Текст книги "Аргентина. Квентин"

Глава 2
Дорога до Волчьей Пасти

Яркая обложка, глупые герои. – Подарок от мисс Виктории. – Вступайте в клуб, господин Вальтер Перри! – Мухоловка в подвале. – Мистер П и мистер Н. – Сержант Ларуссо и Волчья Пасть. – Подарок к Рождеству.

1

– …Желательно, чтобы ваша сторона серьезно отнеслась к переговорам. Я не связан с посольством, лишняя инстанция ни к чему. Разговаривать напрямую проще.

– Советскую разведку не устраивает моя кандидатура в качестве контрагента?

– Напротив, госпожа Мухоловка. Именно ваше участие обнадеживает. То, что мы о вас знаем, говорит в вашу пользу.

– Знаете обо мне? В самом деле? Значит, мое начальство прислало не того человека.

– Мир тесен. Девять лет назад, в 1927-м, в июльском восстании принимала участие совсем молодая девушка, студентка Академии искусств. Она была связной центрального штаба. Таких людей мы не забываем.

– Восставшим обещали помощь. А потом бросили.

– Нет, мы помогли всем, кому смогли. Связная штаба должна это знать. К сожалению, нам сообщили, что эта девушка попала в плен. Ее пытали, а потом убили.

– Это правда. Ее пытали и убили. Но данный факт не относится к теме переговоров. Прежде всего, мне велели передать, что ничего не изменилось. Наша страна отказывалась и отказывается впредь быть посредником в закупках оружия и военных технологий для СССР. И на официальном уровне, и нелегально.

– Это неразумно. Вы лишаетесь очень хороших прибылей.

– Напротив, это разумно. Вы не хуже меня знаете, что в правительстве есть сторонники ориентации на Гитлера, но есть и противники. Они не слишком дружны.

– Противникам Гитлера мы готовы всячески помогать.

– Вы не можете дать гарантии нашей независимости, а это главное. Гитлер взял курс на аннексию, помочь нам могут либо Франция, либо Италия. Сотрудничество с СССР в военной области, стань оно известным, обречет нас на полную изоляцию. Слишком велик риск.

– Я не уполномочен решать вопросы высшей политики. Но вы должны понимать, госпожа Мухоловка, что только моя страна сможет остановить Гитлера. Для этого нужна армия, и мы ее создаем.

– Помощь нужна живым, а не мертвым. По нашим оценкам, аннексия может произойти в течение двух ближайших лет. Если за нашу страну не вступятся, мы погибнем. Вы не успеете.

– Страны Запада готовы отдать Гитлеру половину Европы, чтобы натравить его на СССР. Решающая схватка неизбежна. Поэтому всякая помощь нашей стране ослабляет Рейх – и в том числе отдаляет вашу гибель.

– Два года назад Бенито Муссолини предложил создать Антигитлеровскую коалицию[15]15
  Это не фантастика. Дуче также принадлежит сам термин.


[Закрыть]. Вы даже не ответили. Я не вижу предмета для дальнейших переговоров.

– Такой предмет есть, госпожа Мухоловка. Разведка сама по себе не выигрывает войн, но оказать очень серьезную помощь может. Повторюсь: в интересах вашей страны все, что ослабляет Рейх и усиливает его врагов. Даже то, что на первый взгляд выглядит как совершенный пустяк. Недавно мы передали вам несколько книг. Наверняка вы их видели: яркая обложка, глупые герои…

– Чтение для озабоченных подростков. Приключения героического Капитана Астероида и его подружки в розовом скафандре с перламутровыми пуговицами…

– …А также описание отравляющего вещества «зарин», которое собираются производить в Германии, новейшего истребителя «Мессершмидт» и французского дальнобойного орудия последнего поколения.

– «И он нежно вошел в ее лоно…». Да, впечатляет. Что же вы хотите от нас?

2

Потолок в каюте был совершенно неопределенного цвета. С третьей попытки Уолтер обозначил его как светло-желто-розовый с легким дымком. Такого же тона стены, пол же вообще лиловый. Всезнающая дама в репродукторе объяснила, что данная цветовая гамма подобрана лучшими медиками Великого Рейха, как наиболее подходящая «для отдыха и расслабления».

В подобных изысках Уолтер Перри не нуждался. Спал он крепко, тем более сосед попался сознательный – не храпел и не буйствовал.

