Текст книги "Начало премудрости. По страницам Священного Писания"

Человек в раю
Беседа четвертая

Что такое рай? И каким был человек в раю? Есть ли в нашей теперешней жизни состояния, которые могли бы дать нам представление о рае?

Дорогие друзья, вы наверняка знаете, что человек сотворенный имел для жительства некое сладкое место. Место, где все было красиво, все было цветуще. Женщины, обратите внимание, например, на рисунок на своих скатертях: там, скорее всего, цветочки. На рисунок на занавесках: там, скорее всего, тоже цветочки или листочки. И на рисунок на своих одежках – платьях, халатах: там, скорее всего, цветочки, горошки и всякие листочки. Обратите внимание вообще на всякий антураж наш и на все, чем украшается жизнь человеческая: мы везде рисуем цветочки и листочки. Это напоминание о том, что мы изначально должны были жить в саду. Я думаю, что даже эвенки, чукчи, камчадалы, которые проводят по девять месяцев в году среди снегов и только редко-редко замечают, как травка пробивается из земли, и они рисуют, конечно, и оленей на своих шубах и кожах, но наверняка рисуют тоже и цветочки, и листочки. Потому что человеку естественно жить среди цветочков и листочков – он был в раю создан и для рая создан.

Человек жил в раю. Я не помню, чьи это такие удивительно красивые слова: «Адам был в раю, и в Адаме был рай». То есть нельзя жить в раю внешне, находясь внутри себя в аду – в зависти, в ненависти какой-то. Невозможно усидеть в раю снаружи, находясь в аду внутри: нужно, чтобы внутри был рай и снаружи был рай. Это очень важная вещь. Адам был в раю.

Есть несколько состояний, которые дают нам возможность познать остаточно, ощутить послевкусие тогдашнего пребывания наших праотцов – праотца и праматери – в раю. Это – детство: царство невинности, царство безнаказанности и царство безответственности. С тебя ничего не спрашивают, тебя кормят, на руках носят, целуют, по головке гладят, одевают, и ты абсолютно ни на что не влияешь и ничего не боишься. Была бы только мама. Когда ее нет, ты: «Мама, мама!» – паника начинается тогда, когда нет рядом тех, кто любит тебя. А так, в принципе, ты: «Хочу это, хочу то» – и тебе дадут все, что ты просишь. Все, что тебе нужно, тебе дадут: оденут, искупают, спать уложат, поцелуют, разбудят, поведут, накормят еще раз, удовольствие тебе доставят… Детство в нормальной семье – это некая копия невинности, такой безответственности, потому что ты еще ни за что не отвечаешь… хотя уже начинаешь грешить, но это уже по падении мы знаем. Детский опыт греха – это уже опыт выхода из рая. А пребывание в раю, защищенность, обласканность и комфорт такой жизни – это некий опыт действительно маленького рая в нормальной семье. Горе и печаль, когда человек лишен этого рая, когда он живет в детском доме среди грубых воспитателей, когда старшие товарищи издеваются над ним, когда сырые простыни и холодная манная каша, – это, конечно, уже кошмар. Но там, где есть нормальное детство, там есть некий опыт рая.

Плюс Адам и Ева были венчаны Богом в раю. Ева еще не имела имени, она просто была жена: «иша». «Иш» – муж, «иша» – жена. Но у мужа было имя, Богом данное, потом уже муж назвал свою жену «Хава» – «жизнь», – когда она родила первого ребенка. Значит, когда венчаются люди, тогда они как бы входят в кожу Адама и Евы. Они, стоящие на браке муж и жена, молодой и молодая, жених и невеста, по сути, находятся в раю и получают благословение на супружескую жизнь точно так же и теми же словами, которыми благословил Господь Бог первого человека и его жену на овладение землею, размножение и дальнейшую жизнь в царском достоинстве на земле.

Адам и Ева в раю. Фреска. XVII в.

Итак, два состояния напоминают нам о рае – по меньшей мере два: это опыт счастливого детства – защищенного, сытого, без бомб, без войны, без насилия – и опыт любви под венцами в храме при венчании.

