Текст книги "Доктор Данилов в МЧС"

Андрей Шляхов
Доктор Данилов в МЧС

Как и следовало ожидать от художественного произведения, все имена, должности, названия и события выдуманы автором. Если вы тем не менее нашли какое-то сходство с реальностью, то это, согласитесь, ваши проблемы… И ваша ответственность. А чья же еще?

Мы с каждым днем все хуже. И каждый, и все человечество с каждым днем все хуже. И поэтому, если говорить о качестве людей, то лучше всего тот, кто это чувствует, т. е. тот, кому с каждым днем все хуже и хуже.

Венедикт Ерофеев. «Бесполезное ископаемое»

Мечты! Вечные мечты! И чем взыскательнее и утонченнее душа, тем дальше ее мечты от возможного. Каждый человек носит в себе свою дозу природного опиума, непрестанно истощаемую и возобновляемую вновь; и между рождением и смертью много ли мы насчитаем часов, что наполняли нас истинной радостью от поступка удачного и решительного?

Шарль Бодлер. «Парижский сплин. Стихотворения в прозе» Перевод Т. Источниковой

 
На лодочной на станции работаю спасателем,
И ангелом-хранителем зовут меня не зря.
Хотите, не хотите ли – спасу вас обязательно.
Ведь все, кого я выручил, теперь мои друзья!
Ах, друзья мои, друзья,
Как вы там живете-можете?
Ах, друзья мои, друзья,
Теперь вы все моя родня!
Когда-нибудь, когда-нибудь
Вы тоже, тоже мне поможете!
Когда-нибудь от одиночества
Спасете вы меня».
 

Вячеслав Добрынин. «Спасатель»

Глава первая
Мобильный спасательный отряд «Главспас»

Устройство на работу по протекции хорошо тем, что результат известен заранее, а все собеседования сугубо формальны. Есть такой ритуал, значит, надо его соблюсти. Но любой механизм, даже самый безупречный, иногда дает сбои…

– Ох, уж покочевали вы с места на место… – понимающе прищурился кадровик, рассматривая трудовую книжку Данилова. – Я-ясно…

– Да, там есть что почитать, – улыбнулся Данилов.

– Да, – согласился кадровик, поправляя левой рукой очки. – А что у вас в госпитале МВД произошло? Отовсюду уходили по собственному, а там восемьдесят первая, пункт шесть?

Из Федерального клинического госпиталя МВД Данилова уволили согласно пункту шестому восемьдесят первой статьи ТК как сотрудника, допустившего однократное грубое нарушение трудовых обязанностей. Причиной стал конфликт с высокопоставленным пациентом, который вел себя по-хамски, и в конце концов, как говорится, коса нашла на камень: Данилов ответил на грубость, пациент оскорбился, и понеслось…

– Повздорил с генералом, лежавшим в отделении. – Вдаваться в подробности не было смысла, все равно ведь будет звонить и уточнять.

– Просто поругались? – уточнил кадровик. – Типа, обменялись репликами, и все?

– Да, можно сказать и так.

– И вас уволили?

– Генерал оказался обидчивым, а я не люблю, когда меня путают с тряпкой для вытирания ног.

– Кто же это любит? – Кадровик усмехнулся. – Разве что мазохисты какие-нибудь…

На лице его было написано большими буквами: «Вернул бы я тебе, дорогой мой, твою трудовую вместе с заявлением, да не могу, потому что словечко за тебя замолвили».

– «Если бы да кабы…» – подумал Данилов, уже привыкший к отказам, как прямым («Вы нам не подходите!»), так и к уклончивым («Мы вам позвоним»). Вторых было гораздо больше, но сути дела это не меняло: в какую красивую бумажку ни заворачивай горькую пилюлю, она все равно останется таковой.

Впрочем, в протекциях тоже ощущалась определенная горечь. Данилов предпочитал устраивать свою жизнь самостоятельно. Но когда множество подобных попыток не привело к желаемому результату, пришлось прибегать к крайним средствам, в частности к помощи жены.

После небольшой паузы кадровик принял решение.

– Я тут, это… поработаю пока с документами, а вы в коридоре подождите, пожалуйста, – попросил он Данилова. – Полчасика посидите. Я вас приглашу…

Нетрудно было догадаться, что он хочет посоветоваться с начальством или же справиться в госпитале МВД, возможно, сделать и то, и другое. Данилов понимающе кивнул и вышел.

