Текст книги "Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия"

Он вынес их на берег. Обоих уже свели судороги. Калугин принялся отчаянно высасывать яд из двух багровых ранок на плече Иры. Про шкета он поначалу даже забыл, но память вернула его к реальности, и он начал высасывать яд и у потерявшего сознание очень важного мальца.

В это время к песчаному берегу прибежал водитель «Волги». Калугин оставил его в паре сотен метров от реки, чтобы тот ждал указаний и отдыхал. Его-то и разбудили выстрелы. Через несколько минут они оба делали детям искусственное дыхание. Но Андрей и Ира так и остались в бессознательном состоянии. Вскоре к ним присоединился сам Калугин. Яд каким-то образом попал и в его кровь.

Они лежали на песке с открытыми глазами, их сердца остановились, зрачки глаз почернели. Как бывает с людьми в минуты клинической смерти. Их астральные тела вышли из телесных оболочек, зависли в нескольких метрах над собственными трупами, с интересом наблюдали за происходящим. Поначалу водитель сел на песок, схватился за голову, но быстро вскочил и побежал за машиной. Подогнал ее к берегу, втащил сначала Калугина на место рядом с водителем, затем осторожно положил детей не заднее сиденье.

Глава 2

Машина уехала. Астральные сущности, похожие на дрожащие в знойном мареве завихрения выхлопных газов уехавшего автомобиля, устремились к воде. Миг – и с легким дуновением ветерка они понеслись к другому берегу и растаяли в камышах.

– Какого лешего вы, Ирина Михайловна, полезли в воду? – прорычал Калугин. Но Ирина никак не прореагировала на его слова, как и маленький шкет. Офицер отвел взгляд от смутного силуэта девочки и не увидел ничего. Лишь ощутил присутствие воды, словно они оказались по другую сторону загадочного полотна Архипа Куинджи «Лунная ночь на Днепре». У ног – аспидно-черная застывшая вода, над ней расходящаяся во все стороны неосязаемая черная субстанция. Луны не было, лишь где-то вдалеке сверкнула молния, отразившись в стекле воды, затем вторая, но раскатов грома слышно не было. Наконец, в абсолютной тишине послышался отчетливый шелест струй.

К берегу приближалась лодка. Ее крутые борта отражались в неподвижной воде. На корме возвышалась человеческая фигура в длинном плаще. На черное лицо, с серыми пятнами глазниц и ноздрей, надвинут глубокий капюшон. Лодка причалила к берегу, все трое с ужасом принялись разглядывать незнакомца. Олег Калугин наконец понял, что происходит. Первым дернулся Андрюша и спрятался за его спину. Ирина будто окаменела, глядя не мигая на зловещую фигуру. Лодочник стоял неподвижно, не обращал на них никакого внимания.

– Что же, детки, это за нами, – тихо проговорил Калугин.

– Кто он? – пропищал из-за спины детдомовец, пытаясь крепче прижаться к взрослому дяде. Но их силуэты лишь скользили друг о друга, зацепиться не получилось.

– Это паромщик, ваше американское отродье, – грубо ответил Калугин, его распирало от злости. Но ребенок никак не прореагировал на его слова.

– Какой еще паромщик? – спросила наконец Ирина, поскольку зловещая фигура человека в капюшоне по-прежнему никак на них не реагировала. Тот по-прежнему стоял на корме, вполоборота к офицеру и двум испуганным детям. Он никуда не торопился.

– Какой паромщик? Обычный! Только я, Ирина Михайловна, не возьму в толк – как меня, коммуниста, хотя и тайно крещенного моей дорогой бабушкой, угораздило оказаться в языческом царстве мертвых? Читали вы «Мифы Древней Греции»?

– Нет, – ответила дочь секретаря крайкома.

– Мне страшно, – вновь пропищал шкет, но Калугин перестал обращать на него внимание.

