Текст книги "Тибетская экспедиция СС. Правда о тайном немецком проекте"

За несколько дней до отъезда из Лхасы Шефер получил приглашение от регента Рединга Хутукту. Визит Шефера состоялся 16 марта 1939 года. Во время встречи немец получил запечатанное письмо, которое было адресовано лично Гитлеру. К нему прилагались подарки. В переводе на русский текст письма, предназначенного для Гитлера, звучал так: «Его Величеству, немецкому королю, господину Гитлеру. Оправлено регентом Редингом Хутукту в 18-й день 1-го тибетского месяца года земляного зайца. Господин Гитлер, немецкий король, который достиг власти на обширных землях. Меня радует, что Вы здоровы, а Ваши благородные дела увенчаны успехом. Я также здоров и посвящаю себя усердным делам на пользу буддийской религии и правительства. Я не только без какой-либо задержки пустил в Тибет сахиба Шефера и его спутников, которые стали первыми немцами, посетившими нас, но был им в полном смысле этого слова другом и помощником. Я надеюсь на упрочение связей между нашими резиденциями. Я полагаю, что Ваше Величество король, господин Гитлер, будет единодушным со мной и признаете, насколько это важно и существенно. Посвятите Ваше здоровье насущным делам и сообщите мне о Ваших намерениях. В качестве даров в отдельном пакете посылаю Вам превосходный тибетский шелковый шарф – хатаг, серебряную крышку для чашек, а также подставку вместе с бело-красной чашкой. А еще направляю вам тибетскую собаку азоб. Отправлено Редингом (Рвасгренг) Хутукту в 18-й день 1-го тибетского месяца года земляного зайца». Несмотря ни специфический азиатский протокольный стиль данного письма, из него ясно следует, что тибетское правительство хотело сближения с национал-социалистической Германией. Но, с другой стороны, видно, что в Тибете почти ничего не знали о Германии. Если письмо было адресовано Гитлеру как королю, то регент не знал о его реальной полноте власти. Но это не было случайным словом и опиской. Можно только представлять, как регент Тибета, где вообще очень строго следили за протоколом, обдумывал каждое слово своего послания. Из него должно было следовать, что отношения двух стран надо было активизировать. Но каким путем этого можно было достигнуть, предлагалось выбрать германской стороне. Однако из письма Шефера, адресованного рейхсфюреру СС Гиммлеру, следует, что речь в основном велась о проведении общих военных акций. Сам Шефер и его спутники не раз бывали на встречах у регента. Во время этих визитов наверняка шли беседы, в которых обсуждались фигуры Гитлера и Гиммлера. Так или иначе, но регент откуда-то взял формулировку – «который достиг власти на обширных землях». И хотя эта формулировка оставалась весьма пространной, но из нее все-таки следовало, что регент знал: могущество Гитлера росло, года к году. Впрочем, в данном сюжете очень сложно представить, как тибетская сторона представляла себе налаживание отношений с далекой Германией. Не исключено, что тибетское правительство хотело просто-напросто выйти из внешней изоляции и престать быть пешкой в игре между колониальной Британской империей и Китаем.

Регент Рединг Римпоче

Есть версия о том, что Шефер посчитал, что и само письмо, и подарки были «оскорбительными и неподобающими» для того, чтобы их направлять фюреру. В самом письме явно не хватало славословий в адрес Гитлера. К тому же оно не имело на себе никакой печати. В итоге было написано новое письмо, о содержании которого, увы, ничего не известно, и переданы новые подарки. Кроме всего прочего среди них была древняя золотая монета, церемониальное облачение ламы. А собачка азоб была заменена тибетским догом.

Если говорить о курсировавших в британской и индийской прессе слухах о том, что немецкие исследователи, направлявшиеся в Сикким и Тибет, были «в действительности делегацией Гитлера, которая должна была подорвать британское владычество в Азии», то эта история имела некое продолжение. Сведения о подобных заявлениях поступили к Шеферу, когда он уже находился на границе с Тибетом. Тогда эта проблема его волновала мало, так как он направлялся на север в Лхасу. Когда же Шеферу доложили, что англичане послали специальное воинское подразделение, чтобы арестовать членов экспедиции, то он стал распространять ложные сведения о том, что из Сиккима немцы направились в Бутан. На самом деле в тот момент он находился в Тибете.

