Текст книги "Бремя страстей. Тайная жизнь наших душ"

Эти две мысли нужно сплетать воедино, как сплетаются воедино в мыслях о Христе память о Его человечестве с памятью о Его Божестве. Тот, Кто есть нераздельно и неслиянно Бог и человек, управляет одновременно и жизнью отдельного человека, и жизнью всего человечества. Эти мысли наглядно воплощены в любом каноне, которые в изобилии поются на повечериях, утренях, панихидах.

Первая песнь любого канона посвящена переходу сынов Израилевых посуху посреди моря и гибели фараона с войском. «Поим Господеви! Славно бо прославися. Коня и всадника верже в море!» Пожалуй, никогда еще не являл Господь такого славного и страшного вмешательства в жизнь народов, спасая одних и карая других. Потом именно это чудо уже никогда не повторялось, но его нужно было ежегодно вспоминать как Исход (пасху). Оно не повторялось, но были уже иные вмешательства. При пророке Елисее ослепло целое ассирийское войско, при пророке Исаии тысячи врагов под стенами Иерусалима истребил Ангел, три отрока остались живы посреди вавилонской печи. И наша русская история – это непрестанная цепь чудес, таких как уход Тамерлана из-под стен Москвы или изгнание поляков и прекращение Смуты. То есть Бог не стоит в стороне. Кир Персидский, Навуходоносор, римский кесарь, тени которых устрашают народы, для Бога не более, чем лопата в руке садовника. Он «разрушает советы язычников, уничтожает замыслы народов» (Пс. 32, 10). Поэтому говорит Он великим земли: «Вразумитесъ, цари; научитесь, судьи земли! Служите Господу со страхом и радуйтесь с трепетом» (Пс. 2, 10–11).

Бог – Царь всей земли. Этого нельзя забывать и в этом грешно сомневаться. Пойте Богу нашему, пойте; пойте Царю нашему, пойте, ибо Бог – Царь всей земли; пойте все разумно. Бог воцарился над народами, Бог воссел на святом Престоле Своем (Пс. 46, 7–9). И если это помнит человек, то теперь самое время перейти к третьей песне любого канона. Это песня женщины, услышанной в молитве. У нее не было детей. Она знала сладость супружества, а тяжесть беременности не была ей дана. А сладость без тяжести и беззаконна, и приторна. И вот в ответ на ее молитву дан был ей сын – Самуил («Испрошенный»). И она воспела Богу песню. Это не песня спасенного народа, а песня одного помилованного человека. Но в ней также воспевается Господь, Который «из праха подъемлет бедного, из брения возвышает нищего». Он «умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит» (см.: 1Цар. 2, 1-10). Здесь Царь всей земли славится не тысячами уст одновременно, а всего лишь устами одного человека.

Первая песня и третья. Третья и первая. Итак, Бог преклоняет ухо к просьбам отдельного человека, но Он же и правит всем миром, соотнося частные просьбы с общей пользой. По сути, повсюду соприкасаются или переплетаются частное и общее. Плачет Давид о своем грехе или о смерти сына, увлажняет слезами постель. Это частная молитва и боль отдельного сердца. Но в то же время это боль пророка, который через боль скажет нечто на память и пользу всему миру. Получает Анна просимое, но сын ее не будет простым человеком, а одним из славнейших мужей истории, который и на Давида прольет елей царского помазания. Молится Иона во чреве морского животного, и это тоже частная молитва о спасении. Но это же одновременно и промышление о Ниневии, которую спасенный Иона должен обратить к покаянию. Это же и пророчество о Христе, поскольку роду лукавому и прелюбодейному дастся только знамение Ионы пророка (см.: Мф. 12,38–41). Так частное всегда связывается с общим и влияет на него.

