Текст книги "Мертвые сраму не имут..."

Подавшись грудью вперед, вытянув шею, пристально наблюдал за происходившими под стенами крепости событиями Цимисхий,

– Ты был прав, Варда, – не оборачиваясь, сказал он, – эти варвары действительно хорошие солдаты. Мы сражаемся уже целый день, однако не сдвинули их ни на шаг.

– Я знал это всегда, император. Разве не предупреждал при первом нашем разговоре о них, что русы – страшный враг?

Иоанн Цимисхий недовольно поморщился.

– Каковы бы они ни были, мы явились сюда победить. Причем боевой успех особенно нужен мне сегодня. Ты, Варда, опытный солдат и прекрасно понимаешь, как много значит для воина первый в начавшейся кампании бой.

– Согласен с тобой, император. Наши легионы должны почувствовать сегодня вкус победы. Даже если им не суждено увидеть спины бегущего врага, пусть хоть поле битвы останется за нами. Добиться этого могут лишь «бессмертные».

По лицу Цимисхия пробежала тень недовольства.

– Я еще не видел князя Святослава, а ты предлагаешь бросить в первый же бой гвардию. С кем, в таком случае, я приду к решительному сражению с самим киевским князем и его хваленой дружиной?

– Император, это всего лишь совет старого воина.

Оба замолчали, вновь стали следить за полем битвы. Как и раньше, неподвижно высилась под стенами Преславы стена красных щитов. На расстоянии полета стрелы от нее приводили себя в порядок, перестраивали ряды отступившие легионеры.

– Варда, отдаю в твои руки своих лучших воинов, – негромко произнес Цимисхий, не отрывая глаз от крепости. – Но мои легионы должны знать, что ни один враг не устоит перед их натиском.

– Они увидят это, император…

Из леса, расположенного на левом фланге славян, вынесся вал закованных в броню «бессмертных». Впереди с мечом в руке скакал Варда Склир. Выставив длинные копья, всадники мчались на славян сбоку, стремясь отсечь их от крепостных стен. Однако этому замыслу не суждено было осуществиться. Ворота Преславы распахнулись, оборонявшиеся начали быстро втягиваться в город. Только левое крыло славян, на которое неслись «бессмертные», осталось на месте, правда, здесь за последней шеренгой копьеносцев появилось несколько линий лучников.

– Император, они бегут! – громко крикнул Иоанн Куркуас, начальник метательных машин византийской армии. – Твои храбрецы-«бессмертные» ворвутся в город на спинах варваров!

– Да, Куркуас, они бегут, – с натянутой улыбкой отозвался Цимисхий, – значит, сегодня мы победили. Поэтому, магистр Петр, прикажи остановить конницу и прекратить атаки пехоты. А поскольку тебе, Куркуас, так не терпится очутиться в городе, повелеваю тебе следующее. Сегодня же ночью установишь под степами все свои машины и, прежде чем варвары успеют выйти утром в поле, начнешь рушить стены крепости. А когда к нам подойдет кувикуарий Василий с остальным войском и обозом, мы снова пойдем на штурм.

Над Преславой стлался дым. Из крепостных башен вырывались языки пламени, в стенах виднелись проломы. Поверх деревянных заборол в город летели камни и огромные стрелы, с треском лопались на стенах сосуды с зажигательной смесью. А по равнине, прикрываясь щитами, двигались к Преславе ровные прямоугольники византийских легионов. Свистевшие над заборолами камни и стрелы сшибали появлявшихся над ними славянских лучников, позволяя легионерам без особых помех приставлять к стенам осадные лестницы. И тотчас по ним быстро устремлялись вверх цепочки византийцев.

Но едва их головы возникали над стенами, и обстрел с земли прекращался из-за опасения поразить своих, из-за заборол появлялись русичи и болгары. Несколько минут ожесточенной схватки – и вступившие на стены легионеры сбрасывались на землю, а на тех, что сгрудились внизу и продолжали карабкаться по лестницам, сверху валились камни, лилась расплавленная смола. Трещали и ломались лестницы, на византийцев, пытавшихся установить новые, летела туча камней, стрел, обрушивались заранее припасенные стволы деревьев. Оставив у подножия стен груды распростертых безжизненных тел, прячась за щитами, остатки штурмующих пятились от крепости.