Участники экспедиции с представителями британских властей

Нет сомнений в том, что британские власти организовали почтовый бойкот немецкой экспедиции, находившейся в Лхасе. Только так можно объяснить тот факт, что Шеферу из Индии в тибетскую столицу не доставлялось никакой корреспонденции. Чтобы хоть как-то организовать деятельность экспедиции, он посылал радиограммы через немецкое консульство в Шанхае. Однако в том же Шанхае американцам удалось перехватить эти незашифрованные послания. Так им стало известно о теплом приеме тибетскими властями германской экспедиции и о подарках, которые должны были быть направлены в Тибет. Все эти сведения стали своего рода сенсацией. Британские власти и ранее с подозрением относились к экспедиции Шефера. Когда же им стали известны некоторые подробности ее пребывания в Лхасе, то они пришли к выводу, что их подозрения не были беспочвенными. Но во всех сообщениях Шефера в глаза бросалась одна особенность. Он не намеревался осуждать английскую сторону. Шефер проводил различие между мнительными газетчиками, которые печатали компрометирующие его материалы, и официальными британскими институтами, которые, впрочем, послали для его поимки военных.

Прежде чем оставить Индию, в своей статье для «Народного обозревателя» он весьма лестно отзывался о Б. Гулде, британском уполномоченном по делам Сиккима, Бутана и Тибета, который, перешагнув через национальные различия и стереотипы, организовал немцам дружеский прием. По возвращении из Тибета Шеферу пришлось второй раз столкнуться с лордом Линлитгоу. Эта встреча произошла буквально накануне отбытия экспедиции обратно в Европу. Беседа, естественно, была посвящена завершавшейся экспедиции. Об этом разговоре есть только два упоминания. Одно – это заметка Эрнста Шефера, написанная для того же «Народного обозревателя». «Я с большой благодарностью принял приглашение лорда Линлитгоу, который был крайне любезен, но в то же время свободен в общении со мной. Он заверил меня, что был благосклонен к моей экспедиции с ее первого до последнего дня». Далее шли общие фразы сожаления о том, что экспедиция удалилась слишком далеко. Сам же Шефер в немецкой прессе рассказывал не только о трудностях экспедиции, но и о любезности британских властей, включая вице-короля. Не исключено, что таким образом он хотел хоть как-то наладить портившиеся с каждым днем германо-британские отношения. Второй раз об этом разговоре Шефер вспомнил в 1947 году, когда его как свидетеля допрашивали на Нюрнбергском процессе. Тогда он выдал множество мельчайших подробностей беседы с лордом Линлитгоу. На этот раз он утверждал, что темой беседы была опасность вспыхивания войны в Европе. Вице-король просил Шефера помочь в сохранении мира. Шефер утверждал следующее: «Лорд говорил мне, что согласен с тем, что Данциг – немецкий город. “Если вы хотите Данциг, то вы его получите, но кредит доверия заканчивается. Если Гитлер прибегнет к силовым действиям – это будет означать начало войны”. Далее он продолжил: “Война может продолжаться 15 лет. Мы знаем, что Германия очень хорошо вооружена, что позволит ей выигрывать в первые годы. Но затем это может закончиться крушением европейской культуры”. Мне скоро предстояло выплывать в Багдад, чтобы попасть в Германию. На прощание лорд сказал мне дословно следующее: “Попытайтесь хоть что-нибудь сделать для сохранения мира”».

Регент Рединг Римпоче восторгается светлыми волосами Бегера

Сейчас сложно установить, о чем в действительности говорили немецкий исследователь и вице-король. Сложно также сказать, что сделал Шефер для сохранения мира. Не исключено, что он просто хотел себя обезопасить на международном трибунале.

4 августа 1939 года экспедиция Шефера направилась в Германию. За прошедшее лето немцы проехались по разным местам Тибета. Кроме всего прочего, они посетили древний королевский город Ялунг. Там они намеревались сделать множество археологических и палеонтологических находок. На обратном пути в Калькутту Шефер делал лишь кратковременные остановки. Слухи о грядущей войне заставляли его спешить. Обратный путь в Германию проходил по следующему маршруту: Багдад – Александрия – Афины – Белград – Вена. Согласно первоначальному плану, экспедиция направила весь свой багаж на корабле по морю, а сами ее участники пересели на самолет. Они успели вылететь из Индии раньше, чем британские власти отдали приказ, запрещающий выезд из Индии всем гражданам стран «оси» (Германия, Италия, Япония). О том, что подобная поспешность не была случайной, говорит очень многое. Багаж экспедиции прибыл в Германию много позже – лишь весной 1940 года. В нем находились не только собранные материалы, но и многочисленные подарки, которые тибетское правительство направило Гитлеру.