Пожалуй, о рае говорит нам творчество, потому что Адам был, без сомнения, гениален. Он был музыкально гениальнее Моцарта, и архитектурно гениальнее Растрелли, и математически гениальнее любого математика, и если бы дали ему в руки шахматы, он был бы лучше Ласкера и Алехина. Он был гениален, у него был чистый ум, он знал Бога, он слышал голос Его. И всякое богообщение, всякое творчество, всякое познание окружающего мира и радость об окружающем мире при познании его – это тоже некое возвращение в рай. Поэтому наука – такое благое любопытство, молитва и богопознание – это возвращение человека в рай. До грехопадения, конечно, потому что если мы возвращаемся в рай после грехопадения, то должны будем плакать. Адам проплакал много столетий, понимая, что он натворил и что вообще нужно будет теперь нести его потомкам из-за него и его жены. Поэтому Силуан Афонский говорит, что Адамов плач – это естественное состояние человека, который понял, что творит грех, какой кошмар рождается из-за греха. Но то невинное состояние райское может в человеке возродиться при нахождении там, где как можно меньше видно следов рук человеческих.

Руки человеческие всегда отпечатлевают греховную деятельность. Интересно, что храмы Божии строились из необтесанных камней, то есть резец не должен был обтесывать камни, делать гладкой поверхность, а нужно было сохранить некую естественную горбатость камней для того, чтобы человеческая рука не наносила свой верхний лоск на Божие творение. Это очень важно, потому что Бог ощущается там, где нет человеческих трудов. В горах Бога чувствуешь лучше, чем в городе. Или, например, на берегу реки или моря Бога чувствуешь лучше, чем, извиняюсь, в театре или в магазине. И в лесу – не важно, зеленеющем по весне или осыпавшемся по осени, в листьях своих или заснеженном. Чувствуешь Бога в храме лучше, нежели ты чувствуешь Его, скажем, выходя из метро или входя в него. Там, где нет человеческих рук, там, где нет человеческой суеты, а есть Божие, – там тоже есть возможность ощутить руку Создателя и, по сути, вернуться в рай хотя бы на немножко, хотя бы на минуту, на полминуты.

Итак: детство, супружество, природа, творчество и молитва – это некие такие силовые точки, в которых человек может ощутить, а что же было в раю, а что же было подарено, что так быстро потеряли. Ведь человек был в раю недолго, он очень быстро потерял его – он не успел еще реализоваться, развиться. Он, например, получил благословение на брак в раю, но реализовал его уже за пределами рая. Согрешили – вышли из рая и уже тогда родили детей. А ведь благословение на рождение детей получили в раю, и все было бы по-другому, если бы успели расплодиться в раю, размножиться, родить и воспитать детей и дальше жить. Но не получилось – получилось обмануться, ошибиться и потом уже за пределами рая реализовывать Божии благословения. Поэтому мы можем понять отчасти – конечно, только отчасти – сладость райского бытия.

Адам, добывающий хлеб насущный. Резная кость. XI в.

Повторю: детство, брак, молитва, творчество, наслаждение природой. Не знаю, что еще можно добавить, наверняка что-то можно еще, но уж тут включайте свои собственные творческие силы, фантазию и воображение. Но нам можно – можно! – ощутить, что жизнь могла бы быть иначе построена и все могло бы быть по-другому. Знаете, это как когда разбивается сосуд: «Ах!» «А счастье было так возможно!» – говорит Онегин в конце известного произведения, когда любовь ушла из его рук. Вот действительно, ускользнула из рук человечества совершенно иная реальность, и только по послевкусию, по кусочкам можно воссоздать некое чувство того, что же мы имели и что мы потеряли.

Потеряли полное блаженство, потеряли возможность вечного творчества, потеряли возможность вечной радости и труда без греха. Прошу вас подумать об этом с той точки зрения, чтобы мы поняли вообще, кто мы, зачем мы, что нас ждет и что мы утратили. Это очень важно для того, чтобы смириться и взыскать Господа.

Грехопадение
Беседа пятая

Как грех изменил отношения человека с Богом, с природой, с другими людьми, с самим собой? Есть ли в нашей жизни состояния, подобные тому, что пережили Адам и Ева, согрешив? Почему Христа именуют Новым Адамом?