И вновь обстреливали Преславу камнеметы и огромные самострелы, рвались из сифонов в направлении стен струи «греческого огня». Опять шли на очередной приступ свежие легионы…

Закрываясь щитом, рубился среди дружинников возле наполовину разрушенного и сгоревшего заборола воевода Сфенкел. Он только что сбросил вниз соскочившего с лестницы на крепостную стену легионера, как рядом с ним вырос запыхавшийся сотник Всеслав.

– Беда, воевода. Кто-то из болгарских бояр открыл ромеям западные ворота крепости. Недруги уже в Преславе.

– Всем со стен отходить к Вышнему граду, – приказал Сфенкел. – Ты же немедля освободи десятского Ангела. Он оказался нашим другом, не место ему под замком.

Над краем заборола возникла каска и щит легионера. Ударом меча воевода смахнул их вниз, однако слева уже вскочили на стену сразу трое византийцев. Отбиваясь от наседавших врагов, Сфенкел медленно отступал к ведущей со стены в крепостной двор лестнице. Очутившись у ее верхней ступеньки и прежде чем начать спускаться, он последний раз огляделся вокруг с высоты стен.

Стены Преславы уже были пусты. Со всех сторон, по всем улицам и переулкам города отступали группы русских и болгарских воинов. Защищаясь от преследовавших византийцев, они спешили к расположенному посреди Преславы Вышнему граду, дворцу болгарских царей. Построенный на высоком холме, обнесенный толстой стеной, он представлял самостоятельную маленькую крепость. Облегченно вздохнув, Сфенкел сделал по лестнице первый шаг вниз. Очутившись в крепостном дворе, он взял на себя командование несколькими десятками русских и болгарских дружинников, которым удалось спуститься с захваченных легионерами стен. Построившись в боевой порядок, пополняясь за счет примыкавших к ним групп славянских воинов, отряду Сфенкела удалось пробиться к Вышнему граду. Едва воины Сфенкела очутились за стенами царского дворца, как одновременно из нескольких улиц на площадь перед Вышним градом хлынули легионеры.

Со скрежетом и скрипом закрылись ворота Вышнего града, возник на его стенах длинный ряд алых щитов. А в слишком близко подступивших к стенам легионеров полетели стрелы и камни…

В окружении «бессмертных» и свиты в городе появился Цимисхий. Не торопясь, проехал по пустынным, заваленным трупами улицам к Вышнему граду хмуро уставился на высившийся за стенами дворец болгарских царей.

– Иоанн Куркуас, – тихо сказал он, – под стенами Преславы пролилось уже слишком много византийской крови, чтобы лить ее снова. Поэтому пусть огонь избавит нас от остатков упрямых варваров.

Куркуас моментально исчез, а вскоре в Вышний град устремились горящие стрелы, на его стенах и башнях стали разбиваться сосуды с «греческим огнем». Деревянные постройки тут же вспыхнули, крепость и местность вокруг нее заволокли клубы густого дыма. Тогда из ревущего огня, падавшего дождем на землю раскаленного пепла появились шеренги русских и болгарских воинов, выстроились перед горевшей крепостью. Славянские ряды были сомкнуты, щиты подняты, в бликах огня сверкали мечи и копья. Окружая вышедших из пламени врагов, с трех сторон надвигалась на них с победным торжествующим криком масса Конных и пеших легионеров.

– Безумцы! Их всего около двух таксиархий, – прошептал Цимисхий, наклоняясь с седла в сторону царского дворца.

А перед Вышним градом уже кипело сражение. Не отступая ни на шаг, стоя спиной к бушующему пламени, пожираемым им стенам и башням, рубились русичи и болгары. Они были окружены, врагов не было только со стороны горевшей крепости, а изо всех ведущих ко дворцу улиц города спешили на помощь своим все новые отряды византийцев. Славянские ряды быстро редели, все короче становилась стена красных щитов. Однако еще быстрее вырастали перед ней груды вражеских тел. Не отрываясь, император Иоанн смотрел на поле боя.

