Текст книги "Не жилец!"

Глава 9
Медицина в арабском халифате

Греки торговали с персами и индусами, войско Александра Македонского в первой половине IV века до нашей эры дошло до Индии… Это к тому, что обмен знаниями между греками и индусами существовал, потому что просто не мог не существовать. С торговыми караванами путешествовали не только купцы, но и люди, отправлявшиеся в дальние страны в поисках знаний. В любом войске должны быть или лекари, или хотя бы воины, сведущие в лечениях ран и болезней. Когда войско вторгнется в чужие земли, эти люди не упустят возможности пообщаться с коллегами. Интересно же узнать, как они сращивают кости или лечат болезни…

Но при всем том древние греки за все время существования их цивилизации не переняли ничего из индийской медицины, а ведь определенно было что перенимать – хотя бы из уже знакомой вам «Чарака-самхиты». Даже при несовпадении концептуальных взглядов и различных трактовках основных моментов всегда можно почерпнуть у зарубежных коллег что-то ценное. Примером может служить тибетская медицина, «нанизавшая» китайские жемчужины на аюрведическую нить. В Тибете это могло произойти, но в Индии и Китае ничего подобного не было, несмотря на тесные торговые и дипломатические связи между китайскими и индийскими государствами.

Почему?

Главных причин две.

Во-первых, при разных взглядах на основы очень трудно перенимать чужой опыт. И это естественно, ведь в своей обуви ходить удобнее, чем в чужой. Свои, привычные, взгляды кажутся правильными, а чужие, непривычные, понимания не вызывают. Вряд ли кому-то из древних греков захотелось бы тратить время на перевод «Чарака-самхиты» или же на детальное изучение «Аюрведы». А если бы даже такой перевод и появился, то вряд ли он стал бы востребован у греков, которые лечили так, как завещал Асклепий.

Во-вторых (и эта причина, наверное, важнее первой), медицина – наука особенная, тесно связанная с общественным мнением и во многом от него зависящая. Пифагор, которому принято приписывать авторство известной теоремы, утверждающей, что квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов катетов, на самом деле не был ее создателем. Так, во всяком случае, принято считать в наши дни, потому что это знание было известно в Древнем Вавилоне за тысячу лет до VI века до нашей эры, в котором жил Пифагор. До нас дошли подтверждающие это глиняные таблички с математическими расчетами.

Математика от общественного мнения не зависит – Пифагор дал грекам знание, полученное от вавилонян, и греки начали его использовать, попутно восхваляя Пифагора. Но если бы Пифагор предложил жрецам-асклепиадам использовать вавилонские заклинания, то его бы попросту высмеяли – смотрите, какой чудак! То же самое произошло бы, если бы Гиппократ начал лечить пациентов аюрведическими методами или, скажем, иглоукалыванием. Про иглоукалывание упомянуто просто для примера, если с Индией у греков были контакты, то с Китаем их не было, контакты китайцев с Западной Европой установились лишь во II веке до нашей эры, когда был проложен Великий шелковый путь[42]42
  Великим шелковым путем в XIX веке назвали караванный путь, связывавший в древности и в Средних веках Восточную Азию с Западной Европой. Название обусловлено тем, что из Китая по этому пути главным образом вывозили шелк.


[Закрыть], то есть уже во времена Древнего Рима.

Точно так же не встретил бы понимания у пациентов индийский врач, вздумавший использовать в практике какие-то греческие методы лечения. А что означает «не встретить понимания»? Потерять клиентуру, лишиться заработка. Консерватизм врачей и их приверженность устоявшимся традициям имеют экономическую основу. В Тибете, на «нейтральной» территории, получилось скрестить китайскую медицину с индийской, приправив ее тибетской «демонологией». Но ни в Индии, ни в Китае такой «гибридизации» произойти не могло. Соединять несовпадающее, а то и взаимопротиворечащее можно только на нейтральных территориях.

Одной из таких «нейтральных территорий» стал Арабский халифат, который в середине VIII века нашей эры, в пору наивысшего расцвета, простирался от Пиренейского полуострова на западе до Кабула с Самаркандом (и даже немного дальше) – на востоке. Государство арабов выросло до таких пределов за очень короткий, по историческим меркам, срок – сто с небольшим лет. Завоевывая новые территории, арабы получали доступ к новым знаниям и распоряжались этим богатством крайне разумно – все тщательно изучалось, и то, что казалось полезным, перенималось.