По пути своего следования немецкие путешественники приветствовались своими соотечественниками. В Афинах им устроили овации – известность экспедиции опережала ее саму. Не желая терять ни минуты, Гиммлер специально послал за ними машину в греческую столицу. Нечто подобное случилось в Вене и в Мюнхене. В Баварии участников экспедиции встречал лично Гиммлер. В его распоряжении был специальный самолет, который должен был доставить их в Берлин.

На следующий день почти во всех немецких газетах сообщалось о возвращении немецкой экспедиции. До этого «Народный обозреватель» на протяжении почти восьми месяцев публиковал путевые заметки Шефера. Другие газеты давали короткие сообщения или обзорные статьи. Но при этом ни в одной из них не говорилось о политическом значении данного предприятия. Если же сравнить все эти публикации, то в глаза бросаются две особенности. Во-первых, везде акцентированно подчеркивалось, что экспедиция проходила под патронажем рейхсфюрера СС. Во-вторых, подробно излагался маршрут экспедиции. Много внимания уделялось азиатской экзотике, но почти ничего не говорилось о результатах самой экспедиции. В некоторых научных специализированных журналах рассказывалось о том, что в глубокой Азии удалось найти европейскую лань, но ни слова не было проронено про расовые исследования и антропологию. С началом Второй мировой войны вряд ли можно было рассчитывать на организацию новых экспедиций в Центральную Азию. Плавание по морю стало занятием не просто рискованным, а смертельно опасным.

Глава 4
Лоуренс Аравийский Третьего рейха?

Очевидный интерес Гиммлера к Тибету отнюдь не исчерпался после окончания экспедиции Шефера 1938–1939 годов. Напротив, он многократно возрос. Еще во время своего пребывания в Азии Шефер пытался регулярно уведомлять рейхсфюрера СС обо всех происшествиях, с ним происходивших. Вместе с тем повторение аналогичного предприятия и с научных, и с дипломатических позиций было нецелесообразным. К тому же в сентябре 1939 года обстановка в мире кардинально поменялась.

Впрочем, в Германии уже в том сентябре 1939 года стали вырабатываться конкретные предложения, как можно было бы использовать Тибет в военных целях. Шефер и его товарищи цеплялись за любой удобный повод, чтобы вернуться к работе в Азии. После завершения экспедиции 1938–1939 годов Шефер поставил вполне оправданный вопрос, каким образом будут финансироваться работы по обобщению собранного материала и собственно дальнейшие научные исследования? Вообще будут ли продолжаться работы в «тибетском направлении»?

Во время экспедиционной поездки Шефер пребывал в относительной независимости, обладая достаточной свободой действий. Теперь же ему было настойчиво предложено продолжить свою научную карьеру в рамках исследовательского общества СС «Наследие предков». Молодые люди, которые стремились к академической деятельности, оказались по рукам и ногам связанными планами Гиммлера. К тому же нельзя было забывать, что свое влияние оказывала начавшаяся мировая война. Гиммлер не раз предлагал свое дальнейшее покровительство молодому исследователю Тибета. И в итоге именно Шефер стал человеком, который должен был представлять интересы СС в секретных разработках Министерства иностранных дел Германии, направленных в первую очередь против Британской колониальной империи. Учитывая знания и опыт Шефера, он был привлечен к так называемому «индийскому сектору». Благодаря Шеферу у Гиммлера наконец-то появилась возможность разыграть на международной арене свою собственную политическую партию. Репутация Шефера как успешного (даже весьма успешного) молодого ученого, состоявшего на службе в СС, стала для рейхсфюрера СС поводом, чтобы вмешаться в тайные операции, обращенные против Англии. В историографии, прежде всего зарубежной, неплохо исследованы проблемы подрывной деятельности Третьего рейха на Ближнем Востоке. Это касалось в первую очередь начала Второй мировой войны. Что касается европейского театра действий, то тут все было предельно просто: были сугубо военные и сугубо политические цели.