Сегодня, возлюбленные о Господе, мы поговорим о нашей общей катастрофе и трагедии, которая касается всех людей, – о грехопадении. Когда Адам был в раю, то – Адам был в раю и в Адаме был рай. Адам пребывал в блаженном состоянии, которого мы сегодня только хотим, о котором мечтаем как о некоем золотом веке, о некоей блаженной Аркадии, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание (канон по исходе души от тела). И язычники грезили о неких счастливых местах, где нет притеснения, насилия, смерти, болезней и беды. Так было в раю, и мы хотим вернуться в то, что однажды было, что Богом сотворено. Когда человека не терзала его совесть изнутри, и снаружи его ничто не жгло, не морозило. Когда между мужем и женой были вполне возможная абсолютная гармония и согласие. Ласково светило солнце над человеком. И всякая тварь преклонялась пред ним, и он не был для нее тираном.

Первые люди в раю. Бронзовый рельеф. XI в.

Знаете, что произошло, когда совершился грех? Грех поссорил всех со всеми. Во-первых, порвалась связь между человеком и Богом. Человек Бога испугался, спрятался в кусты от Него. Бога, ходящего в раю во время прохлады дня, как пишет книга Бытия (Быт. 3, 8), человек, услышав Его голос, стал пугаться. Значит, у человека возникло новое чувство к Богу – стыд и страх. Ломались эти возможные отеческие отношения, которые должны были углубиться и развиться между Отцом и сыном.

Во-вторых, между человеком и природой возникла полная дисгармония, потому что Господь проклял за грех не только Адама, но и землю. Проклята земля – значит, в трудах его она мстит человеку. Земля покоряется человеку, она смиренная мать – она рождает из себя все и смиренно принимает в себя все: и слезы, и пот, и кровь, и труп, и всякую грязь, перерабатывая ее и давая все-таки пищу человеку, – мы все кормимся от земли так или иначе. От солнышка и от земли по Божией милости. Но земля стала давать человеку свои плоды только через его большой труд и кровавые мозоли. Значит, она сама не хочет давать человеку все, что в изобилии могла бы давать ему без всякого особого его перенапряжения. Вот еще одна линия разрыва: человек издевается над землей, земля терпит его. А иногда перестает терпеть, и как «чудо-юдо рыба-кит», на своей спине носящий городок например, может уйти в воду вместе с этим городком, так и земля, так сказать, ежится от присутствия человека на ней. Это поеживание проявляется в землетрясениях, наводнениях, засухах. Земля не очень любит человека, который топчется на ней и загрязняет ее воздух своими газами, а ее водный ресурс – своими сливами с заводов. У нас война с землей, мы изрядно над ней поиздевались, она может нам всегда отомстить, если Бог благословит. Вот вам, повторю, еще одна линия разрыва.

Далее: человек и животные. Животные бы совершенно иначе относились к нам, а мы к ним, если бы не грех. Лев бы ластился к человеку, как кошка, как это было с пророком Даниилом в львином рву. К каждому человеку бы ластился, если бы обонял запах святости от нас. Но поскольку запах святости не обоняется от человека, зверь убегает от нас, а если может, то мстит нам и нападает на нас. И мы боимся животных, издеваемся над ними, питаемся ими и насилуем их, отлавливаем их для своих нужд. А они либо работают на нас смиренно, как добрый конь, или вол, или пес, любящий человека как Бога и зубами защищающий его до самопожертвования, либо ведут себя по-иному: пугают человека, нападают на него. Тут тоже есть линия несправедливости и большого разрыва.

Итак, разрыв между человеком и живой и неживой природой.

Между мужчиной и женщиной поломались гармоничные отношения. До греха они были совершенно равноправными, а теперь Господь сказал женщине: К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою, и в болезнях родишь ты чадо твое (Быт. 18, 11). Родовые боли женщины и все связанное с этими родовыми болями, приготовление к ним, ежемесячные болезни женщины, обыкновенное у женщин (Быт. 18, 11), как говорит Библия, напоминают о чем-то страшном, что было раньше, потому что с кровью связано. Кровь этих месячных, кровь очищения – мистична, и древние боялись ее, потому что она как бы напоминает нам о том, что мы наказаны, что мы совершили нечто, что потом заставило кровь проливаться на земле. Это все тайная мистика, и женщина уже не равна мужчине, а подчинена ему. Нынешние феминистки и либералы, конечно, думают иначе, но это, в общем-то, вопрос открытый, Писание говорит вот так. Жизнь продолжается, и мы должны понимать, что сказанное в раю сохраняет актуальность до настоящего дня, чего бы мы себе ни нафантазировали.