– Заффтак! – донеслось снизу. – Мсье Перри, кушать!

Места разыграли в орел-решку. Усатому живчику-французу досталось нижнее, американец вознесся на верхотуру, о чем нисколько не пожалел. Он и в поездах предпочитал верхние полки.

– Мсье Перри!

Фамилию Уолтера живчик произносил, само собой, с ударением на последнем слоге.

– Да-да, – спохватился Уолтер. – Уже иду. Как думаете, лягушки будут?

– Льягушки? Откуда? Этьи боши умеют готовьить только подмьетка с картошка. О-о, мсье Перри, как я не люблю бошей!

Про лягушек, а заодно и про немцев поговорили сразу же после знакомства. Сосед, узнав, что мсье Перри – американец, был чрезвычайно рад. Пребывать в одной в каюте с «бошем» ему было бы нелегко. Насчет же лягушек сообщил, что их и вправду едят, и ничего в этом военного нет. Вот улитки, которыми не брезгуют итальянцы-макаронники – это и вправду подозрительно.

От верхней полки до лилового пола – полтора метра с небольшим. Можно воспользоваться алюминиевой лестницей, но молодой человек предпочел просто спрыгнуть. Уже оказавшись внизу, сообразил, что по-прежнему держит в руках томик в твердой обложке. Взял, чтобы перелистать перед сном, потом пару раз раскрыл утром.

Глазастый сосед заметил, дернул изящными усиками.

– Мсье Перри, мсье Перри! Вредно чьитать льежа, мне это еще матьюшка запрещала.

Уолтер, метким броском отправив томик обратно на верхнюю полку, набросил пиджак.

– Смотря о чем. Я в детстве комиксы про Бурундука Робина при свече разбирал. Но эту – да, не стоит.

* * *

Книга, столь не угодившая Уолтеру Квентину Перри, именовалась «Квентин Дорвард». О Вальтере Скотте, своем тезке, Уолтер имел некоторое представление, еще школьником просмотрев подряд «Ламмермурскую невесту», «Ричарда Львиное Сердце» и целых две «Пертские красавицы», одну с Сильвией Кейн, другую с Луиз Морель[16]16
  Здесь и далее будут упоминаться художественные фильмы. Часть из них является авторским вымыслом.


[Закрыть]. Фильмы были так себе, не слишком интересные, красавицы же откровенно разочаровали. Он бы ни за что не взял с собой потрепанный томик с рыцарем на обложке, но с книгой была связана некая история, не слишком понятная, даже интригующая.

Начальников, шефов, боссов и всяких «сэр! так точно, сэр!» Уолтер навидался за свою не слишком долгую жизнь с избытком. Набрался впечатлений на сто лет вперед, а заодно и выводы сделал. Среди прочего уверился, что редкий начальник сам занимается делами. Его удел – рычать на подчиненных и жевать сигару. Работу делают секретари, и чем неприметнее они, тем к реальной власти ближе.

Его нынешний шеф словно сошел с журнальной картинки. Пухлые щеки, гаванская сигара, галстук в крапинку – и ноги на столе. Возражений не терпел, отметал с порога. Тех, кто угодил, угощал дрянным кубинским ромом, в провинившихся тыкал толстым пальцем с ногтем в маникюре. Недаром говорят, что у босса каждый перст – указательный! Всеми же делами занималась секретарь – мисс Виктория. Она была именно секретарем, а не легкомысленной «секретаршей» из голливудских комедий. Высокая, худая, не пойми какого возраста, в темном платье с застежкой под горло. Ни косметики, ни украшений. Говорила хрипло, взглядом прожигала. Над столом, где мисс Виктория вершила дела, красовалось фото в деревянной рамке. Там тоже присутствовала мисс Виктория – двадцатью годами моложе, в военной форме на фоне бомбардировщика Airco, он же De Havilland D.H.4.[17]17
  Все упоминаемые в тексте самолеты являются плодом авторского воображения.


[Закрыть]

Книги Уолтер получил именно от нее, вместе со всеми документами и билетом на «Олимпию». Но имелась все-таки некая странность. Томики с космическими чудовищами на обложке были выданы без всяких комментариев (кому их передать, объяснил шеф), брошюру про скалолазов велено непременно прочесть до прибытия в Европу. А затем случилась заминка. Мисс Виктория взглянула как-то странно, открыла ящик стола.