Члены экспедиции в Гьянцзе. Бруно Бегер, Эрнст Шефер и Эдмунд Герд облачены в национальные одежды тибетцев

Если рассматривать историю Евразийского континента во время Второй мировой войны, то ее можно обозначить как столкновение колонизационных интересов враждующих держав. Прежде всего речь идет не о самой Европе, а о периферии континента. Пример Тибета показывает, как идеологические соображения постепенно превращались в перспективное стратегическое планирование, что в свою очередь позволило возродить проект тибетской экспедиции.

Как уже говорилось выше, в августе 1939 года Шефер прямо в мюнхенском аэропорту был встречен Гиммлером. Состоялась беседа. Шефер пояснил, что не может передать Гиммлеру письмо от тибетского регента Рединга Хутукту, так как оно находилось вместе с подарками в багаже. А тот, как мы помним, следовал по морю. К слову сказать, не самый дальновидный шаг. Подобные документы и послания лучше все-таки не «сдавать в багаж». Но отсутствие письма не помешало Шеферу передать суть своих бесед с регентом. Почти тут же родился план (в большей степени он все-таки принадлежит Гиммлеру). Надо было организовать новую экспедицию в Тибет, на этот раз сухопутным путем. Ее целью бала поддержка тибетцев хотя бы в ограниченных военных акциях, направленных против британской короны. Монашеское государство, а затем и Сикким должны были стать центром военно-политической нестабильности.

Возвращение экспедиции Эрнста Шефера в Германию как раз совпало с периодом временного сближения Советского Союза и Третьего рейха. Это обстоятельство только подхлестнуло стратегические фантазии Гиммлера и Шефера. Молодой ученый, не откладывая в долгий ящик, буквально неделю спустя после своего возвращения начал планировать новую экспедицию в Тибет. На этот раз она должна была пройти не под научным, а под военным знаком.

Уже 4 сентября 1939 года, то есть день спустя после объявления Великобританией войны Третьему рейху, и 12 дней после подписания пакта Молотова – Риббентропа, четверо участников тибетской экспедиции встретились в Берлине с штандартенфюрером СС Ульманом, начальником Персонального штаба рейхсфюрера СС. Позже Ульман направит письмо группенфюреру СС Карлу Вольфу, который в тот момент вместе с Гиммлером ехал по делам на фронт в «специальном поезде». В письме излагались все детали и подробности многочасовой беседы. Почти в тот же день Гиммлер лично отдал приказ о том, чтобы все участники будущей тайной экспедиции начали тренироваться в Праге на базе элитной эсэсовской дивизии «Лейбштандарт Адольфа Гитлера». За их подготовку непосредственно отвечал штандартенфюрер СС Кеплер. Пару дней спустя, 7 сентября 1939 года, Гиммлер выразил крайнее недовольство действиями Шефера, так как тот, не получив на то соответствующего разрешения, имел беседу в шефом абвера адмиралом Канарисом. Сдержанный обычно Гиммлер в беседе с Шефером не скрывал своего раздражения: «Сегодня я узнаю от адмирала Канариса, что Вы были у него, обсуждали с ним дела и даже высказали мнение, что дорога через Россию является слишком длинной, а также нет необходимости получать в Праге военную подготовку. Я понимаю, что Вы при своей энергичности и решительности желаете как можно быстрее приступить к выполнению задания. Но впредь я прошу от Вас только одного – послушания и предельно точного выполнения приказов. Распоряжаться собой вы получите возможность только в одном случае, когда сами станете командиром. Но до тех пор, пока Вы находитесь здесь, Вы должны подчиняться, как в свою бытность требовали этого от участников Вашей экспедиции. Выполнять задание имеет смысл тогда, когда этого требует политическая обстановка. Я уже как-то говорил Вам об этом. Если война с Англией и Францией окажется скоротечной, то выполнения данного задания не потребуется. Если же противостояние затянется, то тогда оно окажется весьма к месту. К тому же я считаю военную подготовку необходимой, так как это мое личное дело. Если Вы беретесь за выполнение военного задания, то для начала должны быть воспитаны как солдат. При помощи саботажа и небольших диверсий мы ничего не сможем достичь».