Коридор, как и полагается любому уважающему себя учреждению, был увешан информационными стендами. Структура, задачи, история, достижения, руководство, лучшие сотрудники…

Лицо одного из лучших работников показалось Данилову смутно знакомым, даже не столько оно, сколько характерный взгляд исподлобья в сочетании с двойной глубокой складкой на переносице. Под фотографией было написано: «Заместитель начальника медицинской службы отряда «Главспас», начальник мобильного госпиталя, кавалер ордена Мужества, кандидат медицинских наук, заслуженный врач Российской Федерации Дмитрий Геннадьевич Сошников». Данилов порылся в памяти, но такую фамилию так и не отыскал. Ему удалось припомнить среди знакомых врачей одного Дмитрия Геннадьевича, но тот был гораздо старше, совершенно непохож на фото, к тому же он вряд ли мог работать заместителем начальника медицинской службы, потому что по был окулистом по специальности и алкоголиком по призванию. Человек, начинающий день не с чашечки кофе, а со стакана водки, вряд ли способен руководить мобильным госпиталем. Хотя, как учит отечественная история, некоторые и страной ухитрялись руководить, не просыхая.

Сошников выглядел лет на десять старше Данилова, поэтому вариант, что они пересекались в студенческие годы, исключался. Попытка представить бородатого Сошникова без нее оказалась неудачной: неизвестно, что именно представлять. «Показалось, наверное, – решил Данилов, – или все же сталкивались где-нибудь мельком, а лицо почему-то запало в память».

Насколько было известно Данилову, из его знакомых в медицине катастроф работал только доктор Федулаев, с которым они вместе трудились несколько лет на одной подстанции «Скорой помощи». Только работал он не в мобильном госпитале МЧС, куда на должность анестезиолога-реаниматолога устраивался Данилов, а в гражданском подразделении – центре медицины катастроф, полностью называвшемся Научно-практическим центром экстренной медицинской помощи (сокращенно ЦЭМП). ЦЭМП занимается чрезвычайными ситуациями в столице. Не всеми, разумеется (в Москве их случается не менее десяти в секунду), а только теми, которые связаны с массовым скоплением людей, большим количеством пострадавших или, например, затрудненностью доступа к месту происшествия.

– Владими-ир Александрови-ич, – приглашающе пропел кадровик, выглянув в коридор минут через пятнадцать. – Заходи-ите.

Выражение лица у него было таким, словно он только что решил трудную задачу.

Данилов наивно понадеялся, что все препятствия отпали и сейчас начнется оформление, но ошибся.

– С вами хочет побеседовать заместитель начальника нашей медицинской службы Сошников.

Радость кадровика стала понятна. Главный принцип бюрократии – поскорее спихнуть принятие решения на кого-то другого. Чем меньше ответственности, тем лучше аппетит и крепче сон.

– …Вы так удачно приехали, Дмитрий Геннадьевич сегодня на месте, что нечасто случается, в последнее время застать его трудно.

Уточнять, для кого удачно, Данилов не стал: и так было ясно, что для кадровика.

«Ну все, пошла игра в ведомственный футбол, – подумал Данилов. – Получил мячик – передай другому, и так до тех пор, пока с поля не выбьют». Одолели легкие сомнения в целесообразности происходящего. На лестничной площадке между вторым и третьим этажами Данилов остановился и позвонил Елене.

– Тебя уже можно поздравить?! – обрадовалась та.

– Не совсем, – ответил Данилов. – Тут какие-то непонятки.

– А именно? – Голос жены мгновенно стал напряженным. – Что случилось?

– Главному по кадрам не понравилась моя трудовая книжка.

– Ничего удивительного, – хмыкнула Елена. – Она даже не главному по кадрам не может понравиться. Кадровикам нравятся книжки с одной-двумя записями.

– «Принят на работу» и «уволен в связи со смертью».

– Вроде того. Так ты еще в процессе?

– Сейчас иду на собеседование к замначальника госпиталя, то есть к начальнику мобильного госпиталя, который одновременно заместитель начальника медицинской службы отряда. Запутаешься в должностях. Короче, к начальнику иду я.

– Удачи! А чего ты, собственно, звонишь на полдороге? Посоветоваться хочешь? Или передумал?

