Текст книги "Оккупация"

Андрей ЩУПОВ
ОККУПАЦИЯ

«Мы живем в горизонтальном, плоском мире, где небо лежит на плечах. Карабкаться не то чтобы некуда, а незачем».

Лев Кощеев

Часть 1 ЗОНА

«В мире нет ничего неестественного».

А. Комаров

Глава 1

Зек носил странную кличку – Гамлет. Можно было бы сказать – красивую, если бы она хоть как-то соотносилась с внутренним миром осужденного. Однако ничего общего с шекспировским героем у заключенного не было, и имя такое он получил, скорее всего, по прихоти своих приятелей.

Разболтанной походкой Гамлет приближался к третьему бараку и чувствовал, что с каждым шагом ноги его все больше слабеют. Идти к Лепиле решительно не хотелось, а в голову продолжал лезть всяческий вздор.

О третьем бараке по зоне ходило немало слухов, большую часть которых смело можно было называть скверными. Само собой, верить в них Гамлет не спешил, однако факт оставался фактом: после появления на зоне Лепилы ни один из воров более не совал своего носа в «чумной» барак. Приближенные кума – и те предпочитали держаться от здания подальше. Даже обычный шмон в третьем бараке не проводился уже два или три месяца, что само по себе говорило о многом…

Обогнув аллею с шеренгой однотипных, пестрящих восклицательными знаками плакатов, Гамлет миновал здание инструментального цеха и, оказавшись во дворике готовой продукции, в нерешительности остановился. Именно отсюда открывался краешек злополучного барака – того самого, в котором до появления Лепилы жили исключительно фитили, доходяги и боящееся всего на свете «мужичье». Теперь все изменилось: барак стал подобием автономной области, может быть, даже республики. И немудрено, что авторитетных людей подобное обстоятельство с каждым днем раздражало все больше. Как известно: жить в государстве и быть свободным от него – не положено…

Как ни озирался Гамлет, наблюдателя, оставленного следить за бараком, он заметил лишь в самую последнюю секунду. Неспешно выйдя из-за дерева, бывалого вида каторжник взглянул на гонца чуть ли не с сочувствием. Видно, успел тут уже всякого насмотреться.

– К Лепиле идешь?

– К нему… – радуясь возможности хоть немного оттянуть щекотливый момент встречи, Гамлет задержался возле наблюдателя. – Как оно там? Никаких изменений?

Тот неопределенно повел плечом.

– Да вроде ничего.

– А где клиент?

– Кажись, на месте.

– Что значит «кажись»?

И снова зек пожал плечами.

– Как с вечера зашел, так больше не показывался.

– Кто-нибудь еще туда забегал?

– Из наших – никто.

– А не из наших?

– Да тоже вроде чисто. Режим соблюдают, особо не шумят…

Опять эта неопределенность – «кажись», «вроде»… Впрочем, когда наблюдаешь за третьим бараком, об определенности забываешь быстро. Гамлет тоже разок шпиковал за Лепилой – так что успел почувствовать на собственной шкуре, что это за радость такая. Даже просто в спину глядеть казалось непросто – уже через пять-десять минут начинал ловить глюки. Да и ноги сами собой выделывали такие кренделя, каких не бывало и после доброй пирушки. Пока шел за Лепилой – вконец захмелел. Казалось, что с каждым шагом отпивал по глотку крепкой сивухи. А в самом конце запомнился взгляд, который бросил на него Лепила – усмешливый, понимающий. Словно спрашивал, гад, – понравилось или нет угощение? А Гамлет и ответить-то ничего не мог – так его развезло…

– Ладно, смотри дальше, братан…

Гамлет вышел за утлую калитку, перешагнул через брошенный ящик и снова остановился. Что-то было не так, и это «что-то» терзало и мучило душу заключенного. Он неотрывно глядел на «чумной барак» и почти физически ощущал проистекающую от серого здания угрозу. Странная штука, но чертов Лепила в считанные недели умудрился изменить атмосферу зоны. Вся иерархия полетела к чертям собачьим, масть и касты перемешались самым клоунским образом, даже «петушня» приподняла головы. Самое же непонятное крылось в том, что ни кум, ни воры даже не пытались как-то исправить положение. Смотрели на все творящееся сквозь пальцы и помалкивали. Впрочем, воровская масть наконец-то зачесалась. Собственно, потому Гамлет и топал сейчас к мятежному бараку. Следовало передать Лепиле «черную метку» от смотрящего – знак, который мог бы вызвать инфаркт у любого сидельца. Метка приглашала Лепилу на сход – приглашала, как равного, хотя лучше многих других Гамлет представлял себе, что обычно следовало за подобными приглашениями…

