Текст книги "Третья попытка"

Глава 9
Тяжела жизнь простого неандертальца

То, что новые обитатели нашего острова не страдают отсутствием аппетита, мы увидели сразу. Трудно было это не увидеть, больно уж быстро подошли к концу наши запасы – всего за один неполный день. А ведь мы считали, что у нас есть недельный резерв!

Впрочем, гости старались по мере сил участвовать в добыче пропитания. Так, с утра неандерталка что-то сказала Кате, а потом вместе с сыновьями отправилась в лес.

– Спросила разрешения поохотиться, – объяснила моя женщина.

Впрочем, я сильно подозревал, что прокормить себя даже впроголодь на нашем острове они не смогут – больно уж он мал, да и птицы стали реже прилетать на него из-за интенсивного отстрела. Поэтому с утра отправился в Москву. Пробыл я в будущем полтора дня, хотя собирался два, но не выдержал. Как-то там было тоскливо без Кати, я еле досидел до конца рабочего дня. Вернулся с десятью килограммами мяса, большой рыбацкой сетью и специальной корзиной из металлической сетки для ловли раков. До сих пор мы неплохо обходились удочками, но теперь пойманной на них рыбы неандертальцам явно не хватит. Они же очень сильные и, значит, должны много есть, и отнюдь не травы. В какое русло направить их силу, я уже примерно представлял. Однако, как это часто бывает, мои планы просуществовали только до первого соприкосновения с реальностью.

Апа с сыновьями вернулись к полудню. Принесли двух уток, причем одну – просто выдающихся размеров. Я немного офигел. Утки неоднократно пролетали над островом, но никто из нас ни разу не видел, чтобы они приземлялись. Мы с Катей не раз пытались бить их влет и из ружья, и из пневматички, но безуспешно. Птицы летели слишком высоко. А тут – на тебе! Ушли на четыре часа и принесли. Это притом, что в качестве оружия у сыновей имелись только заостренные, прокаленные на огне палки, а у Апы – вообще ничего.

В процессе ощипывания птиц Катя попыталась побеседовать с неандерталкой, но у нее не получилось.

– Знаешь, – удивленно поделилась со мной любимая, – с ней сейчас невозможно общаться! Сидит и уток жалеет.

Впрочем, необъяснимый приступ утколюбия продолжался у нашей гостьи недолго, и вечером Катя смогла продолжить расспросы. То, что она узнала, резко изменило наши планы.

Как уже говорилось, племя Апы последнее время подвергалось нападениям длинноногих пришельцев. Они прижали неандертальцев к берегу – как поняла Катя, какого-то полуострова. Во всяком случае, позиция пока позволяла обороняться, но с едой было совсем плохо. А не так далеко располагался остров, но намного крупнее, чем наш недомерок.

Племя давно знало, что, если связать два больших бревна, то они станут гораздо устойчивее на воде, чем каждое из них по отдельности. Настолько, что на них можно плавать. Правда, до сих пор от берега никто далеко не удалялся. Но Апа решила рискнуть и попробовать добраться до острова – потому как иначе все племя, и ее в том числе, ждала гибель. Однако плот пронесло мимо большого острова и потом больше суток носило по морю, пока мы их наконец не спасли.

Мы давно подозревали, что не очень далеко на северо-восток от нашего островка находится какая-то достаточно большая земля. Во всяком случае, в ясный день, поднявшись на гору, можно было разглядеть в бинокль слегка выступающую из-за горизонта вершину. Да и облака там кучковались чаще, чем в любой другой стороне. По моим прикидкам, до предполагаемой земли было километров сорок – пятьдесят.

Получается, что это был тот самый большой остров, а за ним – материк. На самом краю которого сидело в осаде племя Апы.

– Мне кажется, что мы должны им помочь! – заявила моя женщина, когда после обильного ужина мы собрались на совет.

Естественно, что я думал точно так же.