– Варваров уже не больше пяти центурий, – пробормотал он.

Все меньше оставалось русичей и болгар, вот они едва видны за сплошным валом изрубленных и пронзенных копьями легионеров. Русские червленые щиты выглядели словно маленький затерянный островок среди бескрайнего моря византийцев.

– Их всего полусотня… – ни к кому не обращаясь, чуть слышно произнес Цимисхий.

Все реже мелькали в воздухе славянские мечи и копья, вот до императора донеслись громкие, ликующие крики легионеров. Шум битвы стих, лишь слышался треск пожара и грохот рушившихся в огне построек. Иоанн еще некоторое время молчал, затем повернулся к Склиру.

– Варда, я завоевал много стран. Видел десятки племен и народов, сражался в сотнях битв. Никогда доселе я не ведал страха и презирал его, но сейчас понял, что это такое.

– Император, когда осенью ты спрашивал о русах, я не обещал легких побед. Сегодня ты смог полностью понять, какой это враг.

– Ты говорил правду, Варда. Ответь, много ли у киевского князя этих одержимых?

– Если не считать русов, что отрезаны нами во Фракии и Македонии, где они зимовали, у князя Святослава в Доростоле и окрестностях не больше двадцати таксиархий. Нас втрое больше, Император.

– Втрое, – задумчиво повторил Цимисхий. —

Всего втрое.

– Вверх по Дунаю плывет наш флот, на судах еще многие тысячи воинов. К тому же мы всегда можем потребовать подкрепления из Империи. А варвары не получат ни одного человека. Наш флот, став на Дунае, отрежет их от Руси, из Фракии и Македонии мы тоже не пропустим к князю Святославу ни единого воина.

Подсчеты Склира нисколько не успокоили Иоанна.

– И все-таки нас очень мало, Варда. Я вовсе не намерен потерять в Болгарии лучшую часть своей армии, поэтому отправь гонца к друнгарию флота. Передай ему, дабы не спешил к Доростолу. Я хочу, чтобы еще до нашего появления князь Святослав узнал о падении Преславы и участи ее гарнизона. Пусть сравнит свою и нашу силу и получит достаточное время для горестных раздумий.

Мимолетная усмешка скользнула по губам Склира.

– Император, я хорошо знаю русов – они ни за что не уйдут из Болгарии по доброй воле. Как бы ни были мы сильны и сколько времени ни давали им на размышление, судьбу начавшейся войны решит только меч.

В глазах Цимисхия зажглось упрямство.

– Варда, тебе известно, что у Империи слишком много врагов. Поэтому лучше подождать несколько дней и дать русам возможность спокойно уйти домой, нежели оставить в Болгарии мертвыми половину приведенных сюда легионов. И потом, нас еще мало, чтобы успешно сразиться с русами самого князя Святослава.

3

В ветхом, наполовину вросшем в землю сарае замерли у стены сотник Всеслав и десятский Ангел. На плече у болгарина висел византийский щит, в руке блестел обнаженный трофейный меч. Он осторожно выглядывал в едва державшуюся на петлях дверь.

– Воевода Сфенкел велел пробиваться к Вышнему граду, – сказал Всеслав. – Там и наше место.

– Покуда ты меня освобождал, а потом оба отбивались от ромеев, мы упустили время. Теперь на всех улицах и подходах к царской крепости полно врагов. Нам не удастся пробиться к воеводе и его уцелевшим воинам, – возразил десятский.

– Но не сидеть же вечно в этой овчарне?

Ангел вместо ответа приложил палец к губам, сделал знак Всеславу замолчать. Став рядом с болгарином, сотник тоже выглянул в дверь. В ворота подворья, на котором находилось их убежище, с мечами наголо ворвались трое легионеров. Судя по их нетвердой походке, пунцовому цвету лиц, громким выкрикам и беспричинному смеху чувствовалось, что они изрядно пьяны. Заметив хозяйский дом, византийцы направились к нему, принялись ногами и рукоятками мечей выламывать запертую изнутри дверь.