– Это вам, мистер Перри. История иногда повторяется. Можете не отдавать. Мой Квентин так и не вернулся.

Что сказать в ответ, Уолтер даже не представлял. Просто поблагодарил.

На лестнице, по дороге в бухгалтерию, задержался, взглянул на обложку. Автор Вальтер – и он Вальтер, герой Квентин – и он, выходит, тоже. Но почему история – повторяется? Открыл книгу, поглядел на первые строчки.

«Вторая половина пятнадцатого столетия подготовила ряд событий, в итоге которых Франция достигла грозного могущества, с той поры не раз служившего предметом зависти…»

Фразу не дочитал. Ничего не понял. Книгу спрятал подальше.

Прошлым вечером, одолев очередной раздел про скалолазов, снова достал томик с рыцарем. Настроился серьезно, изучил первую главу. Король Людовик, Карл, прозванный Смелым, герцоги Бургундский и Бретонский, вассалы, разбойники, плахи с топорами… «Взаимная ненависть двух великих государей достигла крайних пределов, вопреки заключенному ими между собой перемирию, правда временному и очень непрочному…» Невеселые дела творились в тогдашней Франции! Но он-то, Уолтер Квентин Перри, каким боком к этому прислонился? Его история совсем другая!

Открыл вторую главу, скользнул взглядом по строчке. «В одно прелестное летнее утро, в тот час, когда солнце жжет еще не слишком сильно, а освеженный росой воздух наполнен благоуханием…» Нет, мисс Виктория определенно перемудрила. Может, ей самой все это благоухание в детстве нравилось, вот и решила поделиться? А с виду такая серьезная женщина!

3

– Накрываю, – Уолтер положил короля пик поверх дамы и быстро взглянул на карты. Если он не ошибся… Барон еле заметно дернул усиками, и молодой человек понял, что таки ошибся.

Туз!

Дальше можно не играть. Поражение, да еще третье подряд! Ух, немец!..

– Предлагаю перерыв, – молвил фон Ашберг, аккуратно складывая колоды. – Не желаете заглянуть в бар, господин Перри?

– Не пью!

Оловянный взгляд из-под монокля блеснул насмешкой.

– Кстати, вы правы. Усы мне совершенно не идут. Но, знаете, привычка. Я стал носить такой фасон еще в те годы, когда ефрейтор Шикльгрубер отращивал под носом нечто, напоминающее собачий хвост.

– А я думал, вы за Гитлера, – ляпнул Уолтер и прикусил язык. Барон отодвинул карты, наклонился, взглянул прямо в глаза.

– Во время игры я не разговариваю о политике, господин Перри. Но если вам так интересно, могу пояснить в доступной форме. Когда горит дом, мне все равно, какие усы у брандмейстера.

Откинулся назад, на миг прикрыл глаза.

– Вспомните, что творилось в ваших Штатах во время Великой депрессии. Тут не только об усах забудешь… Не обижайтесь на мою племянницу, господин Перри. Не знаю, что она вам наговорила, но могу извиниться за все сразу.

Молодой человек перевел дух. Лучше уж про Зубную Щетку, чем про ефрейтора!

– Не за что извиняться, барон. Она меня за шулера приняла. Мол, разыгрываю простака, играть не напрашиваюсь, первые несколько партий сдаю.

– За шулера?!

Фон Ашберг, поймав выпавший монокль, моргнул, без особого успеха попытался пристроить стеклышко на место.

– С чего вы взяли?

Уолтер хотел процитировать дивную фразу про охоту за «дядиными деньгами», но так и не решился. Того и гляди, взгреет немец бдительную девицу. Зачем брать грех на душу?

Барон качнул тяжелой головой, взглянул серьезно.

– Дело совсем в другом, господин Перри. Но позвольте не углубляться в наши семейные обстоятельства. Скажу лишь, что Ингрид я воспитывал, как собственную дочь. Ее отец, мой старший брат, погиб еще до ее рождения. Кстати, именно там, под Маасом, где геройствовал ваш сержант. Мать умерла от «испанки»… Когда война кончилась, я узнал, что из всех родственников уцелела только девочка-младенец. Едва ли вам знакома подобная коллизия.