– Не передумал, а хотел уточнить два момента. Первый: говорила ли ты кому-нибудь насчет нюансов моей трудовой биографии? Второй: стоит ли продолжать?

– Говорила. Все, говорила как есть: что ты меняешь работы как перчатки, а из госпиталя МВД тебя заставили уйти. Правда, с оговоркой, что виной тому не какие-то пагубные привычки, но характер. Мне ответили, что это не страшно, пусть приходит. Так ты все-таки передумал? Что так?

– Да не передумал я. Просто хотел спросить, чтобы определиться. Может, нет смысла… Кстати, с кем именно ты разговаривала?

– Какая тебе разница? Все равно ты его не знаешь.

– Скажешь – буду знать.

– Во-первых, могут быть у меня секреты? Наверное, да. Во-вторых, я сейчас очень занята…

– Извини, что отвлек.

– Постой! – поспешно сказала Елена. – Ты что, обиделся, что тебя не встречают хлебом-солью, песнями и танцами? Поэтому решил врубить задний ход?

– Я не обиделся и ничего решил. И при чем тут хлеб-соль? Просто хотел уточнить, стоит ли терять время дальше, если вот…

– Данилов! – Елена немного повысила голос. – Ты опять за свое? Или тебе хочется разъезжать по Сибири на медицинском поезде? (Медицинский поезд – передвижной консультативно-диагностический центр. На железных дорогах России функционируют пять подобных центров – на Дальневосточной, Северной, Красноярской, Западно-Сибирской и Восточно-Сибирской железных дорогах.)

– Почему? – удивился Данилов. – Разве я когда-нибудь говорил, что хочу разъезжать на медицинском поезде, да еще по Сибири?

– Да потому что все остальное ты уже перепробовал! Впрочем, нет, в Центре подготовки космонавтов ты тоже еще не работал…

– А что – это мысль! – подхватил Данилов. – Спасибо за подсказку. Надо будет узнать, не нужны ли там анестезиологи…

– Зачем они там, разве что для того, чтобы космонавтам наркоз перед стартом давать? – пошутила Елена. – Ты давай, Данилов, не впадай в мнительность: начал дело – доведи его до конца. Желательно до хорошего. А я постараюсь сегодня удрать с работы пораньше, чтобы отметить твое трудоустройство.

Пораньше означало часов в шесть вечера. У Елены как у директора регионального объединения скорой помощи (региональное объединение состоит из нескольких московских подстанций, расположенных по соседству друг с другом. Заведующий одной из подстанций («головной подстанции») является по совместительству директором региональной зоны в статусе заместителя главного врача Станции скорой и неотложной медицинской помощи г. Москвы) ненормированный рабочий день, да и вся жизнь такая же. Могут среди ночи разбудить звонком с работы, бывает и так, что телефонным разговором дело не ограничивается, приходится собираться и ехать на работу.

– Если начать отмечать каждое мое устройство на работу, то можно быстро спиться, – в свою очередь пошутил Данилов.

– Не все так мрачно, – приободрила Елена. – Все, больше ни секунды не могу говорить. Удачи тебе!

Елена отключилась. Данилов сунул телефон в карман джинсов и поднялся на третий этаж. Дверь нужного кабинета была приоткрыта на треть, поэтому стучаться Данилов не стал, просто спросил:

– Можно войти?

– Попробуйте, – ответил сипловатый, с хрипотцой, голос.

«Сертификационный цикл, занятие по медицинской сортировке на догоспитальном этапе, – сразу же вспомнил Данилов. – Точно, он самый. У него еще поговорка была: бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. Обычно врачей (да и сестер тоже) учат, что в первую очередь надо помогать тем, кто наиболее нуждается в помощи. Сошников добавлял еще: «Если видно, что медицина здесь абсолютно бессильна, не тратьте драгоценное время: помогайте тем, кого еще можно вытянуть». Разумеется, подобное утверждение не могло не привести к этической дискуссии, едва не закончившейся срывом занятия. В целом, конечно, Сошников был прав: если одновременно имеешь дело с несколькими пострадавшими, надо оценивать не только тяжесть состояния, но и перспективу. Только как ее оценить, чтобы потом не было мучительно больно? Тяжелый выбор».

Не совсем уместное «попробуйте» заставило Данилова слегка напрячься. Звучала в нем не то насмешка, не то легкая издевка, не то высокомерие большого начальника. Что тут пробовать? Потянул дверь и перешагнул через порог, вот и всего дел.