– Не буду морочить вам, Ирина Михайловна, голову. Полезли вы в реку с гадюками, укусили они вас вместе с вашим дружком, и вы умерли. И я, дурак, с вами. Хотя компания хорошая – дочь будущего генерального секретаря ЦК КПСС и племянник будущего президента США. Увы, праздник жизни для всех нас не состоится – позвольте помочь вам забраться в лодку. Паромщик без нас никуда не уедет, а нам идти некуда – сами понимаете – в царство мертвых можно попасть только через эту реку.

– Хочу домой, – неожиданно завыл молокосос, но Калугин уже шагнул к лодке, обернулся и протянул руку Ирине.

– Вперед, моя королева! И вы, мой друг! Оставшиеся века мы проведем вместе – все же родственники по крови. Я отсасывал яд по очереди у вас обоих. Так что капля-дру-гая крови растворилась в нас троих!

Ирина взяла его протянутую руку, они вместе шагнули в лодку. Это оказалось совсем просто – взлететь на ее потертые, отполированные миллиардами предшественников доски. Вслед за ними туда же прыгнул и Андрей. Даже он понял, что без него паромщик не отплывет, а бежать было некуда – кругом кромешная тьма, и только лодка стояла у берега в сполохах неслышимых далеких молний. Малец тихо заскулил, лодка тронулась в пустоту. Берег исчез.

Калугин молчал. Ему не хотелось говорить. Даже не хотелось себя жалеть и думать, что все это неправда. Обычно в самый разгар ночных кошмаров его обязательно будила мысль, что это всего лишь сон. И Олег просыпался. На этот раз наваждение не проходило: он отчетливо помнил, как стрелял из пистолета в голову гадюки, как нырнул в противную теплую воду и тащил двух идиотов на берег. Увы – уже без признаков жизни.

И вдруг – новая реальность. Он стоит в лодке, перед ним сидят двое детей. Он иногда посматривает в сторону паромщика, но тот, как и прежде, не обращает на них никакого внимания. Лишь журчание воды выдавало то, что лодка движется.

Ирина и Андрей сидели перед ним, молчали и будто бы спали. Их последний путь проходил плавно и печально, без ухаб и тряски. Да и может ли бестелесная сущность, каковой Калугин себя уже признал, ощущать, скажем, силу тяжести или перемещение в пространстве? В какой-то момент Олег почувствовал, что голову начинает заносить назад, он не может больше стоять на ногах и вот-вот упадет. Такие позывы обычно случались в юности после жестокой пьянки. Даже в горизонтальном положении тела ноги сами летели вверх, а голова падала вниз.

Он инстинктивно присел и вцепился руками за борт. Вдалеке вновь полыхнула молния. На этот раз из-за невидимого горизонта прилетел раскат грома. Прямо по курсу из воды показалась огромная антрацитовая скала. Она стремительно росла, вода с шумом стекала с нее и падала вниз, превращаясь у поверхности в огромное облако водяной пыли. Оно быстро росло и мерцало в невесть откуда взявшемся лунно-ртутном свете. Калугин вдруг ощутил, что Андрей и Ирина положили руки на его плечи и стоят за его спиной. Оба смотрели на растущую из темной воды скалу, как, бывало, смотрели на врагов народа старые чекисты – со сталью во взгляде и без капли страха. Их глаза сузились, кожа покрылась черной змеиной чешуей. Лишь узкие желтые щели в зрачках проблескивали в сполохах далеких молний. Калугин и дети ощутили себя древними пресмыкающимися. Все трое смотрели на вершину скалы.

Над ней появилась блестящая корона, затем стали вырываться гигантские протуберанцы, от которых их новая змеиная сущность, требующая постоянного тепла, пришла в восторг. Но хаос продолжался недолго, протуберанцы начали скрещиваться в дрожащие, полыхающие огнем, косые линии китайских иероглифов.

– Грядут два властелина – меченый и волосатый! – многократно перекрывая шум падающих потоков воды, голосом Юрия Левитана прочел мерцающий аспид – детдомовец. Протуберанцы заколыхались от его мощи, вновь начали стремительный танец в потоках загробных магнитных полей с молниеносными выпадами огненных жгутов. Мгновение – они вновь выстроились в горящие иероглифы.