После тибетской вольницы Гиммлер давал недвусмысленно понять, что отныне Шеферу придется мириться с его строгим руководством. Строгость рейхсфюрера была обусловлена еще и тем, что он хотел единолично курировать «тибетский проект» и вести свою внешнеполитическую игру без помощи конкурирующих структур. Если Гиммлер запрещал Шеферу встречаться с Канарисом, то делал это как минимум по двум причинам. Во-первых, Шефер как эсэсовец консультировал «конкурента» – армейскую контрразведку. Во-вторых, личные отношения между рейхсфюрером СС и адмиралом были и без того слишком натянутыми. Не стоило забывать, что Канарис и Рейнхардт Гейдрих, шеф СД – службы безопасности СС, были не просто конкурентами, а едва ли не врагами. Они работали друг против друга, собирали друг на друга компромат, устраивали провокации. Канарис очень рано понял, что СС превращались в «государство в государстве», и его это не устраивало. В итоге Шефер, сам того не подозревая, стал для Гиммлера в одночасье едва ли не «предателем». А ведь именно так можно было трактовать контакты за спиной главы СС. Гиммлер вообще реагировал крайне агрессивно, когда Канарис пытался перевербовать у него людей.

В очередном письме Генрих Гиммлер вновь приказал Шеферу и его товарищам безотлагательно направляться в Прагу. При этом относительно будущего предприятия им надлежало хранить «гробовое молчание». Более того, они должны были воздерживаться от контактов с представителями каких-либо других инстанций Третьего рейха. Гиммлер не хотел осуществлять свой замысел, если бы о предстоящей акции знал кто-нибудь еще. В итоге Гиммлер написал Шеферу: «Я полагаю, что Ваши прежние вольные беседы и Ваше желание сотрудничать в сфере схожих заданий с другими структурами, могут привести Вас к смерти (!!!). Нельзя забывать, что имеется контрразведка, что она базируется на определенных системах и имеет определенный опыт. В данной ситуации единственным средством является – держать рот на замке. Не надо рассказывать людям что-то раньше, чем они это должны узнать. Людям вообще не надо знать больше, чем им положено знать. Вы должны быть скрытны… Не исключаю, что Вы забыли эти принципы, оговоренные во время нашей беседы. Но я убежден, что отныне Вы будете действовать согласно полученному приказу, что Вы проявите свою волю, которая в итоге и позволит Вам выполнить порученное Вам задание».

Несмотря на то что Шефер «прокололся» и самостоятельно установил контакты с адмиралом Канарисом, для Гиммлера он оставался человеком, который был ему нужен. Во время допросов на Нюрнбергском трибунале Шефер рассказал американцам, как он попал в сферу планирования новой, уже военной, тибетской экспедиции. Еще во время своего путешествия по Тибету он направил письма рейхсфюреру СС и в МИД Германии, в которых он высказывался за сотрудничество с Англией в Европе. Игнорируя факт, что ответ не поступил, он все-таки развил эту тему в беседе с вице-королем Индии. Тот рекомендовал ему не более и не менее, как встретиться лично с Гитлером и рекомендовать фюреру сближение с западными державами. После того как Гиммлер отговорил молодого исследователя от столь опрометчивого поступка, тот через знакомых своего отца вышел на Канариса. Тот даже порекомендовал Шеферу поступить в его военно-разведывательную школу. Но во время встречи с Гиммлером Канарис почему-то «открыл карты». Адмирал даже процитировал Шефера. Чем окончилось данное «цитирование», мы уже знаем. Позже Шефер вновь встретился с Гиммлером. Тот стоял у огромной карты. Он показал на нее и сказал, что Шефер должен вести экспедицию в Тибет при помощи русских. «Он требовал, чтобы я установил связи с русскими. Но Советский Союз был тогда закрытым государством. Я увиливал как мог от выполнения этого задания. Но Гиммлер настаивал. Он сказал мне: “В первую очередь Вы являетесь эсэсовцем”. Затем он отдал мне приказ собирать вещи. Однако, что происходило на самом деле, полагаю, американская сторона проинформирована гораздо лучше меня. Многое я впервые узнал вообще во время моих допросов в Оберурзеле. Я лишь в курсе, что это был план, согласно которому мы совместно с русскими хотели организовать вторжение в Индию. Я был поставлен в тупик, и тогда сделал следующее – я решил обсудить это со своим отцом. Он ничего не понимал в географии, к тому же я решил изложить ему такую версию, чтобы не выдавать реальный проект. “Я собираюсь ехать в Кашмир, чтобы вербовать там туземцев” “Каким путем?” “Через Россию”. “Это совершенно безумная идея”. А затем я оказался в “Лейбштандарте”. Меня как солдата там стали учить дисциплине».

