Текст книги "Доктор Данилов и медицина будущего"

Данилов кивнул.

– И то, какое внимание уделяется всем новшествам на первых порах вы тоже должны знать…

– Евгения Юрьевна, вы уже говорили о том, что комплексом занимались вы, а главный врач только подписывал бумаги, – напомнил Данилов.

– Говорила, – кивнула Евгения Юрьевна. – Я помню, память у меня хорошая. Но сейчас я хочу посвятить вас в подробности. Я ведь тоже собиралась уйти следом за Борисом Максимовичем, нашим прежним главврачом. Мне уже шестьдесят первый год пошел, пора бы и отдохнуть от всей этой нервотрепки, на даче цветочки-огурцы выращивать… Ах, если бы вы знали, Владимир Александрович, как я люблю мою дачку! – Евгения Юрьевна мечтательно закатила глаза и покачала головой. – Тишина, покой, воздух свежий, птички поют, Волга в двух шагах течет… Благодать! Но чтобы этой благодатью сполна насладиться, нужно на пенсию выйти, иначе никак. В отпуск я ухожу чисто номинально – все равно по пять раз на дню с вопросами звонят. Иногда и приезжать приходится, по телефону же все не разрулишь. Мне знаете какой сон чаще всего снится? Будто я на даче отдыхаю, мне из больницы звонят, а я говорю: «идите вы к чертям собачьим, я же на пенсии!». Вы не подумайте, что я перед вами комедию ломаю. Я реально ушла бы, ели бы не Георгий Христофорович. Он в первый день пришел ко мне, вот как сейчас я к вам, и сказал: «Евгения Юрьевна, помогите мне пожалуйста во все разобраться! Поддержите, посоветуйте, ведь кроме вас мне не на кого надеяться». Хорошо так сказал, по-человечески…

Евгения Юрьевна достала из кармана халата платок, промокнула им уголки глаз и виновато посмотрела на Данилова – простите старуху, расчувствовалась. Данилов, на которого вся эта «комедия» не оказала ровным счетом никакого воздействия, вежливо улыбнулся – ничего, мол, бывает, и отметил в уме, что Евгения Юрьевна на два порядка умнее Кайнова.

– Как я могла ему отказать? – Евгения Юрьевна вопрошающе посмотрела на Данилова и, не дождавшись ответа, продолжила. – Никак! Если человек обращается к тебе по человечески, то отказывать ему нельзя?..

«Главная фраза прозвучала, – отметил про себя Данилов. – Сейчас меня станут убеждать проявить человечность».

– Вы не представляете, Владимир Александрович, под каким давлением мы работали в первые месяцы! То один департаментский деятель приедет, то другой. Все перед Соловьем выслуживаются, а попутно нам нервы треплют. Мэрия тоже руку на пульсе держит… Боже мой! – последовало еще одно закатывание глаз. – Нас в начале пандемии так не трясло, как прошлой осенью. Мне-то что? Пенсию я выслужила, жить и цветочки сажать есть где, а у Георгия Христофоровича карьера на взлете… Да еще и со здоровьем у него внезапно проблемы возникли, причем какие – прободение язвы двенадцатиперстной кишки! Его только-только назначили, а он на два с лишним месяца из строя выбыл. Ну разве могла я его подвести?! Скажите – могла?!

То, что хотелось бы услышать Евгении Юрьевне, не Данилову говорить не хотелось, а то, что хотелось сказать, вряд ли пришлось бы ей по душе, так что Данилов предпочел промолчать.

Евгения Юрьевна перевела дух и устремилась в новую атаку.