– Река смоет белое, черное и красное. Останется желтое! – пропела змея Ирина низким контральто Тины Тернер. Последние два слова разнеслись эхом по всей загробной пустоте. Протуберанцы вновь ожили, опоясали вершину ровными дугами горящих жгутов.

– Ибу ибуди – хайдау муди! – Калугин прочел иероглифы трубным гласом Ангела, предвестника Страшного суда, начал увеличиваться в размерах, опираясь на скрученный кольцом хвост. То же самое происходило с Андреем и Ириной. Вытянувшись черными свечами ввысь, все трое прониклись смыслом последнего пророчества, которое досталось Калугину.

– Шаг за шагом можно достигнуть цели! – прошипели они, словно засыпая.

Протуберанцы замедлили конвульсии, дуги электрических разрядов замерли. Змеиная чешуя у всех троих заискрила, по ней побежали желто-фиолетовые искры. Гадюки вывернули пасти и обнажили клыки. Их хвосты сплелись трехпрядной ханьской косой Бянь-фа. Чудовище повернуло морды в сторону паромщика и прошипело.

– Я умер?

Блеск протуберанцев враз прекратился, скала растаяла в черноте, как будто ее и не было. Паромщик по-прежнему стоял не шелохнувшись. Но триединая змеиная сущность услышала тихий шепот.

– Еще не время.

Эти слова стали сигналом обратного отсчета времени. Астральные тела всех троих нырнули в поле земной гравитации. Еще мгновение – и они оказались в своих земных оболочках. В сельской амбулатории вокруг не подающих признаки жизни тел уже суетился десяток людей в белых халатах. Остро пахло нашатырем и серой.

* * *

Новенький Ту-154 мягко приземлился во Внуково, не останавливаясь, зарулил на стоянку. Из иллюминатора Олег увидел черную «Волгу», что стояла рядом, метрах в десяти от подаваемого трапа. «34–43 МОЛ» прочитал он номер и удивился той важности, которую придавал Юрий Андропов его скромной персоне. Серия «МОЛ» Комитета госбезопасности обслуживала только важных охраняемых лиц. Другим шиком «конторы» было сложение парных цифр, разделенных черточкой. Сумма каждой должна быть одинаковой. В данном случае была семерка – любимое число московских партийных шишек. Самому Калугину семерка вдруг напомнила угрожающую позу змеи.

Он сидел на первом ряду. Как только стюардесса открыла дверь самолета, он резко встал, холодно посмотрел в глаза улыбающейся девушке в пилотке с кокардой «Аэрофлота» и сбежал по трапу. Водитель «Волги», одетый в классическую белую рубаху и черные брюки, уже стоял у открытой задней двери.

– Сяду спереди, – коротко бросил ему Калугин, сам распахнул переднюю дверь и сел в машину. Водитель аккуратно подхватил его спортивную сумку, положил на заднее сиденье и захлопнул дверь. И лишь когда «Волга» тронулась в сторону ворот аэропорта, стюардесса начала выпускать из самолета остальные полторы сотни пассажиров.

Председатель КГБ СССР Юрий Андропов вызвал к себе Олега Калугина сразу после того, как военные медики буквально вытащили с того света всех пострадавших от укусов змеи. Горбачев с Раисой Максимовной неделю не покидали больничную палату, где лежала их дочь. Они почти не разговаривали друг с другом, мысленно проклиная тот день, когда поддались уговорам сопливого соседа и отпустили единственную дочь в речной гадюшник. Как положено крупному партийному работнику, Горбачев при встрече лишь сухо поблагодарил Калугина. С обслуживающим персоналом, даже если это охрана от КГБ, он не считал нужным миндальничать.

Сам Калугин, как только пришел в себя, велел врачам перевести в военный госпиталь мелкого сопляка Разина, которого поначалу положили в обычную городскую больницу Ставрополя. Он вдруг ощутил его, Ирину и себя частью единого целого – почти Медузой горгоной. Сравнение забавляло его, но из головы не выходила картина черного мира мертвых и китайские иероглифы. Их смысл был будто бы ясен, но значение еще предстояло постичь.