Данное изложение событий, сделанное Шефером, наверняка являлось попыткой оправдать себя и своих товарищей, служивших в СС. Посмотрим на хронологию тех событий. Приказ о направлении в Прагу Шефер получил где-то 4 сентября. На три дня он задержался в Берлине. Именно в это время он встретился с Канарисом. Вряд ли во время этой встречи он передавал просьбу лорда Линлитгоу. Вероятнее всего, он обсуждал с шефом абвера конкретные планы СС на время войны. Хотя документальные записи об этой беседе отсутствуют, можно предположить, что она состоялась незадолго до 7 сентября 1939 года. По этой причине версия Шефера о том, что его «сослали» в «Лейбштандарт» за связи с Канарисом, является, мягко говоря, несостоятельной. Вдобавок ко всему имеются письма, которые позволяют говорить о том, что Шефер сам предложил Гиммлеру план новой экспедиции в Тибет. То есть получается, что он без санкции и предварительного инструктирования самовольно встретился с Канарисом. Сделано это было, естественно, отнюдь не для того, чтобы причинить Гиммлеру какой-то вред. Но при всем этом нет никаких признаков того, что Шефер был решительным противником Гиммлера. Эту мнимую оппозиционность он «приобрел» уже во время допросов американцами.

Эдмунд Геер, организационный руководитель экспедиции, отвечавший за ее техническое оснащение

А между тем Эрнст Шефер, Эдмунд Геери Йобст Геслинг получили необходимые документы и полномочия на выполнение особого задания, после чего под видом туристов направились в Прагу. Там на базе «Лейбштандарта» им предстояло пройти 8-недельные военные курсы. Программа тренировок была утверждена непосредственно руководством СС, что еще раз подчеркивало секретность их задания. Специально выделенный для тренировок эсэсовский офицер должен был научить за два месяца молодых ученых обращению с автоматическим оружием, основам саперного дела, системе оповещения, зенитному делу, тактике ведения боя и т. д. С «новобранцами» общаться разрешалось только высокопоставленным офицерам СС. Тем временем между персональным штабом рейхсфюрера СС, хозяйственным управлением СС и отдельными командирами «Лейбштандарта» шла активная переписка. В основном обсуждались два вопроса: успехи в военной подготовке «новобранцев» и дальнейшее финансирование их обучения. Гиммлер лично следил за «военными успехами» молодых ученых. Именно по его настоянию программа подготовки была значительно расширена.

После прохождения подготовки Шефер получил от Гиммлера приказ скоординировать предстоящую операцию с планами Министерства иностранных дел. С началом войны германский МИД независимо от СС стал разрабатывать планы дестабилизации при помощи «советских союзников» британских колоний, прежде всего Индии. Сделать это предполагалось через Афганистан. По данному вопросу сохранилось достаточное количество документов. В итоге можно реконструировать почти все запланированные советско-германские тайные операции, которые в рамках сотрудничества СССР и Третьего рейха должны были быть осуществлены против Британской империи. Собственно интересы МИДа и СС в данном направлении не пересекались. В СС планировали дестабилизацию Индии через Тибет, а в Министерстве иностранных дел – через Афганистан. Риббентроп еще годом раньше наметил главный внешнеполитический принцип данной программы. В борьбе против колониальной империи надо было сплотить все антибританские силы.

Но координация действий СС и МИДа оказалось не такой уж простой задачей – почти сразу стали возникать проблемы и трудности. В основном это обуславливалось личной конкуренцией, которая в итоге вылилась в соперничество структур. С самого начала подобные разногласия только вредили процессу переговоров с советской стороной. Нередко дискуссии между немецкими представителями начинались прямо в присутствии советских дипломатов. В Центральной Азии свои планы вынашивали и Министерство иностранных дел, и абвер, и внешнеполитическое управление НСДАП. В целом отношения между Гиммлером и Риббентропом характеризовались как дружелюбные. Но именно по проблеме Тибета между ними произошла ссора. В планах Гиммлера, вне всякого сомнения, идеологические моменты превалировали над сугубо практическими. Его мало волновала удаленность монашеского государства. Дело с организацией новой тибетской экспедиции замедлялось тем, что многие служащие МИДа противились попыткам СС вести собственную внешнюю политику. Их совсем не устраивало, что для своих проектов Гиммлер намеревался использовать именно Министерство иностранных дел. Это не устраивало и самого Риббентропа. Попытаемся разобраться в данном дипломатическом хитросплетении, а также в подводных течениях, которые существовали во время советско-германского сближения 1939–1941 годов.