– Перестрелять этих ану-ану? – поинтересовался Паша. – Тогда нужно сходить в мою квартиру за карабином, да и еще одно ружье тоже лишним не будет.

Оказалось, что Павел, пока мог ходить, увлекался охотой. И сейчас у него еще оставалась какая-то древняя тульская двустволка и гражданский вариант мосинской винтовки.

– Развоевались! – возмутилась Ксения. – Эти длинноногие небось охотятся с детства, да к тому же еще и на людей тоже. А вы? Опять же для нас любые потери недопустимы. Хрястнут кого-нибудь по дурной башке дубиной или на грязное копье насадят – что делать будем? Нет, я предлагаю для начала просто переправить племя Апиных родственников на большой остров. А там присмотреться и без спешки решить, что делать дальше.

С этим предложением согласились все. Состав экспедиции тоже не вызвал особых споров – решили, что плывем мы с Катей. Паша с Ксенией почти не умели обращаться с катамараном. Отправляться всем четверым не имело смысла – ведь надо было взять с собой не только Апу с отпрысками, но и довольно много груза.

В Москву за дополнительным оружием решили пока не ходить, раз боевых действий не предвидится.

Экспедиция стартовала ранним утром следующего дня. Дул умеренный западный ветер, моя самодельная вертушка-спидометр показывала от шести до семи километров в час. Мы шли под парусом, хотя перед отплытием я притащил из Москвы три двадцатилитровых канистры с бензином, но топливо решено было использовать только в крайнем случае.

До большого острова «Катран» добрался за восемь часов. За это время мы с Катей полностью сошлись в том, что парусное вооружение пора дополнять стакселем, а то ведь «Катран» так и хочется переименовать в «Черепаху». Все-таки загрузка в неполные полтораста килограммов, как получалось, когда на борту были только мы двое, и более чем полтонны, как сейчас, – это разные вещи.

Причалив, мы высадили на остров сыновей Апы – они должны были произвести первичную разведку и найти место для лагеря всего племени. А сами поплыли вдоль берега.

Часа через два он начал загибаться вправо, и нашим глазам открылся пролив между островом и материком. В ширину он был километров пять. Апа воодушевилась и показала нам, где укрываются ее родственники.

Их было не так уж и много – двадцать девять человек, из них один больной мальчик, из-за которого племя не могло двигаться быстро, и трое раненых в стычках с длинноногими.

– Какие приличные люди, – поделилась со мной Катя. – Я думала, что дикари должны просто бросить больного, раненых и удирать со всех ног.

– Так они, наверное, пока не успели должным образом одичать, в смысле цивилизоваться, – выдвинул гипотезу я. – Еще не дошли до понятия «целесообразность». Поэтому и не бросают больных и слабых.

Для перевозки всех на остров потребовалось пять рейсов и почти двадцать литров бензина – без мотора мы бы просто не успели до ночи. Да и то последний рейс пришлось делать в сумерках.

Когда мы грузили на «Катран» последнюю партию, из-за каменной гряды, отделявшей полуостров от материка, выскочили четверо. С виду практически как люди. Но больно уж агрессивно они бросились к нам, потрясая копьями, так что я сразу схватил винчестер и выстрелил два раза. Один из нападавших упал. Остальные кинулись назад, оставив не то раненого, не то убитого валяться на камнях. Наверное, можно было не сразу целиться в грудь, а поначалу выстрелить по ногам… но рядом со мной стояла Катя, и риск показался мне неуместным.

Обратно «Катран» повез тоже пятерых. Кроме экипажа на наш маленький остров направлялись больной мальчик и самый тяжелый из раненых – у него опухла и загноилась нога. Катя убедила Апу, что Ксения, скорее всего, сможет им помочь, и теперь великая мать сопровождала своих недужных соплеменников. Я же весь путь думал о том, что нам, похоже, необходимы радиостанции. Впрочем, покупать их совершенно необязательно, проще самому сделать то, что надо. Ведь здесь нет никаких проверяющих органов, и, значит, можно будет не маяться с шириной полосы передачи.

