Текст книги "Зондеркоманда Х. Колдовской проект Гиммлера"

Андрей Васильченко
Зондеркоманда Х. Колдовской проект Гиммлера

© Васильченко А. В., 2011

© ООО «Издательский дом «Вече», 2011

* * *

Предисловие

Два года спустя после окончания Второй мировой войны германские газеты опубликовали небольшой материал, на который поначалу никто не обратил внимания. 4 февраля 1947 года в берлинском «Телеграфе» оставшийся неизвестным библиотекарь из Познаньского университета сообщал об эсэсовском собрании из 140 тысяч книг и документов, эвакуацией которого он руководил в марте 1945 года. То, что нашел архивариус в полуразрушенном замке графа Хаугвитца, было остатками документации созданной в 1935 году «Зондеркоманды Х»[1]1
  H-Sonderkomando, Hexen-Sonderkomando. «Колдовская Зондеркоманда». Здесь и далее использование приставки Х обозначает немецкое слово Hexen – «колдунья, ведьма».


[Закрыть], которая занималась изучением средневековых процессов по делам осужденных ведьм. Документы процессов над колдуньями охватывали период между XI и XVIII веками. Найдя в книгах пометки, сделанные эсэсовцами там, где были описаны методы дознания и пыток, польский исследователь сделал ошибочный вывод. Он полагал, что это подразделение должно было исследовать применяемые в прошлом способы истязаний, чтобы использовать их на практике. Но это предположение было неправильным. Действительно, летом 1943 года РСХА, Главное управление имперской безопасности СС, конфисковало замок графа Хаугвитца, построенный в стиле барокко. Здесь от воздушных налетов должна было укрыться одна из структур 7-го управления РСХА, занимавшегося мировоззренческими исследованиями. Эта структура носила название «Зондеркоманды Х» или «особого проекта Х». «Зондеркоманда Х» активно занималась изучением процессов над ведьмами. Но совсем с другой целью, нежели это предполагал польский библиотекарь.

Гиммлер всегда проявлял интерес к ведовству и всему, что было с этим связано. Об этом свидетельствует хотя бы один пример. 23 мая 1939 года Рейнхард Гейдрих, шеф службы безопасности СС, направил одному из своих подчиненных, доктору Шпенглеру, секретную директиву. В ней предписывалось отыскать в родословной рейхсфюрера СС ведьм или колдуний. Приказ был почти тут же выполнен. СД обнаружило в архивных документах упоминания о некой 48-летней вдове Маргарет Гимблер из Маркайсхайма, которая как ведьма была сожжена 4 апреля 1629 года. Реакция Гиммлера на это сообщение осталась неизвестной. Скорее всего, он был доволен этим результатом, так как в его семье существовала легенда о прародительнице, сожженной на костре. Впрочем, этого единичного случая явно было недостаточно для объяснения кропотливого изучения эсэсовцами истории «колдовских процессов», проходивших не только в Германии, но и по всей Европе.

Статья из журнала «Шпигель», посвященная «Зондеркоманде Х»

