всей роты. Вообще-то к нам (в ведомственном плане) произошедшее относилось постольку-поскольку, это была проблема сотского. Ну, максимум станового пристава, я же хоть и «сидел» в уездном городе К., но подчинялся непосредственно губернскому управлению. Только не всё так просто в нашем мире, да-с, а поскольку живём мы не в вакууме, то иные знакомства и интересы весьма причудливо переплетаются.

Мария Викентьевна после той истории с конокрадами ясно поняла, что нейтральные, а лучше всего дружеские отношения со мной здорово влияют на её бизнес. А поскольку женщиной она была не только умной, но и весьма предприимчивой (и красивой), то вскоре установила со мной контакты третьего рода. Естественно, я всё обставил так, что ни одна живая душа не узнала, ну а у милой дамы были весьма интересные слуги (голову готов поставить, что не раз прикапывали они незадачливых воров), так что полная конфиденциальность наших встреч была обеспечена.

Из Москвы донеслись отголоски наших похождений – не особо серьёзно, фигуры, попавшие в сети с железобетонными доказательствами, были не крупные, но до сих пор «волна» идёт по «златоглавой». Правда, смутные, какие-то неоформившиеся предчувствия не давали покоя душевному равновесию. Паранойя? Мировой заговор против меня любимого? Не знаю, не знаю, только нас потихоньку стали обкладывать, и вокруг роты появилось едва уловимое шевеление. От Марии я узнал, что некие люди из губернского полацио интересуются кое-какими подробностями (компромат собирают, другими словами) моей служебной деятельности. Причём сии мужи были либерально настроенные (в глазах Марии Викентьевны это огромный минус), мило с ними побеседовав, она убедилась, что тут ниточки тянутся к господам, получающим жалованье в той же кассе, что и я. А ей верить было можно (она финансово пострадала из-за одной аферы «губернских», а такое не забывается).

Не откладывая дела в долгий ящик, я послал Курта к нашим осведомителям. Вот тут и вскрылся интересный факт: не зная друг о друге, они выдали практически идентичный отчёт. Если вкратце, то некто затребовал отчётность о действии роты в данном уезде с момента её появления по сегодняшний день. Причём, дабы никого не насторожить, кроме неё были затребованы и другие документы. Гадать, кто это может быть, пришлось бы до скончания века, есть у меня подозрение, что ниточка тянется ещё с Киева, тогда как раз и прижали достаточно серьёзных людей. Но долго гадать мне не дали, шепнули добрые люди (спасибо, Илья Иванович, не забуду), что нашёлся один радетель в департаменте полиции. А далее в полном соответствии с классикой, как там Крачковская говорила «Азалия Францевна сказала Капиталине Никифоровне…», ну и так далее, да всё неймётся господам бывшим железнодорожным баронам. «Ступайте и без злодеев не возвращайтесь» – это было сказано на полном серьёзе, правда, эти господа забыли, что в такие игры может играть и другая сторона.

Вот в этот острый момент меня и попросили присутствовать на очередном пепелище (дом, конечно, пострадал от огня, но не фатально, успели потушить), бывшем до этого дворянской усадьбой. Когда обычно мужики за топоры берутся? Когда уже край, и дальше смерть стоит, но сейчас как раз всё относительно нормально, голода нет, эпидемий тоже. Тем не менее некая банда, вопя «Мы за народ!», спалила именьице, а всех его обитателей кончили.

– Ваше благородие. – Вахмистр Охлопко (увы, хоть и говорят о засилье жандармов, реальность гораздо печальнее – офицеров не хватает) указал на ряд тел, прикрытых мешковиной: – Посмотрите, – и откинул тряпку. М-да, видок был ещё тот: мальчонка лет одиннадцати с проломленной прикладом головой. – Вот тут.

Так-так, а это ещё что такое?

– Пытали? – удивлённо констатировал я. – Хм, у кого ещё есть такие же отметины?

