Текст книги "За последним порогом. Холмы Рима"

Глава 5

Леший в конце концов зарвался. Вообще-то я и предполагал, что рано или поздно это случится, очень уж он был недоволен необходимостью подчиняться там, где всегда был хозяином. Оказалось, что ландшафтные дизайнеры никак не могли начать работать над планировкой леса, потому что у топографов не получалось провести съёмку. Они бродили весь день со своими теодолитами, а в результате размер леса получался каждый раз другой – когда сто сажен, а когда и пять вёрст. Да и на плане у них отображалась какая-то чепуха – то горы, то впадины ниже уровня моря. При этом время поджимало – топографическая съёмка леса дело непростое, и более или менее точно её можно выполнить только осенью или весной, когда нет листвы. Ещё немного, и лес засыплет снегом, и все сроки сдвинутся на полгода. Наконец, окончательно взбешённая Зайка пожаловалась мне, и стало ясно, что кое-кто не понимает хорошего отношения.

Сразу разбираться с лешим я не кинулся. Ещё с прошлой жизни я на своём печальном опыте твёрдо уяснил себе, что нельзя принимать решений, если ощущаешь хоть какие-то эмоции. И что особенно важно, нельзя устраивать разбор подчинённому под горячую руку – легко можно превратить человека во врага и саботажника из-за какой-нибудь, в сущности, ерунды.

И вот через три дня я устроился в одной из только что сооружённых беседок и слился со святилищем. Это оказалось гораздо легче, чем в первый раз – святилище охотно откликнулось, головокружение ушло через пару секунд, и я вновь ощутил всё поместье целиком. Ингвар опять находился в состоянии туманной дымки, растёкшись по всему лесу и купаясь в волнах силы. Моей силы! Я опять ощутил злость, но заставил себя успокоиться и вернуться в безэмоциональное состояние. Лёгким усилием воли я собрал лешего в компактный комок и вытащил его из леса к себе в беседку.

– Прими форму, – приказал я висящему передо мной плотному комку тумана.

Комок пульсировал, пытаясь разорвать мою хватку и освободиться, но в зоне святилища я без малейшего напряжения мог бы держать сотню таких как он. После нескольких безуспешных попыток леший смирился и принял привычную мне форму человека в строгом костюме.

– Ты знаешь, Ингвар, – начал я, холодно его разглядывая, – среди людей частенько встречаются такие, кто хорошее отношение и желание найти компромисс принимают за слабость, и начинают давить и нагибать. Нужно ли говорить, что дело закономерно кончается плохо? Для них плохо. Мне казалось, что такое поведение свойственно только не очень умным людям, а дух, который стар настолько, что помнит Цезаря, должен лучше понимать, как надо себя вести в такой ситуации.

Дух молчал, мрачно на меня глядя.

– Ты меня разочаровал, Ингвар, – продолжал я. – На этом наши отношения заканчиваются. Я без труда найду другого духа, который будет следить за моим лесом, и который при этом не будет доставлять мне проблем.

– Я тебе нужен, – наконец сказал леший.

– Зачем? – удивился я.

– Ты не найдёшь другого такого старого и сильного духа.

– А зачем мне старый и сильный дух? – хмыкнул я. – Я найду молодого и дам ему столько силы, сколько он сможет принять. Через год-два он вырастет достаточно, чтобы следить за лесом. Больше мне от него ничего не надо, а пару лет я вполне могу подождать. Ты мне не нужен, Ингвар.

– Постой, не спеши изгонять, – торопливо заговорил дух. – Я признаю, что неправильно тебя оценил.

Я усмехнулся. В общем-то, это хорошо известный факт, что духи не испытывают никакой благодарности и вообще никаких чувств, хотя могут неплохо их имитировать. Они недоговороспособны – с ними можно о чём-то договариваться только при наличии достаточно толстой палки, которую регулярно надо пускать в ход. Но я всё же надеялся, что такой старый и развитый дух не будет настолько примитивным. Ошибся.

– И что же ты можешь мне предложить? – скептически спросил я. – Только не забывай, что твой кредит хорошего отношения исчерпан полностью, и договариваться с тобой я больше не собираюсь.

– Я готов подчиняться, – угрюмо сказал леший.

– Это и так ясно, – пожал я плечами, – иного я и не потерплю. Я спросил, что ты можешь предложить.

Леший помрачнел ещё больше.

– Я буду помогать, – неохотно выдавил из себя он.

– Это уже лучше, – кивнул я, – но я хочу большего. Ещё я хочу, чтобы ты отвечал на мои вопросы.