До сих пор ведутся дискуссии, зачем рейхсфюрер затеял такой дорогостоящий исследовательский проект, как изучение процессов над ведьмами. На протяжении долгого времени историки не могли указать ясную причину, что подтолкнуло его к такому шагу. К деятельности «Зондеркоманды Х» в период 50–80-х годов почти не проявлялось никакого внимания. Единственное небольшое упоминание о ней можно было найти в работе германского историка Иоахима Феста «Лики Третьего рейха». Причина, по которой «особый проект Х» долгое время пребывал вне зоны интересов историков, крылась в том, что большая часть документов по этому вопросу находилась в польских архивах. Западногерманские исследователи не имели к ним доступа, а историки, приверженные принципам исторического материализма, полагали недостойным заниматься изучением «мракобесия». Прорыв произошел в 1987 году, когда немецкая исследовательница Эрика Висселинк издала книгу «Ведьмы: почему мы так мало знаем о них из истории и что из этих знаний является фальшивкой». В ней она впервые на достойном уровне затронула проблему деятельности «Зондеркоманды Х». После этого проблемы восприятия ведьм в Третьем рейхе стали объектом изысканий научного коллектива, который в 2000 году опубликовал сборник, называвшийся «Колдовская картотека Гиммлера». Казалось, что сказать что-то новое по этой теме уже было нельзя. Однако в 2004 году в рамках исследования национал-социализма как «политической религии» германский исследователь Франц Вегенер издал работу «Кельты, ведьмы, холокост: человеческие жертвоприношения в Германии». Нельзя не упомянуть, что важной вехой в изучении «проекта Х» стал 2007 год, когда появилась фундаментальная работа (впечатляли хотя бы ее объемы) Феликса Видемана «Мать расы и мученица: образ ведьмы в романтизме, фёлькише движении, неоязычестве и феминизме». В ней было дано убедительное обоснование версии, что возникновение «Зондеркоманды Х» было логичным итогом длительного исторического процесса, а не «причудой» Генриха Гиммлера. В 2009 году на свет появились две обзорные работы. Одну из них написала польская историк Катажина Лещинская («Ведьмы и германцы: интерес национал-социализма к преследованию ведьм»), а вторую – начинающая немецкая исследовательница Штефания Лайзентритт («“Уничтожение мудрых женщин” – реальность или ошибочная трактовка?»). Использование всех исследований позволяет ответить на вопрос: зачем Генриху Гиммлеру потребовалась «Зондеркоманда Х»?

Глава 1. Фундамент в «народническом» стиле

С некоторыми оговорками движение фёлькише, что на русский может быть переведено как «национальное народничество», можно характеризовать как идеологического предшественника германского национал-социализма. В рамках данной книги нас в первую очередь будут интересовать не все мировоззренческие компоненты фёлькише[2]2
  Слово «фёлькише» может использоваться как в качестве прилагательного, например «фёлькише движение», так и в качестве существительного, обозначающего сторонников и активистов этого движения. Пример: «Фёлькише занимались изучением немецкой истории».


[Закрыть] идеологии, а то, что представители движения фёлькише активно интересовались «ведовской проблемой» и историческими вопросами, связанными с преследованием ведьм. Этот интерес к отдельно взятому, небольшому историческому сюжету постепенно развился в самостоятельное идеологическое направление. Однако обвинения в адрес католиков, преследовавших в свое время ведьм, не являлись изолированным сюжетом. Они были составной частью аргументов, при помощи которых представители фёлькише намеревались дать собственное «национальное истолкование германской истории». Большинство попыток дать положительный образ германской ведьмы предпринимались представителями радикального, но не самого многочисленного крыла движения фёлькише. Интерес к данной теме был вызван в первую очередь тем, что эти деятели намеревались заменить христианство древнегерманскими религиозными культами. Подобные попытки должны были ослабить позиции умеренного крыла фёлькише движения, в котором германскую самобытность воспринимали только в контексте христианской истории.

Само понятие «фёлькише» нередко употребляется как обозначение всего спектра антилиберальных немецких националистов первой трети XX века. При этом под фёлькише нередко подразумевались течения, которые нередко отличились от сугубо фёлькише движения в узком понимании этого слова. Однако с началом XX века слово «фёлькише» стало применяться едва ли не ко всем представителям националистических и ультраправых организаций. В силу того что слово «фёлькише» стало характеристикой для обширного и весьма разнородного спектра германской политики, установить четкие границы этого расплывчатого явления фактически не представляется возможным. Эта проблема осознавалась самими немецкими националистами, которые нередко задавались вопросом: а что, собственно, надо было подразумевать под фёлькише движением?

Сразу же надо оговориться, что во второй половине XIX века прилагательное «фёлькише» не имело столь однозначного политически ангажированного звучания. Оно проникло в националистические и антисемитские круги только после того, как в 1873 году германист и литературный пурист Герман фон Пфистер-Швайгхузен (1836–1916), считающийся одним из родоначальников фёлькише движения, предложил найти замену для латинского слова «национальный». Речь шла не просто о кальке с этого слова, голом переводе на немецкий, а введение в оборот (в том числе международный) слова, которое бы имело вполне определенное значение и ассоциировались исключительно с немецким народом. Поскольку любые пространные замены, которые на другие языки мира должны были переводиться с немецкого исключительно как «национальный», оказались неприемлемыми, то было решено остановиться на слове «фёлькише».