– У матери и сестры, – мгновенно ответил вахмистр. – Остальные просто убиты. И ещё хозяйскую дочку и её гувернантку эти ироды ссильничали. А вот их нет.

– Интересно…

– Что вам интересно? – Подскочивший к нам становой, отвечавший за эту часть уезда, едва сдерживался. Багровое его лицо, казалось, вот-вот лопнет, словно переспелый томат. – Нужно немедленно отыскать негодяев, убивших Афанасия Лукича…

– А мы чем занимаемся? – перебил я этого типа. – Но кричать не надо. Займитесь лучше своим делом.

Получив отпор, этот, с позволения сказать, страж порядка ретировался, бормоча в адрес жандармов весьма специфические слова.

– Идиот, – покачал я головой, с ним каши не сваришь. – С кем тут можно поговорить? – обратился я к Охлопко, уточнив: – Только вменяемым.

Сотский (явно выбившийся наверх из богатых хозяев), которого привёл вахмистр, весьма подробно рассказал о местном житье-бытье. Вот тут и начались странности, заставившие уездное начальство обратиться за помощью к жандармам. Во-первых, помещик (покойный) крестьян не душил, арендная плата была сносной. Во-вторых, уцелел племянник, приехавший на недельку погостить. С утречка он пошёл на охоту, как сам мне потом сказал, «пострелять в своё удовольствие». Держался он неплохо, для его возраста, естественно (четырнадцать едва стукнуло), и вспомнил о каких-то двух неизвестных, появившихся недавно. О них говорила и экономка. Зацепившись за это, Курт снова обстоятельно допросил крестьян.

– Ваше благородие, Христом Богом клянусь, не думали мы, что такое случится! – причитал белый как мел староста. За ним, потупив глаза, стояли мужики, мяв в руках картузы. – И аспидов этих прогнали, а Пантелеевы бока им намяли на дорожку.

– Стоп, хватит подвывать, – осадил его сотский. – Ты вспоминай про этих залётных, одежда, говор, как держались.

– Не наши они, – мигом выдал мужик и, увидев, как Мейр скривился, зачастил: – Говор у них не наш.

– Так, акцент, значит, давай вспоминай, старче, – подбодрил я его.

– Жизнь нашу знают, но давно из общества ушли, – тараторил староста. – Про волю мужицкую балакали, мол, скоро будет указ царский. – Потупил взгляд.

– Не лезь не в своё дело, понял?! – рявкнул я. И, выделяя каждое слово, оглядел всех: – А КТО НЕ ПОНЯЛ, В НЕРЧИНСК ПОЕДЕТ!

Стоявшие позади старосты мужики разом стали будто меньше и глаз от земли не отрывали. Оставив сотского и вахмистра «беседовать» с крестьянами, мы с Куртом отошли в сторонку, где нас не смогли бы услышать.

– Не, как поймаем, я этих ухарей подробно расспрошу, кто их надоумил так говорить, – едва сдерживаясь от перехода на мат, сказал я Мейру.

– Да, в мозги пейзанам это запало. Волками ещё не смотрят… – протянул тот задумчиво. – Но это пока.

– Во-во, и я о том же… Не вовремя как!

Это, в общем, рядовое происшествие сдёрнуло нас сюда в очень неподходящий момент. Мне пришла бумага с самого верха, предупреждающая о возможности повторения событий декабря 1825 года. Зря смеетесь! Скобелев, да-да, герой прошедшей войны, и триумфатор Геок-Тепе в Париже такие перлы отмочил, хоть стой, хоть падай. Мол, бей «тевтонов, спасай славян» ну и французов до кучи. И это высказывание сделал не отставной вояка, а генерал, командующий 4-м корпусом! Где его все обожали. Прониклись теперь? Вот и я тоже… проникся. И Курт после прочтения этой депеши выглядел очень подавленным. Потому миндальничать и играть в гуманизм не стали (хотя его и нет здесь), даже видимость приличий не стали соблюдать, а начали действовать как в прошедшую войну, когда батальон «чистил» тылы армии.