Оружие и деньги, гордость и похоть пляшут на мировой сцене, делая вид, что это они – правители земли. А они лишь участники танца, но никак не режиссеры. И народ Божий должен упражняться в изучении Писания и в молитве, чтобы славу Божию не отдать иным и не приписать иным. И пусть не всегда приходится принимать сладкое от руки Вседержителя. Ведь тот же народ, который силою и волею Бога с пением вышел на противоположный берег Красного моря, со временем по воле Того же Бога ушел со слезами в Вавилон. И там, и там действовал Бог, то спасая, то наказывая.

Всматриваясь в события современности, нам следует не колебаться умом. Следует прозревать руку, правящую всеми. И, молясь, стоит говорить о себе и своих печалях и переходить к молитве о всех и за вся. Ты Бог мой, помилуй меня! Ты Бог всех нас, всех нас помилуй! Господи сил, с нами буди! Иного бо, разве Тебе, Помощника в скорбех не имамы. Господи Сил, помилуй нас!

Румынский старец Арсений (Папачок) так видел гордость: можно гордиться врожденными вещами: красотой, талантами. Например, у меня есть музыкальный дар, а у вас нет, и я горжусь. Можно гордиться приобретенным мастерством. Например, резчик по дереву гордится искусной резьбой, сделанной им. Можно гордиться богатством, славой, высокой должностью или выгодной женитьбой. Можно гордиться вещами, которые добыл силой своей воли. И можно гордиться духовными вещами, которые Бог подарил. Например, даром пророчества или даром горячей молитвы. А оказывается, ничем гордиться нельзя! Все это было получено человеком, а не сам он приобрел. И природные дарования, и приобретенные навыки, и случайные дары, посыпавшиеся, как снег на голову, и духовные дары, и прочие подарки – всем этим человек должен пользоваться с большим смирением. Если же человек будет считать, что он достоин этих даров, то может их лишиться. Апостолы Павел, Петр и Иаков говорят: «Бог гордым противится, смиренным же дает благодать». «Облекитесь смиренномудрием, – говорит апостол Петр в Первом соборном Послании, – потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1 Пет. 5, 5). То же самое пишет апостол Иаков в своем соборном Послании, и апостол Павел говорит: «Не гордись, но бойся». А точнее так: «Родные ветви отломились за неверие, а ты, привитый верою, не гордись, но бойся» (Рим. 11, 20).

Гордость – это самая главная проблема человечества. Если бы эта проблема была решена, остальные отпали бы сами собой.

У гордости есть множество дочерей. Дочерями гордости являются хвастовство, тщеславие, любопытство, зависть, злопамятство, обидчивость, вспыльчивость, и с ними – множество других. Все это дети гордости. Их не было бы, если бы не было матери. Не был бы я горд, не был бы и вспыльчив, не был бы мстителен. Я бы не злорадствовал, например, чужой беде. Войско гордости и его детей движется изнутри, из сердца, как ветви, потому что есть корень. Гордость – это самая главная проблема человечества. Если бы эта проблема была решена, остальные отпали бы сами собой.

* * *

В нашем перевернутом мире есть перевернутый вид искусства – перфоманс. Зрители и исполнители в таких действах не разделены, как в привычном театре. Они условно едины и часто действуют сообща. Какие-то элементы перфоманса, например, есть в эстраде. Это когда певец зазывно машет руками и просит зал ему подпевать, или юморист зовет одного из зрителей на сцену, вовлекая в миниатюру.

У любого жанра есть мэтры и есть рядовые ремесленники. Есть свои мэтры и у жанра перфоманса. Одна из них – Марина Абрамович. В 1974 году эта в высшей степени экстравагантная и необычная дама устроила один из самых известных своих перфомансов под названием «Ритм О». Суть была в следующем. На столе в аудитории лежало 72 предмета разного бытового назначения – от самых невинных до самых опасных. Например: бритвенный помазок, гребень для волос, зеркальце, шарфик, шило, букет цветов, опасная бритва, боевой заряженный пистолет. Госпожа Абрамович сидела в зале неподвижно, подобно статуе, позволяя зрителям прикасаться к себе, в том числе – предметами, лежащими на столе.