Греко-римскую медицину арабы получили от Византии или Восточной Римской империи, государства, сформировавшегося в конце IV века нашей эры после распада Римской империи на западную и восточную части. Западная Римская империя просуществовала всего восемьдесят лет, и Византия осталась единственной хранительницей греко-римских традиций и наук. От граничившей с халифатом на западе Индии арабы переняли индийскую медицину. Особо их заинтересовал хирургический трактат «Сушрута-самхита», потому что при религиозном табу на вскрытие трупов развитие арабской хирургии шло очень медленными темпами. «Сушрута-самхита» была переведена в конце VIII века, то есть сразу же после того, как попала в руки к арабам. Перевод не раз дополнялся комментариями, поэтому в арабском мире он известен не только как «Kитаб-и-Сусурд» («Книга Сушруты»), но и под разными другими именами. Точно так же были переведены греческие и римские труды по анатомии, начиная с того, что написал Гиппократ, и заканчивая наследием Галена.

Известный хирург Абу аль Касим аз-Захрави, упоминаемый в европейских источниках как Альбукасис, с горечью писал о том, что в его стране искусная хирургия совершенно отсутствует, хирургическое знание почти исчезло и исчезли даже его следы, сохранились лишь отрывочные сведения в книгах древних авторов, которые искажены переписчиками.

Книгопечатание в то время еще не было изобретено, тексты приходилось размножать переписыванием. Переписчики иногда допускали ошибки или же могли истолковать непонятное слово на свой лад. В результате после нескольких переписываний смысл написанного мог исказиться до неузнаваемости.

Раз уж мы вспомнили про Абу аль Касима аз-Захрави, то давайте с него и начнем, поскольку он является одним из четырех героев этой главы, одним из четырех арабских ученых времен халифата, чей вклад в медицину был наиболее весомым. Только называть его станем Альбукасисом, так удобнее.

Альбукасис жил в Х веке в Кордове, которая в то время входила в состав халифата. Его можно назвать самым выдающимся врачом Арабского Запада. Альбукасис прежде всего известен как создатель первой медицинской энциклопедии, написанной на арабском языке. Назывался этот фундаментальный труд «Руководство для того, кто не в состоянии такое составить» и состоял из тридцати томов! В арабских источниках его часто называют просто по имени автора – «Китаб аз-Захрави» («Книга аз-Захрави»). У Альбукасиса были и другие труды по медицине, но не настолько объемные и не получившие столь широкой известности, поэтому в названии «Китаб аз-Захрави» без уточнения, о какой именно книге идет речь, ничего удивительного нет.

Два тома «Руководства» целиком посвящены хирургии. В двадцать третьем томе рассказывается «о перевязках всех ран на теле, начиная с головы и до пят», а в последнем, тридцатом, томе излагаются сведения, касающиеся хирургических методов лечения: прижигания, рассечения, прокалывания, восстановления и удаления. Два тома из тридцати, или меньше семи процентов, – какой вывод можно сделать на основании этой пропорции? Разумеется, вывод о том, что в арабской медицине времен халифата ведущим и доминирующим направлением было терапевтическое. Помимо хирургии в «Руководстве» освещаются вопросы офтальмологии, диетологии, ортопедии, стоматологии. Очень большое внимание уделено фармакологии, в том числе и лечебным свойствам минералов.

Вера в лечебные и магические свойства минералов уходит корнями в древнейшие времена. Греческий философ и естествоиспытатель Теофраст, живший в конце IV – начале III века до нашей эры, придал этой вере видимость научности в своем трактате «О камнях». Древнеримский энциклопедист Плиний Старший, который жил в I веке нашей эры, дополнил то, что сделал Теофраст. В тридцатисемитомной «Естественной истории» Плиния о лекарственном действии минералов сказано довольно много. Верили в это и в Персии, и в Индии, и в других странах, поэтому совершенно неудивительно, что эти знания перешли к арабам. Лекарственное питье лучше всего было пить из хрустального или золотого сосуда, потому что золото и хрусталь усиливали действие лекарств. Куски магнитной руды носили на груди, поскольку то, что притягивало железо, могло притягивать к сердцу жизненную силу. Серебром очищали воду. Украшения из аметиста «прописывались» душевнобольным, которые могли позволить себе такое дорогостоящее лечение. Бирюзу прикладывали к глазам для улучшения зрения. Розовый кварц помогал доносить плод без проблем и благополучно родить его… Короче говоря, минералы использовались арабами очень широко.