Когда она рухнула, легионеры ворвались внутрь дома, и оттуда сразу донеслись душераздирающие женские крики. Кричали, судя по голосам, две женщины. Вскоре один крик резко оборвался, на пороге появились двое византийцев. Их мечи уже покоились в ножнах, они тащили за руки молоденькую, наполовину раздетую девушку. Следом за ними с горящей головней шел третий легионер. Он с размаху сунул головню под соломенную крышу дома, подождал, пока она загорится, и направился за товарищами, которые с хохотом тащили к сараю плачущую, сопротивляющуюся девушку.

Всеслав и Ангел поняли друг друга без слов. Миг – и они с мечами в руках замерли по обе стороны двери сарая. Через минуту она с треском распахнулась, в проеме показались византийцы и болгарка. Легионеры начали валить девушку на солому, та из последних сил защищалась, пустив в ход руки и зубы. Вскоре в дверях возник и третий византиец. Коротко размахнувшись, Ангел всадил ему в горло клинок, а Всеслав молча прыгнул на тех двоих, что возились с девушкой. Два удара мечом – и с ними тоже было покончено.

– Теперь быстрей… – прошептал Ангел, швыряя меч в ножны.

Он наклонился над одним из убитых, примерно одного с ним роста, стащил с него доспехи. Это же с другим легионером проделал Всеслав, и через некоторое время оба стояли в полном облачении византийских солдат. Когда они двинулись к выходу из сарая, девушка, до этого безмолвно следившая за действиями своих спасителей, бросилась за ними вслед, схватила Ангела за плечо.

– А я? – испуганно спросила она.

– Что «я»? – не понял десятский.

– Я тоже с вами, – торопливо заговорила девушка, переводя умоляющий взгляд с Ангела на Всеслава. – Ромеи все равно поймают меня, в городе от них никуда не спрячешься.

– Мы можем погибнуть, – заметил Ангел.

– Лучше смерть, чем снова попасть в руки ромеев.

– Хорошо, мы поможем тебе покинуть город. Послушай, – сотник, – повернулся десятский к русичу, – ты говоришь по-ромейски?

– Понимаю отдельные слова.

– Плохо. Однако выход есть.

Ангел оторвал от подола юбки девушки кусок полотна, выпачкал его щедро в крови, обмотал им голову Всеславу. Теперь на лице сотника виднелись лишь глаза, нос да торчащие усы. Болгарин, отступив на шаг, критически оглядел его.

– Прекрасно, – сказал он, с трудом нахлобучивая на изрядно увеличившуюся после перевязки голову русича византийскую каску. – Теперь можешь молчать сколько угодно. Пошли…

Он схватил девушку за длинные косы, намотал их на руку. Покинув подворье дома, все трое направились в сторону Вышнего града, куда спешили встречавшиеся на их пути византийцы. Впереди с обнаженным мечом шагал Ангел, тащивший за косы упиравшуюся и пронзительно кричавшую девушку. За ним, опираясь на древко копья и время от времени издавая стоны, плелся прихрамывающий сотник. Когда они пришли на площадь перед Вышним градом, там все было кончено. Стена, окружавшая царский дворец, сгорела почти дотла, сам дворец рухнул на землю, и языки пламени дожирали его остатки. Площадь кишела толпами византийских солдат, грабивших тела павших в бою славян. Из окружавших площадь домов неслись песни и смех пьяных легионеров, крики и плач горожан.

Ангел тронул за локоть остановившегося Всеслава.

– Нужно идти дальше, сотник. Погибшим мы не поможем ничем, а дабы отомстить, надобно жить самим.

С помощью девушки, шепотом указывавшей дорогу, они выбрались за пределы городской черты, углубились в обступивший Преславу лес. Здесь на первой укромной поляне Ангел остановился. Выпустил из пальцев волосы девушки, вытер вспотевшее от волнения лицо. Всеслав с брезгливостью сорвал с головы выпачканную чужой кровью повязку.

– Отсюда каждому своя дорога, – произнес десятский. – Тебе куда? – спросил он у девушки.

– Пережду ночь в лесу, а утром постараюсь узнать о судьбе отца и братьев, сражавшихся в дружине воеводы Сфенкела. После этого решу, как поступить дальше.