Специфика слова «фёлькише», являвшегося производным от «фольк» (народ), может быть понятна только в контексте истории немецкого национализма. Вместо того чтобы обосновывать существование нации на принципах общего волеизъявления, что было весьма характерно для французов, в Германии предпочли понятие «нация» увязать с понятием «народ». Уже на примере Якоба Гримма можно заметить, что «народ» в романтико-националистической мифологии XIX века представал как некое метафизическое явление, которое претендовало на статус самостоятельного исторического субъекта. Принадлежность к немецкому народу определялась не политическими и территориальными связями или некими субъективными «общими ощущениями», а вполне конкретными этническими критериями: языком, культурой, представлением о кровной общности. Только эти связи воспринимались в Германии как естественные, а потому неизменные факторы. Поскольку «народ» трактовался как выходящая за рамки государственности историческая категория, то отношение фёлькише национализма к существовавшим государствам и формам правления всегда было мягко говоря, специфическим. Фёлькише настаивали на объединении всех частей немецкого народа, который выходил за рамки одного государства. Как результат, германские националисты вначале отказывали в праве на существование габсбургской монархии (Австро-Венгерская империя), а затем и сменившим ее на карте Европы государствам. «Народный» компонент в немецком национализме был настолько силен, что в итоге немцам надо было, с одной стороны, ограничиться от всяческих «инородных влияний», а с другой стороны – в принадлежности к немецкому народу отказывалось различным людям, которые «не подходили» по сугубо этническим критериям.

«Немецкое обновление», один из немецких фёлькише журналов

С началом XX века немецкие правые активисты и фёлькише движение в целом продолжили традиции, заложенные столетием раньше. В первую очередь это касалось понятия «народа», которое постепенно стало комбинироваться с вариациями расизма. Это привело к тому, что постепенно стали стираться границы между понятиями «народ», «нация» и «раса». Если поначалу слово «фёлькише» использовалось в качестве синонима «национальный», то затем оно стало отличительным признаком расового национализма, так как в XX веке расизм стал одним из центральных компонентов мировоззрения фёлькише. При этом идеология расизма превращалась в главный организующий принцип, который базировался на естественных, природных началах. Это относилось не только к фёлькише националистам, но и к классическим правым и консерваторам. «Природа» в фёлькише идеологии главным образом являлась метафорой для обозначения неискаженного, естественного порядка вещей. Поскольку «раса» была составной частью «природы», то некое расовое смешение воспринималось фёлькише в первую очередь как грубое нарушение естественного порядка. Для того чтобы обосновать этот тезис, авторы из фёлькише движения могли прибегать к различным расовым построениям, которые имелись как в гуманитарной, так и естественно-научной литературе того времени. Ставку они предпочитали делать главным образом на так называемый «научный расизм», то есть расово-антропологическую литературу, а также исследования, посвященные так называемой «расовой гигиене». В итоге проповедники «расовой гигиены» оказались во многих случаях тесно связанными с фёлькише движением. В этом симбиозе родились две гипотезы, которые стали идеологическими аксиомами для фёлькише. Во-первых, это была вера в исключительность собственной «германской расы». Во-вторых, это было предположение о существовании угрозы «высшей расе», которая могла утратить свою «исключительную» ценность в случае расового смешения, то есть утраты собственных расовых отличительных черт. В этих концепциях нередко использовались элементы евгеники, то есть «научной» утопии о возможностях расовой селекции человека. Кроме этого наличие «здорового» народного или расового организма провозглашалось важнейшей предпосылкой для осуществления «биополитики в области народонаселения».