– Я не на все вопросы могу отвечать, – сказал он, глядя на меня с испугом.

Ну надо же, как его пробрало! Он так не пугался даже когда я собрался его изгнать.

– Я не буду требовать у тебя ответов, которые могут тебе повредить. Но ты будешь отвечать на вопросы, на которые можешь ответить.

– Как скажешь, – с явным нежеланием согласился леший.

– Хорошо, Ингвар, – кивнул я, – я дам тебе ещё один шанс. Главное, не забывай, что этот шанс у тебя последний. И раз уж мы договорились насчёт вопросов и ответов – расскажи мне о Госпоже.

– Что ты хочешь знать о Летящей?

– О ком? – удивился я.

– У неё много имён. Светлая Госпожа, Озаряющая, Госпожа Рассвета, Летящая в Ночь. Что ты хочешь о ней узнать?

– Что она из себя представляет?

– Что из себя представляет? – Ингвар задумался. – Чаще всего её метафорически рисуют в образе драконицы цвета зари, которая бесконечно летит во тьму, рассеивая её своим светом.

– О как! – поразился я. – Вот прямо драконица?

– Слово «метафорически» тебе знакомо? – снисходительно посмотрел на меня леший. – Так её представляют люди, вам же непременно надо выдумать что-то поэтическое. А ещё лучше что-нибудь антропоморфное. Для нас это просто энергия, пронизывающая всё и формирующая нас, духов.

– Как Сила?

– Нет, совсем не как Сила, – покачал головой тот. – Сила для нас ощущается как что-то чуждое, мы от неё можем что-то получать, только когда она проходит через людей. Вот как сила этого источника, который вы на себя настроили.

– А почему она вообще называется Светлой Госпожой?

– Потому что Госпожа принесла в мир свет[10]10
  Согласно современным представлениям о Большом Взрыве, ранняя Вселенная действительно состояла целиком из излучения – в ней присутствовали исключительно фотоны высоких энергий. Это выглядит удивительно созвучно с Библией, но наша Вселенная и в самом деле родилась из чудовищной вспышки света.


[Закрыть].

– Ну и почему ты так не хотел об этой энергии говорить? – непонимающе спросил я.

– Потому что Госпожа всё слышит, и она не любит, когда о ней болтают попусту. И если для тебя её недовольство ничем не грозит, то я могу просто исчезнуть. Поэтому этот разговор о Госпоже мы заканчиваем. Может быть, когда-нибудь потом.

Интересно – а не связан ли и я подобным образом, но только с Силой? Когда я падал с дирижабля, Сила всего лишь намекнула мне о своём недовольстве, а что будет, если она полностью во мне разочаруется? Может быть, я тоже – просто исчезну? Неприятные вопросы, и я подозреваю, в ответах на них тоже ничего приятного не будет.

– Хорошо, о Госпоже не будем, – покладисто согласился я. – Вот ещё интересно: ты сказал, что, мол, люди все образы под себя выдумывают, но ты-то сам антропоморфный.

Леший засмеялся.

– Здорово ты всё перекрутил. Ты вообще знаешь, что вера материальна?

– Я слышал о такой концепции, – осторожно ответил я, – но всегда считал, что это как раз и есть поэтическое преувеличение.

– Нет, не совсем преувеличение. Вера миллионов людей может воздействовать на реальность. Люди верят, что леший выглядит чем-то вроде ходячего пенька, и лесные духи вынуждены принимать эту форму. Когда мы набираем больше энергии, мы можем больше походить на людей. Я уже могу выглядеть как обычный человек, но даже я не могу принять, например, форму женщины. Может быть, когда-нибудь Госпожа возвысит меня, и я получу свободу от вашей формы, но пока что это всё, что я могу. Так что именно вы, люди, делаете духов такими.

– И чем мы, люди, так уникальны, что наша вера имеет значение?

– Потому что Госпожа не может повлиять на вас прямо. Она может воздействовать на вас только через посредников. А вы можете воздействовать и на неё – ну, в очень небольшой степени, конечно. – Леший помрачнел. – И снова мы говорим о ней. Всё, разговор закончен.

С этими словами леший исчез, и я увидел, как он струёй тумана втянулся в лес и снова расплылся там тончайшей дымкой.