Он нерешительно шагнул вперед, и в груди тотчас тревожно екнуло. Показалось (или так оно было в действительности?), что со стороны барака повеяло промозглым ветерком. И ведь не первый раз он такое чувствовал! Вчера было то же самое. И неделю назад, когда, доказывая себе собственное ухарство, он неосторожно приблизился к зданию. Да и Ренат с Драным признавались на последней пьянке, что обожглись именно вблизи «чумного» барака. Хотели хмельным делом заглянуть в гости, но не сумели даже приблизиться. Ренат поскользнулся на ровном месте и растянул лодыжку, а у Драного, бросившегося ему на помощь, приключилось что-то с глазами. По словам зека, он попросту ослеп. Наверное, минуту или две ничего не видел, кроме полнейшей черноты.

Позднее братки свалили все на паленую водку, но тут уж они обманывали сами себя – юлили по полной программе, поскольку не желали верить в непонятное. В сущности, самая скверная штука на зоне – вляпаться в непонятное. Но одно дело, когда непонятки организовывают недруги, и совсем другое, когда «непонятное» возникает само собой, казалось бы, из ничего. Как бы то ни было, но вокруг барака, в котором с недавних пор поселился Лепила, закручивалась натуральная чертовщина, и если выслушивать все то, что рассказывали обитатели зоны, голова немедленно шла кругом.

А впрочем, плевать! Гамлет встряхнулся. С каких это щей он, представитель «синей» касты, забивает себе мозги детскими страшилками? Мало ли о чем судачит мужичье! Черная кость – на то и черная, чтобы успокаивать себя досужими байками…

Натужно улыбнувшись, Гамлет почти заставил себя шагнуть повторно, и в ту же секунду нечто упругое, словно хвост гигантской рыбины, хлестнуло по правой щеке. Точно рука великана протянулась от барака и огладила отважного зека. Гамлет даже головой взбрыкнул. Сердце скакнуло, выдав заячью дробь, а в голове обморочно помутилось. И ведь не объяснишь потом никому, не расскажешь, как оно было в действительности. Потому что объявят боталом и засмеют. Помнится, он тоже гоготал вместе со всеми над Ренатом. Гоготал, хотя и чувствовал, что правду корешок рассказывает, не чудит. А, в общем, сам виноват! – проще следовало поступить: накатил бы перед выходом стакашек чифирку – и не было бы никаких страхов.