Молодой человек вновь предпочел промолчать, хотя ответить было что. Джон Рузвельт Перри-младший, конечно, не младенец, и его беспутный папа сгинул не на войне…

– Вероятно, из меня не лучший воспитатель, господин Перри. Ну, уж что выросло, то выросло. Буду вам очень благодарен, если вы не станете обращать внимание на ее эскапады… А сейчас, думаю, все-таки имеет смысл пропустить по стаканчику.

Уолтер привычно вскинулся, но фон Ашберг поднял тяжелую ладонь.

– Я помню. Однако позвольте высказать свое мнение. Я не имею ни малейшего права учить вас жизни, господин Перри. Но представим, что у меня есть не только племянница, но и племянник. Воспитывать и наставлять его – мой непременный долг. Ему бы я сказал так…

Придвинулся ближе, наклонился над столом.

– Вам кажется, что вы попали не в свой круг. Вам не по себе, хочется спрятаться, отгородиться стеной. Это ошибка! Человек сам создает себе свой круг, свой собственный мир. Вы – в его центре, и только от вас зависит, кого приблизить, а кого оттолкнуть. И не так важно, что вы не граф и не сынок миллионера. Вы молоды, сильны, здоровы, на вас хороший костюм, вы летите на «Олимпии», что доступно только избранным. Причем достигли вы всего сами, а не по отцовской милости. Именно вам должна завидовать вся здешняя публика. Вы – хищник в этом стаде.

Барон поправил монокль, неспешно откинулся на спинку стула.

– Все это, конечно, никак не касается вас лично, господин Перри. Вы в подобных советах не нуждаетесь. А выпить я предлагаю шнапс, в здешнем баре имеется отличный Obstler. Но если хотите экзотики, можете испробовать оба знаменитых коктейля с «Гинденбурга» – «Maybach 12» и «Kirschwasser». Теперь это фирменные напитки германского воздушного флота. Будет чем похвастать.

– А надо? – внезапно для самого себя спросил Уолтер.

Фон Ашберг сверкнул моноклем.

– Надо! Вступайте в клуб, господин Вальтер Перри!.. Кстати, отдадим дань здешним клубным традициям.

Барон неспешно извлек из внутреннего кармана угрожающего вида кожаный бумажник, раскрыл, достал визитную карточку на твердом картоне. Золотой обрез, золотые буквы.

– Прошу!

Уолтер вновь вспомнил суровую мисс Викторию, и не просто так, а с нежностью. Озаботилась, не забыла. Если бы не она, кем бы он, простак-простофиля, сейчас выглядел?

Бумажник, визитка… А в бумажнике еще целая стопка, на пол-Европы хватит.

Фон Ашберг, кивнув одобрительно, поднес карточку к глазам, всмотрелся. Недоуменно повел бровями.

– «Фонд адмирала Д. Г. Фаррагута»? Позвольте! Так вы, господин Перри, что, географ?!

Молодой человек задумался.

– В общем-то… Да!

Оловянный взгляд блеснул внезапным весельем.

– Однако! Признаться, первый раз вижу географа. И что же вы изволили открыть, господин Перри? Континент? Остров? Южный полюс? Северо-Западный проход?

– Только озеро, – честно ответствовал Уолтер. – Небольшое такое, круглое. Utka называется[18]18
  Такое озеро действительно существует.


[Закрыть].

* * *

История с озером приключилась через два месяца после того, как Уолтер устроился на новую службу. В фонд, названный именем почтенного адмирала, его занесло, можно сказать, случайно. Молодой человек, конечно, догадывался, что любой случай имеет не только имя с фамилией, но и должность, звание, а порой и агентурную кличку. Однако в его варианте все произошло и вправду само собой.

Как найти работу в Нью-Йорке? Способов полно, но результат не всегда радует – особенно если за плечами только школа и армия. Кормить же требуется троих: себя, Перри-самого младшего и еще голландского кролика, которого племянник тайком вывез из приюта. С самого детства Уолтер знал, что в Нью-Йорке неплохо живут журналисты, гангстеры и копы. В полицию, по стопам отца, идти не хотелось, бандитов парень не любил. В журналисты? Буквы связывать был не мастак, а вот фотографировать умел неплохо. От отца остался старый, но неплохой и надежный Kodak № 2 Flexo, однако в первой же редакции молодому человеку объяснили: надеяться не на что. Фотографии, тем не менее, понравились, и один из репортеров посоветовал гостю поискать счастья по некоему адресу.

