Текст книги "Инженер его высочества"

Глава 32

«Тузик» долго, почти две минуты, разбегался по заснеженному полю, но наконец взлетел. Тяжело взлетел, неуверенно… Посторонний наблюдатель смог бы заметить, что это какой-то не совсем обычный «Тузик» – с обрезанными крыльями и ненормально низко расположенным центропланом, так что было непонятно, где там может поместиться пилот. Но посторонних на левом берегу низовий Волги вообще водилось мало, а уж на секретном полигоне их присутствие было полностью исключено.

Я ткнул джойстиком назад, потом, посмотрев на реакцию самолета, еще раз. Опасно покачивая крыльями, «Тузик» с трудом набирал высоту. Я вспомнил молодость, свою первую радиоуправляемую модель – пожалуй, та летала получше, а вот управлялась похуже. Но, однако, поворачивать надо, пока подопечный за горизонт не улетел… Я три раза качнул джойстик вправо.

Управление производилось с пятнадцатиметровой деревянной вышки. Вокруг была заснеженная степь с ярко-оранжевой черточкой самолета у горизонта. Вот она повернулась, на короткое время стала крестиком и снова почти исчезла. Сейчас самолет летел под прямым углом к предыдущему курсу. Я опустил бинокль.

Это был не просто радиоуправляемый аппарат. Там имелся релейный автопилот с двумя гироскопами, а по радио шли только команды о смене курса. Теперь «Тузик» летел прямо на бревенчатый сарай, из которого навстречу ему ударили очереди двух пулеметов. Я передал команду «противозенитный маневр», и обстреливаемый начал совершать резкие рывки из стороны в сторону, сохраняя при этом общее направление. Вроде пока летит, ладно, уходим от сарая, ведем его поближе к нам.

Так, подлетает… Я нажал кнопку рядом с джойстиком, мотор заглох, и «Тузик» неуклюже плюхнулся, сломал шасси, некоторое время пахал носом снег, а потом перевернулся и застыл кверху брюхом. Ничего особенного в этом не было, штатный полет данного аппарата посадки вообще не предусматривал, вместо нее предполагалась встреча с целью.

Крылатая ракета у нас с Поморцевым пока не получалась, и я решил попробовать обойтись тем, что уже было, – самолетами. Два первых разбились, а вот третий вроде вел себя терпимо. Посмотрим, сколько дырок и где в нем найдется после этого полета.

Присутствовавший при испытаниях Гоша был в восторге. Еще бы, только что нормально отлетавший самолет имел на борту почти четыреста килограмм песка! И мне удалось его по г-образному маршруту вывести прямо на сарай, расположенный в пяти километрах от нас. Это было ценно еще и потому, что недавно выяснилось одно ранее нами не замеченное свойство портала – он мог открываться только в места, сохранившиеся с прошлого визита в неприкосновенности или близком к ней состоянии. Когда мы попробовали открыть дырку в трюм ремонтируемого «Петра», у нас ничего не вышло. Аналогично получилось и с «Микасой», так что с ней придется бороться без возможности подбросить гранату в зарядный погреб.

– Ну что, ждем результатов летних испытаний на Каспии или прямо сейчас запускаем аппаратуру в серию? – гордо осведомился я. – «Тузиков» можно потом быстро наделать, а там, глядишь, и «Бобики» пойдут.

– А ты сколько комплектов к лету успеешь подготовить? – поинтересовался Гоша.

– Ну штук пять-шесть… Может, конечно, и семь, но не обещаю. И надо еще один особый автопилот сделать и под него специальный «Тузик», чтобы он мог садиться, надо же на чем-то операторов тренировать.

– И откуда мы их запускать будем? Имеется в виду не на испытаниях, а на войне.

– С «Мономаха». А вот управлять – с катамарана, он сможет подойти ближе к цели. Или запускать с берега, а управлять с самолета.