Альбукасис написал свое «Руководство», опираясь на труды греческих и римских ученых, а во второй половине XII века «Руководство» было переведено на латынь и в течение пяти последующих столетий оставалось востребованным у европейских врачей – вот всего лишь один пример того, как арабские ученые обеспечивали преемственность знаний между Древним миром и Средневековой Европой. В Европе в Средние века изучать анатомию на трупах тоже запрещалось, так что ее приходилось учить по Галену или по Альбукасису. «Руководство» не просто повторяло и обобщало уже известное, в нем содержится много нового, того, что открыл или установил сам автор. Так, например, Альбукасис первым в истории описал гемофилию – болезненную склонность к кровотечениям, вызванную нарушением свертываемости крови и передающуюся от здоровых матерей к детям мужского пола. А еще, подобно многим великим хирургам, Альбукасис создавал новые хирургические инструменты. В частности, он изобрел особые зонды для исследования мочеиспускательного канала, инструмент для осмотра уха, крючок для извлечения инородных тел из глотки и пищевода. Считается, что именно Альбукасис открыл, что кетгут – хирургическая нить, изготавливаемая из кишок мелкого рогатого скота, растворяется в организме. Кетгут был известен еще древним грекам и римлянам, в частности, о нем упоминал Гален как о материале, пригодном для полостных операций, но не было известно о том, что кетгут растворяется.

Сохранился рассказ о том, как было сделано это открытие. Альбукасис любил играть на уде, струнном щипковом инструменте, похожем на средневековую лютню или современную гитару. На уде были редкие струны, сделанные из кетгута, которые издавали особо чистые звуки. Однажды обезьяна, которую Альбукасис держал для забавы, украла уд, сорвала с него струны и проглотила их. Разгневанный Альбукасис, которому эти струны были очень дороги, убил несчастное животное и вспорол ему живот, чтобы извлечь струны. По другой версии, в которую хочется верить, он не убил обезьяну, а сделал ей хирургическую операцию, которую она благополучно перенесла. Но дело не в способе извлечения струн, а в том, что сделано это было не сразу же после проглатывания их, а спустя некоторое время. Вместо целых струн Альбукасис нашел лишь единичные их фрагменты и на основании этого сделал вывод о том, что кетгут растворяется в организме. Так оно и есть, но правильный вывод был сделан исходя из неверных предпосылок, ведь струны находились в пищеварительном тракте обезьяны, где на них действовали агрессивные пищеварительные ферменты, а не в брюшной полости. Но и в полостях организма, вне пищеварительного тракта, кетгут тоже растворяется спустя некоторое время после операции, потому что там тоже есть ферменты, подобные пищеварительным, только не настолько агрессивные.

Арабские медики, в том числе и Альбукасис, внесли большой вклад в фармацевтику, разработав новые способы приготовления лекарств и существенно дополнив те, что были известны ранее. В частности, в «Руководстве» Альбукасиса подробно описываются сублимация (очистка вещества переводом его из твердого состояния сразу в газообразное, минуя жидкое) и декантация (отделение твердой фазы смеси от жидкой посредством сливания раствора с осадка). Декантация, к слову будь сказано, широко используется виноделами и сомелье.

Вторым арабским ученым, внесшим крупный вклад в развитие медицины, стал Абу Али аль-Хасан ибн аль-Хасан ибн аль-Хайсам аль-Басри, известный в западном мире под сильно сокращенным именем Альхазен. Альхазен, живший в Басре и Каире в конце Х – начале XI века, не был врачом, он занимался математикой, астрономией и физикой, преимущественно оптикой и механикой. Тяга к ученым занятиям была настолько высока, что ради них Альхазен отказался от должности визиря, которую он в течение некоторого времени занимал в родной Басре. Впоследствии его пригласил в Каир египетский халиф, мечтавший построить нечто вроде современных Асуанских плотин[43]43
  Асуанский гидроузел, часто называемый Асуанской плотиной состоит из двух дамб, преграждающих Нил близ города Асуана, – верхней и нижней.