Грехопадение. Бронзовый рельеф. XI в.

Итак, с Богом разрыв, с природой – живой и неживой – разрыв, между мужем и женой нарушение гармоничных отношений, да и внутри самого человека разрыв. В Послании к Римлянам апостол Павел описывает состояние человека, разорванного изнутри: То, что хочу, не делаю, то, что не хочу, делаю. Если я делаю то, что я не хочу, а доброе, которое хочу, – не делаю, то это не я уже делаю, а живущий во мне грех (ср. Рим. 7, 15–20). Бедный я человек! – восклицает апостол Павел. — Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24). И это не только апостолам было открыто, это было открыто, например, языческим мудрецам. Поэт Овидий говорит: добро я узнаю и одобряю, но поступаю зло. Такова внутренняя драма человека. Его грех и внутри порвал, то есть он к добру стремится, зло делает, думает одно, говорит другое, поступает по третьему, мечтает о четвертом. Полный разброд и полное шатание – таковы действия греха в мире.

Это можно прочувствовать каждому человеку на себе. Детство – если оно счастливое более или менее, при папе-маме, в отсутствие войны, при сытости, при друзьях – есть некий аналог рая: беззаботность, невинность, незнание ужасов жизни. Но наступает выход из детства, и психологически это очень похоже на выпадение из рая: первый серьезный грех, первое столкновение с людской несправедливостью, первое вторжение жестокости в твою личную жизнь… Это, по сути, твой первый опыт встречи с грехом лицом к лицу. Это наш личный выход из рая, это наше личное взросление. Допустим, мама с папой развелись, ребенок чуть не умер от страха и боли за них обоих, это – его выпадение из рая, его рай закончился, он его потерял, он встречается с кошмаром настоящей жизни. Или ребенка впервые ни за что избили, обидели на улице, он вдруг узнаёт, что в мире есть, оказывается, не только добрая мама, любящая бабушка и сильный папа. В мире есть много людей, желающих тебе зла. Это – его выход из рая. А может быть еще и грех, личный грех человека.

Изгнание из рая. Бронзовый рельеф. XI в.

Есть интересные психологические этюды: люди рассказывают о том, как они впервые согрешили. Например, зрелый муж мне рассказывал, как он мальчиком украл ножик на базаре в мясном ряду. Ему очень нравился ножик с перламутровой наборной ручкой, и вот, когда он с бабушкой ходил на базар, он тайком в кармашек этот ножик положил. Это был первый грех того ребенка. И он вдруг почувствовал, что небо стало свинцовым, что небо вдруг почернело над ним. Он перестал спать, ему казалось, что весь мир знает о его согрешении. Потом он не знал, куда спрятать этот ножик: он его прятал то туда, то сюда, постоянно перепрятывал, потом пошел в поле и там закопал, потом выкопал его, пришел со слезами к бабушке, отдал этот нож и сказал: «Бабушка, отнеси его на базар, я его украл». То есть был грех – и было покаяние, этот человек пережил драму грехопадения. Он впервые узнал, что значит гнев Божий, беспокойная совесть и постоянная тревога за свою жизнь, как Каин начал трястись ежесекундно. Так что вполне доступно опыту человеческому и ощущение близости рая, и ощущение трагичности его потери.

Адам и Ева после изгнания из рая. Бронзовый рельеф. XI в.