Конечно, байкам, что распускала зоновская голытьба о чудесах третьего барака, Гамлет не слишком доверял, но так уж устроена человеческая память, что в голове оседали те или иные слушки, а охочие до сказок зеки еще и приукрашивали реалии, превращая мелкие страсти в нечто ужасное. Рассказывали, например, что сам Лепила ежедневно съедает по живой крысе, спит на голой земле в отдельном закутке, а вместо зарядки по полчаса стоит на голове. Еще говорили, что Шута, шестидесятилетнего блатаря, проведшего на зонах две трети своей жизни и всерьез вознамерившегося помирать, Лепила поднял на ноги в два дня. Спорить с этим было трудно, поскольку Шут слыл на зоне персоной известной. С туберкулезом он познакомился еще в отрочестве – во времена своего первого срока, а позже к туберкулезу добавил добрый букет хворей. Как бы то ни было, в последние месяцы чувствовал себя Шут хуже некуда, и мало кто сомневался, что не сегодня-завтра ветерану лагерей придется заказывать деревянный бушлат. Его и амнистировать пытались неоднократно, и в лазарет помещали чуть ли не насильно, однако упрямый старик самовольно шел в отказ. В случае досрочного освобождения грозился тотчас что-нибудь подпалить или взорвать. Не хотел старикан на волю, хоть ты тресни. Да и некуда ему было по большому счету подаваться – ни родни, ни жилья, ни особого желания жить. Братва же, опасаясь заразы, отселила больного в менее престижный барак. Такое на зонах случалось не часто, однако не столь уж и редко, поскольку всех, как известно, не вылечишь, а помирать все равно когда-нибудь нужно. Вот и решили, что пусть себе помирает среди опущенных. Им-то терять все равно нечего, а «добрым» людям лучше держаться от заразы подальше. Однако Шут не помер. Не помер, поскольку на зону прибыл Лепила. И в первый же день своего приезда новоприбывший лекарь заголил умирающему грудь, что-то зловеще пошептал над ней, по-шамански пошевелил руками, и этой малости больному хватило, – Шут тотчас пошел на поправку. Почти сразу начал есть, а на третий день на своих двоих заявился в столовую. При этом демонстративно устроился подальше от бывших корешков, видимо, хорошо запомнив, как отселили его за ненадобностью. А через неделю он и на работах стал появляться, что было вовсе удивительно, поскольку старик давно значился в полном отказе. Да что там отказ! – Шут воевал с администрацией давно и люто, дважды резал на плацу живот, кидался на проволоку, с голыми руками схватывался с псами! А тут притих и перекрасился…

Еще рассказывали вовсе чудное – будто Лепила сотворил что-то такое и с бараком: комнату себе умудрился выгородить и нары как-то по особому передвинул. В итоге стало в бараке вольготно и уютно. То есть метраж, понятное дело, остался прежним, а вот места стало значительно больше. Во всяком случае, и стол бильярдный сумели разместить, и трапецию с брусьями, и даже притащили неведомо откуда огромный на сто с лишним литров аквариум. Это было сложно понять, но зеки, не сговариваясь, твердили об одном и том же. Мол, и дышать стало легче, и локтями за койки перестали цеплять, а почему – хрен его знает.

Впрочем, дышать стало легче, возможно, по той простой причине, что Лепила ввел запрет на курево. Тоже, кстати, чудная вещь! Мыслимое ли дело – запретить зеку курить? Пожалуй, это было еще тяжелее, чем запрет на чифир. Однако Лепила не только вводил запреты, но и добивался полного их выполнения. Как бы то ни было, но обитатели третьего барака действительно не курили – даже тогда, когда их никто не видел, и было в этом тоже нечто странное, отдающее явной чертовщиной. Над этим можно было смеяться, но Лепила действительно подчинял себе людей – без крика, угроз и кулаков. Во всяком случае, ни Гамлет, никто другой не слышали, чтобы Лепила кого-нибудь наказывал. Тем не менее, заключенные его слушались. И ладно бы вся эта муть касалась только третьего барака, но ведь нет! Опасное разложение разливалось и дальше. Мало-помалу начинали борзеть доходяги, все чаще заговаривали о конституционных правах, на «нормальных» же людей косились волками. Кое-где доходило уже до прямых столкновений, и ведь не получалось одерживать над ними верх! Вспыхивавшие конфликты завершались практически ничем. То есть без особой крови, но и без явных побед. Вроде как и мужикам нос утирали, и синим. Происходило что-то вроде боевой ничьи. И яснее ясного было, что за всем этим стоит Лепила – с его пронизывающим взором и мягким обволакивающим голосом. Спеленать бы его с первых шагов, да вот отчего-то не решились. Может, потому и не решились, что лечить он действительно умел. Да и с продуктами, чего греха таить, тоже крепко помог. На кухню несколько раз зашел, с администрацией пошушукался, сам лично битые сутки просидел над распределителем воды, установив какой-то мудреный фильтр, а после созвонился с чинушами из министерства, заставив выслушать все свои требования. В итоге кормить начали лучше и сытнее, а солоноватая, вечно отдающая нефтью вода стала ничуть не хуже родниковой. Даже по себе Гамлет чувствовал, что в последнее время совершенно перестал мерзнуть, да и количество прыщей с фурункулами резко уменьшилось. Значит, действительно, пошли реальные калории – без всякого обмана. Если бы еще мужичье не наглело – и черт бы с ним – с Лепилой! Но закавыка в том и таилась, что Лепила ни на кого не оглядывался и ничьих авторитетов признавать не собирался. Более того – он замахнулся на высший порядок зоны, посмев возражать негласным хозяевам бараков, а этого смотрящий простить уже не мог.