Ксения с Павлом действительно волновались. Впрочем, увидев пациентов, Ксюша тут же перестала кудахтать и велела нести их… вот только куда?

– В наш дом, – распорядилась Катя. – Мы пока поживем в палатке, нам не привыкать. А вообще, конечно, пора начинать строить еще что-нибудь. Но об этом я потом поговорю с Апой. Если она на время предоставит десяток своих родственников, то они тут сработают и за лесовоз, и за бульдозер, и за подъемный кран.

– Вот только прокормить их, наверное, обойдется дороже, чем купить подержанный бульдозер, – буркнул Паша. – Утки каждый день прилетать не будут.

– У нас есть сеть, – напомнила Катя. – Да и потом, если я все правильно понимаю, и с утками дело обстоит не так пессимистично.

Мы с любимой быстро перенесли необходимые вещи в ее бывшую палатку. Паша помог устроить больных и остался помогать Ксении, от нас же пока требовалось обеспечить рыбу или мясо. Я еще раз прочитал скачанные из Интернета инструкции по установке сети, и мы, взяв ее, отправились к катамарану.

Когда сеть была поставлена, я поинтересовался у Кати:

– А почему ты решила, что утки будут прилетать к нам?

– Вспомни место, откуда мы эвакуировали неандертальцев. Что, по-твоему, они там ели?

– Наверное, рыбу…

– Ловя ее руками? Да и ни нырять, ни плавать они почти не умеют. Зато Апа умеет подманивать птиц. И, кажется, некоторых зверей тоже. Меня обещала научить, вот! Так что гордись, скоро я начну приманивать мамонтов, чтобы не мелочиться. Буду тебе носки вязать из их шерсти. Интересно, смогут они вплавь добраться до нашего острова? Чтобы с доставкой. Но ты все равно заранее подумай, как можно использовать в хозяйстве слоновую кость.

Вечером уставшая Ксения рассказала о состоянии больных.

– У мальчика запущенный бронхит, с этим я скорее всего справлюсь. А вот удастся ли обойтись без ампутации ноги у мужика – не уверена. Кстати, Апа точно знает какие-то наговоры. Побормочет что-то, пальцами пошевелит, ушами подвигает – и у пациента сразу пульс нормализуется. Очень хороший ассистент. Вот только я не знаю, как быть, если все-таки не удастся обойтись без ампутации. У меня просто сил не хватит, больно уж у них кости толстые.

– А если бензопилой? – предложил я.

Катя закашлялась, подавившись рыбьим хвостом. Видимо, в деталях представила себе это зрелище. Ксения глянула на меня как на сумасшедшего.

– Или сабельной, она поаккуратнее режет.

– Это еще что такое?

Я принес и показал.

– Вроде ничего, – с сомнением покачала головой наша докторша, – только лезвие какое-то не очень подходящее.

– Их у меня пять штук разных. Вот, выбирай.

– Эта, кажется, подойдет. – Ксения отложила в сторону пилу для дюраля. – Паша, справишься? Хотя ну тебя в задницу, еще в обморок хлопнешься, оживляй потом. Ладно, в случае чего сама как-нибудь.

Однако принимать столь экстремальные меры не пришлось, Ксения смогла сохранить ногу своему пациенту. Правда, работала она далеко не столь хорошо, как до ранения, но все же лучше самого хорошего протеза. Тем более не факт, что мне удалось бы найти самый хороший протез именно для неандертальца – вряд ли их массово выпускают в двадцать первом веке.

Мальчик с бронхитом выздоровел еще раньше, и теперь Апе ничто не мешало возвращаться к своему племени. Которое вполне могло и зачахнуть без великой матери.

– Разве она у них одна такая? – удивился я.