– Я вижу по вашим глазам, Владимир Александрович, что вы хотите сказать: «так работали бы, как положено!». Поверьте – мы очень старались, а я так вообще больше всех! Но дело-то незнакомое, неотлаженное, темпы другие, много нового народу. Набирать под открытие приходилось кого попало, чтобы поскорее штаты заполнить. Пьющего сразу можно разглядеть, а вот с дураками сложнее. Вроде бы и говорит складно, и послужной список хороший, и отзывы с прежних мест неплохие, а на проверку – дурак-дураком. Действует по усвоенным стереотипам и ничего за их пределами не видит. Или того хуже – не дурак, а пофигист. Рассуждает правильно, а делает все тяп-ляп, на троечку. Там недосмотрит, здесь недоглядит, а в результате острый инфаркт в терапию попадает… Пока с человеком не поработаешь, не узнаешь каков он. Недаром же раньше говорили – пуд соли вместе съесть надо, чтобы человека узнать. Да, разумеется, во всем моя вина первая, потому что я – начмед, но я же не могу каждому в душу заглянуть… Вы меня поймите правильно, Владимир Александрович, я не оправдываюсь, я просто хочу объяснить, как я на старости лет докатилась до такой жизни. И вот еще что – не думайте, что я все косяки спускала на тормозах. Я в каждом случае устраивала подробные разборы полетов с участием всех причастных. Мордами тыкала их в ошибки и объясняла, как нужно было поступить. Двоих уволить пришлось, по собственному, без лишнего шума. Я за всем следила и продолжаю следить, у меня все под контролем…

– А сколько всего было случаев? – спросил Данилов.

– Полтора десятка в прошлом квартале и один в январе, сразу после нового года, – сразу же ответила Евгения Юрьевна. – В этом квартале всего один и я уверена, что последний. Я всех предупредила, что не стану покрывать их бесконечно. На этой скользкой дорожке рано или поздно оступишься и шею себе свернешь. Ну и люди тоже освоились, притерлись-приработались, короче говоря – все понемногу налаживается, а тут вы со своими вопросами… Нет, я не призываю вас поступать против совести. Если считаете нужным, то можете сообщить в департамент. Мне вы этим не навредите, напротив – освободите от моей тяжелой ноши. Ну а Георгий Христофорович… – Евгения Юрьевна вздохнула и махнула рукой. – Ах, да что тут говорить? Все уже сказано… Нет, не все! Я должна попросить у вас прощения, Владимир Александрович, за то, что мы вам работу испортили, – рука снова легла на грудь, а в голосе зазвучали проникновенные нотки. – Я прекрасно понимаю, что вы мне не поверите в отношении количества. Раз сказала «полтора десятка», значит еще три раза по полтора в уме держит, а о многом и вообще может не знать, ведь сотрудники не обо всем докладывать станут, что-то и втихаря провернут… Простите меня, пожалуйста, Владимир Александрович. Если хотите, то я могу сама вашему заведующему позвонить, чтобы к вам лишних претензий не было.

– Претензий ко мне не будет, – успокоил Данилов, не ожидавший такого поворота, надо признать – весьма действенного. – И департамент я информировать не собираюсь, разумеется, при условии, что вся эта «химия» останется в прошлом…

– В прошлом! – заверила Евгения Юрьевна, на сей раз приложив к груди обе ладони (с учетом ее габаритов при желании можно было бы и еще четыре ладони приложить). – Вот клянусь вам своим собственным благополучием! Тем более мы вскоре, уже в апреле переходим на электронный документооборот. Не все для этого готово, но департамент требует немедленной «цифризации», а то неловко получается – медицина будущего работает в бумажном формате. Так что можете считать, что это были трудности переходного периода… Чему вы улыбаетесь? Я кажусь вам смешной?

– Нет, не кажетесь, – Данилов отрицательно покачал головой. – Просто название такое… хм… Но это не важно.

– Я не только на словах хочу извиниться, – Евгения Юрьевна запустила правую руку в карман халата и Данилов подумал, что сейчас ему предложат соблазнительно пухлый конверт, но Евгения Юрьевна достала из кармана платок и вытерла им лоб, на котором выступила испарина. – Как говорил мой отец «спасибо нужно делать». Если у вас, несмотря на все пережитое, возникнет желание делать на базе нашей больнице какие-то исследования, то вы можете рассчитывать на мою всемерную помощь. И кабинет найду получше этого, со всеми удобствами, и помощниками обеспечу, и вообще все условия вам создам, вплоть до горячих обедов…

– Спасибо, но вряд ли потребуется, – ответил Данилов. – Но буду рад, если смогу беспрепятственно закончить начатое дело.