«В чем смысл?» – спросите вы. В том, что неподвижный теплокровный объект, не оказывающий сопротивления, рано или поздно становится объектом насилия. Так почему-то получается. Люди вначале ведут себя вполне прилично: осторожно и настороженно. Просто смотрят. Потом они робко приближаются к живому объекту и прикасаются к нему. (Марина Абрамович сидит, не мигая, изображая статую.) Люди прикасаются вначале кончиками пальцев. Потом берут веер и машут им на подопытную. Берут гребешок и причесывают ее. Посмеиваются. Так продолжается сколько-то времени. И вот наступает момент, когда участники перфоманса вдруг начинают покалывать сидящего человека булавками.

Дальше – больше. Пытаются нанести порез, сильнее уколоть, пырнуть, потянуть за волосы. Беззащитность объекта, статус немой жертвы распаляет участников. Свою роль играет и чувство коллективизма. Все же в толпе ты «вроде» ни в чем лично не виновен: все кололи – и я колол. Коллективный человек в вопросах насилия почти бессознателен. Наконец один из участников взял пистолет и навел его на испытуемую… На этом перфоманс закончился. Марина встала и пошла по направлению к публике. Люди стали разбегаться – то ли от эффекта ожившей статуи, то ли от реальности сопротивления.

Сама Абрамович позже говорила, что ждать решения от публики означает дать себя убить. По сути, цель перфоманса – опытно показать человеку, что внутри у него спит, свернувшись до времени в клубочек, дикое животное. Пару часов назад кто-то шел по улице и разглядывал витрины – и вот он уже потенциальный убийца. Каково? Исходя из пользы произведенного опыта, у меня даже пропадает желание насмехаться или критиковать подобные непривычные виды искусства. Ведь вывод стоит того, и игра стоит свеч.

Мы же читаем в прессе, что какой-то педагог оказался педофилом, какой-то полицейский – садистом, какой-то сенатор нюхает героин на гей-вечеринке. Мы возмущаемся: как так? Культурные же люди! А дело все в том, что культура ничего не лечит, но лишь временно одевает папуасов в модные пиджаки и плащи. Потом плащи с пиджаками сбрасываются…

Вот он идет по улице под ручку с женой – культурный представитель самой культурной цивилизации. Он идет на перфоманс. Там он будет первые полчаса культурно сидеть, как в театре, а потом постепенно увлечется атмосферой зрелища, развяжет галстук, вспотеет от увлечения и подойдет к испытуемой, держа в руке шило… Или он революционный борец за счастье собственной страны. Его голова полна светлых идей. Уму непостижимо, как всего через два-три месяца он превратится в палача и насильника, а пыточный подвал с беззащитной жертвой полюбит больше всех демократических благ на свете.

По сути, цель перфоманса – опытно показать человеку, что внутри у него спит, свернувшись до времени в клубочек, дикое животное.

Цивилизация смывается легко. Стоит человеку в модной шляпе свернуть с центральной улицы в некий переулок и сделать десять шагов по лестнице вниз (или по лестнице вверх), стоит очутиться где-то там, где вместе со шляпой снимают стыд, – и перед нами уже человек без макияжа культуры и цивилизации. Нет такого греха, который бы не совершил «цивилизованный» человек, свернув с центральной улицы в некий переулок. Поэтому не стоит удивляться и делать круглые глаза, слыша о каннибализме, изнасилованиях, пытках и многом ином, совершаемом «культурными людьми», когда «солнце сядет и карта ляжет».

Когда Церковь говорит людям об их недугах, на нее привычно шикают, давая волю все тем же врожденным недугам. Но вот вам свидетельство от внешних. Марина Абрамович ничего не имеет общего с клерикализмом и фундаментализмом, консерватизмом и морализмом. Она эпатажная хулиганка, если хотите знать. Она революционерка в области искусства. И она просто делает нечто необычное в публичной плоскости, заставляя проснуться зверя, задремавшего внутри человека. О том же самом и пьеса Дюрренматта «Визит дамы».