– Будь осторожна, и храни тебя Господь.

Попрощавшись со спасителями, девушка исчезла в лесу, а мужчины принялись обсуждать сложившееся положение, решая, как им скорее очутиться в Доростоле. Оба они сталкивались с византийской армией не первый раз, поэтому хорошо знали царившие в ней порядки. Взяв штурмом Преславу, легионеры будут всю ночь грабить и пьянствовать, ограничившись несением лишь караульной службы. Зато с первыми лучами солнца во все стороны, прежде всего к Доростолу, будут посланы конные разъезды и дозоры, за которыми после завтрака двинется главная часть войска. Тогда все дороги и пешеходные тропы окажутся не для беглецов. Им останутся лес, горные склоны и труднодоступные ущелья, в результате чего их движение будет затруднено настолько, что они смогут попасть к Доростолу после прибытия к нему византийцев. А им необходимо очутиться там до того, как враги обложат город лагерем, и проникнуть к своим будет крайне затруднено. И они нашли выход…

Едва в лесу начало светать, на горной дороге со стороны Преславы раздался конский топот. Всеслав и Ангел, чутко дремавшие среди больших валунов на изгибе дороги, тотчас вскочили с земли, подхватили копья и заняли за камнями заранее выбранные места. Вдалеке на дороге появились четверо конных византийцев, стали быстро приближаться к изгибу дороги с валунами на обочине. По неуклюжей посадке в седлах и неровной лошадиной рыси чувствовалось, что легионеры не совсем пришли в себя после бурно проведенной ночи.

Когда византийцы поравнялись с засадой, Ангел и Всеслав метнули копья. Двое легионеров замертво повалились из седел, а на уцелевших, толком еще ничего не понявших, славяне прыгнули сзади с валунов. Ангел удачно попал на лошадиный круп позади седла и, обхватив всадника левой рукой за грудь, правой вонзил ему кинжал в горло. Всеславу повезло меньше. Едва он очутился на спине коня, тот испуганно взвился на дыбы, сбросив хозяина и чужака на землю. Русич и византиец вскочили на ноги одновременно, однако в руке легионера сверкал выхваченный из ножен меч, а у Всеслава был лишь кинжал. Переменить оружие у русича не было времени, отступить либо уклониться от боя он не мог – позади разверзлась пропасть. Казалось, мгновения его жизни сочтены.

Но когда легионер взмахнул мечом, собираясь обрушить его на голову Всеслава, перед ним неожиданно возник новый враг: Ангел умело принял удар византийского клинка на свой щит. Воспользовавшись выигранными секундами, русич отшвырнул в сторону кинжал и тоже обнажил меч. Легионер не успел повторно занести клинок для удара – Всеслав раскроил ему череп вместе с каской.

– Благодарю, друже, – растроганно сказал он, обнимая Ангела. – Ты спас мне жизнь, я буду помнить это до конца дней своих.

– Забудем об этом, сотник, – недовольно поморщился болгарин. – На моем месте ты поступил бы точно так. Сейчас у нас есть куда более важные дела, нежели благодарить друг друга.

Десятский внимательно осмотрелся по сторонам, вслушался в наступившую на дороге после схватки тишину. Приложил ухо к земле.

– Покуда тихо, однако все равно надобно торопиться. Наши братья в Доростоле ждут нас.

Через минуту два всадника, каждый с запасной лошадью в поводу, мчались во весь опор по дороге.

Вдоль стен Доростола медленно шли великий князь Святослав и группа русских воевод. Они внимательно осматривали крепостные стены и башни, недавно углубленный ров, уже доверху наполненный дунайской водой. Невдалеке от них сдержал коней отряд всадников-болгар. Трое из них спешились, направились к русичам. В нескольких шагах от Святослава они остановились, сотник Стоян снял с головы шлем, отвесил великому князю поклон.

– Здрав будь, великий киевский князь.

– Желаю того и тебе, болгарин.

– Великий князь, ты – русич, я – болгарин. Но оба мы – славяне, оба – воины. Поэтому ты должен понять меня.

