Текст книги "Бог непокорных"

Глава 2

Кельмар Айо вдохнул прохладный ноябрьский воздух, задержал дыхание, и выдохнул облачко пара. Ветер дул с севера, было раннее утро, и привычная вонь замка почти не ощущалась. Все чувства Кельмара были обострены, он ощущал множество запахов и ясно различал их, слышал множество звуков, недоступных слуху обычного человека, и знал, что в любой момент может изменить свои глаза таким образом, что мельчайшие трещины во внешних стенах, расположенных на расстоянии пятисот футов от Кельмара, будут видны ему также отчетливо, как если бы он смотрел на эту стену в упор. Возможно, стоило послушаться совета змееныша и не обострять чувства столь сильно: иногда чрезмерная острота восприятия мешала. Однако, эксперименты с Постоянными Составами были ему в новинку, и он провел над собой несколько опытов, которые, возможно, не стоило проводить. Жалеть об этом уже поздно. Можно попробовать поискать Состав, который приведет его чувства в норму, но Кельмар не был уверен, что сможет точно откалибровать силу воздействия и избежать интоксикации. У всякой силы есть своя цена – банальность, в истинности которой у него больше не оставалось сомнений.

За три недели, проведенные в замке Ротан, он сильно изменился.

Кельмар пересек пустое пространство перед цитаделью. Подмерзшая за ночь грязь почти не испачкала сапог. Повернув голову влево, он увидел, как Хейн Цирнан и Якоз Камлет помогают двум женщинам занять седла: та, что постарше и одета попроще, садится в дамское седло; та, что одета в элегантную мужскую одежду, занимает обычное седло. Кельмар смотрит на нее, она замечает командора, нервничает и отворачивается. Это Сельдара эс-Лимн, дочь прежнего владельца замка, убитого кардиналом Реканом – настоящая Сельдара, обнаруженная командором в шкафу после мучительной смерти Безликой, принявшей ее облик. Почему Безликая оставила ее в живых? Не знала, что делать с телом? Кельмар не сомневается, что она бы придумала, куда спрятать труп. Нет, он почти уверен, что дело в другом: Безликая собиралась принять облик командора, после чего отпустила бы настоящую графиню на волю. Сельдара не помнила, как оказалась в шкафу: она оплакивала гибель отца и брата в своей спальне и, кажется, заснула; ее следующее воспоминание – та же кровать, утро следующего дня. Она не поверила Кельмару, когда он рассказал, где и при каких обстоятельствах нашел ее; гниющие остатки Безликой заставили ее усомниться, но и только. Сомнения стали сильнее, когда она расспросила слуг: те подтвердили, что вечером она бодрствовала и даже пригласила командора на ужин.