[Закрыть], защищающих Египет от ежегодных летних наводнений. Халиф узнал, что Альхазен разрабатывал подобные проекты. Так оно и было, вот только мысль ученого сильно опережала возможности того времени – возведение плотины оказалось не по силам строителям Х века. Ученый попал в опалу, которая сопровождалась конфискацией имущества. От грозившей ему казни Альхазен спасся при помощи уловки – он симулировал сумасшествие до смерти халифа, пригласившего его в Каир. Следующий халиф вернул ученому доброе имя и то, что было конфисковано.

Альхазена заслуженно именуют «отцом оптики», потому что именно он разработал основы этого направления физической науки. Попутно Альхазен изучал устройство и физиологию глаза. Его семитомный трактат «Книга оптики» в латинском переводе XII века получил более подобающее название – «Сокровище оптики». Для того времени это знание и впрямь было сокровищем.

Продолжив дело, начатое Галеном, Альхазен предположил, что лучи света влияют на глаз, создавая те картины, которые мы видим. Это предположение шло вразрез с распространенным заблуждением о том, что глаз сам испускает лучи, которые ощупывают предметы. О лучах, исходящих из глаза, говорили такие авторитетные ученые древности, как Платон и Евклид. Обратной точки зрения (такой же, что и Альхазен) придерживались Пифагор и некоторые другие ученые Древнего мира, но их возражения широкого распространения не получили. Только Альхазен заставил ученый мир посмотреть на работу глаза с другой точки зрения. А заодно этот великий ученый заложил фундамент оптики. Альхазена с полным на то правом можно называть не только Отцом оптики, но и Отцом офтальмологии, потому что развитие учения о глазных болезнях в европейской медицине опиралось на его труды.

Абу Бакр Мухаммад ибн Закария ар-Рази, известный в Европе под именем Разес, родился во второй половине IX века в городе Рей, близ Тегерана. По национальности он был узбеком, но труды свои писал на арабском языке и прославился в Багдаде, так что можно считать его арабским ученым. Помимо медицины Разес увлекался философией и алхимией, присуствие которых ощущается в его медицинских трактатах. Почти в одно время с Альбукасисом, но не на западе халифата, а на востоке, Разес написал два энциклопедических медицинских трактата – «Всеобъемлющую книгу по медицине» и «Медицинскую книгу, посвященную аль-Мансуру», которая в латинском варианте называлась «Liber almansoris». Примечательно, что труды Альбукасиса и Разеса переводил на латынь один и тот же человек по имени Герард Кремонский, который перевел с арабского на латынь более семидесяти книг.

Труды Разеса во многом созвучны с трудами Альбукасиса, что неудивительно – ведь оба жили примерно в одну и ту же эпоху, писали об одном и том же и опирались на одни и те же источники. Разница лишь в том, что Разес меньше внимания уделяет хирургии. Но не надо думать, будто он не умел оперировать. Разес не только хорошо знал хирургическую науку, но и обогатил ее, описав новые способы выполнения некоторых операций и придумав несколько хирургических инструментов.

Нет ничего удивительного в том, что фундаментальные руководства по медицине появлялись в разных частях халифата в одно и то же время. Это не случайное совпадение, а закономерная необходимость. Возникла потребность обобщить и систематизировать накопленные знания, причем на государственном арабском языке, доступном всем жителям халифата. Можно предположить, что таких фундаментальных трудов было написано гораздо больше, чем нам известно, потому что многое из арабского научного наследия было безвозвратно утеряно. В допечатную эру, когда книги тиражировались при помощи переписывания, количество экземпляров любого труда, особенно многотомного, было не просто малым, а ничтожно малым – десять или, скажем, двадцать. А многие трактаты и вообще существовали в одном-единственном экземпляре.

Разес ввел в практику много полезных новшеств. С одним из его изобретений современные врачи имеют дело постоянно. Более того – они не представляют своей работы без этого изобретения. Также это изобретение пользуется большой популярностью у адвокатов, специализирующихся на медицинских тяжбах…

Вы можете угадать, что это за изобретение?