Данилов решил, что не следует заострять внимание на всяких неприятных мелочах и начинать знакомство с негатива. Тем более с вероятным новым начальством. Поэтому он постарался не обращать внимания на вольготную, не вполне уместную в служебном кабинете позу (низкую посадку вполоборота к столу с закидыванием ноги на ногу), на снисходительный тон (создавалось впечатление, что Сошников старается подражать какому-нибудь тургеневскому барину) и на манеру перебивать собеседника на полуслове, задав вопрос и закончив ответ на него самому.

В конце концов, каждый волен самовыражаться как ему заблагорассудится. Хочешь быть клоуном – будь им. Веди себя соответствующе и задавай дурацкие вопросы. Такие вопросы следует задавать непременно, в них вся соль и суть ритуала. Как можно не поинтересоваться: «А почему именно к нам?» или не спросить: «Вы хорошо представляете себе особенности нашей работы?» Вполне уместна краткая речь, посвященная деятельности родного учреждения, ее важности, нужности и сложности. Новичок должен проникнуться и прочувствовать, тогда и отношение к новой работе будет соответствующим – вдумчивым и трепетным.

– Когда наш отряд только создавался, отбор был штучным, лучших из лучших брали, причем не только чтобы спец был, но и человек настоящий. Эх, знали бы вы, какие люди стояли у истоков…

Сошников прикрыл глаза и покачал головой, что должно было обозначать грусть, смешанную с восхищением.

«Иных уж нет, а те далече», – вспомнил Данилов из «Евгения Онегина».

– Настоящие люди, – повторил Сошников. – Универсалы. Я, например, помимо основной моей врачебной профессии специализировался по работам в загазованной среде и под водой, альпинизмом занимался довольно серьезно, через него в отряд и попал. Я, если уж к слову пришлось, дважды кандидат – медицинских наук и в мастера спорта по альпинизму.

Перечень достоинств Сошникова на этом не заканчивался. Дмитрий Геннадьевич знал два иностранных языка – английский и немецкий (в каком именно объеме, он не сказал), участвовал в ралли (видимо, не побеждал, иначе непременно бы упомянул об этом), входил в число авторов двухтомного «Руководства современного спасателя»… Наконец-то достоинства закончились, и в разговоре, то есть в монологе Сошникова возникла пауза.

Сошников смотрел на Данилова, можно даже сказать взирал, столько достоинства и величия было в его взгляде, а Данилов, в свою очередь, глядел на Сошникова и ждал продолжения.

Кто ждет, тот непременно дождется.

– А начинал я на «Скорой», как и вы, – продолжил Сошников. – У нас много скоропомощников.

– Это закономерно, – ответил Данилов. – Что такое мобильный спасательный отряд МЧС? По сути дела, та же самая «Скорая помощь», только с другими возможностями.

Судя по выражению лица Сошникова, сравнение ему не понравилось.

– Я бы не стал так упрощать и ставить знак равенства, Владимир э-э… Александрович… Наш отряд – это, без преувеличения, лучшее, что есть в отечественной медицине…

Логично, подумал Данилов, всякий кулик просто обязан хвалить свое болото. В особенности если он начальник. Начальству ведь свойственно сильнее любить свою работу, поскольку она дает им не только средства к существованию, но и власть над людьми, которая, как известно, вызывает зависимость не хуже любого наркотика. Но похвалив свое болото, Сошников пошел дальше – охаял чужое:

– …и никакого сравнения со «Скорой помощью», структурой бестолковой и неорганизованной, быть не может.

«Я мзду не беру – мне за державу обидно», – говорил таможенник Верещагин из «Белого солнца пустыни». Данилов тоже испытал такие же чувства за родную «Скорую помощь».

– У меня о «Скорой» сложилось другое впечатление, – сказал он и уточнил: – Более позитивное. Были, конечно, бестолковые и неорганизованные сотрудники, но вряд ли по ним стоит судить о всей структуре.

– У каждого свои впечатления, – хмыкнул Сошников. – Я вот люблю порядок, кому-то нравится, когда порядка мало и можно делать что заблагорассудится.

– Да, каждый смотрит на мир со своей колокольни, – кивнул Данилов.