Столкновение произошло на недавнем сборе. Именно тогда Хан подтвердил смертный приговор недавно этапированному на зону Зулусу – стукачу, предательство которого подтвердили двое бывших сокамерников. Само собой, стукачей хватает на всех зонах, но не всех ловят. Зулуса же поймали что называется за руку. А значит, и наказать должны были более чем сурово. И все бы, конечно, сладилось, как положено, но стукач на этот раз попался верткий – теряться не стал, вырвался из рук быков и тут же слинял в третий барак под крылышко Лепиле. И ведь приняли его там! Дали, как говорится, кров, приют и политическое убежище. Двое из бойцов Хана сунулись было за ним, но Лепила их попросту выставил. При этом так напугал, что пацаны прибежали обратно с щелкающими зубами и позеленевшими лицами. При этом объяснить, что же с ними стряслось, ни тот, ни другой так и не смогли. Как бы то ни было, но Хану бросили в лицо перчатку, и следующий ход был за хозяином зоны.

* * *

Колени его чуть подрагивали, однако ступал он вполне уверенно. Как ни крути, за ним стояла вся синяя зона – сотни братков, ведомых нерушимыми уголовными понятиями. Заходить в жилую часть барака Гамлет не стал, – благоразумно задержался в прихожей.

– Мне бы Лепилу, – сказал он худосочному мужичку сидящему на табурете с иглой и драными носками в руках.

– Лепилу? – удивился мужичок.

– Я что, неясно выразился?

– Так это… Занят он. – Мужичок наконец-то понял, кто перед ним, чуточку приподнялся. – Может, что передать?

– Сам передам, не дергайся. – Гамлет поморщился. – Вызови его сюда. Скажи, сообщение пришло. От Хана.

Чуть подумав, мужичок встал с табурета, недоштопанный носок аккуратно упихал в карман. Снова о чем-то подумал и, зашаркав ногами, вышел за дверь. Проводив его прищуренным взором, Гамлет шагнул вперед, хозяйски оседлал оставленный мужичком табурет. Даже не озираясь, он уже понял, что барак и впрямь существенно отличается от прочего зоновского жилья. Это трудно было определить словами, однако определенная странность тут действительно присутствовала. Гамлет лихорадочно соображал, пытаясь понять, что именно вызывает у него недоумение, но подходящий ответ никак не находился. Прихожая, выцветший пол, обшарпанные двери кладовок – все было до оскомины знакомо, и все же нечто особое отличало этот барак от других. То ли дышалось здесь как-то по-другому, то ли свет был какой-то иной – словно и не под крышей оказался, а под вольным небом.

А чуть позже появилось и подходящее словечко: простор! Ощущение воли и отсутствие всяческой тесноты – вот, что окутало Гамлета в невзрачной прихожей. А еще через минуту он сообразил, что здесь начисто отсутствуют какие бы то ни было запахи – эти вечные спутники людских общежитий. Ни скисшей вони мужского белья, ни ароматов крысиного помета, ничего. Обычный ничем не раздражающий воздух.

Он готов был ждать столько, сколько понадобится, но «ответ» пришел довольно быстро. Все тот же худосочный мужичок приблизился к Гамлету, неловко покачал головой.

– Сейчас он выйти не может.

– Чего?

– Занят уж очень, – извиняющимся тоном произнес мужичок.

– Занят?… – Гамлет воинственно приподнял голову. – Меня Хан прислал, он что, не понял?

– Он все понял и велел передать, что к нужному часу на сход явится.

– Так ведь это… – Гамлет растерялся. – Я ведь вроде ничего еще не говорил.

– А это ему без надобности. – Не без некоторого высокомерия отозвался мужичок. – Лепила велел передать, что про сходку все знает. Зулуса он не сдаст, но на разбор явится, ответ перед Ханом держать будет. Все, как положено.