Машина быстро проскочила Ленинский проспект, свернула на Октябрьской площади к Кремлю и по проспекту Маркса, бывшей Моховой, вырулила на Лубянку, к главному входу. Массивная дубовая дверь, способная, казалось, выдержать атомный взрыв, тяжело открылась, и он прошел в вестибюль. Боец с синими погонами проверил его служебное удостоверение, и он вбежал по лестнице на второй этаж. Здесь располагалась приемная председателя.

Коридор постоянно освещали лампы дневного света, поскольку окон на улицу в нем не было. Здание на Лубянке в начале XX века было доходным домом страхового общества «Россия». С той, дореволюционной, поры оно так и оставалось в гостиничной компоновке – длинный коридор с красной ковровой дорожкой и номера, которые при Феликсе Дзержинском стали кабинетами начальников. Сначала ВЧК, затем ОГПУ, затем НКВД и вот сейчас – КГБ СССР. Главные начальники сидели не на верхних этажах, как могло показаться по незнанию – мол, высоко сижу, далеко гляжу. Нет, стареющие партийные работники, а к таковым совсем скоро должен был присоединиться и Андропов, старались устроиться пониже, чтобы не зависеть от лифтов. Так, на всякий случай. Вот и Юрий Владимирович выбрал себе второй этаж.

Перед входом с лестничного пролета в коридор, как и положено в строго охраняемых организациях, стоял стол с классической лампой зеленого стекла. За ним сидел офицер. При появлении Олега он встал, отдал честь и попросил предъявить удостоверение. Сверив фотографию с оригиналом, коротко спросил:

– Товарищ майор, имеете при себе табельное оружие? Нож? Портсигар? – Он холодно смотрел в глаза Калугина, но тот, выдержав положенную паузу, четко ответил:

– Никак нет, товарищ капитан, могу идти?

– Идите, товарищ майор! – Он вернул удостоверение Калугину и добавил: – Вам прямо, третья дверь налево.

Калугин пошел по коридору и через несколько метров остановился у двери приемной. Справа от нее висела табличка:

Председатель

Комитета государственной безопасности

Союза Советских Социалистических Республик

Юрий Владимирович Андропов

Калугин отворил дверь, вошел в просторную приемную. Дневной солнечный свет заставил его прищурить глаза. После мрачного коридора сразу стало как-то спокойнее. За окном высилась гранитная махина памятника Железному Феликсу. Слава тебе господи, он смотрел не в окно приемной председателя, а куда-то в сторону новенькой гостиницы «Россия», что построили несколько лет назад рядом с Кремлем. В приемной сидели три секретаря и двое посетителей. Один из секретарей с погонами полковника, возможно – ординарец председателя, встал из-за стола, изобразил добрую улыбку и вежливо сказал:

– Здравствуйте, товарищ майор! Присядьте, пожалуйста, я доложу о вас Юрию Владимировичу. – Он указал на черный кожаный диван с прямой спинкой, на котором сидел человек в гражданской одежде. Он с интересом рассматривал Калугина, как видно, удивившись реакции секретаря председателя Комитета. Тем временем полковник сел на место, поднял одну трубку телефонного коммутатора и нажал первую клавишу сверху.

– Товарищ председатель, к вам майор Калугин, – и тут же: – Есть, товарищ председатель! Два чая и бутерброды!

Он положил трубку, вновь встал со стула и обратился к Олегу:

– Товарищ майор! Юрий Владимирович вас ждет, проходите, пожалуйста!

После этих слов оба посетителя посмотрели на часы и одновременно вздохнули. Было ясно: ждать им придется долго. Калугин открыл дверь кабинета председателя, оказался в предбаннике, открыл вторую дверь и вошел внутрь. За его спиной обе двери бесшумно захлопнулись.