– Начатое дело? – удивилась Евгения Юрьевна. – Так вы все-таки мне верите? Что ж – я очень рада…

Тон, которым произнесены слова, подчас имеет определяющее значение. Судя по тону, Евгения Юрьевна была не рада, а категорически недовольна. Да и взгляд ее из приязненно-покаянного стал напряженным. «Не верит, – подумал Данилов. – Явно беспокоится, что стану копать дальше».

– Я привык доводить начатое до конца, – сказал он, ничуть не кривя душой. – Конечно, публиковать свои выводы я не стану, поскольку они основываются на… хм… не совсем объективных данных. Но и такой результат может оказаться полезным. У меня запланирована масштабная работа по анализу показателей всех шести скоропомощных комплексов, которые будут открыты в Москве, а вашу статистику я стану использовать в качестве своеобразного «эталона». Если данные других стационаров окажутся близки к вашим, то можно будет заподозрить, что там тоже «химичат». Да и у вас интересно было бы отследить динамику и оценить, как отсутствие «химии» отражается на статистике.

– Выходит, что мы у вас навечно под колпаком?

– Ну почему же «под колпаком»? – удивился Данилов. – Мы вроде так откровенно поговорили…

– Вот именно! – Евгения Юрьевна недобро сверкнула глазами. – Я была с вами предельно откровенна, но вы явно не из тех людей, которые ценят искренность. Что ж, живите как знаете…

«Живи, как знаешь» или «живи, как считаешь нужным» – это одна из традиционных угроз мафии. Живи, как знаешь, но знай, что жить тебе осталось недолго.

«Какая же все-таки душная баба! – подумал Данилов, когда Евгения Юрьевна вышла из кабинета. – Не повезло местному народу с начальством, однозначно не повезло…».

Он распахнул настежь окно и хорошенько проверил кабинет перед тем, как уйти. Спрятанные в ящике стола ксерокопии историй болезни забрал с собой. Не для того, чтобы «засветить» их в департаменте здравоохранения, а для использования в учебном процессе – скажите, что здесь не так и запомните, что так делать не следует.

В целом Данилов был доволен сегодняшним днем. «Химичить» впредь Евгения Юрьевна поостережется, она отнюдь не дура и хорошо представляет возможные последствия, особенно после того, как сор был частично вынесен из хаты. Да и народ, как приработается, начинает косячить меньше, в этом она права. Можно не беспокоиться за больницу имени Буракова и ее пациентов. Странная тетка эта Юрьевна… Вот что бы сразу не поговорить начистоту? Зачем понадобилось устраивать затею с кражей коробки? Кстати – о пропавших материалах она и словом не обмолвилась, будто их никогда и не было, а Данилов настолько впечатлился разыгранным спектаклем, что забыл о них упомянуть. Впрочем – ладно, ведь практически все уже восстановлено. Завтра он закончит с обработкой данных, пускай и частично липовых, а в воскресенье подготовит не статью, а лекцию для студентов, посвященную стационарным скоропомощным комплексам. Шеф будет доволен, он обожает все такое актуальное, удивительно, что сам не поручил… Для лекции точные статистические данные не столь уж важны. Важно разъяснить, что именно кроется за словами «повысить качество и оперативность оказания экстренной медицинской помощи», причем «разжевать» все конкретно, а не в общих словах, и проиллюстрировать сказанное цифрами, пускай и немного кривыми. Ну а самое главное – разобрать особенности работы этих «островков медицины будущего». Разумеется, за два академических часа всего не расскажешь, но общее представление дать можно. Можно и нужно. А на одном из практических занятий можно устроить учебную игру… Или может лучше здесь одно практическое занятие провести, выездное, без кабинета? Вряд ли Евгения Юрьевна будет против – вон как с содействием набивалась, аж горячие обеды предлагала… Интересно – за свой счет их заказывать собралась или пищеблок бы напрягла? Второе как-то вероятнее…