Однако в фёлькише идеологии «раса» ни в коем случае не являлась совокупностью зафиксированных антропологических и генетических признаков, то есть сугубо биологическим понятием. Она была возвышена до уровня идеальной духовной, почти мифической категории. Подобные представления были присущи периоду возникновения «учения о расах», когда теоретики расизма не ограничивались классификацией и интерпретацией внешних расовых признаков. В основу ими были положены гуманитарные спекуляции о сути, происхождения и развитии таких явлений, как язык, культура, народ. В соответствии с фёлькише расизмом они определялись внутренними качествами рас, которые передавались по наследству, только после этого находя свое внешнее выражение. Только при помощи подобной смеси естественно-научных и гуманитарных теорий расизм смог превратиться во всеобъемлющее мировоззрение, которое было в состоянии на собственный манер трактовать социальные явления и исторические события. Традиционно присущие немецкому национализму романтизм и идеалистическая философия со временем трансформировались в метафизическую или духовную «расовую концепцию», что стало отличительной чертой немецкого фёлькише движения. То есть фёлькише комбинировали «идеализм» с внешне фиксируемыми расовыми признаками. По этой причине в начале XX века смесь расизма и убеждений о превалировании в человеке «души» или «духа» привели к возникновению специфической эзотерики. Сразу же надо оговориться, что оккультно-расовые теории, которые говорили о скрытых, таинственных «расовых возможностях», всегда являлись центральным компонентом эзотерического мировоззрения и мировосприятия.

При этом внутренняя конструкция «метафизического» расизма была связана в первую очередь с антисемитизмом. В данном случае акцент делался именно на неявности внешних антропологических признаков, то есть учитывались мнимые духовные качества еврейского народа. Антисемитизм был не просто составной частью фёлькише идеологии, но выступал как формообразующий фактор для фёлькише движения. Это становится очевидным, если принимать в расчет, что некоторые из активистов фёлькише движения были выходцами из так называемого «партийного антисемитизма», который как организованная сила дал знать о себе в Германии в 80-е годы XIX века. Фёлькише в целом отвергали все, что было связано с еврейским народом, – это было общей отличительной чертой всего немецкого националистического движения. Однако причины, по которым в движении придерживались подобных установок, были различными. И здесь между отдельными направлениями фёлькише движения можно было обнаружить значительные различия. Кто-то предпочитал придавать антисемитизму религиозную окраску, некоторые фёлькише исходили из социальных установок, наиболее радикальные представители выбирали расовую «аргументацию». Хотя бы по этой причине уже во времена кайзеровской империи фёлькише движение по своему значению было фактически приравнено к антисемитизму. Однако многие из идеологов фёлькише движения либо осознавали, либо подспудно чувствовали, что подобные ассоциации в значительной мере урезали их мировоззрение. Хотя бы поэтому они полагали, что идентифицировать фёлькише исключительно как антисемитизм было недопустимым. В ответ на это они намеревались предложить целую программу преобразования немецкого общества. Главная идея состояла в том, чтобы негативно окрашенному слову «антисемитизм» было противопоставлено положительно звучащее слово «фёлькише».

В этом стремлении сформулировать положительные цели и «реформаторские» предложения фёлькише обнаруживали черты экспериментально-поискового движения. В нем возникало множество сообществ и организаций, которые действовали параллельно с традиционными политическими силами Германии. Уже в силу этого очень сложно обозначить четкие границы фёлькише движения. Так, например, фёлькише оказались тесно связанными с молодежными организациями и с движением «всеобщего преобразования жизни» («жизненных реформ»). Это сотрудничество осуществлялось прежде всего на страницах журналов и в издательской деятельности в целом. Если говорить о конкретных примерах, то контакты фёлькише с указанными выше организациями могли происходить, например, в рамках краеведческого движения или движения по охране природы. Охрана природы была наиболее показательным примером, так как под этим понятием подразумевались романтические устремления, которые во многом базировались на мифологических представлениях о связи племен и ландшафтов, народа и окружающей среды. Позже эта идеология нашла свое радикальное воплощение в тезисе о «крови и почве», который был заимствован национал-социалистами именно из среды фёлькише.

Фёлькише и движение «всеобщего преобразования жизни» также роднило то обстоятельство, что и там, и там придерживались теорий о вырождении общества, а также идей о том, что отчуждение человека было вызвано «проклятием цивилизации». В обоих случаях поиск выхода из «цивилизационного тупика» был связан с призывами к «возвращению к корням» и «исконной духовности». По этой причине многие работы фёлькише теоретиков вращались вокруг характерных для немцев черт, которые якобы когда-то были утрачены, но их надо было вернуть (либо пробудить), чтобы использовать в качестве силы, способной обновить немецкое общество. Конечно же, эти черты должны были быть присущи всему немецкому народу, германцам. В данном случае немцам предстояло обратиться в свое национальное прошлое, чтобы стать тем, кем они являлись по праву рождения, то есть «истинными германцами». В этом крылся один из принципиальных парадоксов фёлькише движения. Для преобразования общества в настоящем во имя будущего надо было самым радикальным образом обратиться в прошлое. Кроме этого надо было изжить уже имеющиеся признаки «современного народа», чтобы обрести черты, которые по большому счету являлись продуктом умозрительных построений.