Хорошие люди в милом городке, где все друг друга знают, конечно, не согласятся на богатство и комфорт, если для этого требуется убить одного из горожан. Конечно, они не согласятся! Хотя… Он один, а нас – целый город. К тому же он не безгрешен. К тому же то, к тому же се. И вот вчерашние мещане очень скоро становятся коллективными соучастниками убийства одного из своих соседей, кого знают много-много лет.

О том же самом фильм Триера «Догвилль». Милый городок, затерянный в горах и населенный всего двадцатью скромными жителями, приютил беженку. Люди в городке простые и чистые, казалось бы. Они скромно живут и искренне переживают за свой моральный облик. У них есть принципы и идеи. Почему принятая ими девушка вскоре превратилась в сексуальную рабыню, носящую кандалы и изнуренную тяжелым трудом, всякий без труда узнает, посмотрев фильм. И это даже не Дюрренматт, которого при желании можно заподозрить в клерикальной ангажированности, поскольку его отец был хоть и лютеранский, но все же пастырь. Это Ларс фон Триер, выносящий свой собственный, выраженный кинематографическим языком, приговор «культурному человечеству с высокими идеалами гуманизма».

Итак, правда о человеке, о том, «кто в теремочке живет», должна быть выражена и услышана. И в свете этой некрасивой правды становится очевидным, почему необходимо покаяние, внимание к себе, молитва, примирение, милостыня и прочие духовные труды, без которых надутое прекраснодушие разбивается в пыль о стену кошмарных реалий. Ведь говорим же мы светским языком: «Если информирован – значит, вооружен». Действительно, информация о приближении стихийного бедствия, о подлоге, об отравленной пище, неисправном транспорте, подмене товара и т. д. спасает людей. Мы не спорим с этим. Точно так же и знания об общечеловеческой порче должны быть восприняты серьезно. То, что я знаю о себе, это не весь я. И то, что ты знаешь о себе, это не весь ты. Все гораздо печальнее, страшнее и гораздо интереснее. И там, где люди не слушают священника, о том же самом им говорят писатели и режиссеры. Даже постановщики перфомансов, и те говорят…

Терпеть и прощать ближнего
История из жизни преподобною Макария Великою

Гордость проявляется и в нетерпении обид. В повседневной жизни это проявляется повсюду: и в транспорте люди остановку спокойно проехать не могут, и в очереди к банкомату найдут возможность поссориться. Хочется вспомнить одну историю, связанную с именем преподобного Макария Великого. Этого человека называли еще при жизни «земным богом».

Оговорюсь. То, что преподобного называли «земным богом», не противоречит библейскому взгляду на вещи. Сам Господь говорил Моисею, что он будет богом своему брату, когда послал его к фараону. Моисей имел дефект речи, он должен был все нужные слова говорить своему брату Аарону, а Аарон уже возвещал эти слова людям, в частности фараону. Господь говорил Моисею, что он будет ему богом: то есть Господь был Богом для Моисея, а Моисей был богом для своего брата Аарона, возвещая людям важные истины, значение которых и по сей день непреложно.

Древнее монашество зачастую заключалось в следующем. Люди уходили из жилищ, семей, из сел, городов и поселялись на небольшом расстоянии от них. Они сохраняли дружеские отношения с некоторыми людьми, живущими в мирских селениях, и регулярно получали от них какие-то подношения в виде пищи, одежды, воды, могли сами продавать что-то из своего рукоделия, и так питались. Это уже позже монастыри стали образовываться дальше от селений, когда возникали общины.

А изначально это все имело очень простой вид – обычная хижина. Преподобный Макарий поселился недалеко от одного селения. Некая девица, жившая там, потеряла свое девство и забеременела. Имени отца ребенка она никому не называла, и через какое-то время открылось, что она беременна. Свой позор она приписала Макарию.