* * *

Сегодня Зайка устроила внеочередное совещание на заводе «Милик» – она собрала нас с Ленкой, всех слуг семьи и управляющего заводом Тимофея Немера. Мне она заявила, что ситуация на заводе сложилась критическая, и мне необходимо присутствовать, поскольку нужно решить вопросы, для решения которых её полномочий недостаточно. Я порядком удивился, поскольку полномочия Зайки были весьма велики, но всё же рассудил, что раз присутствие всех значимых людей семейства необходимо, то надо присутствовать. Зайка была серьёзна и сосредоточена.

– Господин, в последнее время на заводе произошла целая серия диверсий, и каждая последующая из них опаснее предыдущей.

– Что-то новое, и хуже того трюка с силовым наполнителем? – удивился я.

– Да, в заявке поставщику один из писцов отдела снабжения слегка подправил марку стали. Машинистка перепечатала исправленную заявку, а начальник отдела снабжения подписал её не глядя. Диверсия не сработала только благодаря счастливой случайности – технолог поставщика удивился изменениям в заказе, который не менялся много лет и был достаточно упорен, чтобы обратить наше внимание на это. Рукописные оригиналы заявок ещё не успели сдать в макулатуру, так что мы смогли восстановить всю схему диверсии.

– И чем это нам грозило?

– Примерно через полгода самобеги начали бы массово выходить из строя. Вышатичи сразу бы определили причину, и на этом наше сотрудничество с ними, скорее всего, закончилось бы. К тому же нам пришлось бы компенсировать все расходы на отзыв и замену узлов.

– Однако! – поразился я. – Действительно серьёзно замахнулись. Достаточно серьёзно, чтобы оторвать головы всем причастным. Что показало расследование?

– Мы пришли к выводу, что непосредственным исполнителем диверсии был писец отдела снабжения Вадим Малобуд, – ответила Зайка. – Он сумел сбежать через боковую калитку раньше, чем до охранников там дошёл приказ никого не выпускать. После этого он пропал, но мы продолжаем поиски.

– Можете их прекращать, – хмыкнул я. – Он не настолько ценен, чтобы кто-то стал его прятать. Так что думаю, он уже лежит в каком-нибудь болоте. Что-нибудь ещё?

– Ещё надо решить вопрос с начальником отдела снабжения Павлом Пекшиным. Он один из людей Эмилии Багеровой, и решение вопроса с ним выходит за пределы моей компетенции.

– Какие к нему претензии?

– Не проверил заявку. Это в принципе ещё можно простить, но когда ему позвонил поставщик с вопросом по этому поводу, он ответил, цитата: «Не приставайте ко мне с ерундой, у вас есть заявка, вот и выполняйте».

– А он точно непричастен?

– Люди Кельмина его как следует допросили и уверяют, что нет.

– Что ты по нему можешь сказать вообще?

Зайка поморщилась. Уважаемый Павел явно не был предметом её вздохов.

– Ничего хорошего. Один из той группы, которая предположительно занималась расхищением имущества завода. Непосредственно перед приходом нашего семейства на завод он открыл несколько крупных анонимных счетов на себя и на жену.

Я не выдержал и засмеялся:

– Меня поражает наивность людей. Они показывают банкирам свои документы при открытии счёта и при этом искренне верят, что их счёт будет и в самом деле анонимным. Там же в условиях договора прямо сказано, хоть и очень мелким шрифтом: «Анонимность вклада гарантируется в пределах сословных границ». Любой дворянин может запросить справку о счетах простолюдина. А князь соответственно знает всё о дворянских счетах.

Я обратил внимание на управляющего. Тот побледнел и глаза у него забегали.

– Да-да, почтенный Тимофей, – с издевательской улыбкой сказал я ему. – О ваших вкладах нам тоже известно. И даже о тех двух анонимных вкладах во Владимире и Твери. Вы могли бы сэкономить время и силы и открыть их здесь. Ехать так далеко ради этого не имело ни малейшего смысла. Все княжества обмениваются данными, так что по нашему запросу нам прислали полные справки. Вы знаете, почтенный, я ведь уже не раз советовал госпоже Эмилии вас повесить, но она меня не слушает. Она вам верит, можете себе представить? Поистине святая женщина, я бы так не смог.

Присутствующие заулыбались, а почтенный Тимофей спал с лица.

– Ну ладно, это ваши дела с Багеровыми, меня они не касаются. Главное, со мной не пытайтесь что-то такое провернуть. Работайте честно, и будете жить долго и счастливо, если, конечно, госпожа Эмилия всё-таки не согласится вас повесить.

Веселились все, кроме управляющего. Тот уже посерел и выглядел так, словно его вот-вот хватит удар.