Если нет, то вот вам подсказка – изучение этого изобретения доктор Грегори Хаус предпочитает непосредственному общению с пациентами.

Разумеется, это история болезни, или карта пациента, медицинский документ, который заводится в лечебных учреждениях на каждого, кто обратился за медицинской помощью! Когда Разес руководил больницей в Багдаде, он установил там правило заводить документацию на каждого пациента. Что бы еще назвать из сделанного Разесом? Он активно проводил оспопрививание с использованием материала, полученного от больных, и даже написал трактат «Об оспе и кори», в котором подробно объяснялось, чем одно заболевание отличается от другого. По тем временам, когда оспу часто путали с корью, это был очень нужный «справочник», позволявший врачам ставить правильные диагнозы. Если вы сейчас улыбнулись и подумали: «Вот уж достижение, так достижение – объяснить, чем одна болезнь отличается от другой!» – то имейте в виду, что натуральная оспа, которую в ХХ веке вывели подчистую, представляет собой смертельно опасное заболевание, а корь хотя и опасна, но далеко не так, как оспа. Даже в те времена, когда оба заболевания лечили совершенно одинаково – уходом и симптоматическими средствами[44]44
  То есть облегчающими состояние больного, снижающими выраженность отдельных симптомов, но не излечивающими, не влияющими на причину, вызвавшую болезнь.


[Закрыть], правильный диагноз имел очень важное значение, потому что инфекционных больных следует изолировать от общества, а также от больных другими инфекционными заболеваниями, чтобы не добавлять к оспе корь, или наоборот.

Медицинских трактатов Разес написал много, но среди них есть один, который не имел аналогов в арабской медицине (во всяком случае, нам о таких неизвестно). Это трактат под названием «Медицина для тех, у кого нет врача», который представлял собой пособие по самостоятельной диагностике болезней и самостоятельному же их лечению. Вспомните, что нечто подобное – «Необходимые рецепты, стоящие тысячу золотых монет» – написал в VII веке нашей эры китайский врач Сунь Сымяо. Подобные труды, нарушавшие интересы всей врачебной корпорации в целом, были редчайшей редкостью и свидетельствовали об огромном человеколюбии их авторов, которые разжигали костры под собой[45]45
  То build a fire under yourself («разжигать под собой костер») – английское выражение, аналогичное русскому «рубить сук, на котором сам и сидишь».


[Закрыть] для того, чтобы помочь бедным людям. Нарушение корпоративных интересов проявлялось и в требовании разделения врачей по специальностям, чего в то время не было. Разес написал труд под названием «Один врач не может лечить все болезни», в котором доказывал необходимость специализации врачей и перечислял выгоды, которые получат от этого пациенты.

Однако наибольшее недовольство у коллег, да и у всего общества в целом, вызывали материалистические взгляды Разеса, который утверждал, что служить надо Истине, а не Богу, и объявлял все религии ложными на том основании, что их было много, а истинное всегда одно. А занятия алхимией вообще создали Разесу репутацию колдуна – не самое лучшее дополнение к репутации безбожника. В результате ученому пришлось оставить Багдад и вернуться в родной Рей, где он основал больницу наподобие той, которой руководил в Багдаде. Применительно к нынешним реалиям это означало бы возвращение из Лондона в Куинсфери[46]46
  Куинсфери – маленький город в Северном Уэльсе.


[Закрыть]. Багдад в то время был столицей уже начавшего распадаться халифата, который назывался Багдадским или Аббасидским, по имени правящей династии. Но, несмотря на распад государства, от которого то и дело откалывались новые и новые куски, Багдад продолжал оставаться политическим, культурным и научным центром халифата и всего мусульманского Востока в целом.

Сохранилось предание о том, как Разес выбирал место для постройки больницы в Багдаде. Желая выбрать наиболее здоровое место из тех, что ему предлагали, он развешивал повсюду куски свежего мяса и наблюдал за тем, когда оно начнет протухать. То место, в котором мясо сохранялось дольше всего, было самым подходящим. У современного читателя этот способ может вызвать усмешку, но не надо забывать о том, что дело было в давние времена, когда не имелось возможности брать пробы воздуха.