Фёлькише движение не испытывало недостатка в моделях германской или немецкой сущности, которые должны были служить примерами для подражания, некими образцами того, как надо было вести себя в «современной» жизни. В данном случае принципиальным моментом являлся вопрос о германской религиозности как составной части «истинной» народной жизни. В итоге уже в начале XX века фёлькише оказались связанными с многочисленными религиозными проектами, которые были призваны «возродить» духовную жизнь Германии. Тем не менее это не привело к отказу от расовой парадигмы, так как фёлькише сосредоточили свое внимание на пропаганде специфических расовых культов. Опираясь на метафизическое единство души и тела, внутренних и внешних качеств немца, провозглашалось, что раса и религия должны были соответствовать друг другу. В данном случае отвечающая «природе» немцев религия должна была являться духовным выражением принципиально неизменяемых расовых качеств германцев, то есть соответствовать «естественному порядку вещей». Классическое христианство с его универсальностью для этого никак не подходило, так как его выход за «расовые рамки» якобы нарушил «естественный уклад», что неизменно приводило к внутренней двойственности немцев, и как отдельного взятого человека, и как народа. Хотя бы в силу этих причин многие из фёлькише настаивали на восстановлении «изначальной» религии, которая должна была стать предпосылкой для национального возрождения всех немцев (подразумевались в первую очередь расовые качества).

«Вальпургиев поезд» 1932 года

Имея фактически одинаковые идеологические установки различные направления в фёлькише движении, тем не менее, создали разные религиозные модели, которые в некоторых случаях существенно отличались друг от друга. Единство соблюдалось только в признании необходимости преодоления конфессионального разделения Германии (католики и лютеране), а также национализации (германизации) религии, которая должна была «возродить народ». Кроме этого почти все фёлькише отличались радикальным антиклерикализмом и антипапизмом, так как полагали, что влияние Рима и католической церкви было существенным препятствием на пути внутреннего единения немцев и страны. Антипапизм, вне всякого сомнения, во многом объяснялся протестантским происхождением многих активистов фёлькише движения. Однако даже те из фёлькише, кто, несмотря на всю критику в адрес существующих церквей продолжали принципиально придерживаться христианства, настаивали на том, чтобы оно было «германизировано», то есть по возможности должно было отказаться от своего ближневосточного происхождения и перестать восприниматься в Германии как иудео-христианство. Германское христианство, поборниками идей которого в первую очередь являлись немецкие священники и теологи, без проблем могло интегрировать в себя традиции религиозного антисемитизма. С одной стороны, иудаизм в его современной форме воспринимался как искаженная и устаревшая религия. С другой стороны – в Германии среди фёлькише курсировали идеи, в свое время заложенные мистиком раннего христианства Маркионом. Согласно им, «истинное» Евангелие не имело ничего общего с «еврейским» Ветхим Заветом, а христианский Бог не имел ничего общего с «божеством иудеев».

Если одни фёлькише группировки активно пропагандировали полный разрыв христианства с еврейской традицией, то другие пошли еще дальше. Исходя из антисемитских установок, некоторые из радикалов заявляли, что необходимо было отказаться от христианства в целом, так как оно являлось «инородной религией», навязанной германцам евреями. Выход из ситуации им виделся в возрождении язычества и традиций нордических предков. Однако эти радикалы ориентировались в первую очередь на те образы, которые были в свое время «нарисованы» немецкими романтиками, например братьями Гримм. В данном случае было бы большой ошибкой говорить о том, что фёлькише планировали восстановление действительного германского язычества, то есть дохристианского политеизма. В данном случае те, кто провозглашал себя «новыми язычниками», на самом деле ориентировались на имманентную Божественность, что было весьма характерно для немецких романтиков XIX века. Видя «одушевленность» всех вещей, они заимствовали из древних германских религий и культов только некоторые элементы пантеизма, но не более того. При планировании основополагающих преобразований фёлькише взывали к древности, которая на самом деле оказалась старой германской идеологией, помноженной на идеализированный образ Скандинавии. В данном случае фёлькише не были слишком оригинальными, так как опирались на пангерманскую традицию XIX века, когда ставился знак равенства между «германским» и «нордическим». В Скандинавии с ее северной мифологией фёлькише и пангерманистам виделись следы «собственного» язычества. При этом Скандинавские страны воспринимались ими как сохранивший себя в чистоте «германский мир», а потому их традиции должны были быть использованы фёлькише для проектирования расовых утопий.