Сельдара оказалась более покладистой, чем бессмертная маска в ее обличье: вскоре она написала письма своим вассалам, убеждая их присягнуть Лилии и королю Эн-Тике. Ее покладистости способствовала публичная казнь троих вассалов, вздумавших оказать Ордену сопротивление. Прежний Кельмар не стал бы поступать так; новый Кельмар пребывал в сомнениях, но змееныш разрешил их, сказав, что из повешенных, посаженных на кол и казненных отсечением головы можно извлечь несколько важных ингредиентов, необходимых для создания редких Составов. Одного из вассалов повесили, другому отрубили голову. Сельдара умоляла командора остановиться, но он довел задуманное до конца. В его душе возникло какое-то ожесточение, садистское наслаждение от осознания того, что ее боль, ее мольбы и слезы не способны никак изменить принятое им решение. Когда третьего вассала, баннерета Нигхана Жанлета, усаживали на кол (поначалу он сжимал мышцы заднего прохода и скрипел зубами, а затем, когда кол проник в его зад, стал вопить и умолять о пощаде), Сельдара упала в обморок. Кельмар приказал унести графиню в ее покои, послушал крики Нигхана, одновременно прислушиваясь к себе и удивляясь тому, что ни малейшей искры жалости не возникает в его собственном сердце, а затем собрал первую порцию ингредиентов. У жертвы, лишившейся головы, он взял немного крови и глазной жидкости, повернув перед этим голову так, чтобы она смотрела на собственное безголовое туловище. Ингредиент для астральной алхимии приобретал особенные свойства в силу разных причин, и обстоятельства сбора имели немаловажное значение. Второй порцией ингредиентов стало семя повешенного, излитое им в процессе агонии, а также его язык и кисть левой руки. Ночью Кельмар вернулся на место казни. Нигхан, плотно сидевший на колу, уже ничего не соображал, но был еще жив. С него Кельмар срезал полоску кожи, вырезал легкое и желчный пузырь. Позже, в своих апартаментах, он провел ритуал, в ходе которого сжег все, что собрал. Дымом от каждой сожженной части он овеивал металлическую чашу с водой и бросал в воду частицу пепла, после чего отпивал. Змееныш пришел в движение и поглощал духовную составляющую каждой из воспринятых Кельмаром частиц. Затем начался катализ, змееныш выделил из себя переработанные ингредиенты и отложил их в хранилища, сформированные им в теле Кельмара. Командор не раз спрашивал своего демона о том, согласно какой логике и каким правилам следует соединять ингредиенты для получения Составов, но змееныш ничего внятного ответить так и не смог: возможно, он не понимал этого и сам, а только чувствовал, как и что следует соединять под конкретную задачу. Кельмар записывал рецепты и пытался сопоставить их с теми правилами астральной алхимии, которым он обучился еще в Асфелосте – но ничего не получалось. Рецепты имели совершенно иной уровень сложности, чем тот, что был доступен для его понимания: Кельмар чувствовал себя как человек, едва изучивший нотную грамоту, и пытающийся, разложив гениальное произведение музыки на ноты, понять, что же именно делает его гениальным. Попытка, изначально обреченная на неудачу. И все же он верил, что когда-нибудь от его усилий выйдет толк. Кроме того, сам змееныш не оставался неизменным: если в начале их знакомства он напоминал командору глумливого испорченного подростка, то после убийства Безликой змееныш увеличился не только в размерах, но и немного повзрослел – болтать стал меньше, а проявлять свою полезность – чаще.

Змееныш перестал казаться Кельмару паразитом и чужаком, их чувства отчасти смешались и уже не всегда можно было разобрать, кто является первоначальным источником того или иного желания – Кельмар или поселившийся в нем демон: эмоцию, испытываемую одним, разделял другой. Влияние змееныша на своего носителя возросло: он не сидел уже в уголке сознания, а пропитал своими выделениями всю душу командора, исказил все, до чего смог дотянуться. Однако, этот процесс не был однонаправленным: Кельмар теперь также стал яснее ощущать змееныша, и научился в какой-то мере контролировать его действия; также ему стало ясно, что некоторые его мысли и намерения змееныш, по-видимому, не способен ощутить до тех пор, пока Кельмар не позволит этим идеям проникнуть в основную часть сознания. Внутренний мир Кельмара изменился, и вместе с тем он понял, что не знал и прежнего себя. Тьма всегда таилась в нем, но он предпочитал ее не замечать, предпочитал верить в чужие правила и жить в согласии с внушенными ему идеалами. Теперь все изменилось: хотя он и не нашел истины, но осознал, что прежняя его жизнь была ложью – он словно ползал по поверхности вещей, не смея заглянуть внутрь и даже не имея такой возможности; змееныш прогрыз в нем дыры и под поверхностью своего мира Кельмар обнаружил необъятный и ужасающий лабиринт, полный удивительных тайн. Спектр его магических возможностей возрос, кроме того, увеличилась и сила Дара – не только из-за нескольких Постоянных Составов, которые он применил, но также в силу нового уровня осознанности: темный лабиринт его души, открытый благодаря змеенышу, позволял совершать поразительные вещи, показывал к достижению целей пути настолько тонкие и странные, что прежний Кельмар никогда бы не обнаружил их: он просто бы не понял, что именно нужно искать.