Четвертый герой этой главы известен гораздо лучше Альбукасиса с Разесом и несравнимо лучше Альхазена, о котором в наше время помнят разве что некоторые физики, математики и историки. Многие читатели, наверное, уже догадались, что сейчас речь пойдет о Абу Али Хусейне ибн Абдуллахе ибн аль-Хасане ибн Али ибн Сине, известном европейцам как Авиценна. Он родился в конце Х века, а умер в начале XI века, то есть условно может считаться современником тех ученых, с которыми мы уже познакомились. И он тоже написал пятитомную медицинскую энциклопедию под названием «Канон врачебной науки» (на арабском – «Китаб ал-Канун фи-т-тибб»). Этот фундаментальный труд дополняется трактатом «Лекарственные средства», который можно считать не только лекарственным справочником, но и первым в мире руководством по кардиологии. Здесь Авиценна много пишет о функциях сердца и его болезнях. Третий по важности медицинский труд Авиценны – это «Трактат о пульсе», в котором учение древних греков и римлян соединено с китайскими представлениями о пульсе. Авиценна не указывает те источники, которые он использовал в работе над этим трактатом, но в тексте явственно прослеживаются оба следа. Всего же Авиценна написал около дюжины трудов на медицинскую тему самой разной направленности – от трактата о сексуальных нарушениях до руководства по кровопусканию. Разносторонность его интересов поражает, но глубина познаний в каждом из направлений поражает еще больше… Однако медициной Авиценна не ограничивался, он также был философом, математиком, физиком, химиком и поэтом, способным излагать в стихотворной форме даже «сухой» научный материал. Считается, что Авиценна написал около пятисот трудов по различным наукам, но до нас дошло немногим более половины его наследия. Кстати говоря, в исламском мире Авиценна в первую очередь известен как философ, а не как врач. Более того, он считается наиболее выдающимся исламским философом Средневековья. В западном же мире о его философских изысканиях мало кому известно, мы знаем великого врача Авиценну.

Авиценна родился в небольшом селе, расположенном около древнего города Бухары. Согласно преданиям, он с раннего детства поражал окружающих своим умом и феноменальной памятью. В том возрасте, когда другие дети только учились читать, Авиценна уже приступил к изучению наук, среди которых была и медицина. Предания часто преувеличивают или преуменьшают, а также пренебрегают тем, что было, и упоминают о том, чего не было, но вот достоверный факт – в шестнадцатилетнем возрасте Авиценна стал придворным лекарем эмира, правителя Саманидского государства[47]47
  Саманидское государство существовало в Средней Азии в 875–999 годах. Было вассалом Аббасидского халифата. Название оно получило по имени правящей династии Саманидов. Столица государства сначала находилась в Самарканде, а затем была перенесена в Бухару.


[Закрыть], образовавшегося в процессе распада Арабского халифата.

Придворным поэтом или, к примеру, музыкантом можно стать благодаря своим связям, без особого таланта к поэзии или музыке. Но лекарь – профессия особая, лекарю доверяют здоровье и жизнь. И если уж шестнадцатилетнему юноше было оказано такое доверие (пусть даже он и не был единственным эмирским лекарем), то это уже говорит о многом.

При дворе эмира Авиценна оставался в течение шести лет, и одно лишь это свидетельствует о том, что он превосходно справлялся со своими обязанностями. Тех, кто не справлялся, в лучшем случае ожидало позорное изгнание, но такой исход был проявлением милости, обычно дело заканчивалось отсечением головы или посадкой на кол, обычаи в те времена были суровыми. Когда же в Бухару пришли тюркские племена и свергли эмира, Авиценна был вынужден уехать из родных мест. Бо́льшую часть своей жизни он провел при дворах разных правителей. Статус придворного лекаря и прилагавшееся к нему жалованье давали Авиценне возможность заниматься науками и писать свои труды. Последние годы жизни Авиценна провел в персидском городе Исфахане при дворе эмира Ала ад-Даула, который настолько ценил ученого, что после его смерти похоронил в своей усыпальнице.