Слово-то какое подобрал – явится!.. Гамлет только головой покрутил. Такого он не ожидал. Все выходило и проще и сложнее одновременно. По всему выходило, что здешний вождь сознательно шел на обострение отношений, даже не пытаясь как-то оправдаться перед обществом. Это казалось уже не просто странным, а в высшей степени ненормальным.

В мозгу Гамлета замкнуло, все слова сами собой вылетели из головы. Злость и растерянность гуляли в груди, заставляя сердце трепетно подрагивать. Что-то шло не так, никак не желая выстраиваться в логическую цепочку, однако взять себя в руки и спокойно проанализировать ситуацию у Гамлета не получалось.

– Мда… – протянул он. – Хорошо же вы тут устроились.

– А у нас тут вообще коммунизм. – Немедленно откликнулся мужичок. – И пайка по справедливости, и нормы реальные…

– Нормы, говоришь? – Гамлет пригляделся к мужичку повнимательнее, но ожидаемой издевки не уловил. Похоже, дурачок действительно верил в то, что говорил. А раз так, то и базарить с ним было бессмысленно. Пора было уходить, и Гамлет неспешно поднялся. Чтобы хоть как-то завершить свою миссию, грозно добавил:

– Время встречи – четырнадцать ноль-ноль, в кочегарке. Желательно не опаздывать.

Мужичок легковесно кивнул.

– Уж как-нибудь…

Шагнув на выход, Гамлет вновь оглянулся.

– Но ты все точно передал? – он постарался придать взгляду грозовую силу, однако на мужичка это совершенно не подействовало.

– Точнее и быть не может. – Тот снова уже усаживался на табурет, вынимая из кармана драные носки. Было ясно, что дальнейшие переговоры его ничуть не волнуют.

Чувствуя себя в дурацком положении, Гамлет торопливо покинул барак. Уличный ветерок встретил его за порогом, ласково обыскал, скользнув по бокам прохладными ладонями. Зек испуганно встрепенулся. А вдруг доходяга подшутил над ним? Мало ли что он там наболтал Лепиле! Гамлет ведь его не проверял! Вот и получится фокус сквернее некуда. Хан с авторитетами будет ждать, а Лепила возьмет и не придет!..

На душе враз стало пусто. Однако и возвращаться Гамлет не стал. Чуть потоптавшись на месте, он неспешно двинулся от барака, добравшись до инструментального цеха, свернул за угол. В лицо тут же пахнуло едкой гарью. Гамлет поморщился. Чудно, но под открытым небом дышалось значительно тяжелее, чем в «чумном» бараке…

Глава 2

– Ну, а командовать нами теперь будет Дюгонь.

– Кто, кто? – Потап Шматов – по отчеству Ильич, а по чину капитан милиции, удивленно свел на переносице кустистые брови. – Какой еще, к черту, Дюгонь?

– Деревня! – Сергей Миронов, его коллега по цеху, снисходительно похлопал Потапа по широкому плечу. Тут же фыркнул, припомнив, что точно так же его утешали столичные офицерики. Собственно, и объяснения он выдавал своему другу примерно те же: – Дюгонь, братец ты мой, это монстр. Бронтозавр, перед которым лебезят даже кремлевские министры.

– Значит, снова человечек из конторы?

– Поднимай выше! Это, Потап, государственная разведка. И не ГРУ, а нечто еще более крутое.

– Куда же круче?

– Значит, есть куда. Во всяком случае, грушники у этого человека тоже находятся в подчинении.

– Хорошенькое дело! Ну, а звание у твоего монстра какое?

– Вот этого я тебе не скажу. Да и никто, наверное, не скажет. Знаю только, что у них там, как у «смершевцев» в войну, звания погонам мало соответствуют.

– Это как же?

– А так. Лейтехи могут полканами командовать, а капитаны, вроде тебя, на генералов шикать.

– Если на генералов, то я бы тоже согласился.

– На генералов шикать все согласны, только этот Дюгонь – птица еще та, и уж коли залетела в нашу глушь, то перья будет драть по-черному.

– Он что же – вроде Дениски Трофимовича?