Счастья Уолтер не нашел, но на работу его все-таки взяли. Служба оказалась хлопотной, почти без выходных и с немалыми издержками, из которых синяк под глазом был не худшим вариантом. Зато платили, не слишком много, но прилично. Хватало и на съемную квартиру в Ист-сайде, и на секцию бокса для себя и для младшего, и даже на проглота-кролика. Взамен приходилось бегать по всему Нью-Йорку, общаться с кучей не слишком приятного народа – и совершенствоваться в фотографии. Случались и командировки, когда всего на день, к примеру, в Нью-Джерси, а когда и на неделю-другую. Именно такая командировка – в Виксберг, штат Миссисипи, и привела его прямиком в Фонд Фаррагута.

Фаррагут оказался адмиралом, героем и вообще парнем хоть куда. Виксберг был местом его славы. В далеком 1863-м адмиральские корабли залпами в упор уничтожили прибрежные батареи упрямых «дикси». Некий свидетель этого события, вдохновившись виденным, написал воспоминания, а заодно собрал кучу документов и фотографий. Все это добро, три большие деревянные ящика, было завещано Фонду, основанному адмиралом и названному в его честь. Оформлено строго по закону, печати и подписи на месте – вот только ящики пропали.

Архив Уолтер отыскал – его успели перетащить в местный музей, директор которого проявил излишнюю резвость. Хороший хук справа поставил в этой истории твердую точку.

Следующее задание оказалось тоже связано с Фондом. На этот раз ничего не пропало, но некая старушка в Чикаго, дальняя родственница покойного журналиста и полярника Уэльмана, никак не могла назначить разумную цену за две папки с документами экспедиции 1898 года на архипелаг Франца-Иосифа. Уолтер вспомнил, как в Пэлл Мэлле менял гвозди на мыло, собрался с духом – и документы были куплены.

Руководство Фонда не осталось в долгу. На новой работе платили больше, синяки же доставались реже. Однако история с озером началась именно с синяка.

Близился очередной юбилей Золотой лихорадки. По этому поводу намечалась большая выставка, и новый сотрудник Фонда Уолтер Перри получил задание сфотографировать все, что осталось от легендарного поселка Нью-Скагуэй, затерянного где-то в среднем течении Юкона. Почему легендарного, молодой человек не имел ни малейшего представления. О драматических событиях на Аляске Перри знал только из фильма с Чарли Чаплиным. Золотоискатели виделись ему злыми бородатыми людоедами.

На аэродроме города Ном, где пришлось арендовать самолет, Уолтеру объяснили, что он во многом прав. И злые, и бородатые, и насчет человечинки случалось. Искомый Нью-Скагуэй тем и прославился. Холодную зиму 1897 года не пережил никто из его обитателей. О том, что увидели весной, газеты сообщали лишь намеками.

На месте все оказалось не так страшно. От зловещего поселка уцелело несколько почерневших бараков, в которых было абсолютно пусто. Тьма и запах гнили… Вокруг же, сколько хватало глаз, только высокая густая трава, лишь в отдалении, у одинокой серой скалы, несколько неглубоких провалов в земле – контуры исчезнувших могил. Ни надписи, ни креста.

Погода баловала, фотографии вышли на славу, но на обратном пути везение кончилось. Спасаясь от грозового фронта, летчик пошел на вынужденную посадку…

Синяк!

Озеро обнаружилось на следующий день, когда при виде очередной облачной эскадры пилот, пытаясь обойти беду, свернул на север. Места оказались совсем дикие, нехоженые и неезженые, требовался хоть какой-то ориентир, чтобы не жечь зря остатки топлива. Уолтер, которому Аляска успела уже изрядно надоесть, первым заметил серую водную гладь, ткнул рукой. Пилот развернул карту, удивился, протянул карту пассажиру.

О том, что он первооткрыватель, молодой человек узнал уже в Нью-Йорке. Название придумали без него. Многие озера Аляски носили русские имена и, дабы не ломать традицию, из словаря вытрясли подходящее слово.

Utka.

За See Ente[19]19
  Озеро Утка (нем.).


[Закрыть] и выпили первую.