Иоганн Якоб Бахофен

Обращаясь к мнимым нордическим корням, идеологи фёлькише движения на самом деле всего лишь перефразировали на свой манер знаменитую теорию, которая находила свое выражение в знаменитой фразе «Свет идет с Востока» (Ex Oriente Lux). Только в данном случае Восток, где якобы зародилась вся человеческая культура, заменялся на Север. И опять же это не было оригинальным творением фёлькише. Лозунг «Свет идет с Севера» (Ex Septentrione Lux) получил распространение в Германии еще во времена Тридцатилетней войны, хотя использовался он в то время исключительно в отношении Швеции и ее короля. Но уже в XX веке эта фраза получила другое звучание – она относилась к неким северным германцам, которые якобы являлись создателями «истинной культуры». Вопрос о происхождении арийцев в целом и индогерманцев в частности играл очень важную роль в идеологии фёлькише движения. Поначалу в европейской науке под арийцами подразумевалась крупная языковая группа. Однако позже под ними стали подразумевать некую этническую общность. И уже затем в идеологизированных работах стали говорить об «арийской религиозности», которая должна была быть противопоставлена восточным («семитским») культам. Многие из идеологов фёлькише испытывали немалое искушение приравнять арийцев исключительно к индогерманцам, а затем и просто к германцам. Однако подобные намерения создавали немало проблем, большая часть из которых было связана с определением места происхождения этого древнего «протонарода». Версия о возможном азиатском происхождении арийцев напрочь отметалась фёлькише. Среди националистов предпочитали говорить о Южной Швеции или вообще о территории Южной Германии, которая выступила в качестве «кузницы народов», то есть места, откуда началось так называемое «арийское завоевание мира». В некоторых случаях идеологи фёлькише использовали фантастические сюжеты, например учение о «мировом льде». Впрочем, в большинстве случаев предпочтение отдавалось мифологии. Среди немецких националистов наибольшей популярностью пользовались легенды о некогда погибшей далекой северной прародине. Впрочем, были и компиляционные версии. Так, например, мифы об острове Туле или Атлантиде могли дополняться конструкциями «теории о полой земле». Подобные построения имели хождение среди фёлькише-эзотериков. Некоторые из них были взяты на вооружение даже национал-социалистами.

Изображение германского прошлого имело во многих случаях ярко выраженную «половую» окраску, что в свою очередь являлось результатом активного использования теорий Иоганна Бахофена. Швейцарский правовед и историк Бахофен (1815–1887) занимался главным образом исследованиями римского права и классической мифологии. В ходе этих исследований он обнаружил ссылки на случаи установления родства по материнской линии, несмотря на господство в античном мире патриархата.

Эти факты и примеры были соотнесены со сведениями, полученными после изучения некоторых современных первобытных народов. Это сопоставление заставило Бахофена заключить, что в социальном развитии человечества патриархату предшествовал матриархат. Господство женщин возникло, по его гипотезе, из еще более ранней стадии промискуитета («гетеризма»). Важными факторами этого развития были присущая женщинам религиозность и культ женского божества. Бахофен полагал, что первоначальная общественная структура была отражением религиозных взглядов. Схема эволюции общества излагалась им в 1861 году в труде «Материнское право» (Das Mutterrecht). Надо оговориться, что идеи Бахофена были восприняты не только фёлькише, но и марксистами. Если же говорить о фёлькише, то вне зависимости от того, как в их расовых утопиях изображались отношения полов, в любом случае воображаемое германское прошлое являлось временем «родового и полового порядка», противопоставлявшегося современности, в которой социальные функции полов ставились под сомнение. Во многих случаях теоретики фёлькише движения выступали с позиций решительного антифеминизма. Это приводило к тому, что между организованным движением противников предоставления гражданских прав женщинам и фёлькише движением имелись многочисленные связи и переплетения. В идеологической конструкции фёлькише движения мужчины и женщины были противопоставлены друг другу, а потому они должны были выполнять совершенно разные социальные функции. Однако нередко фёлькише отходили от традиционной консервативной модели распределения роли полов в немецком обществе. Различия между полами и возложенные на них задачи пытались трактовать исключительно на «комплексной основе». Если говорить о попытках формирования новой («старой») германской религиозности, то здесь ответы на «половой вопрос» находили самые различные формы.