– В том-то и дело, – пояснила Катя. – Такая – одна. Есть две девчонки, только-только родившие своих первенцев. Но от них мало проку. Не могут толком подманить утку, не говоря уж о более крупном звере. Никого не могут лечить от хоть сколько-нибудь серьезных хворей. Не могут заставить вождя себя слушать.

Катя уже успела выяснить, что у наших соседей-неандертальцев самый настоящий патриархат. Просто если вождь умный, то он слушает, что говорит ему великая мать. Особенно если она же и способствовала тому, что он занял этот пост. И вполне способна организовать обратный процесс.

И снова вопрос – кому плыть – никаких дискуссий не вызвал. Катамаран потому и назывался «Валдай-6», что мог поднять шестерых. Причем он не утонул бы, будь даже все шестеро неандертальцами. Просто осел бы в воду по самую палубу. Но так как весомых гостей было всего двое плюс маленький ребенок, то мы могли сопроводить их вчетвером и даже взять с собой немного груза.

Мы решили присмотреться, нельзя ли организовать наше селение на большом острове. Во-первых, потому, что он реально больше – если по площади, то как минимум раз в сто. А во-вторых, нас очень уговаривала Апа.

Начала она с Кати, но тут, видимо, много времени не потребовалось. Следующим в очереди на моральную обработку был я.

Вообще-то вид нашей гостьи потрясал воображение даже без всяких одежд и украшений. Но тут она, видимо, решила дополнительно подстраховаться. И заплела свою бороду в пять косичек. Кроме того, Апа натянула на себя штору из нашего домика, подаренную ей Катей, потому как в домик было решено потом переправить тюлевые шторы из московской квартиры. В таком одеянии Апа чем-то напоминала римского сенатора. Если, разумеется, у него были плечи хотя бы вполовину меньшей ширины. Хотя, конечно, все равно задницы не только таких, но даже вдвое меньших размеров ни у какого сенатора быть не могло.

Переводчиком с неандертальского работала моя ненаглядная. В ее исполнении это выглядело примерно так:

– Апа говорит, что любое племя будет весьма радо, если поблизости поселится величайшая мать. Но все-таки не совсем рядом, ибо это чревато. Потому как мать способна к добрым делам только в присутствии своего мужчины. Если его не будет, то под горячую руку лучше не соваться. И ей, привереде, никакой другой не годится! Вадик, ты это хорошо понял? Так вот, Апа не только с восторгом наблюдает в моем лице будущую величайшую мать. С не менее глубокими чувствами она смотрит на тебя и видит того единственного мужика, который только и подходит этой самой матери. Любимый, ты очень горд? Смотри не зазнайся. Лучше прикинь, что можно взять с собой без риска утопить «Катран». Впрочем, еще раз сплавать туда и обратно в случае чего будет не так уж трудно.

Однако перед тем, как куда-то плыть, мне предстояло два раза посетить Москву.

Сначала мы вместе с Павлом появились в двадцать первом веке посреди моей квартиры. Здесь гость переоделся, затем подался к зеркалу – накладывать легкий грим, чтобы в случае, если встретится знакомый, не очень сильно вводить его в изумление. Потом мы за час с небольшим добрались от Ломоносовского проспекта до улицы Волгина. За это время на улице стемнело, но, наверное, и при свете дня на нас никто не обратил бы внимания.

Озираясь, как будто он шел грабить Форт-Нокс, а не возвращался домой после краткой отлучки, Павел где-то со второй попытки смог отпереть дверь, и мы вошли. Хотя жилище и простояло необитаемым всего две недели, в нем уже начала ощущаться какая-то затхлость.

– Так, приберем немного за покойничком-то, – ухмыльнулся Паша. – Да ты не пугайся, крыша у меня на месте. Просто мне куда удобнее считать, что пенсионер Павел Никитич Данилин, царствие ему небесное, наконец-то скончался от одной из своих многочисленных и неизлечимых болячек. А его место занял десятиклассник Пашка Длинный, спортсмен и красавчик, в которого были влюблены чуть ли не все девчонки обоих выпускных классов. Кроме разве что одной гордячки-отличницы, Катя всегда была очень рассудительной особой.