– Посмеялись и будет, – сказал я. – Вернёмся к нашим делам. Этого Пекшина гнать в шею, а Багеровой послать мотивировку решения. Но с ним-то разобраться несложно, а вот с диверсиями надо что-то решать. Это становится уже слишком серьёзным. Предложения есть?

– Мы с госпожой Кирой подготовили доклад, – сказал Антон Кельмин. – Вкратце, мы предлагаем ввести такие же порядки, как на «Мегафоне» – установление зон доступа и введение персональных карточек доступа, запрет на перемещение за пределы разрешённой зоны, там в докладе подробный перечень мер.

– Вариант мне не нравится, – признался я, немного обдумав предложение. – «Мегафон» всё-таки военный завод, а вводить такие порядки на гражданском предприятии… да и недёшево это встанет. Но раз уж дело зашло настолько далеко, то похоже, ничего больше нам не остаётся. Шутки кончились. Если мы оставим всё как есть, рано или поздно очередная попытка будет успешной. Ещё что-нибудь?

– Ну, в общем-то, в этом и состоят все наши предложения, – ответила Зайка. – Усилить безопасность.

– Тогда я предложу ещё кое-что, – сказал я. – Все документы должны идти с сопроводительным листом. Когда делопроизводитель принимает документ в работу, он ставит время и подпись. Исправления не допускаются, любое исправление должно заверяться начальником отдела. В каждом кабинете назначить ответственного, который первым приходит и последним уходит. Ключей у сотрудников быть не должно, запирать и отпирать кабинеты будет охрана.

– Конторские взвоют, – уверенно предсказала Зайка.

– Пока не разберёмся с этими диверсиями, придётся делать так. Мы не можем позволить любому писцу убить завод одним крохотным исправлением. И вам, почтенный Тимофей, следует довести до своих подчинённых, что они должны смотреть, что подписывают. Пекшин отделался увольнением, но на этом мои запасы гуманизма исчерпались. Следующий провинившийся так легко не отделается, и вы будете наказаны вместе с ним. Вам ясна ваша задача?

– Да, господин, – голос почтенного дал петуха.

– В таком случае вы можете идти. Дальше мы будем обсуждать семейные дела, которые вам неинтересны.

Почтенный Тимофей Немер торопливо и с явным облегчением отбыл. Я дождался, пока за ним не закроется дверь и продолжил:

– Все эти меры – это пассивная защита, а обороной, как известно, битвы не выигрывают. Нам нужно как можно скорее выяснить, кто наш противник. У кого есть соображения по этому поводу?

– Если позволите, господин, я отвечу, – Ирина Стоцкая раскрыла свою неизменную папку. – Мы долго прикидывали возможные кандидатуры и пришли к выводу, что участие Лесиных маловероятно.

– Верно, – согласился я. – У них хватает своих проблем. Нападая на нас, они ничего не выигрывают, зато рискуют многим.

– Не совсем ясен вариант с Родиными.

– Я думаю, их тоже можно исключить, – покачал головой я. – Со слов Беримира Хомского, фамилия была недовольна нападением на родственников, и новое нападение воспримет очень плохо. Так что не думаю, будто это их рук дело – для них, как и для Лесина, выгод здесь ни малейших, а риск существенный.

– В таком случае, – продолжила Ирина, – у нас остаётся только один вариант, хотя выглядит он довольно невероятно. Это Айдас Буткус.

– Это кто ещё такой? – удивился я.

– Айдас Буткус, простолюдин, происхождением из литвинов. Ещё в юности покинул Литву и перебрался на орденские земли. Причина переезда неизвестна. Были намёки, что переезд был вынужденным, но никаких деталей мы пока не раскопали, все связанные с его семьёй документы оказались тщательно подчищенными. В Ливонии активно вёл дела с орденом и рижским архиепископством. Судя по тому, насколько сложно оказалось добыть даже мизерную информацию, сотрудничество было весьма конфиденциальным. Несколько лет назад там разразился большой скандал, связанный с исчезновением средств из муниципальных фондов. История была крайне мутной, но имя Буткуса несколько раз там мелькнуло. Затем скандал как-то очень быстро утих и позабылся, а Буткус исчез. Вынырнул он у нас. Как оказалось, деньги у него были, и он недорого приобрёл убыточный завод, который назвал в честь себя «Буткус». Завод вскоре резко пошёл вверх, главным образом потому, что конкурентов стали преследовать разные несчастья. Всё у них как-то неожиданно ломалось и портилось. Буткус стал членом Промышленной палаты, а в прошлом году его выбрали товарищем[11]11
  «Товарищ» здесь, как и в дореволюционной России, означает «заместитель».