Сельдара проехала мимо командора на белой в яблоках кобыле. Она старательно не глядела в его сторону. Якоз следовал за ней, за ним – Хейн, привязавший поводья пегой лошади Крисель к луке своего седла. После рассылки писем Сельдара выпросила у Кельмара право совершать ежедневную прогулку в окрестностях замка; он позволил ей это, взяв слово, что девушка не попытается бежать. Два приставленных к ней министериала обеспечивали ее безопасность, служанка сопровождала ее для соблюдения приличий. Он проводил взглядом Сельдару и отправился в бараки, в ту часть, где разместили раненых вражеских солдат. Чадзайн Эльне, бывший сегодня командиром караула, коротко поклонился Кельмару и приказал открыть дверь. Сначала внутрь вошли четверо министериалов с мечами наголо: тут уже состоялась пара бунтов, подавлять которые пришлось без всякой жалости, после чего караулы были усилены, а внутрь орденцы заходили теперь исключительно группой и всегда с обнаженным оружием. Следом за министериалами вошли Чадзайн и Кельмар, за ними – трое оруженосцев. Двери за ними закрыли: несколько человек остались на улице. Кельмар прошел по бараку, разглядывая раненых и выздоравливающих. Повсюду он видел глаза, смотревшие на него со страхом и напряжением: пленники знали, что командор приходит сюда каждый день и забирает с собой одного человека, которого никто потом больше не видит, и гадали, на ком он остановит свой выбор на этот раз. Один из солдат смотрел совсем отчаянно, и Кельмар, которому в данный момент требовались ингредиенты, образующиеся в душе от унижения и ужаса, указал на него.

– Нет!!! – Заорал мужчина, когда оруженосцы направились к нему. – Нет! Нет!.. Только не меня!.. Только не меня!..

Он так отчаянно сопротивлялся, что одному из министериалов пришлось ударить его по лицу рукой, облаченной в боевую, усиленную металлическими пластинами, рукавицу. Это поставило точку в борьбе: пленник ненадолго лишился чувств, оруженосцы скрутили ему руки и поволокли к выходу.

– Куда вы его тащите?! – Крикнул кто-то.

Кельмар проигнорировал вопрос, как и несколько последующих реплик с разных сторон, но когда один из пленников привстал и шагнул вперед – ударил его кулаком в висок, жестоко и сильно. Пленник упал, несколько раз дернулся и замер: удар Кельмара, тело которого было изменено Постоянными Составами, проломил ему череп.

Оруженосцы отволокли жертву в цитадель, спустились по каменной лестнице, ведущей в подземелья, и там передали тюремщикам. Руководил тюремщиками Веталь Холбаг, министериал Лилии, также было несколько новых, завербованных из ильсильварцев, но большинство тюремщиков работали здесь еще при старом графе. Кельмар проводил долгие ночные часы в подземельях (Составы изменили его тело таким образом, что теперь он почти не нуждался во сне), а иногда заглядывал туда и днем, но не опасался предательства. В Тэннак каждого из них командором был помещен астральный червь – этих тварей, как оказалось, был способен порождать змееныш. Астрочервь влиял на человека примерно также, как змееныш влиял на самого Кельмара, только более грубо, с явными побочными эффектами, и не давал носителю таких способностей, каковые давал командору его демон. Кельмар иногда думал, что астрочерви похожи на змееныша в той же мере, в какой сам змееныш походил на своего зловещего и могущественного родителя – тень от тени того, кто, без сомнения, обладал великой темной властью.

Змееныш, к сожалению, не мог производить астрочервей без остановки: ему требовалось около часа для того, чтобы сформировать в своем теле зародыша, который затем мог быть помещен Кельмаром в любого незащищенного человека, достаточно было лишь коснуться его левой рукой. Кроме тюремщиков, черви были помещены в Тэннак всех его рыцарей, и в отдельных оруженосцев и министериалов: некоторые из них, он знал это, верили в благородные идеалы также, как и он когда-то – их следовало нейтрализовать в первую очередь, дабы исключить брожение в умах. Червь, попадая в душу, начинал заполнять ее своими выделениями: дремавшие в человеке пороки пробуждались и расцветали, а сострадание и честь отходили на второй (а затем на третий, четвертый, десятый…) план. Поначалу Кельмар опасался, что подобная тактика полностью развратит солдат и приведет отряд к анархии, но змееныш уверил его, что поддерживает связь со всеми своими червями, и не позволит им развивать те пороки, которые способны сильно ухудшить дисциплину.