Нет, с выездными занятиями ничего не получится. Тяжелые на подъем коллеги поднимут страшный хай, начнут напирать на то, что им подобные занятия совершенно не в тему, что их должна проводить кафедра организации здравоохранения и все такое. А лекцию шеф прочесть разрешит, тем более что ее совершенно спокойно можно привязать к кафедральной тематике. Например: «Особенности оказания анестезиолого-реанимационной помощи в стационарных скоропомощных комплексах». А игровое занятие можно будет сначала «обкатать» на своих группах – пойдет или нет? – а затем уже рекомендовать коллегам.

В октябре Данилов случайно-неожиданно, вместо профессора Ряжской, попал на конференцию по игровым методам обучения в медицинских вузах и увлекся темой настолько, что захотел что-то «натворить» – а вот и случай представился. Одного студента назначаем пациентом, остальным раздаем роли врачей и – вперед, к медицине будущего!

Глава восьмая. Одна чашка крепкого чая лучше двадцати чашек слабого

Пока Данилов беседовал по душам с посторонними женщинами, Елена оформилась на новую работу и решила отпраздновать это событие в ресторане. Мария Владимировна настаивала на том, чтобы заказать еду домой и даже приводила доводы в пользу такого решения – дешевле, удобнее и можно из разных мест назаказывать всякого, – но Елена была непреклонна. Такое событие заслуживает праздника в торжественной обстановке. Ну, если не в торжественной, то, по крайней мере не в домашней. Направленность заведения тоже вызвала дискуссию – Елене хотелось «чего-то китайского или, во всяком случае, восточного», а дочь тяготела к западным пиццам и пастам.

– Я второй раз в жизни устроилась на работу, и ты предлагаешь отмечать это в пиццерии? – ужаснулась Елена. – Может еще и «Точку» рассмотрим?

Третейское решение пришлось выносить Данилову.

– Предлагаю ресторан «Дуги-надуги» на Марксистской, – сказал он тоном, не допускающим выражений. – Из китайского там можно взять хинкали, а хачапури по-мегрельски лучше всяких пицц.

– Хинкали – китайская еда?! – рассмеялась Мария Владимировна. – Хороша шуточка!

– Все варианты вареного пирожка с начинкой пришли к нам из Китая, – просветил дочь Данилов. – Пельмени, хинкали, манты, равиоли, гёдза – все это потомки китайских цзяоцзы.

– А что такое «надуги»? – поинтересовалась Елена.

– Мягкий сыр, похожий на творог, его смешивают с мятой, заворачивают в ломтики сулугуни и так едят.

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась дочь. – Ты же, кроме работы, нигде не бываешь…

– Я работаю на одной кафедре с ходячей кавказской кулинарной энциклопедией, – усмехнулся Данилов, имея в виду доцента Саакова. – Бабушка его была шеф-поваром, а дедушка – этнографом. Оба таланта соединились во внуке, который замечательно готовит и может часами рассказывать историю каждого блюда…

– Вот папе однозначно везет на интересных сослуживцев, – позавидовала Елена.

– Отчасти, – хмыкнул Данилов. – Когда сослуживец угощает чем-то этаким, – Данилов дважды прищелкнул пальцами, – то везет, а когда тебе под прихваченный из дома бутерброд рассказывают о том, как в старину на Кавказе готовили на углях форель, то рассказчика хочется придушить. Так что все относительно…

Пребывание в грузинском ресторане располагает к произнесению витиеватых тостов. Данилов собрался с мыслями, пока ехали в такси, и выдал трехминутный тост, в котором смог гармонично соединить похвалы в адрес супруги, краткий обзор их семейной жизни и пожелания всяческих успехов на новом поприще. Шустрая дочь, успевшая за время произнесения тоста проконсультироваться с мировым разумом, указала на то, что по грузинским правилам (мы же в грузинском заведении?) за виновника торжества пьют пятый тост, но Данилов посоветовал ей меньше умничать и выжидательно посмотрел на жену – рассказывай, мол, про новую работу.