Преподобный Макарий был известен жителям этого селения. Однако девица обвинила именно его, сказав, что монах этот, живущий отдельно от всех, является виновником ее падения. Преподобного с позором притащили в село, избили, повесили ему на шею какую-то веревку с битыми глиняными черепками для позора и водили его с побоями и пинками по этому селению. Насытившись своей злобой, они потребовали от него, чтобы он кормил и содержал эту женщину, которую он якобы сделал матерью.

Макарий ни слова не произнес в свое оправдание. Он терпел до конца, не выгораживая себя, ничего не возражая. Он трудился своими руками, доставляя пропитание этой женщине.

Наконец подошло ей время родить, и роды оказались трудными. Женщина, измучившись болями, находясь на грани жизни и смерти, была сокрушена страданиями и, наконец, исповедовалась прилюдно. Она покаялась в том, что оклеветала невинного человека, и назвала имя того, кто являлся настоящим отцом ребенка. После этого по милости Божией она разрешилась от бремени, а люди пошли к Макарию просить у него прощения.

Преподобный увидел издалека множество людей. Он понял, что тайное стало явным, что его невинность обнаружилась. Но теперь его ожидало другое искушение: его ждали извинения, какие-то приношения, подарки, которые должны были загладить вину жестоких крестьян. Его теперь ждала человеческая слава. А это иногда страшнее, чем укоры или явные гонения. Медные трубы ожидают всегда в конце, после огня и воды. И Макарий убежал из своей хижины, скрылся от приближающейся человеческой славы, которая, как известно, еще и непостоянна. Те, кто сегодня приветствуют: «Осанна!», завтра закричат: «Распни!» Человек, увы, быстро меняется. И вот, перетерпев столь большое количество совершенно незаслуженных нападок и оскорблений человеческого достоинства, преподобный Макарий показал в себе великого мудрого мужа, крепкого в вере. Он не мстил за себя, он дал место Богу, потерпел и дождался, когда Господь объявил о его невиновности.

Люди, достойные почестей, терпеливо переносят всякую хулу. Люди же, достойные наказания, не имеют критического отношения к себе и страшно обижаются на любую мелочь, на любой косой взгляд, на любое случайно оброненное слово.

Теперь самое время посмотреть на то, как обычный человек, и тем более – современный, реагирует на обиды: на обидные слова, неприятные события в жизни, на справедливые и несправедливые укоризны, обвинения, всяческие укоры. Очевидно, что, не имея святости и даже к ней не стремясь, мы руководствуемся совершенно иными поведенческими моделями.

И получается, что люди, достойные почестей, терпеливо переносят всякую хулу. Люди же, достойные наказания, не имеют критического отношения к себе и страшно обижаются на любую мелочь, на любой косой взгляд, на любое случайно оброненное слово. Кое-кого из нас, как в притче про цыгана, можно каждый день с утра лупить палкой – наперед, в ожидании неизбежных будущих грехов. Но именно такие люди и обижаются на любой намек, на любое посягательство на их раздутое «я», на их превознесенную гордыню. Хорошо ли это, решайте сами.

Молитва «Отче наш» говорит, что человеку в жизни всегда будет кого прощать: «И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим». Эта строчка будет читаться до скончания века, до Страшного Суда. Она говорит о том, что у нас всегда будут некие долги перед Богом, а у ближнего всегда будут некие долги перед нами. Терпеть ближнего в надежде, что Бог потерпит нас, и прощать ближнего, веря, что так и мы найдем прощение, – наш путь. Это путь к прочному миру – миру между человеком и Богом, миру между человеком и человеком. Там, где этого нет, есть противоположные качества: спесь, злопамятство, мстительность, коварство и прочее.