Сошников уловил скрытый намек, поморщился и перевел разговор на Данилова.

– А вы чем можете похвастаться, кроме диплома и трудовой книжки? – спросил он.

– Наверное, ничем, – скромно ответил Данилов, думая о том, что хорошо, конечно, уметь проводить спасательные работы под водой или в загазованных средах, но врачу мобильного госпиталя эти умения – как, например, умение играть на скрипке. Дело врача – лечить. – Я вообще хвастаться не мастер.

– А соображаете быстро?

– Стараюсь не тормозить, – ответил Данилов, удивляясь про себя как форме вопроса, так и его содержанию. – Причем сначала думаю, а потом делаю. Как учили.

– А хорошо ли соображаете? – Сошников склонил голову набок и испытующе прищурился. – Знаний хватает? У нас же не простой госпиталь. Мы занимаемся всем, что только может случиться, поэтому нам нужны специалисты широкого профиля, причем прекрасно разбирающиеся во всем.

– Вроде бы хватает, – сухо ответил Данилов, подумав о том, что прекрасно разбираться во всех направлениях медицины невозможно, это все равно что пытаться объять необъятное.

Вообще, вопрос Сошникова был глупым, неуместным, можно сказать, риторическим. Интересуешься знаниями кандидата – устрой ему экзамен или тестирование, тогда сразу все станет ясно. Это правильнее, чем свысока спрашивать: «Знаний хватает?» Тем более что любой анестезиолог-реаниматолог по определению является врачом широкого профиля, как, например, терапевт. Чем только не приходится заниматься в отличие от офтальмологов или проктологов.

– «Вроде бы», – уцепился за слово Сошников. – Вроде бы всем всего хватает – и знаний, и денег. А на деле… Да еще в чрезвычайных ситуациях… Не все справляются, далеко не все. Слышали пословицу: бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе?

– Да.

Сошников выдержал очередную паузу, словно предоставляя Данилову возможность убедить его в том, что уж он-то справится, но Данилов предпочел промолчать. Чего зря языком трепать?

– И работать нам иногда приходится по нескольку дней подряд. Да что там иногда, очень часто приходится. У нас не как на «Скорой» – сутки отработал, двое или трое дома. У нас – чрезвычайные ситуации!

«Как будто на «Скорой» плановые», – подумал Данилов.

– А про условия и говорить нечего, иногда никаких условий нет, а дело выполнять надо. Случайные люди у нас не задерживаются, понюхают пороху и сразу же уходят. Работа у нас, конечно, престижная, но очень трудная. Про такое понятие, как личная жизнь, можете сразу забыть!

– Неужели совсем? – не без иронии уточнил Данилов.

– Почти! – отрезал Сошников. – Даже если вам кажется, что у вас есть личная жизнь, то знайте, что это всего лишь мираж. В любой момент вас могут выдернуть из-за стола, из постели, иногда из отпуска, потому что где-то в очередной раз что-то произошло…

Как веревочке ни виться, а концу все равно быть: в какой-то момент заместитель начальника медицинской службы взглянул на часы, оборвал свою речь на полуслове и отправил Данилова обратно в кадры с флегматичным напутствием:

– Ну, давайте попробуем.

Получасовой аудиенции Данилову хватило для того, чтобы без сомнений занести Сошникова в личный список неприятных людей. Надо сказать, что этот факт его совершенно не огорчил, потому что жизнь давно приучила к тому, что в каждой бочке меда непременно должна присутствовать ложка (стакан, ведро, бочка поменьше) с дегтем или чем-то другим, настолько же малоприятным. Если даже сначала все складывается замечательно, то потом непременно случится нечто неприятное, и чем лучше все складывалось, тем неприятнее будет это самое «нечто». Вспомнить хотя бы Федеральный клинический госпиталь МВД…

Устроиться на работу в этот день так и не удалось.

– Пройдете медкомиссию, и тогда оформим, – сказал кадровик, выписывая Данилову направление. – Вам как врачу госпиталя – по сокращенной программе, за полдня уложитесь. Поликлинику нашу знаете центральную на Каховской?

– Нет.

– Вот адрес и схема проезда. Только не забудьте принести с собой что положено, чтобы второй раз не ездить.

– В смысле, бутылку? – уточнил Данилов. – Какую посоветуете? Коньяк, шампанское?