Тут Паша замолк, покосившись на меня. Кажется, он жалел, что, не подумав, ляпнул лишнее. Как будто я без него не знал, сколь рассудительна моя любимая! Иногда, конечно, ей случалось совершать импульсивные поступки, но потом, если приглядеться, всегда оказывалось, что они были хорошо продуманы заранее. В отличие от меня, который довольно часто сначала что-то делал, а только потом начинал чесать в затылке. Все правильно, должен же хотя бы один из пары думать над тем, что и зачем совершает. Глядишь, со временем и второй научится.

Вскоре Павел покинул свою квартиру, но, естественно, не через дверь. Я переправил его на остров с ружьем, карабином и патронами к ним. Кстати, до десятиклассника ему было еще далеко, выглядел Паша лет на сорок. Впрочем, это все равно далеко не восемьдесят с лишним, вот силы-то из него и прут.

Мы подоспели как раз к обеду, после которого мы с Катей немного отдохнули в снова ставшем нашим доме, и я отправился в будущее.

Никому не было интересно, кто заходит и кто выходит из Пашиной квартиры. Я доехал до Ломоносовского проспекта, с отвращением посмотрел телевизор, выпил две чашки показавшегося на редкость безвкусным кофе, почитал несколько обзорных материалов про неандертальцев – в общем, просто убивал время до того, как снова появится возможность вернуться. И доубивался до того, что чуть не забыл сходить в Катину квартиру за шторами. Но все-таки вовремя про них вспомнил и вернулся на поляну, обмотанный тюлем, как привидение.

Глава 10
Где жить, кого есть и как спасаться?

Вопрос, где нам провести грядущую зиму – на большом острове или на маленьком – оказался не так прост. Да, в месте моего первого прибытия в прошлое потихоньку становилось тесновато. Мало того что сам остров имел весьма невеликий размер, так более или менее ровного места на нем не набиралось и половины гектара. Урожай с огорода скорее вызывал моральное удовлетворение, нежели тяжесть в желудках, а почти всех мидий в маленькой бухточке мы уже съели. В общем, если бы не один-единственный недостаток большого острова, то мы переселились бы туда, не задумываясь и с песнями. Нет, причиной сомнений были не Апины соплеменники. Они, если можно так выразиться про неандертальцев, оказались очень культурными, доброжелательными и вежливыми людьми. Главный недостаток большого острова состоял в том, что оттуда никак не получалось попасть в двадцать первый век. Это выходило только с маленького островка, причем не абы откуда, а только с полянки неподалеку от бухты.

И значит, в случае смены места жительства мы окажемся на всю зиму отрезанными от Москвы, потому как выходить в море в период с ноября по март, насколько я помнил предыдущую зиму, будет извращенной формой самоубийства. По крайней мере, таким морякам, как мы сейчас.

Основным фактором в принятии решения стало заявление Апы о том, что мамонтов на острове, который мы назвали островом Родос из-за некоторого сходства с одноименным греческим, расположенным неподалеку от Турции, вполне достаточно. На зиму точно хватит.

Я быстро прикинул в уме. Мясо зимой может храниться долго, и, получается, можно считать, что не менее половины веса мамонта пойдет в пищу. Весит же он десять тонн – значит, с одного хоботного имеем пять тонн мяса. Пусть неандерталец за один присест сжирает мяса как пять нормальных человек в сутки, они все здоровые. Итого двадцати рылам одного мамонта хватит на два месяца! А так как мамонтов на Родосе значительно больше, чем пальцев на руках, это Апа утверждала совершенно точно, то и нам хватит.