Андропов сидел за большим столом, с классической настольной лампой под зеленым стеклянным абажуром, что-то дочитывал. Сравнительно небольшой кабинет с темными дубовыми панелями по стенам выглядел аскетически скромно. Несколько шкафов с книгами, карта СССР на одной стене, карта мира на другой. Рельефный глобус полутораметрового диаметра с цепочками гор, впадинами морей и океанов, подводными горными хребтами. Длинный стол, два десятка стульев, в углу журнальный столик с парой кожаных кресел. В другом углу – огромные напольные часы темно-вишневого дерева с мудреным циферблатом. Часы громко тикали и, казалось, вот-вот разразятся громким боем.

– Ну, здравствуй, Олег Данилович! – произнес наконец Юрий Владимирович, снимая очки с оправой без нижнего ободка, которые он так любил.

– Здравия желаю, товарищ председатель Комитета государственной безопасности! – четко проговорил Калугин, но руку к голове, как и положено военным, прикладывать не стал. Вытянул их по швам. Без фуражки прикладывать руку к голове – не по уставу, в отличие от американцев. У них к пустой голове руки прикладывают все кому ни лень – от отставного корабельного кока до президента.

Председатель сидел за письменным столом в белой сорочке и сером джемпере без рукавов. Его тонкие, обычно плотно сжатые губы расслабились. Он улыбнулся, встал, вышел из-за стола и обнял подошедшего к нему Калугина.

– Рад, что все обошлось, – проговорил он и похлопал майора по плечу, – думал, сорвешь весь план, сорвешь по дури! – Андропов держал Калугина за плечи и внимательно, по-отечески смотрел на Олега. – Ну не будем об этом! Докладывай в деталях. – Он указал рукой на журнальный столик. С одного из многочисленных телефонов председателя раздался тихий звонок и голос ординарца, которого Андропов назвал Николаем, доложил:

– Чай готов, разрешите войти?

– Давай неси, – ответил, не глядя на коммутатор, Андропов.

Они подошли к столику, сели. Председатель откинулся на мягкую спинку кресла, Калугин соблюдал субординацию и устроился прямо, поджав ноги под сиденье. В кабинет вошел ординарец.

– Поставьте сюда, – жестом указал Андропов, и тот аккуратно «приземлил» с подноса на инкрустированную поверхность столика два стакана с чаем в серебряных подстаканниках, сахарницу со щипчиками, тарелку с сушками. На второй тарелке лежала стопка бутербродов из белого хлеба с любительской колбасой. Такая «Любительская», светло-розовая с ярко-белыми кусочками жира, продавалась только в Елисеевском на улице Горького. Калугин всегда покупал ее, когда приезжал сюда в командировку.

Андропов о чем-то задумался. Вытянув нижнюю губу, он не мигая смотрел в пространство перед собой, будто забыв про Олега. Последние две недели после ЧП в семье Горбачевых, когда Калугин Олег находится между жизнью и смертью, он почти не спал, стал раздражительным. Слишком большая ставка на этого парня была сделана им почти пятнадцать лет назад.

В конце пятидесятых, сразу после работы послом СССР в Венгрии, Юрий Андропов был направлен в аппарат ЦК КПСС на должность заведующего отделом. Курировал международные дела, и в первую очередь Китай. Но по личному указанию Хрущева главной его задачей стала проработка курса на сближение с Западом – слишком велик был страх перед ядерной войной, о которой не говорил в то время только ленивый. Но как готовить это сближение? Проще сказать, чем сделать. Маячила игра вдолгую – лет десять, а может, и все сто. Ясен был лишь механизм: заставить руководителей стран – не Хрущева и Трумэна, а тех, кто придет после них, начать друг к другу хотя бы принюхиваться. Для начала. Дипломатия – само собой, но в первую очередь предстояла игра на «невидимом фронте».

Андропов мало понимал в разведке и начал с очевидного. Попросил своего старого знакомого, первого председателя только что организованного Комитете госбезопасности генерала Ивана Серова, присмотреть ему перспективного парня. Так, чтобы никто об этом не знал. Никто! Этакого Джеймса Бонда, из романов англичанина Флеминга. Его книжки стали издавать в Британии в середине пятидесятых, но наши партийные деятели могли читать их в переводе. Книжонки делали мизерными тиражами специально для членов ЦК. Ну, чтобы знать повадки врага в лицо.