Первый взвод, оседлав совместно со стражниками все окрестные селения и мосты с бродами, «поставил» частую сеть. Параллельно второй взвод, разбившись на пятёрки, прочёсывал места, где бандиты могли объявиться в первую очередь. И на одном из бродов, расположенных в стороне от дорог, засекли пару по виду обычных батраков-подёнщиков. Командир группы выделил двоих проследить за ними. В трёх верстах обнаружился шалаш, в котором был третий. Стражники после краткого обмена знаками (в голос не поговоришь) разделились, один остался «сторожить» подозрительных мужиков, а другой со всех ног бросился обратно. Прибыв на место, командир группы решил их брать.

Полянка, где они расположились, не особо подходила для скрытого захвата, с одной стороны – бурелом, с другой – слишком редкие деревья давали возможность увидеть нападающих издалека. Поскольку время работало на бандитов, унтер послал за мной посыльного (буквально минут десять, как я ушёл), а сам приказал наблюдать. И если эти «орлы» в течение часа не стронутся с места, брать на месте, наплевав на шум.

Как я (не один, конечно) здесь оказался, словно рояль в кустах? А карты у меня есть, и наиболее удобно выбираться из этого лесного массива именно тут. В других местах практически везде сёла с деревнями разбросаны. И там уже ждут «гостей», но и те наверняка понимают, что после их «художеств» за них возьмутся всерьёз. А здесь есть возможность тихонько, особо не привлекая к себе внимания, ускользнуть от облавы, шанс, конечно, дохлый, но всё равно имеется.

– Господин унтер-офицер, – ужом скользнул к Баранову посыльный, – его благородие приказал действовать по плану.

Кивнув в ответ, что понял, он уже спокойно посмотрел на этих доморощенных лесовиков. К счастью, о чём-то переговорив между собой, они начали собираться…

О, идут, голубчики: на тропинке появились трое мужиков довольно опрятного вида. Этакие крестьяне, решившие малость пошалить в хозяйском лесу. У двоих были самодельные рогатины, а третий красовался с дубинкой. Видно, что в лесу они не новички (ельник молодой стороной обошли), ну да ничего, и не таких «архаровцев» брали. Я отлично представлял, что сейчас произойдёт.

Мгновение – и вся троица валится на землю, и вот уже группа захвата вяжет бандитов.

– Ну, – носком сапога приподнимаю голову «дубино-носцу», натыкаюсь на плохо скрытый страх. Не дурак, сразу сообразил, кто по его душу пожаловал. – Говорить будешь? Или помучиться предпочитаешь, – легонько хлопнул ему подошвой по лицу. Не больно, но чрезвычайно обидно, и тормоза отлично снимает.

– Кха, кха, сволочь, – прохрипел он. – Ненавижу.

– Вот и отлично. Афанасий Захарович, – позвал я ефрейтора Жукова и кивнул на смотревшего зверем бандита, – наш клиент. Сохранность его шкуры меня не волнует.

– Понятно, вашбродь, будет исполнено.

Отойдя в сторонку, я спокойно стал смотреть, как «потрошат» пленных. Двое других мужичков оказались похлипче и теперь, судя по всему, каялись, мол, бес попутал, расходный материал. «Мой», явно старший, продержался минуты три, а потом запел, словно соловей. Новоявленные робин гуды оказались сборной солянкой, из горожан и крестьян. Главарь – некто Аверьян, сорокалетний мужик, хвастался, что в бегах аж с 1858-го. И бар он резал и резать будет.

– Детишек тоже под нож?

После такого вопроса бандюга замолк. В имении были внучки экономки трёх и пяти лет, которых эти душегубы не пощадили.