Пусть пример святого Макария Великого побудит нас хоть немного терпеливее переносить неприятности от окружающих. Вспоминая многие свои неоплатные грехи перед Господом, мы будем легче принимать горькие и целебные пилюли из Его врачующей руки.

Мир через цветное стеклышко страстей и грехов

Говорит Господь: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7,1–2). И апостол Павел говорит в Послании к Галатам: «Братия! Если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным» (Гал. 6,1).

Подмечено народом: за что кого осудишь, в том и побудешь. Апостол Павел именно об этом говорит: наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным. Осудишь толстого – растолстеешь, осудишь соблудившего – в блуд впадешь, осудишь пьяного – сопьешься. И так во всем.

Между посевом и жатвой проходит некоторое время. Мы не всегда замечаем причинно-следственные связи между грехом и наказанием как следствием греха. Допустим, некто согрешил сегодня, а получил «по шапке» через три года. Он уже и забыл, за что. Но если это все сократить, сжать и проанализировать, то станет ясно, что греховные падения человека связаны со множеством его прежних духовных ошибок. Осуждение – одна из главных причин наших греховных преткновений. Человек, согрешая, тыкается носом в то, за что раньше или сейчас дерзал осуждать падающих и претыкающихся людей.

Духовный разум велит помнить о том, что каждый из нас может согрешить любым грехом. Любым грехом! Даже если человек уже старенький, все равно его может догнать какой-нибудь «молодежный» грех. Жизнь дает много примеров, когда люди, убеленные сединой, даже стоящие одной ногой в могиле, вдруг совершают грехи, за которые юноша хотел бы провалиться под землю. Любым грехом может согрешить любой человек. Знание этой правды и сердечное согласие с этим удерживают человека от высокомерия и от того, чтобы тыкать пальцем в чужие беззакония.

Подмечено народом: за что кого осудишь, в том и побудешь.

Когда собирался Первый Вселенский Собор, нашлись епископы и священники, которые понесли царю Константину, председателю Собора, доносы, полные жалоб и осуждений. Иногда справедливых, а иногда и клеветнических. Царь просил не носить ему все это. Он рвал эти доносы, не читая, и говорил: «Если я увижу согрешающего человека, если увижу епископа или священника, лежащего с женщиной, я покрою его плащом своим и отвернусь в другую сторону». Вот образец души, не ищущей лакомства в знании о чужих грехах!

Так же поступили братья – Сим и Иафет – по отношению к обнажившемуся во сне отцу. Ной напился сладкого вина, его сморило, и он лежал в шатре, неблагообразно раскинувшись. Хам увидел это зрелище и повел себя неподобающим образом: он позвал других. Вот яркий пример осуждения, радостной насмешки над чужим позором. А другие сыновья поступили иначе: они подошли спиной к отцу, покрыв свои плечи одеждой, и укрыли его. И человек, который, видя чужой грех, тычет в него пальцем и всех зовет посмотреть, точь-в-точь копирует поведение Хама. Ведь хамство – это не только когда с тобой не поздоровались при встрече, хамство – это смех над чужими грехами, огласка чужих слабостей и немощей.

Мало ли в прошлом человека таких событий и фактов, огласки которых он трепещет и боится? Да полным-полно! Если составить досье на каждого – то самое досье, которое пишут ангелы, – и раскрыть его перед глазами всей вселенной, то какой же стыд будет! Зачем же мне интересоваться чужими грехами?! То, что мы замечаем в ближних, живет и в нас, мы от этого сами тайно страдаем. Проверьте себя.

Если человек сребролюбец, то ему кажется, что весь мир ворует. Если человек развратен, то он уверен, что весь мир развратен и что все утопает в похоти. Если человек горд и хочет власти, ему кажется, что все борются за власть, все подсиживают его, все вокруг него мечтают залезть в его кресло, весь мир представляет собой для него арену борьбы за первенство. Каждый видит мир через цветное стеклышко своих страстей и грехов. У каждого в глазу стоят свои «линзы», и сквозь эти «линзы» человек смотрит на мир. Например, кто-то любит машины – и он замечает каждую новую модель. А кому-то машины до лампочки – и хоть бы телеги ездили по улицам, он не обратил бы на это внимания, потому что у него нет этого в сердце, у него и глаз не реагирует на это. Что внутри, то и снаружи. И человек снаружи замечает лишь то, что у него уже есть внутри.