«Гхадабайн поддерживает с тобой связь таким же образом?» – Спросил тогда Кельмар у своего демона.

Он ощутил нежелание змееныша отвечать на этот вопрос и сконцентрировал внимание на демоне и на вопросе. Он уже знал, что это иногда работает: змеенышу не нравились пристальные взгляды и сосредоточение ума носителя на идеях – демон ощущал дискомфорт, который становился тем сильнее, чем больше давил на него Кельмар.

Непонятно было, с чем связано его нежелание говорить: с точки зрения Кельмара, вопрос был вполне невинен. Но, возможно, змееныш негативно воспринимал любые расспросы о своем родителе, вне зависимости от их важности.

«И да, и нет», – недовольно пробурчал наконец змееныш и спрятал голову в кольца.

«И в какой части – нет?» – Заинтересовался Кельмар.

Он давил до тех пор, пока змееныш не ответил:

«И я, и черви – члены хора. А он – мелодия.»

Тюремщики приволокли пленного солдата в камеру пыток. Наблюдая за его поведением, слыша его трусливые животные крики, Кельмар пришел к выводу, что нужный ингридиент можно получить прямо сейчас, не заходя сюда повторно. Он приказал палачам заняться пленником. Пленника раздели, зафиксировали горизонтально и стали жечь его ноги факелом. Камера вскоре наполнилась запахом горелого мяса – если бы не вентиляция, дышать здесь стало бы невозможно. Мужчина истошно вопил. Кельмар спросил пленника – хочет ли он, чтобы мучения прекратились? Пленник заорал: «Да!!! Умоляю!!! Только пожалуйста… не надо больше!..» Принесли ведро, которое палачи и тюремщики использовали для справления нужды – сейчас оно было полным на четверть. Пленника освободили и бросили на пол.

– Жри, – приказал Кельмар, показав глазами на ведро.

Мужчина содрогнулся, его едва не вырвало от одной мысли о том, что придется поедать чужие испражнения. Он бросил умоляющий взгляд на командора.

– Н-не м-могу… – Пленника трясло. – Н-не надо… прошу вас…

Кельмар перевел взгляд на палачей и те, схватив мужчину, потащили его обратно, к широкому деревянному ложу с ремнями и отверстиями для закрепления рук и ног. Снова крики, еще более истошные, кровь, текущая на пол… Пленник орал, что согласен на все, лишь бы пытка прекратилась, но Кельмар не давал палачам знака остановиться: пытуемые часто были готовы сказать все что угодно для того, чтобы остановить мучения, но когда пытка останавливалась, их намерения менялись и они принимались юлить и ныть. Через несколько минут мужчина потерял сознание. Кельмар сделал знак – пленника облили холодной водой, а затем, убедившись, что он пришел в чувство, вновь бросили на пол, перед ведром с испражнениями.

– Жри, – повторил Кельмар.

И мужчина опустил в ведро руку, зачерпнул вонючее месиво, а затем, давясь и содрогаясь, стал есть.

«Немного крови из сердца», – подсказал змееныш.

Кельмар бесшумно достал стилет, зашел пленнику за спину и нанес лишь один точный, уверенный удар. Кровь из сердца змееныш требовал чаще всего, и командор быстро научился бить так, чтобы не приходилось бить дважды. Лезвие прошло между ребрами и достигло сердца. Командор выдернул стилет и слизнул кровь. Когда ингредиентов было много, он ритуально сжигал их, чтобы выделить духовную суть, но существовал и более простой способ их поглощения, и им он сейчас воспользовался.

Кельмар ощутил, как змееныш впитывает ингредиент и перерабатывает его. Процесс еще не был завершен, когда в коридоре, ведущем в пыточную камеру, послышался шум. Кельмар повернул голову. Тяжелая дверь была плотно закрыта, а коридор длинен, но его измененное восприятие подсказало, что кто-то пытается проникнуть вниз, а министериалы, несущие стражу у лестницы, ему препятствуют. Обычный человек ничего не услышал бы на таком расстоянии, но его измененный слух различил фразу:

– С дороги!..