– Ты что, оглох, соколик? – ласково спросил Захарыч, поиграв у того тесаком перед глазами. – Господин капитан тебе, морда каторжная, вопрос задал.

– Да, – выдавил он, втянув голову в плечи. – Атаман тогда говорил всем, что, кто в барском доме живёт, тот уже и не в миру. Голода не знают, своих же сродственников за родню не считают…

– Давай дальше исповедуйся, – ткнул я его носком сапога под рёбра.

Подбадриваемый зуботычинами, он выложил, что раньше они «баловались» грабежом одиноких путешественников. Но потом главарь внезапно стал «политическим», мол, негоже своих же братьев грабить, лучше бар и купцов тряхнём, и прибыток, что важно, гораздо больше. Это дело у них было уже третье. И главарь решил, как говорится, лечь «на дно». Только все дороги уже были перекрыты, и тогда Аверьян придумал разделиться. Произошло это сутки назад.

– Добыча где? – В бескорыстие главаря мне не верилось ни капли. – Или бедным раздали?

– Не, разделил, как положено, – удивил меня пленный.

– Всю? – Ну не верю я, что атаман ВСЮ казну поделит.

– Всю, и крест целовал, – истово ответил мужик.

– Во второй список, – приказал я.

Ефрейтор кивнул понимающе. Это означало, что факт ареста не вносится в официальные документы. Этих троих словно не было в природе. Точно так же действуют церэ-ушники да и представители других подобных специфических профессий, и ничего, прокатывает.

Унтеры ведь со старостами деревень и сёл отдельно, с глазу на глаз переговорили. И убедили, что ЛЮБОГО незнакомого человека они препроводят к начальству, подкрепив просьбу пудовыми кулаками. А как иначе? Мы для них псы господские (кто же это так умело про землицу-то вброс сделал?) с соответствующим отношением.

Так и переловили всю банду и ещё кучу другого криминального элемента, хотя и простым обывателям изрядно досталось. Вот так, не героически, без голливудских перестрелок и погонь, зато быстро и эффективно. Правда, с отловом главаря пришлось повозиться…

– «Да, не солгали предчувствия мне, да, мне глаза не солгали, паи пара-рам и плывет пароход…» – бубнил я себе под нос песню, которую исполнял Утёсов.

Стояла жара, и лишь у Волги лёгкий ветерок давал хоть какое-то облегчение.

– Командир, ты что, самолёт имеешь в виду? – произнёс Курт идиотскую фразу.

– Не понял. – Я вопросительно посмотрел на своего зама.

– Он же по реке уйти может. – Сейчас Мейр походил на молодого лиса, увидевшего, что раззява хозяин забыл закрыть курятник.

– Так. – Правду говорят насчёт мышления. Ведь сам ещё в детстве на «калоше» сколько раз катался. Вот «метеор» не застал. И самолёт, который был упомянут, – это не стальная птица, а название общества. – Срочно в управление телеграмму отбить, чтобы в порту провели разъяснительную работу. Это первое. Второе: немедленно прошерстить все баржи и шаланды. Третье: где у нас причаливают пароходы?

– Здесь, здесь и здесь, – указал на карте места стоянок Курт.

– Уточни у вахмистра, где ещё могут причалить эти речные волки? А то раньше понятие «расписание» для них не существовало, – вспомнил я рассказы Марии об особенности местного «мореплавания».

Кроме этого, на каждый пост прислал «видока» (как раз их хватило, слава богу) из тех, кто не так замаран, естественно. И спустя неделю один из бандитов узнал в стоявшем «офене» главаря. Дальше уже всё было делом техники: внезапно тому стало дурно (солнечный удар, наверно, хе-хе), и вот уже тащат куда-то болезного…

Аверьян оказался отнюдь не высоким, метр семьдесят, не выше, сухощавым, и все вопросы снялись, стоило заглянуть ему в глаза. В них была застарелая ненависть и отблеск лёгкого безумия. На нас с Куртом он смотрел без страха, лишь щеря рот в презрительной ухмылке.