Правда, потом выяснилось, что в столь красивые с виду рассуждения вкралась ошибка, но решение-то мы принимали еще до того, как это стало ясным. И вот в конце августа началось великое переселение. Я только и успевал таскать из будущего бензин и крупы, а «Катран» почти каждый день делал по рейсу туда и обратно. Так что к середине сентября, когда погода временами уже становилась «нелетной», смена места жительства нашей маленькой колонии была в общем завершена. А к концу сентября было завершено и строительство двух домов. На сей раз это были срубы, а не каркасные скворечники наподобие оставшегося на маленьком острове.

Во время осеннего равноденствия я попытался еще раз поточнее замерить широту и получил тридцать пять градусов. Похоже, большой остров – это действительно Родос.

Тогда же наш флот увеличился еще на одну единицу. Все-таки «Катран» даже с малой загрузкой был не очень быстроходен. И, например, если погода вдруг начнет портиться как раз тогда, когда он будет находиться примерно посередине пути от большого острова до малого, то получится совсем нехорошо. По моим наблюдениям, для радикального изменения обстановки требовалось часа два, а за это время он никак не успеет добраться до берега. Вот я и купил то, чему этих самых двух часов хватит даже с некоторым запасом. Надувная лодка «Беджер» с пятнадцатисильным мотором даже с полной загрузкой развивала двадцать километров в час, то есть могла в любом случае убежать от надвигающегося шторма. На ней мы с Катей и совершали регулярные рейсы на малый остров, потому как постоянно оказывалось, что нам еще чего-то не хватает, а Катины деньги еще далеко не кончились, да и у меня они тоже водились в не таких уж малых количествах. Кстати, как-то раз я случайно услышал, как на эту тему моя любимая разговаривала с Ксенией.

– И чего ты с ним туда постоянно мотаешься? – недоумевала наша докторша. – Он что, один или с Пашей не доплывет? Или боишься, что начнет там изменять тебе с утками или с мидиями – больше, насколько я помню, на том клочке земли ничего живого нет.

– Ты, Ксюха, как была там всю жизнь дурой озабоченной, так ею и здесь осталась, – вздохнула Катя. – Какие еще, в задницу, измены? Вдвоем в случае чего больше шансов выжить, тем более что плаваю я лучше вас всех, вместе взятых, и в холодной воде тоже.

Впрочем, перед тем как проводить меня в будущее, Катя устраивала, как она это назвала, сеанс релаксации. Причем такой интенсивности, что даже если бы я в Москве и захотел ей изменить, то все равно бы у меня ничего не вышло. Кое-как перекантовавшись в будущем три дня, я возвращался на остров, где отдыхал примерно сутки. Потом еще один заход в Москву, и лодка, которой без особых затей было присвоено имя «Барсук», с очередной партией груза отправлялась на Родос.

В начале октября море еще довольно часто позволяло по нему плавать, и однажды, вернувшись, мы узнали, что во время нашего отсутствия племя добыло мамонта и сейчас собирается его есть. Понятное дело, я тут же кинулся смотреть на ископаемую зверюгу.

М-да…

Во-первых, это все-таки был не совсем мамонт, а скорее волосатый слон, потому что бивни у него торчали вперед, а не закручивались бубликом. Но это еще было полбеды. По размеру слон не дотягивал даже до коровы! Причем Апа утверждала, что он мало того что взрослый, так еще и довольно крупный. В общем, я потом раскопал в Интернете, что в это время на многих крупных средиземноморских островах действительно водились карликовые слоны. Но, надо отдать им должное, на вкус они оказались великолепны, особенно если готовила Ксения.

Зима в этом году хоть и началась позже, чем в прошлом, аж в середине декабря, зато сразу с недельной метели. Впрочем, Апа предупреждала о смене погоды за несколько дней, так что мы успели в последний раз сплавать на маленький остров, нормально вернуться с грузом, вытащить оба наших корабля на сушу и засунуть их в специально для этого построенный сарайчик, после чего отпраздновать закрытие сезона. Хотя, конечно, на самом деле мы праздновали получение Пашей первой партии нормального самогона из местного сырья. Если кто собирается ухмыльнуться или осуждающе покачать головой, то зря. В конце концов, продукт перегонки годится не только для пьянства, но и для использования в двигателях внутреннего сгорания. Ну а что сейчас мы сели его пить – так это исключительно в целях исследования химической чистоты и прочих эксплуатационных свойств.