– Пожалуй, даже хуже, хотя ведомство – аналогичное. Тебе еще повезло, ты в отпуске гулял, а я к нему разиков пять уже на ковер сбегать успел.

– И о чем же он тебя пытал?

– О Вадике, разумеется.

– А почему такая странная кликуха?

– Почему же странная. Дюгонь – животное красивое и большое, близкий родственник ламантина, но тот толстый, неуклюжий и хвост имеет лопатообразный. А у дюгоня хвост изящный, как у дельфина. Быстр и прожорлив. В древности, кстати, именно дюгоней нередко принимали за русалок.

– Да уж, вижу ты подготовился изрядно!

– Успел кое-что… – Сергей украдкой оглядел полупустое помещение, невольно поежился. Местом сегодняшней встречи Дюгонь выбрал последний этаж здания областного правительства. На такой верхотуре им случалось бывать не часто, и Мирону показалось, что он явственно ощущает, как медлительно раскачивается здание. – Но самое главное я еще тебе не сказал. Ты мне не поверишь, но эти супербдительные пентюхи его упустили.

– Что?

– А то самое! Сбежал от них Вадик. Потому и шорох подняли до небес.

– Во дает! – Потап одобрительно кивнул и тут же нахмурился. – Это какая же каша теперь заварится!

– Уже заварилась. – Миронов отхлебнул из бокала шипучей колы, звучно причмокнул губами. – Но Вадик не просто сбежал, – он смылся грамотно. Я так понял, на него многие столичные зубры облизывались, – потому и засадили для надежности в Лефортово. Только там Вадик не засиделся. Сделал всем им ручкой и был таков. Сначала в документах все перемешал, а после и память кое-кому из следователей почистил. Словом, вышло так, что его вместе с какими-то шестерками этапировали из Москвы и услали куда-то аж в Воркутлагерь. Потом следы всплывали где-то под Хабаровском и снова у нас – под Пермью.

– Лихо!

– То-то и оно. Ты ведь знаешь его способности!

– Еще бы! Даже странно, что он оставляет им какие-то следы.

– Все верно, мог бы уйти чисто, но почему-то предпочитает играть в кошки-мышки. – Сергей протяжно вздохнул. – Короче говоря, Дюгонь подозревает, что он вернулся в родные края. Ну, и начинает соответственно разбрасывать сети. Сейчас спецура оздоровительный центр «Галактион» шерстит, за коллегами его бывшими приглядывает. Разумеется, и о нас, вспомнили.

Потап придвинул к себе вазочку с мороженым, рассеянно ковырнул пузырчатую массу.

– Жалко мне Вадика. Не дадут ему жизни.

– Не волнуйся, уж Вадик за себя постоять сумеет. – Сергей изобразил кислую мину. – Мне нас с тобой жаль.

– А нас-то чего?

– Ну, во-первых, изведут допросами, а во-вторых, Вадик, как ни крути, нашим с тобой тайным резервом являлся. В случае чего и помочь мог.

– Мог – это точно.

– Ну вот, а теперь и в «Галактионе» лапу сосут, и девчонка его тоскует, и перегородка твоя носовая навеки останется неизлеченной.

– Чего уж навеки-то?

– А ты что, сам к хирургу пойдешь? Знаю я твою заячью душу, – носа туда не сунешь.

Потап, поморщившись, отодвинул от себя мороженое.

– Ладно, что с Дюгонем будем делать? Он ведь меня тоже к себе ждет.

– Да ничего не будем делать. – Миронов поморщился. – Сходишь к нему, побеседуешь. Авось, что-нибудь новенькое выплывет.

– Ну, а про что стоит умолчать?

Сергей Миронов покачал головой.

– С этим джигитом лучше не юлить. Тем более, что про Вадьку он знает все лучше нашего.

– А если знает, зачем мы ему сдались?

Миронов философски пожал плечами.

– Откуда же мне знать? Дюгонь его ищет, а мы – тот возможный хвостик, за который Дымов может, в конце концов, ухватиться. Кроме того, сдается мне, что Вадик им очень сейчас нужен. Настолько нужен, что они согласны с ним дружить, понимаешь?

– Ну?