– Что же, мил-человек, – с интонацией Джигарханяна произнёс я, – давай так: ты отвечаешь на наши вопросы честно и откровенно, а мы тебе взамен пулю. Поверь, в петельке болтаться не лучшая смерть. Как тебе такой вариант?

– Кха, да… вам, в… – И, получив удар ногой в живот, замолк.

Жуков смотрел на меня, ожидая дальнейших приказов.

– Захарыч, действуй. – И, махнув рукой, мы удалились.

А Немов с Жуковым начали «колоть» Аверьяна на предмет, «куда деньги заныкал?». А что? Вон «финляндцев» как и в «тот» раз побили, а пенсию положили, курам на смех. Мейр на моё предложение самим заняться «накоплением страховых средств» мгновенно ответил: «ДА». Немов, так же не раздумывая, согласился. И попросил у меня «добро» на привлечение Жукова, ссылаясь на его грамотность. Фельдфебель, прошедший вместе с нами Крым и Рым, отлично разбирался в людях, и потому я согласился. Надеюсь, первый наш блин не будет комом.

– Вот, вашбродь, – протянул мне Жуков три листа, исписанные убористым, аккуратным почерком.

Повествование похождений вызывало только одно желание: чтобы помер сволочь помедленнее. Нет, и я, и мои подчиненные – не ангелы. И крови на нас море, НО ДЕТЕЙ (да пусть дворянских, но детей!)… Это запредельное. И меня уже не волновало, что на глазах тогда ещё пацана ублюдок, для которого он и его семья были собственностью говорящей, изнасиловал сестру. Та, не выдержав позора, повесилась… А он пустил барину «красного петуха» и был таков. Всё это перевешивали мёртвые дети.

– На кол.

Услышав от ротного этот страшный приказ, Жуков обсуждать его не посмел. Пять кольев, пять фигур с кляпом, дабы не орали, и мука на лицах. Да воздастся каждому по делам его. Для отчёта мы предоставили четверых пойманных крестьянами. Остальные попавшие в руки поисковых групп упокоились в тщательно замаскированных могилах. А деньги… Нашлись, не такой Аверьян бессребреник был, каким его представляли. Была у него захоронка. Сто с лишним рубликов серебром да пара золотых монет.

– Вот что, Захарыч, это сдай, – толкнул я мешочек, из-за которого всё и закрутилось.

Нашедший старый клад сын кухарки не мог и подумать, во что всё это выльется. И молчали они о находке, продали всего-то пару монет хорошему знакомому. Кто же мог знать, что он попадётся в руки Аверьяна живым! Дичайшее стечение обстоятельств… А результат – загубленные жизни.

– Сделаю как надо, вашбродь. – Забрав клад, Жуков удалился, ещё раз порадовавшись, что командир не стал брать ни единой монетки из этого клада. Плохое это золото, проклятое…

Полковник фон Веддинг сидел на стуле в канцелярии роты, смаковал коньяк (шустовский, на напитках я не экономил) и ждал, пока я ознакомлюсь с документами.

– Отменный вкус. – Полковник поставил на стол рюмку и с нескрываемой усмешкой посмотрел на меня. – Курите?

– Да закуришь тут, когда знамя части украли, – ответил я фразой из анекдота[17]17
  Возвращается Чапаев из командировки. Петька докладывает:
  – За время вашего отсутствия, товарищ комдив, происшествий не было, за исключением… лопата сломалась.
  – Какая лопата?
  – Которой полкового пса закапывали.
  – Зачем?
  – Он жареной конины объелся и сдох.
  – А где вы конину взяли?
  – Да полковая конюшня сгорела…
  – От чего?
  – Да Фурманов окурок бросил, она и полыхнула.
  – Так Фурманов же не курит!
  – Да закуришь тут, когда знамя части украли…


[Закрыть]. По тому, как вопросительно поднялась бровь, понял, что остроту не оценили, но смысл поняли. – А если серьёзно, то сколько ещё нам отпущено до взрыва?