– Слушаю тебя. Однако вначале скажи, кто ты.

– Я – сотник Стоян, великий князь. Привел к тебе четыре сотни болгарских воинов, пожелавших защищать свою Родину от ромеев. Мы все просим об одном – позволь встать под твое знамя.

Святослав внимательно всмотрелся в Стояна.

– Разве Болгария не имеет собственного царя и знамени?

– У нее этого нет, – убежденно заявил Стоян. – Если ты, великий князь, говоришь о кесаре Борисе, то какой он болгарский царь? Разве его мать не гречанка? Или Болгария его родина? За Борисом всегда стояла тень императора Нового Рима, он всегда ненавидел и страшился славян. Он только ждал подходящего случая, дабы подороже продать Болгарию Империи, и сейчас совершил это. Однако он забыл о нас, болгарах, и о русичах, наших славянских братьях.

Князь Святослав усмехнулся.

– Кесарь Борис говорит болгарам, что Византия явилась освободить их родину от язычников-русов. Именно поэтому христианин Борис вкупе с христианином Иоанном Цимисхием, его братом по вере, зовут христиан-болгар против язычника киевского князя.

Глаза Святослава налились гневом.

– Кесарь Борис попросту перепутал врагов Болгарии. Империя – вот злейший недруг славян. С ней сражался мой дед, в бою с ромеями погиб отец.

Прошлой осенью вместе с твоими русичами, великий князь, дрался против византийцев и я. В страшной сече под Адрианополем мои глаза впервые видели спины бегущих с поля боя легионеров, и я был счастлив, как никогда в жизни. Сегодня у Болгарии нет ни собственного кесаря, ни своего знамени. Поэтому мы, болгары, явились к тебе, брату-русичу, с просьбой: разреши нам встать под твой стяг. Поверь, мы не уроним гордой славы твоих воинов-русичей.

– Верю тебе, сотник. В Доростоле уже много таких, как ты. В нем сыщется место для тебя и твоих воинов.

– Благодарю, великий князь.

Князь Святослав проводил взглядом поскакавший к крепостным воротам болгарский отряд, повернулся к высокому седому воеводе с суровым лицом.

– Мало нас, Микула, и потому будет трудно. Однако нисколько не легче придется императору Иоанну. Пусть не обольщается, что сторону Империи принял кесарь Борис – большинство болгар будет с Русью…

В узкое стрельчатое окно крепостной башни виднелся широкий синий Дунай. Отливал под солнцем золотом песчаный противоположный берег, сливались вдалеке с линией горизонта зеленевшие степные дали. В небольшой чисто выбеленной комнате в нижнем ярусе башни стоял князь Святослав, крепкая княжеская ладонь покоилась на рукояти длинного меча. Напротив него по всей ширине комнаты замерли в молчании русские князья, воеводы, тысяцкие.

– Русичи, други-братья мои! – звучал голос великого князя. – Знаете все, зачем покликал вас, лучших мужей земли вашей.

Да, им это было известно. Не минуло еще года, как император Иоанн Цимисхий просил у Руси мира и получил его. Не все из сегодня присутствующих поверили тогда в искренность намерений императора, некоторые настаивали на продолжении похода, даже осаде и взятии Константинополя. Однако большинство участников состоявшейся той осенью воеводской Рады все-таки высказались за мир. Да и какой прок был бы в продолжении кровопролитной войны? Разве Русь сражалась с Империей из-за того, чтобы отнять у нее какую-либо часть владений? У Руси вполне достаточно собственных земель, красота и богатство которых непревзойденны. Или русичи явились на далекие Балканы, дабы превратить в своих рабов имперских подданных? Тоже нет: ценя пуще всего собственную свободу, русичи уважали также свободу других народов и племен. Воины князя Святослава пришли на братскую болгарскую землю, чтобы защитить ее от имперского нашествия, преградить путь хищной Византии на противоположный берег Дуная, на Русь. И если Империя отказывалась от притязаний на болгарские земли, подтверждала нерушимость всех ранее заключенных с Русью договоров, то к чему было лить кровь дальше?