[Закрыть] председателя. Говорят, у него есть хорошая поддержка, и вполне вероятно, что через пару лет он сам станет председателем. У нас было слишком мало времени, чтобы собрать полное досье, но уже точно известно, что, во-первых, он гораздо богаче, чем кажется, и бóльшая часть его средств записана на подставных людей, и во-вторых, он активно участвует в политической деятельности, и в целом у него слишком много связей. Гораздо больше, чем это требуется обычному промышленнику. Нам намекнули, что примерно год назад его деятельностью заинтересовалась княжеская канцелярия, но судя по тому, что Буткус активен по-прежнему, серьёзных претензий к нему не возникло.

– Захватывающая история, – с сомнением сказал я, – но как всё это связано с нами?

– Дело в том, что когда завод простаивал во время той заварушки с Лесиными, Вышатичи именно Буткусу и передали основной контракт «Милика» на поставку комплектующих для них. Тот уже считал, что дело решено, но на его несчастье, «Милик» отошёл к нам, и вы гарантировали Вышатичам бесперебойные поставки. Будь на вашем месте даже Эмилия Багерова, это вряд ли бы сработало, но Вышатичи не рискнули ссориться с Арди и переиграли обратно. Буткус пролетел мимо контракта.

– Но почему ты считаешь, что это всё-таки он? – с любопытством спросил я.

– Из-за последней диверсии, – объяснила Ирина. – Если тот же силовой наполнитель используется в разных изделиях, то стальные заготовки заказывались как раз для узлов Вышатичей. Я проанализировала другие происшествия, и оказалось, что все они так или иначе связаны с этим контрактом. Совершенно очевидно, что Буткус является единственным, кто получает выгоду от всех этих диверсий, и я уверена, что именно он пытается сделать так, чтобы мы не смогли выполнить свои обязательства по контракту.

– Выглядит убедительно, – согласился я, – но меня смущает один момент: он простолюдин. Риск для него в такой ситуации был бы совершенно непомерным. Если мы его ловим с поличным, мы можем сделать с ним практически что угодно – убить, забрать его предприятие в качестве виры, даже не знаю, что ещё.

– Меня тоже это смущало, – отозвалась Ирина, – и я тоже долго не могла в это поверить. Но потом вспомнила, что он долго жил в Ливонии, и скорее всего, просто не понимает разницы между орденским дворянством и нашим. И решил, что ему это сойдёт с рук.

– В целом это объяснение выглядит немного натянутым, но такое и в самом деле возможно, – подумав, признал я. – Всё же простолюдины редко имеют какие-то дела с аристократическими семействами, мы как бы живём в разных мирах. И человек, который привык считать дворянство чем-то номинальным, мог просто не задуматься о последствиях. Не скажу, что я полностью убеждён, но версия насчёт Буткуса настолько хорошо объясняет все события, что приходится принимать её как основную. Тем более что другой у нас и нет. Значит, решено – наш противник Айдас Буткус.

– И что мы с ним сделаем, Кени? – спросила Ленка.

– Если у нас нет доказательств, то мы с ним ничего сделать не можем, – ответил я, и глядя на круглые глаза всех присутствующих, пояснил: – Да, такой вот забавный выверт нашего законодательства. Если бы он был дворянином, то я мог бы на основании всего лишь подозрения потребовать разбора в Суде Чести или даже просто послать дружину. А простолюдин защищён уложением «О защите низших сословий». Беспричинное нападение дворянина на простолюдина у нас карается, а суд не примет к рассмотрению бездоказательное обвинение.

– То есть что – нам придётся ему вот это всё простить? – неверяще спросила Ленка.

– Ну почему же простить, – улыбнулся я. – Варианты есть. Например, если он подаст на нас в суд, то тогда мы сможем подать встречный иск, и в этом случае его примут к рассмотрению даже без доказательств.

– То есть надо сделать так, чтобы он захотел с нами судиться?

– Да, либо подал на нас жалобу в Дворянский совет. Как только он начнёт нас в чём-то обвинять, мы сможем выдвинуть встречное обвинение. Разумеется, если он не виноват, то это кончится ничем, но я склоняюсь ко мнению Ирины, что это наиболее вероятный кандидат. Поэтому давайте его немного обидим и посмотрим, что он будет делать. Лена, займись этим, а то твои там уже заскучали. Но лучше сделать всё без крови, тогда если он не виноват, то это пройдёт как обычная шалость – просто извинимся и заплатим небольшую виру. За убийства общество нас осудит.