Славу Авиценне-врачу сделал «Канон врачебной науки», который многократно переводился на латынь и стал самым известным арабским медицинским трудом в Европе. Самым известным и самым востребованным. В Средние века, за неимением своих учебников, европейцы изучали медицину в первую очередь по Авиценне. Его «Канон» был самым передовым и наиболее полным из всех существовавших в то время медицинских руководств. «Наиболее полным» не означает «наиболее объемным». Ценность научного труда зависит от его содержания, а не от количества слов в нем. Авиценна подробно рассматривает общие и частные вопросы медицины и столь же подробно пишет о лекарствах, простых и сложных.

Авиценна был сторонником учения о «четырех жизненных соках», последователем Гиппократа и Аристотеля. В «Поэме о медицине» (есть среди его трудов и такой) он писал:

 
«Все, что содержится в природе,
В природу тела тоже входит.
Прав был Гиппократ,
Когда учил, что тело состоит
Из воздуха с землей,
И из воды с огнем.
Здоровье – в равновесии стихий,
Избыток иль нехватка – путь к болезни».
 

Однако в том, как Авиценна развивал это учение, явственно ощущается влияние «Чарака-самхиты» и всей аюрведической медицины в целом. А то, что Авиценна писал о хирургии, во многом перекликается с «Сушрута-самхитой».

Следуя учению о четырех стихиях, или соках, в основополагающих вопросах, Авиценна свободно смотрел на все остальное и выдвигал весьма смелые для своего времени предположения. Например – предположение о том, что многие заболевания вызываются какими-то очень мелкими и потому невидимыми глазу существами. Значение такого предположения, пускай и не доказанного по причине отсутствия микроскопов, трудно переоценить, потому что оно побуждало усилить меры по изоляции больных инфекционными заболеваниями. Логично же – раз уж болезнь вызвали какие-то мельчайшие существа, то нужно сделать так, чтобы они не переходили на здоровых людей. Маска чумного доктора, о которой пойдет речь впереди, порождена гипотезой Авиценны.

В трактате, посвященном пульсу, Авиценна описывает девять разновидностей ритмичного пульса, среди которых есть и такие сугубо китайские, как «горячий», «холодный» и «уравновешенный по ощущению». Среди названий пульсов с нарушенным ритмом встречаются «пульс газели», «волнистый пульс», «муравьиный пульс», «червеобразный пульс», «пульс, похожий на мышиный хвост». В разнообразии названий и их образности также проявляется китайский след.

Не так давно врачи из Бромптона[48]48
  Королевская больница Бромптона (Royal Brompton Hospital), расположенная в лондонском районе Челси, является самым крупным медицинским центром Великобритании, специализирующемся на лечении сердечно-сосудистых и легочных заболеваний.


[Закрыть] попробовали оценить «Трактат о пульсе» с точки зрения современных медицинских представлений. Вердикт был таким: «Труд Авиценны не утратил своего клинического значения». Вы только представьте – не утратил! Несмотря на расстояние в тысячу лет!

Труды Авиценны – квинтэссенция арабской медицины времен халифата. Они отражают то самое лучшее, что было в этой системе знаний, причем отражают в связи с другими традиционными системами – аюрведической, китайской, греко-римской, персидской… Кстати говоря, Авиценна по национальности был не арабом, а таджиком или персом. Таджики и персы – это очень близкие народы, которые говорят на разных диалектах одного и того же персидского языка, что дает право считать их и единым народом. Ряд своих трудов Авиценна написал не на арабском, а на персидском языке. Но узбеки тоже считают его своим, потому что Бухара, близ которой родился великий ученый, находится на территории современного Узбекистана… Чтобы не запутаться, нужно последовать совету Джона Милля[49]49
  Джон Стюарт Милль (1806–1873) – британский философ и экономист, теоретик демократии и либерализма.


[Закрыть], который сказал, что выдающиеся люди принадлежат не своим нациям, а всему человечеству в целом.

В отличие от монголов, некогда завоевавших добрую половину мира, арабы бережно относились к любому знанию, как к своему, так и к чужому. Арабские ученые сохранили греко-римское наследие, развили его и дополнили знаниями, полученными от разных народов.

РЕЗЮМЕ. АРАБСКАЯ МЕДИЦИНА ВРЕМЕН ХАЛИФАТА – ЭТО СВЯЗУЮЩЕЕ ЗВЕНО МЕЖДУ ДРЕВНЕЙ И СОВРЕМЕННОЙ МЕДИЦИНОЙ.