Однако так думали и рассуждали русичи, но вовсе не ромеи. Сейчас император Цимисхий вероломно нарушил данное слово и двинулся на русичей и болгар со всей византийской армией. Сухопутные войска ромеев проследовали Железные ворота и, захватив Преславу, направились к Доростолу. Огромный флот Империи поднимался вверх по Дунаю с намерением отрезать славян от Руси.

Уже не было среди русичей воеводы Сфенкела и пяти тысяч их братьев-дружинников. Они до последнего сражались в Преславе и навсегда остались там, не запятнав славного имени русича. Отсутствовали среди доростольских дружин и еще десять тысяч русских воинов. Оставшиеся на зиму во Фракии и Македонии, менее разоренных войной, нежели окрестности Доростола и других пограничных дунайских городов-крепостей, они заранее рассчитанным маневром Иоанна Цимисхия оказались отрезанными за горными перевалами и вряд ли смогут скоро пробиться к Дунаю. Не приходилось русичам ждать помощи и с Руси: флот Империи отрежет их от родной земли раньше, чем поспеет оттуда подмога.

К ромеям переметнулся болгарский кесарь Борис с рядом своих именитых бояр и воевод. Другая часть боярской знати, запуганная или подкупленная Иоанном и Борисом, притаилась с дружинами в замках, выжидая момента, когда можно будет примкнуть к победителю. Поэтому ромеев уже сейчас насчитывалось втрое больше, нежели русичей и поднявшихся на защиту родной земли болгар, а с подходом к Доростолу византийского флота их перевес станет еще ощутимее. Вот почему непобедимый князь Святослав, всегда первым нападавший на любого врага, вынужден сегодня сам находиться в обороне.

Все это знали они, находившиеся в Доростоле вместе с великим князем, верные сподвижники и отважные участники всех его походов. Потому так сумрачны и задумчивы были мужественные лица воинов.

– На воеводскую раду собрал я вас, князей земель русских и воевод полков моих, тебя, дружина моя старшая. Два пути у нас сейчас. Первый: домой, на Русь, покуда нет еще на Дунае флота Иоанна. Другой: остаться здесь, дабы скрестить меч с Империей. Сегодня у нас есть выбор, однако завтра его уже не будет и останется только одно – биться до конца. Поэтому хочу говорить с вами, други-братья, желаю слышать ваше слово.

Князь Святослав смолк, обвел поочередно взглядом стоявших против него князей и военачальников. Остановил глаза на Микуле.

– Что молвишь, воевода? Что избрал: Днепр или Дунай?

– Княже, ты упоминал о двух путях. Но у нас лишь один, ибо русичи встречают недруга только грудью. Вот мое слово – станем на Дунае не на живот, а на смерть.

Князь перевел глаза на другого сподвижника.

– Твое слово, воевода Икмор.

– Княже, русичи привыкли собирать славу на чужих полях, а не нести позор на свои. Поэтому для нас дороги назад нет.

– Твой выбор, воевода Свенельд?

– Княже, уйти за Дунай не трудно, однако так ли легко скрыться от бесчестья? Чем и когда можно будет смыть его? А посему наше место здесь, в Болгарии.

Едва он договорил, комната наполнилась гулом голосов.

– Стоять на Дунае!

– Биться до конца!

– На Империю, княже!

Ничто не дрогнуло в лице князя Святослав, не шелохнулась на крыже меча его рука.

– Спасибо, други-братья, – спокойно прозвучал его голос. – Коли мы сами избрали брань и кровь, станем биться до последнего. Да помогут нам в том наши боги.

– Да помогут! – единым многоголосым кличем отозвалась комната.

На пустынном ночном берегу Дуная, усевшись на выброшенную водой корягу, вели разговор воевода Микула и сотник Всеслав. Они хорошо знали друг друга. В дружине бывшего тысяцкого Микулы начинал свое служение Руси простым воином теперешний сотник Всеслав. Под его началом ходил он десятским в сечи на Итиле и Саркеле, сотником возвратился из походов на Кавказ и Тмутаракань. Оттого именно ему, опытному и отважному воину, решил доверить старый воевода трудное, ответственное дело, что поручил Микуле после воеводской Рады великий князь.