– Вы сидите за одним столом с директором департамента организации экстренной медицинской помощи ЗАО «Главмедпомощь», – торжественно объявила Елена. – К работе я приступаю с понедельника. Наш офис находится на Проспекте Мира в двух шагах от кольцевой станции…

– Удобно, – оценил Данилов. – Хочешь – на машине поезжай, хочешь – на метро, да и старая работа близко, всегда можно на чашечку чая заскочить.

– Вот еще! – фыркнула Елена. – Вы же знаете, что я никогда особо не жаловалась и старалась во всем находить позитив. Но сейчас, когда все осталось позади, я скажу прямо – была без радости любовь, разлука будет без печали. Комфорт, который дает привычная обстановка, не следует путать со счастьем.

– Чему радуешься и чего опасаешься на новом месте? – спросил Данилов.

– Радуюсь тому, что мои новые подчиненные замотивированы лучше прежних, как-никак частная медицина, – последние слова Елена произнесла с наигранным пафосом. – А опасаюсь трений с верховным начальством. Моя задача – быть на шаг впереди, то есть развивать скоропомощную службу с небольшим опережением потребностей. Компания не может позволить себе пробуксовки в такой важной сфере. Но, с другой стороны, у меня есть определенный бюджет и трату каждого рубля надо обосновать… Короче говоря, если развиваться активно, то посыплются упреки в необоснованном расходовании средств, а если я стану трястись над бюджетом, то меня начнут трясти за недостаточное развитие.

– Короче говоря, в жизни ничего не изменилось, кроме местонахождения офиса, – заметил Данилов.

– А зарплата будет больше? – поинтересовалась меркантильная дочь.

– Надеюсь, – уклончиво ответила Елена. – Там сложная система. Сам по себе оклад невелик, но есть стимулирующие надбавки, месячные и квартальные премии, а также годовые бонусы. Но особо меня радуют бесплатные обеды и транспортная компенсация в девять тысяч шестьсот пятьдесят рублей в месяц.

– Шикарно! – восхитился Данилов. – Единый месячный билет, включающий пригородную зону, стоит чуть дороже трех тысяч, а вам в три раза больше дают!

– Хорош глумиться! – одернула Елена. – Лучше скажи, что у тебя происходит. Ты какой-то задумчивый стал, а это настораживает.

– Это не у меня происходит, – усмехнулся Данилов, – а в больнице имени Буракова, где я имею удовольствие изучать квартальную статистику первого в Москве скоропомощного комплекса. Народ «химичил» с историями болезни, переписывая их задним числом. Испугавшись возможной огласки, местные деятели украли мои рабочие материалы и попытались выжить меня, но все обошлось. Вместо статьи я решил подготовить лекцию, а они обещали больше не «химичить».

– И ты им поверил? – поддела Елена. – Горбатого только могила исправит.

– Поверил, – кивнул Данилов. – «Химия» была сугубо ситуационной – открыли комплекс, набрали много нового народу, собака хозяина не знает, вот и лажали часто. Сейчас все вроде как наладилось, к тому же скоро больницу переведут на электронный документооборот, а там уже особо не «похимичишь», нужны продвинутые хакерские навыки. Ну и потом они уже разок спалились… Знаешь на чем? Переписывали истории одной рукой и за врача приемного покоя, и за дежурных реаниматологов. Детский сад! Хотя бы наклон изменили бы, что ли…

Следом за жадностью всегда приходит раскаяние. Хотелось попробовать и того, и другого, и третьего с четвертым, а уж рулетики из двух сортов сыра пошли так хорошо, что их заказали дважды. Данилов объелся настолько, что стало тяжеловато дышать. «Один раз живем», – успокоил внутренний голос, невероятно добревший на фоне обжорства. «Завтра – постный день, – пообещал себе Данилов. – Ничего, калорийнее воды, есть не стану».