Генерал Серов справился с просьбой быстро. Выбор пал на слушателя Высшей разведшколы номер 101 при Совмине. Его звали Олег Данилович Калугин, двадцати четырех лет. Умный, без дурных привычек, с безупречным здоровьем и биографией, сын сотрудника Ленинградского НКВД.

Андропов, не откладывая, прочитал личное дело слушателя разведшколы, посмотрел фотографию. Ничего азиатского, европейские черты лица, строгий взгляд, выдающие сильный характер тонкие губы. Закрыв папку с личным делом, он по «вертушке» поблагодарил генерала Серова.

Разведшкола базировалась в подмосковной Балашихе, и курсанта Калугина немедленно вызвали на Старую площадь, прямиком к завотделом ЦК партии Андропову. По тем временам – начальнику огромной, почти нечеловеческой величины. В его кабинете у них был долгий разговор. Калугин оказался политически подкован, знал имена лидеров мировых держав, разбирался в международном коммунистическом движении. По Китаю был слабоват, но Китай пока не беспокоил и самого Юрия Владимировича. Беспокоили Соединенные Штаты.

Что-то подсказывало Андропову, возможно особое чутье, что курсант человек надежный. И он без долгого, многодневного прощупывания предложил Калугину особую работу на всю жизнь. Обозначил и конечную цель – помочь советскому руководству создать условия сближения с США перед угрозой начала термоядерной войны. Олегу предстояло немедленно отправиться на стажировку в США, в Колумбийский университет Нью-Йорка под прикрытием студента факультета журналистики. Если будет попытка его вербовки – поломаться только для вида. И пойти на контакт.

Андропову, как всегда, повезло и на этот раз. В Нью-Йорке, сразу после начала стажировки, на контакт с Олегом вышел вербовщик ЦРУ и предложил нехитрую комбинацию: Калугин «вербует» бывшего русского, «обладателя» ракетных секретов. Получает от него настоящую информацию о ракетном топливе, передает ее в Москву. После возвращения домой становится в Москве агентом ЦРУ.

Калугин, ясное дело, долго и убедительно открещивался от измены родине, но через неделю позволил напоить себя в компании «студентов» и затащить в постель с проституткой. Там его, советского студента, и сфотографировали. Случилась классическая «медовая ловушка», крупнейшими специалистами в которой были как раз в КГБ. Олег с удовольствием закрепил на практике все ее фазы, поскольку изучал тонкости «медовой ловушки» лишь теоретически, в разведшколе. Предъява не заставила себя ждать.

На следующий день, в перерыве между лекциями, человек в темно-сером плаще и черной фетровой шляпе предъявил Калугину фотографии его морального падения. На размышление дал три дня. Олег, как и положено припертому к стенке советскому человеку, все эти дни по-черному пил, не брился и не менял белье. Когда к нему пришли за ответом, вонь, пустые бутылки на полу, небритое и мятое лицо стали лучшим доказательством его личной трагедии и осознания невозможности отказаться.

Так началась игра вдолгую подающего большие надежды заведующего отделом ЦК КПСС Андропова. Затем было возвращение «студента» домой, долгий разговор с Юрием Владимировичем и новая командировка в США. На этот раз в качестве корреспондента «Московского радио» в Нью-Йорке. Затем новое возвращение в Москву и новая командировка уже в качестве пресс-секретаря посольства СССР в США, затем стремительная карьера уже в центральном аппарате КГБ СССР. Все это время он исправно писал донесения в ЦРУ. Причем шифровки шли лично директору ЦРУ, поскольку Калугин занимал важнейшие посты в иерархии КГБ – вплоть до начальника Управления внешней разведки. Андропов передавал через Калугина действительно важные сведения. Вплоть до имен нескольких резидентов советской разведки в Европе и США. Но конечная цель оправдывала эти жертвы. Калугин стал для американцев особо секретным кротом в КГБ. Проходил под конспиративным именем Sturgeon – «Осетр». О нем знал только директор ЦРУ. Причем уходящий директор ЦРУ передавал этот контакт новому только наедине, чтобы об «Осетре» больше не знал никто, кроме самого высокого руководителя разведки. Все, кто был причастен к его «вербовке» в Нью-Йорке, были ликвидированы. Таким образом, об «Осетре» знали только Юрий Андропов и директор ЦРУ.