* * *

За толстым стеклом плавала ночная тьма. Ничего не разобрать, ни дна, ни покрышки. Уолтеру уже в который раз подумалось, что «Олимпия» не летит, а плывет, причем под водой, в самых глубинах, подобно «Наутилусу» из старого немого фильма. Стало даже обидно. Спросят, как, мол, там, в поднебесье, а о чем рассказать? Про карты да про шнапс с коктейлями? На пароходе хоть дельфинами можно развлечься. Или айсбергом, как на «Титанике».

Завтра утром – уже Париж. Как-то быстро, не налетался еще.

В голове слегка шумело, и молодой человек с трудом удерживал себя от соблазна ткнуться лбом в стекло. Шнапс сам по себе еще ладно, а вот «Kirschwasser» (немного шнапса-киршвассера, побольше вермута, пару ложек сиропа-гренадина, лимон по желанию[20]20
  Подлинный рецепт.


[Закрыть]) оказался еще тем пойлищем. Вроде и мягок, а забирает сразу. И отпускать не хочет.

Выше, куда вела знакомая алюминиевая лестница, играла музыка. На этот раз не оркестр, а фортепьяно. Не алюминиевое, как на «Гинденбурге», а настоящее, фирмы «Блютнер», что служило предметом особой гордости экипажа. Один из пассажиров, известный музыкант, решил развлечь публику чем-то классическим. Уолтер предпочел держаться от высокого искусства подале. Джаз бы сыграли, что ли!

Он все-таки не выдержал и легко боднул стеклянную твердь. Сразу полегчало, как будто на лицо легла чья-то добрая ледяная ладонь.

– Фи! – явственно прозвучало сзади.

На этот раз чудо вырядилось в узкое облегающее платье черного колера. Голые костлявые плечи, темные перчатки до локтя, мундштук чуть ли не в полтора фута с погасшей сигаретой. Само собой, камешки, и на шее, и на лбу.

Та же щетка, только в ваксе.

– И вам добрый вечер!

Девица засопела, попыталась стряхнуть пепел. Сигарета выпала.

– Вы не слишком о себе воображайте. Я, между прочим, автомобиль ремонтировать могу.

– И я могу, – не стал спорить Уолтер. – И каждый это может. Вопрос в том, сдвинется ли он потом с места.

Чудо взмахнуло мундштуком, словно вчерашний дирижер – палочкой. Судя по жесту, племянница и сама недавно покинула бар.

– У меня двигается! Ну… Почти всегда. Я однажды даже часы починила, которые в гостиной, с маятником. До сих пор идут! Ясно вам, провинциал?

– А я – радиоприемник, – парировал провинциал. – И не однажды. А если однажды, то радиостанцию. Большая такая, с решетчатой антенной. Прямо посреди пустыни.

Дирижерская палочка, внезапно превратившись в меч, со свистом рассекла воздух.

– Не хвастайтесь! Я на Монблан поднималась. Два раза! Я даже на Таити была! А вы… Вообразили из себя невесть что! И… И у вас костюм плохо пошит. Вы в нем на суслика похожи!

– Похож, – покорно кивнул молодой человек. – Вылитый. А еще у вас бриллианты и денег много.

– Прекратите!

Не рассчитала силу голоса и закашлялась, надрывно, до слез в глазах. Уолтер поспешил вынуть из кармана платок.

– Грязный? – прохрипела девица, но платок взяла. Отдышавшись, долго вытирала губы, затем сжала платок в кулаке.

– А, вот вы куда нацелились! Не надейтесь даже, денег у меня нет. Папины, что в банке лежали, в труху превратились, когда кризис был. И бриллианты, чтобы вы знали, не мои, а тети Эллы. Так что можете не писать круги вокруг меня и дяди. Чините свои радиостанции и оставьте нас в покое.

Молодой человек хотел поинтересоваться, о какой, собственно, надежде идет речь, но не успел. Своенравный мундштук, воспользовавшись моментом, обрел свободу и весело поскакал по ступенькам. Уолтер проводил его взглядом, усмехнулся.

– Костюм тоже не мой. Фирма пошила, у меня на такой денег нет. И вообще, живу тихо, никого не трогаю, провинциал, на суслика похож. Никаких кругов не пишу и не собираюсь… А это платье, кстати, вам больше идет.

Сбегал за бойким мундштуком, вручил. Платок решил оставить чуду на память.

– Все равно хвастаетесь, – констатировала ничуть не смирившаяся девица.

– Почему?