До самого Нового года погода не очень способствовала продолжительным прогулкам. В основном приходилось сидеть дома, иногда захаживая в гости к Павлу с Ксенией или к неандертальцам.

Да, на большом острове, который мы посчитали Родосом и потому так и назвали, теперь стоял самый настоящий поселок. В самом его центре располагалось здание, с которого Паша начал строительство, – русская баня. Потому как то, что я соорудил на месте предыдущего жительства, было, по его мнению, всего лишь походной душевой. Хотя, с моей точки зрения, главным отличием было то, что в новой бане стало несколько удобнее заниматься сексом. Что Павел с Ксенией и доказывали регулярно, иногда по три-четыре часа подряд. Мы же с Катей, попробовав, решили, что в бане все-таки лучше ограничиться мытьем или, если уж совсем невтерпеж, одним быстрым разом, а продолжать не торопясь и не отвлекаясь на подбрасывание дров в печку или обливание водой раскаленных камней. В общем, дома.

У нас с Катей он представлял четырехстенную избу и состоял из сеней и одной большой комнаты размером шесть на пять. В одном углу стояла низкая полутораспальная кровать – нам ее вполне хватало. Правда, примерно половина пола комнаты была покрыта большим пушистым ковром. У противоположной стены располагались письменный стол, печка, шкаф, обеденно-готовочный столик и четыре стула.

Паша, глянув на наше жилище, заявил Ксении, что лично он в такой тесноте и нищете жить не готов. И, припахав все племя, отгрохал пятистенку размером шесть на девять. Она состояла из четырех комнат – двух небольших спаленок, кухни и гостиной. Правда, назначение последней Павел, кажется, представлял себе несколько однобоко, потому как единственным предметом мебели там пока был здоровенный четырехспальный сексодром с балдахином, а гостей, то есть нас, они с Ксюшей принимали на кухне.

Чуть в стороне располагались мастерская и больница – простейшие срубы пять на пять без каких-либо излишеств. А за ними – три шатрообразных дома из тонких стволов и веток, обмазанных глиной, где, собственно, и жило все племя. Правда, мы все же успели до выпадения снега построить им сарай с земляным полом, но зато с нормальной печкой-буржуйкой, однако пока это помещение особым успехом не пользовалось. Неандертальцы по очереди заходили туда, оглядывались, долго смотрели в единственное окно, потом осторожно трогали печку, восхищенно цыкали зубом и возвращались в свои шатры.

Кстати, несмотря на то что в диаметре каждый шатер имел всего метра три, а набивалось туда иногда по десятку с лишним человек, в жилищах наших соседей ничем особым не пахло, кроме дыма. Топились они по-черному, костром, разведенным в сложенном точно по центру очаге из камней, а дым выходил в специально для этого открываемое отверстие в крыше.

Баня у них тоже никакого энтузиазма не вызвала. Апа один раз помылась, но почти холодной водой и при температуре градусов двадцать – иначе ей было слишком жарко. Однако повторять свой подвиг совершенно не рвалась.

Зато подаренный набор щеток и расчесок для собак ей очень понравился. Она обучила сыновей им пользоваться и теперь приходила к нам в гости вся из себя расчесанная, шерсть на ее могучем теле лежала красивыми шелковистыми волнами. Я, хоть и не обладал никакими телепатическими способностями, и то видел, что, глядя на Апу, Катя всякий раз задумывается о вязании. Потому как у местных карликовых слонов шерсть для этого оказалась слишком грубой.

Вскоре подоспел Новый год, который мы праздновали традиционно, в ночь с тридцать первого декабря на первое января по местному календарю. И значит, в здешнем мире пошел уже второй год новой эры.