На этом первая фаза задумки Андропова – самая простая – была завершена. Почтовый голубь, а точнее, секретный канал связи с директором ЦРУ был налажен. Наступила фаза поиска будущего советского лидера, который не станет пугать американцев. Еще лучше – усыпит их бдительность либо своим миролюбием, либо простодушием, либо просто глупостью. Выбор Андропова пал на бывшего комбайнера Михаила Горбачева. Оба его деда были репрессированы. Полгода в детстве прожил под немецкой оккупацией.

Из личного дела на комсомольца Горбачева Юрий Андропов узнал, что тот закончил юрфак МГУ, был в меру туповат и упрям, сам пролез в руководство ставропольского комсомола, и уже там был замечен кадровиками КГБ. К 1970 году уже Андропов, став председателем Комитета госбезопасности, сделал его первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. А Олег Калугин был направлен под его начало в качестве официального прикомандированного от «органов», что являлось обязательной практикой. Напутствуя Олега, Юрию Андропову даже не понадобилось вилять и наводить тень на плетень. Калугин был посвящен в самое главное: Горбачев взят в разработку на должность генсека ЦК КПСС, то есть будущего властителя Советского Союза. Андропов надеялся увидеть этот момент и был уверен, что Олег Калугин продолжит его дело, если с ним что-то случится.

Перед отъездом в Ставрополь вместе с председателем КГБ они составили текст шифровки председателю ЦРУ Ричарду Хелмсу. В ней «Осетр» доложил, что получил новое назначение от Юрия Андропова. Что отбывает в Ставрополь куратором КГБ первого секретаря Ставропольского крайкома КПСС, возможного сменщика Брежнева на посту генсека – Михаила Горбачева. В ответной шифровке оказалось минимум текста: «Осетру. Успешного выполнения. Сообщите, что нужно для работы? Сумма? Оборудование? Отец». Отцом в их радиообмене подписывался директор ЦРУ.

* * *

Председатель Юрий Андропов отогнал наконец эти воспоминания от себя. Поднял голову и внимательно посмотрел в лицо Олега. Что-то в нем изменилось. Взгляд! Калугин не мигая глядел на него и как будто покачивался из стороны в сторону.

– Хоть понимаешь, чем ты, а вернее, я рисковал, когда ты бросился спасать мальчишку и эту, как ее, дочь Горбачева…

– Ирину, – напомнил Олег, в его зрачках мелькнула желтая искра. А может, председателю это показалось?

– Вообще говоря, не думаю, что главное в той истории – эмоции. До сих пор ты был вполне разумный офицер. Дочь Горбачева, погибни она от укуса змеи или по любой другой причине, не повод прерывать операцию ценой твоей жизни. Надеюсь, ты помнишь, что ни твоя, ни моя жизнь уже нам не принадлежат? Отдай ты Богу душу, и дело последних пятнадцати лет, которому мы фактически поклялись отдать жизни, закончилось бы на взлете. Заменить тебя я уже не смогу. – Андропов оторвал спину от кресла, взял бутерброд с колбасой и принялся жевать. Другой рукой взял щипчиками кусок колотого сахара и бросил в стакан. Чай уже подостыл, но не это было сейчас важно. Председатель явно ждал, что ответит Калугин на его недвусмысленный упрек.

– В том-то и дело, Юрий Владимирович, что эмоций там было ноль! – Олег соединил первый и указательный палец в гьян-мудру, похожую на ноль, и поднял ладонь на уровень глаз. Андропов не перебивал, спокойно жевал бутерброд, не притрагиваясь к стакану с чаем. – Все дело в мальчишке. Разин Андрей Александрович, сирота и детдомовец 1963 года рождения, как банный лист прилип к жопам всех Горбачевых. Сначала к матери Михаила Сергеевича – Марии Пантелеймоновне. Затем ко всем остальным. Живет у ее соседки. Она уже не первый год берет его из детдома на лето.