«Сытому веселее живется, а голодному слаще спится», говорят в народе. Набитый желудок генерировал кошмары один за другим. Началось с экзамена по нормальной анатомии, самом страшном испытании на пути будущего врача. Экзаменатор просит перечислить все кости скелета в алфавитном порядке. Данилов пытается это сделать, но постоянно сбивается… «Вон из медицины! – кричит ему в лицо экзаменатор. – Таким тупицам только метлу доверить можно…». Следом за экзаменом приснилась родная шестьдесят вторая подстанция. Последний вызов, впереди радостный момент сдачи дежурства… Но вдруг заведующая подстанцией объявляет, что в связи с сокращением штатов сотрудники переводятся на непрерывный режим работы. «А когда можно будет домой?», робко спрашивает Данилов. «Когда на пенсию выйдете!», отвечает заведующая и вдруг у нее начинают расти клыки. Нет, не клыки, а самые настоящие бивни! Данилов хочет убежать, но ноги будто приклеились к полу… Самым худшим был третий сон, в котором Данилов тонул в ванной. Выбраться не получалось, потому что руки соскальзывали с бортика. Ноги никак не могли нащупать опору. А когда Данилов нырнул для того, чтобы выдернуть затычку (сообразил же!), то увидел, что на затычке сидит необъятных размеров русалка, похожая на Евгению Юрьевну. Мало того, что ее не сдвинуть, так она еще и хватает Данилова за ногу и тянет на дно. Тянет и поет голосом Высоцкого: «Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов…». Наиболее ужасным было не предчувствие скорой смерти, а песня о любви в исполнении столь неприятной особы…

– К чему снятся русалки? – спросил Данилов за завтраком у Марии Владимировны.

– Вопрос сложный, – дочь задумчиво наморщила лоб и покосилась на Елену. – Примитивная трактовка связывает русалок с романтическими знакомствами…

– О, как интересно! – вставила Елена. – У папы как раз самый тот возраст для романтических знакомств.

– Но знатоки считают, – продолжала Мария Владимировна, пропустив замечание матери мимо ушей, – что русалки отражают внутреннюю борьбу, вызванную неспособностью принять важное решение. Иногда человек не понимает, что в нем происходит такая борьба и тогда русалка является подсказкой. Ты обдумываешь какое-то важное решение?

– Да, – с преувеличенно серьезным видом ответил Данилов. – Не могу понять – нужна ли мне вторая чашка кофе или достаточно одной?

Шутки шутками, но одна недодуманная мысль в голове вертелась. Внутренний Ватсон никак не мог понять, почему после столь откровенного разговора, когда, казалось бы, все карты были раскрыты и все покаянные слова сказаны, Евгению Юрьевну так напрягло желание довести начатую работу до логического конца. Не поверила в отсутствие у Данилова враждебных намерений или тут кроется что-то другое? А что именно? Ватсон беспокоился, а внутренний Холмс медлил с ответом. Впору было заподозрить, что в подвалах скоропомощного комплекса спрятана тайная лаборатория, производящая запретные вещества… Ну а о чем еще можно думать? Разве что о черных трансплантологах, но при таких мыслях нужно начинать пить галоперидол, другого выхода нет.

Пораскинув мозгами (это выражение очень ему нравилось), Данилов решил, что Евгению Юрьевну задела его сдержанность. Видимо она ожидала какой-то эмоциональной реакции, похвал своей откровенности, заявлений в стиле: «я тебе верю, дорогуша!» и прочей театральщины, совершенно несвойственной Данилову. Многие люди воспринимают сдержанность как скрытность или проявление недружелюбия. Вспомнился старший врач шестьдесят второй подстанции Кочергин по прозвищу Лжедмитрий. Делая сотрудникам внушения, Лжедмитрий ожидал яркого покаяния с битьем себя в грудь и надрывными заверениями «никогда больше». Хитрецы успешно этим пользовались, избегая выговоров и сохраняя премии при помощи «показательных выступлений». Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься, как-то так… Данилова Лжедмитрий ненавидел за его упертость, но лишний раз связываться избегал, остерегался последствий.

Напоследок Данилов набрал в архиве тридцать историй болезни.

– Куда вам столько? – ахала заведующая.