И с тех пор, как мы потеряли рай, мы находимся в состоянии вечной войны. Войны со своей совестью, а совесть воюет с нами. Женщина воюет с мужчиной, а мужчина с женщиной. Страны воюют между собой. Мы пытаемся даже с Богом воевать. Как в басне Крылова, бросаем в небо кирпичи, мало думая о том, как они потом упадут на наши глупые головы. Воюем друг с другом и со всем святым мы, люди. Наше общее имя – «люди, человек». И это все знак того, что лукавый однажды шепотом обольстил праматерь нашу, и она взяла от запрещенного, и ела, и дала мужу, и он ел. И вот мы живем обманутые, но пытающиеся выбраться через Господа Иисуса Христа, Который дал нам теперь новую пищу взамен плода с запрещенного древа. Он дал нам Плоть и Кровь Свои есть и пить: через еду согрешили, через еду и спасайтесь. Он дал нам Матерь Свою в Заступницы – Пречистую Богородицу: через Еву согрешили, через Новую Еву и спасайтесь. Он дал нам крест святой, потому что через дерево согрешили, через дерево познания добра и зла прикоснулись к запретному – через дерево и спасайтесь: через Древо Честного и Животворящего Креста. Христос пришел избавить нас как раз от этого родового печального события – грехопадения, которое распространяется на все человечество. Он пришел как Новый Адам исцелить все человечество. И это касается каждого человека без изъятия.

Мир вам и благословение Божие.

Добро и зло
Беседа шестая

Откуда взялось зло, ведь Бог благ и зла не творил. И что такое собственно зло? И что такое добро? Все ли, что кажется хорошим и приятным, является таковым на самом деле? Можно ли, делая добро любимому человеку, убить его? И может ли добро быть жестким и даже жестоким?

Проблема зла, конечно, тревожила любую христианскую совесть и любой ум. Люди задумывались: если Бог зла не творил, то что такое зло? Глубже всех, пожалуй, понял суть проблемы святитель Григорий Нисский. Он говорит, что зло не имеет сущности, это есть некое удаление от добра, погружение в небытие, тьму. А у тьмы сущности нет. Тьма – это просто отсутствие света. У света сущность есть, а тьма – это его отсутствие.

К рождению зла человек не причастен. Зло родилось в мире ангельском. К счастью, мы – жертвы зла, а не его творцы. Конечно, мы напридумывали много чего по части зла, по части его культивации, распространения, его рекламы, его оправдания, но это все не без бесов сделано было, потому что они – начальники зла, любители всякой нечистоты и хитрые пиарщики всякой грязи. А мы – жертвы.

Повторюсь: зло родилось в мире ангельском. Это жуткая мысль: «Выше звезд поставлен престол мой, вознесусь выше всего, что называется святыней». И мы должны признать свою ограниченность в способности понимать инфернальные глубины. Глубины сатанинские, к счастью, человек, пожалуй, не может постигнуть. Человек, к счастью, не может узнать зло в той его конечной глубине, в которой оно существует в ангельском мире. Мы – жертва греха, он нас заразил некоей частью своей заразы, он внушил нам претензию на то, чтобы мы были тем, чем мы не были.

«Будете как боги». Зло всегда обещает больше, чем дарит, и, как говорил святитель Димитрий Ростовский, сулит злато – а дарит блато. Оно обещает тебе нечто – заметьте, сегодня это реклама: кредиты, поездки, работа за рубежом… «Да, ты будешь там! Идем, идем, идем!.. Тебя ждет Олимп!» Но ты оказываешься потом в глубине какой-то жуткой грязи, думаешь: а как это я развалил свою семью? потерял здоровье? оказался в чужой стране без денег и средств, опозоренный и униженный? Да, это микросхема, действующая еще со времени обмана Адама и Евы. «Будете как боги, не переживайте; Он лжет, а я не лгу. Он говорит, что вы умрете, – не умрете. Да не умрете вы, а будете как боги…» Обещание того, чего ты не заслужил, обещание того, что тебе вредно, и безмерное завышение претензий. Это – зло в его человеческом измерении. Но приходит оно к нам из ангельского мира. Это не мы его выдумали.

Это потом уже люди, бесноватые, одержимые, тайно или явно злу поклонившиеся, полюбившие зло, становятся такими успешными агентами зла во Вселенной. Они потом уже распространяют грех, не стесняются этого и считают грех за истину. Но это уже такие моменты истории, в которые человек сродняется с падшим духом. Человеку нужно, безусловно, приобрести, как пишет апостол Павел, некие чувства, навыком приученные различать добро и зло (ср. Евр. 5, 14). Потому что добро и зло – неочевидные вещи. Мы живем в запутанном мире, и есть вещи, которые кажутся добром, но являются злом. Вкусил – и по прошествии времени увидел. Вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33, 9). Точно так же – вкусите и видите, яко зол диавол: вкусил – ой, нет, это ужасно, это неправда!