По голосу он узнал Углара Шейо.

– Господин командор занят, – равнодушно ответил министериал.

– Проклятье!.. Девчонка сбежала! Пропусти!

– Господин командор занят, – все тем же безразличным голосом повторил министериал.

Углар орал на него, министериал равнодушно возражал, но оба замолчали, когда тяжелая дверь в конце коридора распахнулась и Кельмар вышел из пыточной камеры. Быстрым шагом он пересек коридор. Углар втянул голову в плечи, встретив его взгляд. В рыцаре червь поселился недавно и не успел еще в достаточной мере переработать его Шэ, Тэннак и Келат, кроме того, Углар сопротивлялся его разрастанию. Министериала же червь поглотил уже давно.

– Где она? – Процедил Кельмар.

– Повернула к роще напротив замка. Там ее уже ждали… Со стен видели – выскочило человек десять. Наших уложили… служанку бросили… с Сельдарой вместе обратно в рощу. Мы выслали отряд следом за ними, но не знаю…

Кельмар перестал слушать болтовню рыцаря, прошел мимо него и взбежал по лестнице. Пересек двор, поднялся на стену. Все, кто встречал командора, с затаенным страхом глядели на него: что он теперь станет делать? кого и как накажет за побег? Отношения внутри отряда сильно изменились с тех пор, как взяли Ротан. Если прежде Кельмара любили, то теперь он внушал страх. По пути ему два раза пытались доложить о бегстве девушки, но он не обращал внимания на говоривших, и те замолкали.

На стене он мрачно посмотрел в сторону рощи. Беглянка и те, кто ей помог, уже скрылись. Был виден отряд, посланный из Ротана за ними, и чуть впереди – лошади Хейна и Якоза, а также Крисель, неспешно возвращающаяся в замок. Если приглядеться, то можно было заметить на земле и министериалов: Якоз лежал неподвижно, Хейн зажимал рану на животе и тяжело дышал.

Кельмар засучил левый рукав. На внутренней стороне руки были отчетливо видны беспорядочно разбросанные синеватые пятна и бугорки. Некоторые были не синего, а других оттенков – багряные, лиловые, где-то – желтые или белые, похожие на гнойнички. С тыльной стороны была видна часть татуировки со змеенышем – сам он сейчас предпочитал располагаться выше, на уровне плеча, иногда вытягиваясь на оба плеча или полностью перебираясь на лопатку.

Каждое пятнышко и бугорок содержали в себе каплю яда – особого, сложного, представляющего собой результат переработанного змеенышем ингредиента, полученного Кельмаром в пыточной камере или взятого у мертвецов. Из сочетания ингредиентов можно было делать Составы – о, это была целая поэзия из множества взаимозависимых процессов!.. но что применить сейчас?

Змееныш прошептал новую формулу и Кельмар, мрачно усмехнувшись, надавил указательным пальцем на бугорки и пятна в определенной последовательности. Почти сразу он ощутил легкую дурноту и головокружение, стало трудно дышать. Когда начали сдвигаться кости, он понял, что надо было раздеться перед тем, как использовать формулу и стал судорожно срывать с себя одежду. Он успел сбросить пояс, камзол и сапоги, прежде чем изменения в теле дошли до такой стадии, на которой он уже не мог управлять движениями своих рук и ног. Он упал на колени, выставив перед собой руки для опоры. Кости трещали и раздвигались, тело будто бурлило.

Шея Кельмара вытянулась вперед, челюсти увеличились в размерах. Пальцы также выросли, между ними появились перепонки, руки превратились в крылья. Лохмотья, оставшиеся от одежды, которую не успел сорвать Кельмар, упали вниз. Шипастый хвост ударил по камням. Когда он открыл глаза, двор замка и люди показались ему уменьшившимися, почти игрушечными. Широкая стена стала узкой, движением тела он ненароком обвалил вниз пару зубцов. Его длинные зубы не помещались в пасти, железы выделяли ядовитую слюну, капавшую вниз – там, куда она попадала, камень начинал дымиться.