– Потому. Тоже мне скромник. На костюм нет денег, а на «Олимпию» – есть. Так что не воображайте. Вы… Вы даже танго танцевать не умеете! Или я ошибаюсь?

На этот раз Ингрид фон Ашберг угодила в самую точку. Уолтер Перри был повержен.

4

Сырость пробирала до костей. Не выручали даже пальто из тяжелой темной кожи и теплые перчатки. Зима, давно уступившая очередь весне, каким-то недобрым чудом сумела остаться здесь, в подвале без окон и с железной дверью. Зато – ни клочка тьмы. Яркие лампы убили тени, залив пространство мерцающим белым огнем.

Мухоловка зябко повела плечами. До утра еще далеко.

– Руди, оставь нас.

Лейтенант Кнопка молча шагнул к двери. Парню «спортивных кондиций» было явно не по себе в этих стенах. Девушка невольно позавидовала. В коридоре теплее… Подождав, пока лязгнет тяжелый засов, сняла перчатки.

– Ты не захотела застрелиться. Почему?

На той, что стояла в самом центре белого пространства, не было ни клочка одежды. Голые ступни наполовину утонули в черной грязи, кожа побелела, подернулась синевой. Руки по швам, подбородок вверх, глаза широко раскрыты. Кровавые подтеки на лице, синяки на груди, глубокая царапина на худой шее. Взгляд пустой, погасший.

Выгорела.

– Я должна поговорить с министром. У меня есть на это право!

Мухоловка покачала головой.

– Уже нет. Ты даже не имеешь права умереть, пока я не разрешу. О чем ты думала, когда предавала? Среди бумаг профессора Пахты мы нашли несколько листов из следственного дела. Его вела ты.

– Я не виновата! – женщина бросилась вперед, протянула руку. – Мухоловка, ты же меня знаешь!..

Удар был короткий, даже без замаха. Обнаженное тело рухнуло в грязь. Девушка достала платок, вытерла руку.

– Как оказалось, нет. Встань!

Руки скользили в грязи, ноги не слушались, но женщина все-таки сумела подняться. Выпрямилась.

– Я не хотела, но меня попросили. Муж моей сестры…

Теперь голос женщины звучал еле слышно, на грани шепота. Мухоловка равнодушно кивнула.

– Расскажешь, когда станут потрошить. В Древней Греции во время следствия гражданам верили на́ слово, а рабов полагалось пытать, даже если они не лгали. Считалось, что людям без чести верить нельзя… Твоя беда в том, что ты слишком любишь жизнь. Не удивлюсь, если тебя просто купили. Твои платья, бриллианты, туфли из Парижа, твои кавалеры…

– То, чего никогда не будет у тебя, Мухоловка! Ты не поймешь, тебя даже от мужчин воротит. Ты все и всех ненавидишь. А я любила жизнь.

Плечи под кожаным пальто еле заметно дрогнули.

– Это не всегда взаимно.

Повернулась, шагнула к двери, резко постучала.

– Когда ты умирала, Анна, я сидела рядом.

Девушка не стала отвечать, и только когда дверь со скрежетом начала открываться, негромко бросила:

– Я тоже буду рядом.

* * *

В коридоре было заметно темнее, горела лишь маленькая лампочка под потолком, забранная под густую металлическую сетку. Мухоловка прислонилась к стене, прикрыла глаза. Под веками все еще пульсировал белый огонь.

– Вам плохо?

Узнала голос лейтенанта, мотнула головой.

– Нет, просто устала.

Собралась с силами, разлепила веки, взглянула парню в лицо.

– Не хочешь остаться здесь до утра, Руди? Мне такое видеть уже приходилось, а ты многое поймешь.

Лейтенант Кнопка попытался улыбнуться.

– Кое-что я уже понял, Мухоловка… Госпожа Мухоловка.

Девушка достала из кармана плаща пачку сигарет, не глядя, вытряхнула одну, бросила в рот, прикусила.

– Что именно?

– На ее месте я разбил бы себе голову о стену. Во всяком случае, попытался.

Так и не закурив, Мухоловка выбросила сигарету, растоптала ботинком.

– Я тоже. Не жалеешь, что ты не уличный регулировщик?

5

– Тс-с-с! – сказал старичок и приложил палец к губам.