В целом фёлькише идеология обнаруживала дуалистический характер и базировалась на системе не всегда очевидных противоречий, которые обычно выражались симметричными парами взаимоисключающих понятий: цивилизация против культуры, город против села, христиане против язычников, семиты против арийцев. С некоторыми оговорками к этим понятийным парам можно было отнести противопоставление мужчины и женщины. Большинство из этих понятийных пар были связаны между собою (по крайней мере на уровне ассоциаций), что приводило к созданию целой понятийной сети, из которой и возникала фёлькише идеология. Этот бинарный схематизм находил свое выражение даже в наименовании неких исторических сил, которые определяли историю. Для обозначения «собственного» коллектива фёлькише использовали самые различные слова: немцы, германцы, арийцы, индогерманцы, носители нордической культуры и т. д. Однако для фёлькише движения разработка детальной системы подобных самоназваний не имела большого значения, так как почти все эти понятия воспринимались как синонимы. Куда большее значение придавалось созданию понятийной схемы, в которую были заложены определения для «антиподов» – семиты, христиане, славяне. В итоге сращивания этих двух систем понятие «ариец» оказалось через бинарную пару сведено к понятию «не-семит» или «не-еврей».

Схема противопоставления «своего» и «чужого» находила свое отражение даже на уровне географических и топографических представлений, которые в качестве коллективных представлений («ментальный ландшафт») имели давнишние традиции как в немецкой, так и в европейской культуре. В фёлькише идеологии «Азия», собственно, как и «Восток», воспринималась как «непригодные для жизни пустыни», полнейший антипод «Европы» и злейший враг «Севера». «Восточная пустыня» противопоставлялась «германским лесам». Такое идеологическое направление, как «фёлькише ориентализм», в котором арийское прошлое было «даровано» не только Европе, но также Персии и Индии, всегда противопоставляло эти страны «семитскому Востоку», то есть имело антисемитский подтекст. В данном случае нередко христианство относили к числу «ориенталистских», «семитских» религий, которые в свою очередь противопоставлялись «европейским религиям».

Вновь и вновь в фёлькише идеологии можно было найти отголоски гностических традиций. Подобное родство не было случайностью. В гностических традициях активно использовались не только многообразные метафоры света, но также имелись признаки самообожествления, а также мистического антисемитизма, что нередко проявлялось в форме антихристианских настроений. Подобно тому, насколько была в свое время разнообразной гностическая мистика, настолько же разнородным с идеологической точки зрения оказалось и фёлькише движение. В итоге само движение не было единым организационным строением, а всего лишь великим множеством самых различных организаций, союзов и групп, собранных под крышей одного понятия и определения. Даже современники отмечали, что фёлькише были очень разветвленной сетью, в хитросплетениях которой было дано разобраться отнюдь не каждому. Ситуация осложнялась тем, что при наличии многочисленных связей и пересечений некоторые из небольших группировок и союзов занимали враждебную по отношению друг к другу позицию. Сложность и противоречивость фёлькише движения можно было обнаружить, если обратить внимание на организационные формы относящихся к нему структур. Они были настолько разнообразными, что начинались с обыкновенных общественных объединений, проходили через эзотерические кружки и заканчивались организациями, которые по своей структуре и идеологии весьма напоминали тайные ложи или ордена. Объединение большей части фёлькише движения стало возможным лишь в 20-е годы XX века, когда все силы немецких националистов оказались устремлены на борьбу с «молодой» Веймарской республикой. Только наличие этого «общего врага» позволило многим фёлькише преодолеть до этого существовавшие в аморфном движении идеологические противоречия и личную неприязнь.