– Всеслав, – тихо говорил воевода, – ведаю, что только утром прискакал ты из Преславы и валишься с ног от усталости. Однако не до отдыха сейчас, ибо вся ромейская армия движется на Доростол. Дабы остановить ее на Дунае и не пустить на Русь, надлежит тебе снова сесть на коня и отправиться в путь.

– Я готов, воевода.

– Ты знаешь, что во Фракии и Македонии зимовала часть наших дружин. Ныне они отрезаны от Дуная легионами Иоанна, которые внезапно, подло нарушив мир с нами и болгарами, захватили перевалы. Как потребны нам в Доростоле эти десять тысяч отважных воинов! Поэтому ты проберешься к ним и передашь воеводам Святополку и Владимиру волю великого князя: пусть соберут все русские и болгарские силы в один кулак и пробиваются через горы к Дунаю. Даже если им не удастся прорваться к нам, своими действиями они наверняка отвлекут немалую часть ромейской армии от Доростола. А это будет для нас уже ощутимой подмогой.

– Свершу это, воевода.

– Ты слышал еще не все. На западе Болгарии против царя Бориса, нынешнего союзника Византии, восстал комит Охриды Николай Шишман с сыновьями. У нас и у него один недруг – Империя и ее верный пес кесарь Борис. Поэтому великий князь предлагает комиту союз в борьбе с общим врагом. Вот тебе грамота к нему. Передашь ее из рук в руки комиту Николаю и возвратишься назад с его ответом. Готов исполнить это?

– Все свершу, воевода.

– Трудным и опасным будет твой путь, поэтому возьми с собой напарника, уже бывшего за перевалами. Лучше всего, коли подберешь в спутники болгарина. Это их земля, они знают ее с детских лет. Само собой, напарник должен быть надежным человеком, которому ты доверял бы, как самому себе.

– Такой человек уже есть, воевода. Он болгарин, я целиком полагаюсь на него.

– Кто он? – насторожился Микула.

– Десятский, с которым я вырвался из Преславы и прискакал в Доростол. Как и мы с тобой, он ненавидит Империю и доказал это с оружием в руках. Помимо всего прочего, он спас мне жизнь. Вдвоем с ним мы вначале проберемся через перевалы к нашим братьям, затем доставим княжескую грамоту комиту Охриды.

– Я не знаю десятского, Всеслав, однако целиком полагаюсь на твои опыт и чутье. Помни теперь, что отныне судьба тысяч и тысяч русичей и болгар будет в ваших руках.

– Я оправдаю твое доверие, воевода. А заодно хочу сказать еще одно. В Доростоле много болгарских бояр, что прежде вились вокруг кесаря Бориса. Не верь им, воевода, и предупреди об этом великого князя. Такие, как они, открыли ворота Преславы ромеям, когда мы, русичи и простые болгары, сражались на ее стенах. Вчера они предали воеводу Сфенкела, завтра изменят великому князю Святославу.

Микула недовольно насупил брови.

– Мы, русичи, никого не неволим и принимаем в свои ряды лишь тех болгар, кто пришел к нам по доброй воле.

– Воевода Сфенкел поступал так же и получил подлый удар в спину. Я не верю болгарским боярам, что вчера молились ромейскому Христу, а сегодня идут против него с нашим Перуном. Для таких людей нет ничего святого.

– Я передам твое предостережение великому князю. – Старый воевода повернулся к сотнику, заглянул ему в глаза. – Всеслав, за время, что мы знаем друг друга, ты стал для меня сыном. Посему напутствую тебя в дорогу как воевода и отец. Удачи тебе, и пусть Перун, покровитель смелых, отведет от тебя все беды.

На высоком насыпном холме посреди византийского лагеря восседал под легким шелковым навесом от солнца император Иоанн. Как обычно, окружала его сверкавшая золочеными доспехами и богатыми одеждами толпа полководцев и сановников. Через двое ворот лагеря, выходивших на равнину перед Доростолом, нескончаемыми колоннами двигались ряды закованной в железо имперской пехоты. Где-то слева был слышен топот и ржание лошадей византийской конницы.