– Вы считаете, что у нынешних смутьянов есть возможность расшатать империю? – саркастически спросил Ведцинг.

– А напрасно вы иронизируете, господин полковник. – Похоже, визави не склонен к дебатам на эту тему.

– Скажите мне, пожалуйста, Сергей Петрович, откуда у вас такой талант впутываться во всякие неприятности? – слегка прищурился Веддинг.

– О чём это вы? – искренне удивился я. – О трупах? Так кто их считал?

– Хм, не понимаете или не хотите понимать? – Устало вздохнув, он поставил фужер на стол. – Я понимаю, что личность главаря довольно гнусная. Понимаю, что, разговорив его, вы, Сергей Петрович, столько «хвостов» подчистили!.. Департамент до сих пор на ушах стоит. По сектантам вы просто здорово сработали. – И с едва скрытым раздражением, уже не сдерживаясь, буквально прорычал: – Но на кой хрен ты так демонстративно этих ублюдков казнил?

– Господи, да с чего вы это взяли?! – Отмазка у меня на этот счёт была железная. – Это же при попытке к бегству. Всё в рамках закона.

– Вот именно, всё в рамках закона, – с какой-то весёлостью передразнил меня полковник. – Понятно, что покойники в большинстве своём это заслужили. – Всё напускное веселье у Веддинга, судя по всему, закончилось. – Бог с теми, кого твои головорезы пристрелили и закопали. Но та пятёрка на колах… Это уж слишком, что ты решил присвоить себе право карать и миловать! Это прерогатива исключительно императора.

– Да я разве на это замахиваюсь? – Вот тут мне стало не по себе. И за меньшие деяния людей в больших чинах в Сибирь ссылали.

– Хорошо, – легко согласился он. – А тот приказчик? Он у вас тоже «при попытке»?

– Нет, – очень осторожно ответил я, – здоровье слабое было, вот он и помре…

– А вот купцам так не кажется, – поморщившись, продолжил он весьма неприятную тему. – Петицию они послали на имя губернатора. – Веддинг дал мне возможность «насладиться» этой новостью и вбил последние гвозди в мой гроб, так сказать: – В данный момент сия бумага находится в канцелярии и потеряться не сможет.

Похоже, полковник и сам не знает, что делать. «Бодаться» с московскими толстосумами ему не впервой, но выходить из тени он не любит.

– А пусть всё идёт своим чередом.

Он удивленно поднял брови:

– Уверен? Всё достаточно серьёзно.

Полковник хорошо знал Дроздова. Несмотря на все его эскапады и эпатаж, тот отлично чувствовал грань, за которую не следует переходить. Сейчас ситуация была крайне щекотливая. И вполне возможно, что в столь зыбкой и неоднозначной обстановке, сложившейся в последнее время, его могут отдать под суд. Но Дроздов демонстрирует полное спокойствие, а значит, есть у него что-то в запасе для такого случая.

– Абсолютно. Я сам справлюсь с возникшими проблемами. – Заметив ироничный взгляд визави, поспешил успокоить того: – Нет, резать никого не буду.

Незачем, ибо Стрешнев каким-то хитрым способом сумел передать нам ДЕЛА. Их по приказу вышестоящего начальства было решено уничтожить. Каких нервов мне стоило всё это провернуть (явки, тайники, пароли, это всё было)! Но результат грел душу и позволял смотреть на жизнь с оптимизмом. Илья Иванович, как я подозреваю, передавая нам эти документы, наверняка и себя любимого решил обезопасить. Как говорится, с волками жить – по-волчьи выть. Ну да ничего, зато и я, и он сохранили друг к другу уважение и, главное, окажем помощь в случае необходимости.