Но человеку нужно приобрести навык различать добро и зло еще до вкушения. А ведь нет такого зла, которое бы не одевалось в добродетель. Зло нуждается в добре для того, чтобы подстроиться под него и смимикрировать. Потому что чистое зло отвратительно. Если бы диавол являлся таким, каков он есть, как он являлся великим святым, чтобы устрашить их, или просто обнажал свою рожу, снимая маски, и представал в своем подлинном гнусном виде, то, конечно, никто не служил бы ему. Ни одна живая душа не пошла бы на Хеллоуин, не надевала бы маску с рожками, и вообще любая инфернальная тема была бы отвергнута – тут крестное знамение и «Свят, свят, свят». Потому что это ужасно.

Аду нужно играться в себя и убеждать в своей шуточности, в своей мнимой доброте. Аду нужно добро для того, чтобы подстраиваться под него или называть добро всякими прозвищами: смирение – слабостью, щедрость – глупостью, снисхождение – мягкотелостью. Ад меняет понятия. Очень хорошо говорил Конфуций: для того чтобы мир не рухнул, нужно еще раз переназвать понятия. То есть нужно назвать храбрость – храбростью, а не наглостью; трусость – трусостью, а не рассудительностью; щедрость – щедростью, а не расточительством; жадность – жадностью, а не бережливостью. Нужно переназвать мир, потому что неправильно названный мир – это мутная вода, в которой лукавый и ищет свою рыбу. Зло нуждается в добре, потому что оно мимикрирует и подделывается под него.

Добро в зле не нуждается, к счастью. Но добро само по себе просто, и его тоже можно спутать. Расскажу случай из моей жизни. Будучи в классе в четвертом, лет в десять – четырнадцать, я лежал в больнице после операции по удалению аппендикса. А после нее два-три дня есть нельзя и пить нельзя сутки. Только смачивают после операции ребенку или взрослому губы водой с лимоном. И человек довольно-таки ощутимо страдает, особенно если он не привык долго ничего не есть. Мы лежали в реабилитационной палате после операции, нас было несколько мальчишек. И среди нас был деревенский мальчик, к которому пришла бабушка, – такого же возраста мальчишка, как и я, лет десяти – одиннадцати, а может, и девяти. И мальчик этот пожаловался бабушке, что хочет есть. Что же делает бабушка? Она бежит в магазин купить внуку чего-нибудь поесть: как же! ведь ребенок есть хочет. Какая бабушка не накормит ребенка?! Хотя врачи строжайше запретили – это вопрос жизни и смерти: нельзя ничего давать есть человеку после операции два-три дня. «Да что врач знает! – думает бабушка. – Кто любит внука больше: я или доктор?» Она купила ему булку – халу такую, и он смолол пол этой булки тут же, при бабушке – она тайком ее пронесла в больницу… Умер. К вечеру того же дня. Бабушка принесла, он с удовольствием съел, а потом им позвонили: забирайте, ваш ребенок умер.

Давайте на пальцах ситуацию разложим. Бабушка – убийца? По факту – да. А по намерению? А по намерению она – миротворец и благодетель. Ведь накормить человека голодного – это же хорошо? «Конечно, хорошо!» – скажет любой. Спросите у любого прохожего на улице: «Когда человек хочет есть и ему принесли теплого хлеба, это хорошо?» Конечно, хорошо. Но, оказывается, есть ситуации, когда дать хлеба человеку, просящему есть, – это убить его. Ты должен понимать это. Неразумное добро – это убийство. Так что добро и зло не так просты на самом деле, их различить в быту очень трудно. Я ничего не знаю о том, как эта бабушка потом жила, – я знаю, что ребенок умер. Со мной рядом умер мальчишка, наевшийся теплого хлеба из бабушкиных рук. И бабушка его убила. Она была уверена, что ребенка надо накормить. Мол, «что же это такое?! ребенок хочет есть, а ему не дают».