Пораженные орденцы и обитатели замка смотрели, как крупная виверна, в которую превратился командор, взмахнув крыльями, поднялась в воздух.

Кельмар полетел в направлении, в котором, предположительно, бежала Сельдара. Он быстро обогнал отряд орденцев, поднялся еще выше, чтобы увеличить радиус обзора, долетел до рощи и тут увидел свою цель – отряд всадников, стремительно скачущих на юго-запад. Рощу они уже миновали, теперь пересекали участок открытой местности. Затем они достигли еще одной рощицы, а когда миновали ее – Кельмар спикировал вниз, прямо на всадников во главе отряда, расшвырял лапами их по сторонам вместе с лошадьми, ударил хвостом и тяжело приземлился, преграждая графине путь. Лошади запаниковали, лишь немногим всадникам удалось удержаться в седле; в числе тех, кто был скинут на землю, оказалась и графиня. Кельмар плюнул в оставшихся – еще три всадника и три лошади выбыли из боя: всадники вопили, а лошади истошно ржали от невыносимой боли, которую доставлял им яд, прожигавший их плоть. Кто-то из сбитых ранее попытался подняться и обнажить оружие – Кельмар наступил на человека, ощущая, как под весом виверны ломаются хрупкие кости. Он убил еще нескольких. Кто-то, наконец, очнулся и бросился бежать; другие лежали недвижно или корчились от боли.

Кельмар использовал Состав, дающий обратный эффект, и превратился в человека. Пока его корежила трансформация, графиня сумела встать на ноги; к тому моменту, когда трансформация завершилась, она наложила на Кельмара парализующее заклятье.

Командор в этот момент стоял на одном колене – собирался выпрямиться, но не успел. Тело перестало подчиняться ему, мышцы свело, дышать стало трудно. Сельдара, между тем, создавала заклятье, которое должно было убить его.

«Состав Тонкого Тления» – мысленно приказал Кельмар. Змееныш стек вниз по плечу и сам коснулся нужных ингредиентов, заключенных в левой руке командора.

Этот состав воздействовал не столько на грубый Холок, сколько на Шэ и Тэннак. После того, как ингредиенты смешались, Кельмар ощутил изменения, происходящие в своем магическом теле. Оно становилось другим – менялось не менее сильно, чем его физическое тело тогда, когда он превратился в виверну. В Тэннаке появлялись свойства, которых не было прежде. Сельдара направила заклятье, которое должно было остановить его сердце – но сердце Кельмара замерло лишь на мгновение, а затем продолжило биться, как и прежде, а заклятье девушки распалось. Тэннак продолжал меняться. Исходящая от него сила разъела парализующие чары. Кельмар выпрямился и шагнул к графине. Сельдара пораженно смотрела на него. Она чувствовала, что в нем произошли какие-то изменения, и видела, что ее заклятье оказалось бессильным, но не могла понять, как это случилось. Она вновь попыталась применить обездвиживающие чары, но пожирающая магию аура, распространяемая изменившимся Тэннаком Кельмара, уже достигла ее, и ей не удалось даже сложить заклятье – нити рвались и рассыпались в ее руках. Ее взгляд наполнился ужасом. Она отступила назад, споткнулась и упала. Попыталась встать, но в этот момент командор приблизился к ней и залепил пощечину. Она снова упала. В голове гудело, губы были разбиты. Ее никто никогда не бил. Она посмотрела на командора снизу вверх и машинально облизнула губы.

«Возьми ее», – сказал змееныш. В его голосе больше не было подросткового возбуждения, как три недели назад, когда он предлагал ровно тоже самое – теперь это была уверенная, циничная похоть.

«Зачем?» – спросил Кельмар. Он больше не чувствовал внутреннего сопротивления, не ощущал отвращения или гнева от предложенной демоном идеи, как было прежде. Сейчас он мог отказать змеенышу, но мог и согласиться – если бы счел, что выдвинутая причина достаточна весома, чтобы побудить его к действиям. Не было морального барьера, который заставил бы его отвергнуть эту мысль сразу, как только она появилась.

«Ради ее слез», – ответил змееныш.