– Веская причина, кто ж детдомовца пожалеет, кроме нас, чекистов? Вы, часом, не родственник Дзержинского? Он тоже любил беспризорников. – Андропов покончил с бутербродом, взял подстаканник с чаем и принялся громко, со звоном ложкой о стекло, размешивать сахар. Очень злился.

– Юрий Владимирович, все не так просто! Когда я привез Горбачевых к матери, этот беспризорник, как вы его назвали, сразу показался мне подозрительным.

– Слава богу! Вы же крупный профессионал, Олег! Сумеете отличить босяка от вражеского агента, – продолжал издеваться над Калугиным председатель. Он никак не мог остановиться. Но Калугин продолжал вести себя спокойно, и Андропов понял: лучше не перебивать и дождаться конца доклада. К тому же ему показалось, что зрачки майора начали темнеть. На мгновение ему стало не по себе. Но Калугин вновь заговорил, и наваждение улетучилось.

– Я выгрузил вещи Михаила Сергеевича, как и положено, дождался вечера. Охраняемые лица ушли в дом. Рванул в Ставрополь, в Управление, и полез в архив. Искал, есть ли что-то на этого сопляка Разина. – Андропов поставил подстаканник с остатками чая на стол, вновь откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе и уже серьезно слушал Калугина – тот явно чего-то нарыл. – Оказалось, что на него, вернее его родственников, органами НКВД давно заведено дело, еще в 1945 году. Детдомовец Разин оказался сыном некоей Валентины Барсуковой, дочери Екатерины Барсуковой, осужденной за связь и даже женитьбу с немецким офицером в годы оккупации. Екатерина Барсукова скончалась в лагерях. Валентина погибла с мужем в автокатастрофе, их сын Андрей остался сиротой.

– Так в чем же главное? – не выдержал Андропов.

– Главное в том, что немец, муж Екатерины Барсуковой, оказался ближайшим родственником молодого американского миллионера Дональда Трампа. По немецкому аусвайсу фамилия Екатерины была зарегистрирована немецкой комендатурой в оккупированном немцами Симферополе как Барсукова-Трумп по мужу. Деды этого немца и американского бизнесмена Трампа, рожденные еще в XIX веке в Германии, были родными братьями. Это их фамилия – Трумп. Один остался в Берлине, второй эмигрировал в США, где эта немецкая фамилия произносится как Трамп. Я навел справки и оказалось, что американец Трамп направо и налево раздает интервью и всякий раз хвастается, что обязательно станет президентом США. То есть хитрожопый замухрышка Андрюша Разин – дальний, но прямой родственник американца Дональда Трампа. И его фамилия на законных основаниях может значиться как Разин-Трумп. Или Трамп. Как вам больше нравится.

– Что известно о Трампе американском? – спросил Андропов.

– Выпускник Военной академии в Нью-Йорке, сегодня один из самых успешных американских бизнесменов. Извините за инициативу, но у меня проскочила мысль – узнай об этом директор ЦРУ, он непременно стал бы подталкивать Трампа в Белый дом.

– Зачем?

– Чтобы иметь на него тяжелый компромат – мол, в СССР у Трампа есть близкий родственник, сотрудник КГБ.

Андропов недоуменно вскинул брови.

– Если играть вдолгую, то Андрея Разина-Трумпа по достижении 18 лет можно сделать сотрудником КГБ и придать ускорение для получения воинских знаний – чем выше, тем лучше.

Андропов молчал. Замолчал и Калугин. Председатель удивился той легкости и простоте, с которой на его глазах вырастал второй этаж давно задуманной конструкции – руководителям спецслужб Советского Союза и Соединенных Штатов завести ручных президентов и генсеков. В конце концов, влияние было бы абсолютно перекрестное – здесь не обманешь. Под угрозой раскрытия деталей игры спецслужб, их руководители будут держать общий план под самым строгим секретом.