– Перед смертью не надышишься, – пошутил Данилов. – Вы не беспокойтесь, я в конце дня все верну.

Истории он выбирал не абы как, а со смыслом – все пациенты поступили в воскресные дни. Почему? Да потому что воскресные и праздничные дни наиболее богаты различными косяками. Из начальства присутствует только дежурный администратор, сугубо номинальная фигура, занимающаяся только чрезвычайными происшествиями. Особо сознательные дежурные администраторы могут с утра обойти всю больницу быстрым шагом. Почему-то считается, что подобные обходы укрепляют дисциплину, хотя на самом деле толку от них ноль. Сотрудники знают привычки администраторов и к моменту их появления повсюду царит милая начальственному сердцу благодать. Никто не позволяет себе лишнего, как в прямом, так и в переносном смыслах, кругом порядок, персонал напоминает трудолюбивых пчелок… Но не успевают шаги «обходчика» стихнуть вдали, как все возвращается на круги своя.

Некоторые дежурные администраторы предпочитают вместо обхода совершать внезапные вылазки или, скорее, набеги на избранные отделения. Почему-то считается, что дамоклов меч начальственного появления заставляет сотрудников работать лучше и, вообще, дисциплинирует. На самом деле ни хрена этот дамоклов, с позволения сказать, меч не дисциплинирует, потому что служба внутреннего оповещения работает идеально. Сведения о передвижениях дежурного администратора передаются по сарафанному радио из отделения в отделение. «Идет в главный корпус» – отделения, находящиеся в других корпусах, облегченно выдыхают. «Садится в лифт» – работающие на втором этаже тоже могут выдохнуть. «Начальство в эндокринологии» – все, кроме находящейся на том же этаже неврологии, расслабляются и продолжают работать в обычном режиме «бери меньше, кидай дальше и киряй пока летит».

Для человека, желающего найти недочеты (в данном конкретном случае – желающего понять, почему стороннее внимание столь напрягает местную администрацию), воскресные поступления являются наиболее предпочтительными.

Каждую историю Данилов просматривал дважды, причем второй просмотр был таким же обстоятельным, как и первый. Первый десяток историй дал только один «криминал» – дежурный врач кардиологической реанимации писал дневники в телеграфном стиле: «состояние без динамики», не указывая ни частоты дыхательных движений, ни частоты сердечных сокращений, ни прочих данных. Так обычно пишут студенты до тех пор, пока им не объяснят, что в данном случае краткость является не сестрой таланта, а билетом на зону. Все проверяющие инстанции, от страховых до следственных, считают, что то, о чем не написано, не было сделано. Если не указываешь данных осмотра, значит осмотр не проводился. Привет, двести девяносто третья статья Уголовного кодекса!

Захотелось сделать чайную паузу. С учетом вчерашнего вечернего обжорства, Данилов ничего съестного с собой не принес и в больничную столовую идти не собирался. Мужик решил не есть – мужик есть не будет.

Доцент Гусев понимал толк в комфорте и порядке. Часто чайник стоит на подоконнике, чай и сахар хранятся в шкафу, а что-то вкусное может обнаружиться в ящике письменного стола. У Гусева же возле раковины, но не впритирку к ней, стояла особая тумбочка, в которой хранились припасы, посуда и столовые приборы (всего по три, не иначе как уважаемый Анатолий Самсонович любил сообразить на троих). На тумбочке стояли два чайника – электрический и заварочный, на котором сидела краснощекая кукла-грелка в бело-голубом гжельском стиле. А на стене над тумбочкой висел лист бумаги, на котором было напечатано:

«Одна чашка крепкого чая лучше двадцати чашек слабого»

Джордж Оруэлл.

Высказывание было прямо-таки конфуцианским – на первый взгляд вроде бы простое, а какой глубокий смысл скрыт! Данилову оно нравилось невероятно.

Налив в чайник воды, Данилов поставил его на подставку и нажал кнопку включения.

Какая-то неведомая сила крепко встряхнула Данилова и швырнула во тьму.