Кельмар сделал еще один шаг, протянул руки и резко сорвал с плечей Сельдары плащ. Она еще не успела понять, что происходит, когда он буквально вытряс ее из жилета, рванув его завязки с такой силой, что прочные шнурки лопнули в один миг.

– Нет! Оставьте меня! – Отчаянно закричала Сельдара. Она попыталась убежать, но Кельмар поймал ее за рубашку, подтянул к себе и без особых усилий разорвал ткань.

При следующей попытке к бегству он схватил ее за волосы, развернул к себе и еще раз ударил по лицу – не так сильно, чтобы что-нибудь сломать, но достаточно сильно, чтобы девушка на несколько секунд потеряла ориентацию во времени и пространстве. Ее губы распухли и кровоточили, правая щека горела огнем. Кельмар бросил ее на траву и склонился над ней. Не отвлекаясь на ее беспомощные попытки удержать его руки, он расстегнул ее пояс и стащил штаны для верховой езды – поскольку Сельдара все еще пыталась оказывать сопротивление, ему пришлось разорвать и их тоже. Панталоны отправились следом за штанами. Сельдара кричала и умоляла его остановиться, но он не обращал внимания на ее вопли. Чтобы не дать ей возможности вывернуться, он сжал ее горло одной рукой, а другую просунул между ног и развел их, поместив сначала колено одной ноги, а затем обе свои ноги в образовавшуюся щель. Ее тонкие нежные руки он завел за голову и, отпустив шею, прижал их к земле собственной левой рукой. Он навалился на нее и попытался войти, но она была слишком суха и зажата. Тогда он просунул правую руку вниз и проник в девушку двумя пальцами и так лишил ее девственности. Сельдара истошно завопила и предприняла новую отчаянную попытку вырваться – ей показалось, словно железные крючья проткнули ее лоно. Кельмар смазал ее срамные губы ее же кровью, ввел член и налег еще раз. Он вошел в нее и давил до тех пор, пока не погрузился полностью. Визг Сельдары прервался, теперь она беззвучно открывала рот, задыхаясь от боли. Когда он задвигался в ней, она снова начала кричать – прерывисто, сбивая дыхание, словно истязаемое животное. Пальцы, липкие от ее крови, Кельмар засунул Сельдаре в ее же собственный рот, превратив крики в хрипы. Она пыталась укусить его, но он сжал ее челюсть и чуть не раздавил ее, показывая, что так делать не стоит. Тогда она разжала зубы и просто тяжело дышала, содрогаясь от его движений в ее теле, пуская розовые слюни, в которых кровь из разбитых губ и девственной плевы смешивалась воедино, и плакала от отчаянья и бессилия.

Хотя она и была красива, но сейчас почти не вызывала сексуального желания в командоре. Вернее, его ощущение власти над ней, наслаждение от причиняемой ей боли было столь значительным, что переплавлялось и в сексуальное возбуждение тоже, но первичным было не оно, оно было лишь следствием, а не причиной. Ему хотелось унизить ее, попутно растоптав в грязи то, что прежде было его собственными идеалами, наплевать на все запреты, на мораль и кодекс чести и найти в темном лабиринте своей души еще больше силы и власти, постигнуть еще больше безумных и невыносимых тайн, таящихся под оболочкой любого – как он понимал теперь это – нормального человека. Он разрушит все ограничения и обретет себя-настоящего во тьме.

Кельмар кончил и несколько секунд лежал недвижно, вминая в траву хрупкое девичье тело, и наслаждался ощущениями. Сельдара уже не плакала. Ее взгляд застыл, а тело трясло от мелкой дрожи. Дорожки слез, однако, еще не успели высохнуть, и Кельмар, сжав челюсти девушки правой рукой так, чтобы она не смогла отвернуть голову, слизнул одну из них. Змееныш тут же пришел в движение, поглощая и перерабатывая полученный ингредиент.

«Слезы Обесчещенной Девы, и весьма неплохой пробы, – одобрительно сообщил он командору. – С их помощью мы сможем сделать Состав, который позволит нам восходить на Небо и спускаться в Преисподнюю во плоти – так, как это делают бессмертные.»

Услышав об этом, Кельмар улыбнулся.