Добро и зло перепутаны в мире. Иногда человеку кажется, что мы делаем зло, а мы делаем настоящее добро. Допустим, ты полез в карман к кому-то, тебя поймали за руку и сильно побили. Тебе сделали зло или добро? Конечно, в день битья ты подумаешь, что жуткие враги тебя жутко избили. На самом деле по жизни ты поймешь, что тебе сделали великое добро, так как теперь любой позыв полезть в чужой карман у тебя будет сопровождаться воспоминаниями о серьезных тумаках, полученных однажды. Это было великое добро, не имеющее вида добра. Точно так же есть и великое зло, имеющее вид добра. И с этим нужно разбираться, потому что вся наша жизнь погружена в двусмысленность.

Святой апостол Павел. Мозаика. XI в.

Вернемся еще раз к словам апостола Павла, который сказал, что у нас чувства должны быть навыком приучены к различению добра и зла. Именно навыком. Не все золото, что блестит, не все доброе, что мягко стелется. Не все то злое, что ершистое, колючее и злое. Мы знаем, что некоторые святые очень злые были, могли такое задвинуть, что тебя то в жар, то в холод бросало. Он святой? Да, он святой. Так почему же он так выражается? Это он от любви с тебя снимает шкуру наждачкой. Да, это есть. Знаем многих преподобных, которые действительно снимают шкуру с приходящего. По любви. Поэтому надо современному человеку отказаться от своих заготовок в отношении добра и зла. Человеку кажется, будто он понимает, что такое добро. Если я целую ручки, глажу по шерстке, то я, конечно, добрый человек. Если ругаю, против шерсти глажу – злой человек. Нет! Совершенно нет. Нужно отказаться от того, что мы понимаем, что – добро, а что – зло.

Любовь к человеку заключается в том, чтобы поступать с ним по-евангельски, а не угождая его прихотям, как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов). Когда ты по-евангельски относишься к ребенку, к взрослому, к соседу, к другу, к себе, это иногда бывает жестоко. «Что за христианство такое, что за жесткость, что за нетерпимость, лучше пожалеть всех…» Нет! Пожалеть всех – это будет ложная любовь. Это будет потакание злу. Зло оделось в одежду добра – чтобы люди его приняли.

У Владимира Высоцкого есть песня про правду и кривду. Они очень похожи, если и ту, и другую раздеть. И кривда одевается в правду, и ее принимают за правду. Потому что правда сама по себе очень неброская. Она – как Среднерусская возвышенность, тут нет ни гор, ни каньонов, ни водопадов, ни пальм, но почему-то сердце щемит и плакать хочется. Что в этой убогой красоте спрятано? В этих перекошенных березках, в этих буераках, в этих речушках небольших, в этих рваных облаках? Что здесь такое есть? Какая-то правда есть в этой Среднерусской возвышенности, такая щемящая правда Божия, очень неброская. Есть красивые, броские страны: океан, рыбы, дельфины, пальмы, солнце с утра до вечера. А правда не там. Чтобы найти правду, нужно было в пустыню уходить. Святой Антоний Великий уходил в жуткую песчаную глубь, где медное небо и горячий песок, где нет ничего красивого, потому что там – правда. Правда – она очень жесткая, и развращенный человек ее знать не хочет.

Бог как реальность есть источник правды святыни и добра, и нужно идти к Нему, несмотря на то что это не нравится, что это плохо, больно, неприятно – и страшно иногда. Страшно, да. Изолгавшемуся человеку страшно попасть в эти лучи настоящей правды. Но идти туда нужно, потому что мы живем, погруженные в ложь, как рыбы в море. Мы живем во лжи с утра до вечера. Нравится это или не нравится; может быть, кто-то не согласится с этим, но – мы погружены в ложь. Стилистическую ложь, этикетную ложь, мысленную ложь, информационную ложь. Мы лжем ежедневно Богу, себе и друг другу. Однажды почувствовав это, конечно, можно испугаться и захотеть жить по правде Божией. «Достало жить не по лжи, / Под босыми ногами ножи». Нужно жить все-таки не по лжи.

Конечно, тема большая, и говорить об этом можно больше, чем я сказал. И может быть, я ничего не сказал, что нужно сказать, но я справа и слева обходил этот великий материк, который называется «разговор о добре и зле». Зла нет – это мнимость. Добро есть – и это сущность, это Господь. И вот выйти из мира мнимости в мир сущности – это есть переход от зла к добру. Это болезненный переход, как выход евреев из Египта.