– Очень хорошо. – Фон Веддинг убедился, что у ершистого штабса есть кое-какие бумаги, с помощью которых тот уладит конфликт. – Тогда, Сергей Петрович, есть для вас работа…

И полковник ошарашил меня, сообщив, в чём она заключается. Наша родная военная разведка решила «кинуть» Лазаря Соломоновича Полякова, «впарив» ему проект по переработке леса в Персии[18]18
  Исторический факт. Некий бельгиец действительно сумел провернуть эту аферу.


[Закрыть]. От меня требовалось прикрыть агента, перехватив пылающих праведным гневом подручных олигарха. Не останавливаясь ни перед чем. Убийство, шантаж и похищения – всё это мне разрешено. Главное – результат.

Переговорив с Куртом (а именно его команде придётся «решать» основную часть проблемы), я официально направил третий взвод «на патрулирование местности для пресечения и предотвращения противоправных действий». Именно с такой формулировкой. Начальство бумагу подмахнуло, и Мейр по-тихому растворился в лесах между Тверью и Москвой. Я же с оставшимися взводами устроил «Содом и Гоморру», то есть начал тщательно осматривать товар купчиков, имевших наглость накатать на меня «телегу». Под эту гребёнку угодил и Поляков. Значение нашим «наездам» он не придал, хотя нервы и время, нужные для ловли «обувшего» его мошенника, забирали. Интересно, нашли того, кто сообщил Соломонычу особенности о лесопромышленности в Персии? Ведь по всем раскладам он должен был понять, что лопухнулся, не раньше чем через месяц. А тут и пары дней не прошло, а уже ловят бельгийца.

На улице моросил дождь, поднявшийся ветер швырял в лицо капли с деревьев, заставляя убраться под крышу. Хаим с тоской посмотрел на мокрые ботинки, очень хотелось плюнуть на всё и усесться рядом с тёплой печкой. Вздохнув, он отогнал такое приятное видение, с тоской посмотрел на небо, словно вопрошая, когда наконец закончится хмарь и солнце обсушит землю. Мысли, роившиеся в его голове, тоже не способствовали душевному равновесию. Дядя Шлема вчера приказал искать некоего иностранца, который якобы задолжал ему денег. Ага, как же, у этого скупердяя снега зимой не допросишься, а тут: «Хаим, ты найди его, а там мы сочтёмся, этот поц посмел меня обмануть…» Тьфу, противно слушать. Можно подумать, если тот родился в Бердичеве, значит, остальная родня так, погулять вышла.

Вздохнув оттого, что вынужден пока ещё подчиняться, Хаим с удовольствием подумал, как после он распорядится наградой. Он-то точно знал, что ловкий мошенник попытался обмануть одного из Поляковых. Полиция ещё свирепствовать начала. Нет, ну убили жандармы какого-то гоя, что лезь-то. Но те словно с ума сошли, написали челобитную, вот теперь и им в чело ударили. А заодно и людям весь гешефт поломали. Вон, Яков вчера рискнул только голос повысить, мол, купец я. Так ему быстро руки скрутили, товар весь (а там была и его доля) забрали, начав требовать бумаги. Хорошо, мир не без добрых людей, помогли (дорого это вышло), зато вопросов больше не было. Хотя несчастного Яшу пришлось отдать, но особо страшного с ним ничего не случилось (синяки и ссадины не в счёт), штраф он заплатил, правда, большой. А молчал, обошлось бы всё. Вот он, например, тихо, никого не тревожа, вышел на этого бельгийца. Нет, он не собирается лезть к нему, зачем? Просто пройдёт мимо нужного особняка и как бы случайно заговорит с одним человеком. Посетует на судьбу и ненароком сообщит кое-что интересное. А там… Главное, не теряться. Ну а дядя Шлема пусть не обижается, он-то не знал, хе-хе, что, оказывается, случайно все рассказал. Верить надо родне.