Он начался с лесозаготовок, потому как пилить деревья лучше всего именно зимой, когда в них мало соков. Чем мы с Павлом и занимались при посильной помощи нескольких молодых неандертальцев, а наши женщины в основном сидели дома – Ксения готовила, а Катя помогала ей и шила. По вечерам же она читала, причем не художественную литературу, которой в ее ноутбуке было более чем достаточно, а научно-популярную, что я накопал для нее в Интернете во время своих осенних визитов в Москву. В основном о происхождении и истории развития человека. Вскоре, приобретя какой-то багаж знаний, любимая начала в перерывах между чтением различных источников делиться сведениями со мной.

– Вадик, как ты думаешь, отчего некоторые первобытные охотники и собиратели перешли к земледелию?

– Наверное, забрели в такие места, где охотой да сбором орехов не очень-то и прокормишься, – пожал плечами я. – Жить захочешь – и не тому научишься.

– Вот-вот, и мне тоже так казалось. Однако на самом деле все обстояло строго наоборот! Переход от добычи к производству еды всегда происходил в райских уголках вроде Междуречья. Там, где дичь сама шла на охотников, а всякие съедобные растения торчали из земли чуть ли не на каждом квадратном метре и давали по три урожая в год без всякого участия человека.

Вообще-то мы уже собирались ложиться спать, и Катя параллельно с образовательными речами начала раздеваться. Я, как всегда, с большим интересом следил за развитием этого процесса, но любимая, кажется, отнесла мое повышенное внимание к своим историческим изыскам. И продолжала ими делиться:

– Вот, значит, иногда кочевое племя забредало в такой райский уголок. И через некоторое время с удивлением обнаруживало, что кочевать больше никуда не надо. Дичи много, за ней совершенно не надо бегать, а всяких съедобных орехов и кореньев еще больше. Племя строило чуть более капитальные жилища, чем обычно, потихоньку обрастало хозяйством… мм…

Тут в Катином докладе случился перерыв, потому как я начал целовать ее в шею. Мне подставили грудь, но перед этим пообещали продолжить просвещение как только, так сразу. И действительно, когда ее дыхание выровнялось, Катя выполнила свое обещание.

– Обрастало, значит, хозяйством и детьми.

– А что, в походах этому что-то мешало? – поинтересовался я. – Мы, например, сегодня в сумме отмахали километров пятнадцать по снегу, да еще и с бревнами приходилось корячиться, и ничего. Как ты только что могла убедиться, силы очень даже остались.

– Ну, во-первых, наверное, не все такие… э-э-э… выносливые. А во-вторых, заводить следующего ребенка можно было только тогда, когда предыдущий научится бежать со скоростью быстрого взрослого шага, ведь мать может нести лишь одного. Опять же мужики все-таки от безделья начинали интенсивнее выполнять свои супружеские обязанности, и население быстро росло. А поголовье дичи и количество съедобных растений в шаговой доступности, наоборот, быстро падало. И скоро перед племенем вставал простой выбор из трех вариантов. Или вымереть от голода в связи с изменившимися условиями. Или преодолеть лень, бросить лишнее барахло и снова вернуться кочевому образу жизни. Или остаться на месте и заняться сельским хозяйством. Так вот, – продолжала Катя, потянувшись, – довольно часто люди выбирали третий вариант. Это я тебе излагаю одну из существующих гипотез. Однако мне в ней не все кажется достаточно убедительным. Например, почему жители Северной Германии перешли к земледелию на пятьсот лет позже своих соседей с юга? Расстояние между ними было всего километров полтораста. Или почему некоторые североамериканские индейцы сначала переходили к нему, потом вполне сознательно бросали это дело, а через некоторое время снова возвращались к пахоте? И так несколько раз. Что, мне снова сделать перерыв в дозволенных речах? Ладно, ложись на спину и расслабься – ты все-таки целый день бревна таскал, так что теперь отдохни, я за тебя поработаю.