В Евангелии от Луки Господь говорит о бревне и глазу, то есть намеренно сдвигает ближе друг к другу несопоставимые вещи: бревна и глаза. Глаз – это очень тонкий орган, одно из доказательств бытия Божия. Глаз – свидетельство того, что человек сотворен

Великим Художником, а не произошел в результате эволюции. Можно открыть любой популярный учебник анатомии и прочитать, насколько сложно устроен глаз. Самые упертые атеисты, рассматривая человеческий глаз, начинали понимать, что эволюция – это басня. Мы – чудо, вышедшее из рук Божиих. И Евангелие про глаз говорит несколько раз. Например, говорит, что «светильник тела есть око. Если око темно, то и все тело темно будет; если око светло, то все тело светло будет» (см.: Лк. 11, 34). И еще говорит: «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Лк. 6, 41). Повторю, что бревно и глаз несопоставимые вещи.

Осуждение – одна из главных причин наших греховных преткновений. Человек, согрешая, тыкается носом в то, за что раньше или сейчас дерзал осуждать падающих и претыкающихся людей.

Человек, осуждающий другого, замечающий соринки в чужих глазах, есть человек крайне бесчувственный к своим личным грехам. У него целое бревно в глазу! Нечто невозможное по степени греха творится с ним! Что-то невыносимое есть у него на совести! Однако он этого не чувствует, а считает себя вправе смотреть туда, куда его не просят.

Будем учиться накладывать пластырь на рану, а не мимо нее, к больному месту, а не к здоровому. Заповедь о неосуждении в информационном обществе имеет особую актуальность. Мы, например, часто осуждаем тех, кого вообще не знаем. Пресса и телевидение постоянно рассказывают нам про чужие грехи. Рассказывают, чтобы мы посмеялись, осудили, пафосно пофыркали у экрана. Атмосферой осуждения полна вся современная пресса, в особенности так называемая желтая пресса. Отстранитесь на шаг от современности, присмотритесь. Разве это не сумасшедший дом?

Евангелие пытается донести человеку небесную истину: нельзя судить людей. Ты, человек, ничего не знаешь про другого. Ты можешь видеть грех, но не видеть покаяния.

«Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего», – говорит Господь (см.: Мф. 7, 5). Если ты хочешь помочь человеку, а не просто мыть ему кости, ты должен сначала вытащить реальное бревно из собственного глаза. Тогда и чужую соринку сможешь аккуратно извлечь пинцетом. Отношения моего и твоего греха – это всегда отношения бревна и соринки. Всегда, по Евангелию, мой грех – это бревно, а твой грех – это соринка. Так же думай и ты.

Это как в бинокле – там есть увеличивающие стекла и уменьшающие. Чужие добрые дела рассматривай в увеличительное стекло – пусть они кажутся большими. На свои добрые дела переворачивай бинокль – пусть они видятся маленькими. Это правильный взгляд. С грехами все наоборот. Когда человек рассматривает свои грехи, пусть смотрит в бинокль как обычно: «Ух ты, да там действительно бревна!» На чужие – переворачивай его: глядь, а там песчинка.

В очередной раз Евангелие пытается донести человеку небесную истину: нельзя судить людей. Ты, человек, ничего не знаешь про другого. Ты можешь видеть грех, но не видеть покаяния. Ты можешь вообще запутаться, потому что подлинная святость ведь на святость не похожа. И настоящий смиренный человек никогда не скажет, что он смиренный. Настоящая святость так утаивается от взглядов и похвал, что ее легко или не заметить, или перепутать.