– А значит, согласны дружить и с нами.

Чуть помолчав, Потап неуверенно предположил:

– Внешняя политика?

Миронов кивнул.

– Скорее всего. С данными Вадима это же мышиные семечки! Любого Джеймса Бонда за пояс заткнет.

– Это как раз и плохо. – Вздохнул капитан Шматов. – Как появляется у нас что-то ценное, тут же и норовим приспособить для войны.

– Ну, положим, Вадьку-то не очень приспособишь. Парень головастый – сам кого хочешь приспособит.

– Но если это такая серьезная контора…

– Вот и давай ему поможем. – Предложил Миронов. – Во всяком случае, попытаемся…

* * *

Судя по всему, приличным манерам Дюгоня в детстве не обучали. Во всяком случае, принимал он господ офицеров в довольно развязной позе – сжимая в правой руке полулитровую циркониевую фляжку, в пальцах левой руки покачивая зажженной сигарой. Ноги вельможного гостя были заброшены на полированную столешницу, глаза лениво разглядывали потолок. На щеках – двухдневная щетина, на подбородке – изюмчатая бородавка, на породистом носу – благородная горбинка. Еще бы добавить широкополую шляпу, патронташ с кольтом, и картинка получилась бы до омерзения пошлой. По счастью, шляпы не наблюдалось, как не наблюдалось и патронташа с револьвером, но в целом внешность Дюгоня вполне соответствовала хрестоматийному облику шерифа из старинного вестерна. Будучи подготовленным, чего-то подобного капитан Шматов ожидал, а потому, не дрогнув ни единым мускулом, преспокойно устроился в предложенном кресле. Сергей Миронов присел рядом, выжидающе уставившись на столичного гостя.

Между тем, Дюгонь явно играл по своим правилам и не спешил начинать беседу. Наверное, не меньше минуты прошло в молчании. За это время Дюгонь успел хорошенько затянуться от сигары дважды глотнуть из своей фасонистой фляги, Потап трижды кашлянул в огромный кулак и только Сергею Миронову удалось сохранить абсолютную невозмутимость.

– Что ж, пожалуй, пора и познакомиться. – Дюгонь со вздохом раздавил в пепельнице толстую сигару. – Не буду особо представляться, тем более, что уверен, мосье Миронов успел подробнейшим образом обрисовать ситуацию, равно и представить мои полномочия.

– Все верно, успел. – Подтвердил Сергей.

– Следовательно, вы уже поняли, что мне очень нужен ваш друг, Вадим Дымов. Именно по его душу я сюда и приехал.

– Это понятно, – серьезно кивнул Потап. – Непонятно другое: почему вы так уверены, что мы станем помогать вам его разыскивать?

– А почему нет?

– Да потому, что вы не Берия, а на дворе сейчас не тридцать седьмой год. Кроме того, один раз мы уже поспособствовали представителю вашей службы, и ничего хорошего из этого не вышло.

– Верно, было такое дело. Наш сотрудник держал вас за детей плюс пытался играть в собственную не самую честную игру.

– Он обманывал нас. – Процедил Миронов.

– За что позднее и поплатился. – Дюгонь спокойно кивнул. – Но справедливости ради замечу, что и вы перед ним раскрыли далеко не все карты.

– Ну да? – изобразил удивление на лице Сергей.

– А как же иначе! Вспомните, кого вы нам подсунули вместо Палача? Какого-то невзрачного блатаря?

– Ну, не таким уж и невзрачным был этот Кудесник. Сколько гадостей измыслил! Не зря его сам Папа к себе приблизил. До Папы, кстати, наши службы по сию пору дотянуться не могут.

– Ничего, когда-нибудь дотянутся. – Дюгонь поморщился. – Сейчас меня больше волнует то, что ваш ненаглядный протеже ушел, оставив всех нас с носом.

– И правильно сделал! Чего ради ему париться в ваших казематах? В конце концов, он свободный человек.

Дюгонь ткнул флягой в Миронова.

– Вот тут вы, молодой человек, абсолютно правы. Он – не робот и не зомби, он – человек. И предложение, с которым я ехал сюда, относится именно к человеку.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что служба, которую я представляю, соотносится уже не столько с обычным правопорядком, сколько с безопасностью человечества. Подчеркиваю – всего человечества.