В конце сентября 1939 года, когда Шефер формально находился в подготовительном лагере «Лейбштандарта» в Праге, у министра иностранных дел Риббентропа состоялось заседание. На нем обсуждались предстоящие военные акции в Афганистане и Тибете, а также необходимость их согласования с советской стороной. В беседе кроме самого Риббентропа принимали участие: Фриц Гробба, куратор восточного сектора Министерства иностранных дел, Вернер Отто фон Гентинг и собственно специально приглашенный Эрнст Шефер. Сначала обсуждался «афганский вариант». Предполагалось, что правительство данной страны должно было начать целенаправленные акции против Великобритании. Благожелательный в отношении Германии нейтралитет тоже, конечно, был хорош, однако в Берлине на Вильгельмштрассе предпочли, чтобы пассивная позиция Афганистана сменилась хоть и условно, но все-таки активной. Договариваться об этом надлежало в Москве. По «тибетскому варианту» германский МИД не вел никаких переговоров с Москвой. Это была абсолютно новая тема. Но предполагалось, что и она будет рассмотрена в Советском Союзе. Еще прежде чем были установлены непосредственные контакты с Молотовым, в германском МИДе решили, что подготовку обоих рискованных операций надо было объединить между собой. Некая логика в данных словах была. Если Риббентроп в силу своих функций мог представлять интересы Гиммлера в Москве, то вряд ли советские органы позволили СС проводить на территории Советского Союза самостоятельную политику.

Шло время. 3 ноября 1939 года Эрнст Шефер доложил Генриху Гиммлеру о завершении прохождения специальной подготовки в пражском центре СС. При этом он просил рейхсфюрера выплатить всем его товарищам двухмесячное денежное довольствие, а ему лично предоставить небольшую ссуду. Из данного письма также следовало, что Шефер, несмотря на прохождение спецподготовки, встречался с Гейдрихом и его подчиненным бригаденфюрером Йостом, занимавшим пост начальника 6-го управления Главного управления имперской безопасности (политическая разведка). Речь между ними шла как раз о подготовке операции в Азии. Во время беседы называлось даже приблизительное начало акции – лето 1940 года.

Можно констатировать, что по мере развертывания Второй мировой войны, особенно с ноября – декабря 1939 года, советская сторона стала активнее поддерживать все немецкие начинания в Азии. Беседы на эту тему шли на самом высшем уровне. Как правило, они обсуждались лично немецким послом в СССР Фридрихом Вернером Шуленбургом и советским министром иностранных дел Вячеславом Молотовым.

Общение между дипломатами шло на самые различные темы, но азиатским операциям уделялось особое внимание. Москва хотела выиграть время, а потому требовала от германской стороны детально проработанных планов. При этом сам Молотов не хотел терять возможности политического и дипломатического маневра. Стратегические желания Германии весьма чувствительно били по интересам СССР. Почти незамеченным остались немецкие предложения о военно-политическом сотрудничестве на территории оккупированной Польши. Советской стороной оказалась обойдена проблема двухсторонних поставок стратегического сырья и вооружений. Между Германией и СССР чувствовалось взаимное недоверие. Стороны осторожно прощупывали друг друга. В конечном итоге обсуждение операций в Тибете и в Афганистане для Сталина и Молотова было лишь пробным шаром, который должен был выявить долгосрочные цели германской политики. В итоге интенсивность ведения переговоров в Германии по той или иной проблеме давала советской стороне возможность определить актуальность определенных тем. По этой причине резкий поворот в сторону интересов Германии должен был быть оплачен неоднократно запрашиваемой экономической помощью. Но в любом случае в советском правительстве весьма скептически относились к германским планам в Азии. Это отношение было даже скорее «осознанно непредсказуемым». В этом скоро смогли убедиться даже поборники идеи советско-германского союза.