Голова после аудиенции у заместителя начальника медицинской службы стала тяжелой и соображалось туговато.

– Какую бутылку? – укоризненно произнес кадровик. – В поликлинику что приносить надо? Анализы! Кстати, имейте в виду, что тем, кто проходит медкомиссию, ответы по анализам выдаются в срочном порядке, в день сдачи, чтобы можно было пройти от и до в один день! Возьмите памятку, там все указано: и что принести, и кого пройти, и номера кабинетов проставлены…

Со стола в руки Данилова перекочевала еще одна бумажка.

– Я работал в поликлинике, – улыбнулся Данилов, – даже в двух, ведь кожно-венерологический диспансер тоже поликлиника, только специализированная, и могу утверждать, что анализы стоят на последнем месте в списке того, что врачи мечтают получить от пациента.

– А вы точно не злоупотребляете? – насупился кадровик, не приняв шутки. – У нас с этим делом так строго, что даже и представить нельзя.

– Клянусь! – Данилов вытянулся в струнку и вскинул руку в пионерском салюте (в октябрятах и пионерах он успел побывать, а в комсомольцах уже не довелось).

– Жду с заключением, – коротко ответил кадровик, начав деловито перекладывать бумаги, лежавшие на его столе, с места на место.

Лицо его выражало некоторое сомнение в том, что Данилова сочтут пригодным к работе. А может, к концу рабочего дня человек попросту устал и оттого поскучнел лицом.

Выйдя на улицу, Данилов позвонил Елене.

– Дали направление на медкомиссию, завтра поеду, – сказал он, не дожидаясь вопросов.

– Поздравляю!

– Погоди, рано еще поздравлять. Вдруг не пройду комиссию.

– Да брось ты, Вова, это же пустая формальность! Ты же не в летчики устраиваешься! Флюорография, кардиограмма, покажите язык… Как будто сам не знаешь. Где будем отмечать?

– Не знаю, – замялся Данилов. – Может, потом отметим?

– Потом – суп с котом! Не хочешь отмечать – пригласи меня просто так, без повода, куда-нибудь – в уютное недорогое заведение с хорошей кухней.

– Увы, не получится, – вздохнул Данилов.

– Почему? – удивилась Елена. – У тебя какие-то другие планы на сегодняшний вечер?

– У нас нет шенгенских виз, а, как утверждает всезнающий Полянский, ближайшее уютное недорогое заведение с хорошей кухней можно найти только в Польше или в Финляндии.

– Зануда он, твой Полянский, такой же, как ты. И сноб вдобавок. Ладно, пусть будет дорогое и неуютное, лишь бы не отравили, и чтобы никаких гамбургеров с картошкой фри. На это я могу рассчитывать?

– Можешь, – заверил Данилов, прикидывая в уме, сколько времени понадобится ему на то, чтобы доехать от подмосковных Бронниц, где он сейчас находился, до центра Москвы.

Времени требовалось изрядно: около четверти часа идти пешком до станции (так, скорее всего, выйдет быстрее, чем ждать автобус или маршрутку, которых и на горизонте не было), почти час ехать до Выхина, и от Выхина на метро еще полчаса. А еще надо будет дождаться электрички…

– Давай сделаем так: я позвоню тебе, когда окажусь в Москве. Заодно и подумаю насчет места.

Сложилось удачно: и электричка пришла не быстро, а мгновенно, стоило только Данилову появиться на платформе. Из-за нехватки времени билет пришлось покупать в поезде у кассира, сопровождавшего контролеров. На подъезде к Москве Данилов вспомнил о том, что лучший друг и великий знаток общепита Игорь Полянский пару раз хвалил ресторан «Поручик Голицын» где-то в районе Чистых прудов. Звонок другу позволил не только уточнить адрес, но и получить подтверждение того, что ресторан по-прежнему остается не пафосным, уютным и по московским меркам относительно недорогим.

– Правда, не все уже так хорошо, как раньше, – Полянский не мог обойтись без критики, – соленые огурцы испортились. Раньше были волшебные, хрусткие, с бруснично-клюквенным духом, сейчас такие же, как и везде.

Данилову на мгновение стало неловко от того, что в его представлении все соленые огурцы были, если можно так выразиться, на одно лицо, отличаясь от малосольных и маринованных. А тут, видите ли, «хрусткие, с бруснично-клюквенным духом»… Гурманство – это не прихоть и не способ самоутверждения, а врожденное состояние души.