– Почему бы вам в таком случае не заняться экологией? По-моему, именно в этой сфере человечеству угрожает наибольшее количество опасностей. – Сергей фыркнул. – Озаботиться, скажем, ратификацией Киотских соглашений, нарушителей приструнить, квоты уменьшить и так далее.

– Стыдно признать, но вы снова правы. – Дюгонь кротко кивнул. – Поиск внешнего врага – штука азартная, но первый враг людей, разумеется, мы сами.

– Так в чем же дело?

– Увы, столь широко не распространяется даже наша компетенция. Вопросы экологии могут решаться исключительно на уровне президентов. Кроме того, очень скоро все решится само собой.

– Что значит – само собой?

– А то и значит, что начнется глобальное потепление, пойдут рушиться дамбы с городами, и люди поневоле зачешутся. – Дюгонь сокрушенно вздохнул. – А до той поры наше ведомство, как и встарь, будет заниматься особо крупными астероидами, вражескими тарелочками и прочими явлениями подобного рода. Повторяю, ребятки, наша главная задача – безопасность Земли. В том смысле, что мы просто таки обязаны предотвратить любое возможное вторжение извне.

– А нам действительно угрожает вторжение?

– Оно не угрожает. – Отчетливо произнес Дюгонь. – Оно уже началось.

– О чем вы говорите?

– Глоны, – тихо произнес Дюгонь. – Насколько я знаю, вы о них тоже наслышаны.

– Не то чтобы наслышаны, но… – Сергей переглянулся с Потапом. – Вот, значит, почему мы забрались на такую высоту?

– Верно. – Столичный гость кивнул. – Все последние данные указывают на то, что глоны побаиваются высоты. А потому лучший способ оторваться от них, это подняться на крышу небоскреба или воспользоваться авиалайнером.

– В противном случае…

– В противном случае, все наши разговоры будут ими подслушаны. – Дюгонь досадливо повел плечом. – Есть у нас такое предположение, что в человеческих языках они давным-давно успели разобраться.

– А может, в мыслях? – предположил Миронов, припомнив давнюю беседу с Вадимом.

Дюгонь метнул в его сторону настороженный взор.

– Может быть, и в мыслях… Словом, объяснять вам, какая проистекает от этих существ угроза, слава Богу. не нужно. А коли так, давайте работать в одной упряжке.

– Секундочку! Но ведь глоны живут в своем обособленном пространстве. Зачем им нужен чужой мир?

– Чужой там или не чужой, но факт остается фактом: эти твари начали свое вторжение, а человечество искомого вторжения все еще не заметило. Кстати, ваш друг тоже его проморгал. Несмотря на все свои экстраординарные способности, несмотря на то, что тоже внимательно наблюдал за племенем глонов.

– Вы уверены в том, что он ничего не заметил?

– Разумеется, не уверен. Именно поэтому мне и хочется поскорее с ним встретиться. Может статься, времени для решительных действий осталось совсем немного.

– Надеюсь, вы ошибаетесь. – Глухо проговорил Потап. – И первое тому подтверждение, что Вадим не спешит выходить из подполья.

– Может быть, просто не решается?

Капитан Шматов хмыкнул.

– Если вы полагаете, что он вас боится, вы крупно заблуждаетесь.

– Тогда почему он продолжает прятаться?

– Этого я не знаю, – могу только предполагать.

– И что же вы предполагаете?

– Я предполагаю, что в борьбе с означенными глонами он просто не рассматривает вас, как серьезных союзников.

– Даже так? – Дюгонь удивленно склонил набок голову, величавым движением коснулся бородавки на подбородке. – Боюсь, вы, ребятки, переоцениваете его и недооцениваете нас.

– Может быть, и так, но Вадима мы видели в деле, а вас, извините, пока не знаем.

– Что ж, это вполне поправимо. – Дюгонь не без изящества извлек из кармана пару отблескивающих голографическими знаками удостоверений, аккуратно положил на краешек стола. – Отныне мы будем видеться чаще, коллеги.