Уолтер оглянулся, но никакого «тс-с-с!» не обнаружил. Громада «Олимпии» закрывала небо, возле причальной мачты суетились техники, а вокруг расстилалось бесконечное поле зеленой травы. Серебристые силуэты самолетов, приземистое двухэтажное здание аэровокзала, яркое весеннее солнце, только что вынырнувшее из-за горизонта…

В отличие от гостеприимного Нью-Йорка, Париж был совсем не рад визиту германского цеппелина. Перед посадкой Уолтер узнал, что «Олимпии» категорически запретили полет над центром города, что сильно огорчило экипаж. Добрые парижане вовсе не жаждали увидеть черную свастику над собором Богоматери. В Ле-Бурже, якобы из соображений безопасности, также не пустили. Причалить разрешили в новом аэропорту Вильнев-Орли, что в двадцати километрах от столицы, причем в самом дальнем его закутке. Ни цветов, ни торжественных речей. Два репортера все же присутствовали, но оба – немецкие.

Старичка Уолтер заметил, когда прощался со своим веселым соседом, которого встречали две такие же веселые девицы. Француз от всей своей галльской души пожелал «мсье Перри» успехов и всяческих благ, затем огляделся и внезапно хмыкнул:

– О-ля-ля! Смотрите, мсье, это наверньяка шпион. Ох, этьи боши!..

Старичок, маленький, худой, словно щепка, стоял чуть в стороне от прочей публики, с независимым видом обозревая небеса. Старенький плащ, такой же ветхий котелок, тонкая тросточка. Лицо никакое, без особых примет. Плоское.

Уолтер поудобнее перехватил чемодан, сунул под мышку сверток с отобранным еще в Лейкхерсте «железом», взял портфель. Старичок заметил, неодобрительно пожевал губами и поманил пальцем.

– Тс-с-с! Вы слишком громко говорите, мистер П. Вас могут подслушать! И кто вам подбирал костюм? Кобура слишком заметна, первый же полицейский остановит.

Поименованный столь оригинально, молодой человек сглотнул.

– К-кобура? У меня нет кобуры!

Маленькие серые глазки моргнули, старичок внимательно оглядел гостя.

– Пожалуй. Пистолет прячете хорошо, одобряю. Но костюм у вас сшит в Штатах, сразу видно. Вы не представляете, сколько агентов погорело на таких мелочах. Взрывчатка у вас где? Надеюсь, не в чемодане?

По-английски бдительный дед говорил без малейшего акцента, но как-то неправильно. Уолтер не без труда сообразил, что перед ним – британец, говорящий на родном языке, настоящем, а не на наречии Западного побережья.

Решив не усугублять вопрос с пистолетом и взрывчаткой, молодой человек осторожно поставил чемодан на траву (вдруг в самом деле взорвется?), достал паспорт и бумаги из Фонда. Старичок, недоверчиво щурясь, изучил документы, вернул.

– С паролем было бы надежнее. Как-то в 1916 году нам из Бельгии прислали двойника – якобы связного из «Белой дамы»[21]21
  Подпольная организация бельгийских патриотов в годы Первой мировой войны. Первоначально именовалась «Служба Мишлена».


[Закрыть]. Лицо один в один, документы подлинные. А пароля не знал, на чем и был взят. Старое правило разведки: не доверяй и проверяй.

Уолтер открыл было рот, дабы внести ясность. Не успел.

– Я прекрасно знаю, кто вы такой, мистер П, и где служите. Но Фонд мне платит за обеспечение безопасности своих сотрудников, а в этом деле важна каждая деталь. Нам туда!

Легко подхватив чемодан гостя, он указал подбородком в сторону автостоянки.

– Но почему «П»?! – не выдержал Перри.

– Вы еще спрашиваете? Кстати, меня можете называть «Н». Почти как у вашего Эдгара По: «Каркнул Ворон: «Nevermore»». В конце войны мы использовали «Ворона» для шифровки донесений. Текст легко запоминается, удобно. Немцы догадались только через два месяца, уже перед самым Перемирием. До сих пор не забыл. «Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах полонил, наполнил смутным ужасом меня всего…»[22]22
  Перевод М. Зенкевича (1946 г.).


[Закрыть]

Нужную машину Уолтер узнал сразу. Немудрено! Несмотря на ранний утренний час возле нее собрался народ. Кто-то уже приладил фотоаппарат на трехногом штативе, а две молодые девушки прихорашивались, явно готовясь к съемке.