Этим самым огурцом, точнее, его ломтиком, Данилов чуть было не подавился, когда услышал от Елены, решившей больше не делать тайны из того, к кому именно обращалась она по поводу его трудоустройства, что им был Сошников.

Когда полупрожеванный ломтик был проглочен, а дар речи полностью вернулся, Данилов переспросил:

– Ты разговаривала с Сошниковым???

– Да, а что тут такого необычного, чтобы так удивляться? Он приятель Свиньиной, директора пятого региона («Регион» – сокращенное, жаргонное название регионального объединения «Станции скорой и неотложной помощи» г. Москвы). Они начинали работу на одной подстанции, с тех пор и дружат.

«Интересно, а свое мнение о «Скорой помощи» Сошников от бывших коллег скрывает или нет?» – подумал Данилов и решил, что, скорее всего, да. Уточнять у Елены он благоразумно не стал, зная, что та непременно заведется и примется долго доказывать, что вторую такую отлично организованную структуру, как московская «Скорая», еще поискать надо, не факт, что найдется.

– И какое у тебя сложилось о нем мнение? – осторожно спросил Данилов.

– О Диме-то? – Елена пожала плечами, подумала несколько секунд и сказала: – Нормальное мнение, человек как человек, суховат, правда, немного, никогда не улыбается и не шутит. Выслушал мою просьбу, сказал, что грамотные анестезиологи им нужны и что он смотрит на человека, а не на его трудовую книжку. Короче говоря, дал добро. Еще поинтересовался есть ли у тебя загранпаспорт и нет ли ограничений по выезду за рубеж.

– А сегодня устроил мне показательное сольное выступление. Заливался соловьем, распускал хвост, сверкал перышками и, как мне показалось, всячески старался от меня избавиться. Стращал трудной работой, полным отсутствием личной жизни и прочими тяготами и лишениями. Да еще с таким видом… Ладно, замнем для ясности.

– Вова, не кипятись. – Елена положила вилку и нож на тарелку и накрыла обеими руками правую руку Данилова, едва слышно отбивавшую на столе «Турецкий марш» Моцарта. С чего бы эта мелодия вдруг пришла на ум Данилову, не смог бы объяснить и он сам. – Мало ли какое настроение случается у людей. Может, у него геморрой обострился или псориаз, вот и понесло человека. Есть вероятность, что такой метод, помогающий выявить будущего сотрудника, проверить его на вшивость, то есть на вменяемость, терпение, умение ладить с людьми и находить с ними общий язык. Насколько мне известно, в «Главспасе» придают очень большое значение умению уживаться в коллективе, не ухудшать психологическую обстановку.

– Тогда уж надо проще, – ухмыльнулся Данилов, – обложить с порога матом, дать в ухо, а то и пнуть разок для верности, и наблюдать за реакцией. Стерпит – берем, ответит тем же – не берем!

– Данилов, меняй настроение! – посоветовала Елена. – А то ведь занесет тебя нелегкая…

– …на медицинский поезд, колесящий по маршруту Воркута – Магадан и обратно.

– Данилов!

– Я уже столько лет Данилов, что и вспомнить страшно, – попробовал отшутиться Данилов, но, заметив, как сузились глаза Елены, перешел на серьезный тон: – Не волнуйся, Лен, все будет в порядке. Не видал я, что ли, начальников со странностями? Кажется, Ремарк сказал: «Характер человека по-настоящему можно узнать, когда он станет твоим начальником».

– А мой характер ты тоже узнал по-настоящему, когда я стала твоей начальницей?

Елена нахмурилась, но веселые зеленые искорки, заплясавшие в ее глазах, показывали, что недовольство ее притворно. Гнев, не успев разгореться, сменился на милость.

– Твой характер, Лен, остается загадкой до сих пор. Иногда кажется, что я все про тебя знаю, а ты возьмешь и чем-нибудь удивишь.

– Никита в таких случаях говорит: «Мама, ты непостижима, как Эксель!» – рассмеялась Елена. – Никак не могу понять – комплимент это или наоборот.

– Конечно же да, – убежденно ответил Данилов. – Никаких наоборот.

– Комплимент – когда он говорит: «Мама, ты всегда права, даже когда ошибаешься!»

– Это уже чистейшей воды подхалимаж.