– Мне вот какая мысль пришла, – сообщил Гоша, – а что, если самолет для заметности снабдить дымовой шашкой? Еще и направление ветра у цели можно будет как-то видеть.

– Можно. И прожектор для ночной атаки тоже надо будет попробовать… То есть два – один на самолете-наводчике, а другой на снаряде. А насчет шашки… Трассер ему в зад, сразу не только заметность повысится, но и пространственное положение со стороны будет определять легче.

К этому времени упавший самолет был перевернут и погружен на специальные сани. Мы спустились с вышки, испытания были закончены. Нас тоже ждали сани, но с приставкой «аэро», то есть три лыжи с кабиной и мотором от «Святогора». Пора было ехать в Михаиловку, которая потихоньку начинала превращаться в город Михаилов. Там нас ждало младшее высочество, получившее наконец-то третий класс и звание капитана.

В отличие от Георгиевска при застройке Михаиловки никаких отклонений от плана не допускалось. Поселок был строго квадратный, три улицы параллельно Волге и три перпендикулярно. В центре – резиденция Михаила, который, судя по результатам его деятельности, оказался значительно большим педантом, чем я думал поначалу. Гошин дом стоял в полукилометре от поселка, но уже вызывал сдержанное недовольство младшего высочества своим неправильным расположением, поскольку при дальнейшем расширении он попадал в городскую черту, но не в квадратно-гнездовую сетку. Но сейчас наш путь лежал к особняку в центре города, который местные называли дворцом. Предстояло пообедать, а потом на «Пересвете» лететь в Царицын, на вокзал, – в этот раз мы приехали сюда обычным путем и уезжать собирались так же.

По приезде Михаил сначала представил нам документы о сегодняшних событиях, где они изображались неудачными испытаниями новой модели самолета, и, только получив наши подписи, повел кормить.

В поезде Гоша сказал:

– Пожалуй, пора с весны начинать строиться на Дальнем Востоке.

– Но только надо заранее продумать, что под видом чего мы будем сооружать, – согласился я. – Про Находку вроде уже решили, а что за культурные объекты мы будем возводить в Порт-Артуре и около?

– Заводик по производству колючей проволоки пусть будет Обществом русско-китайской дружбы, – засмеялся Гоша, – а вот как выдать береговую батарею за библиотеку, это надо помозговать.

– Так это будет не просто библиотека, а при обсерватории, ты же у нас большой любитель их строить, – предложил я. – А телескоп – он как раз и должен быть на массивной поворотной станине и в прочном здании, устойчивом к землетрясениям, ну и к случайно залетевшим с моря снарядам тоже. Пора, кстати, прикинуть, кто, под какой легендой и где будет двенадцатидюймовые телескопы закупать.

– Ну тут особых сказок не нужно, – отмахнулся Гоша, – закупаем их мы, для «Мономаха», чтобы, значит, воткнуть на носу вместо его старых восьмидюймовок. И воткнем, любовно изготовленные из лучших сортов жести и фанеры.

– Зачем так прямолинейно? Можно сделать иначе: честно и легально объявить всем, что мы хотим вооружить «Мономах» современными восьмидюймовками. И купить их, не пропадут. А через подставных лиц, но не особо напрягаясь с конспирацией, приобрести эти самые двенадцатидюймовки. Тогда будут понятны меры секретности при установке – то, что орудия всегда в чехлах и около них караул, как у Мавзолея… Типа и не надейтесь, противные, никому не выдадим военную тайну, что у нас там вместо восьми теперь стоит двенадцать! Ну а отдельно, поначалу в трюме, будет лежать катапульта для самолетов-снарядов. Тихо так лежать, мы ее только после начала войны установим.

– А с ракетами, значит, ничего не вышло… – вздохнул Гоша.

Я в растерянности даже прикурил сигарету с фильтра.

– Как это ничего?! – возмутился я, откашлявшись. – Ракетоплан пока не выходит, согласен. Но обычные-то ракеты ты сам видел!

– Видел! И как они, улетев на пять километров, с завидной точностью ложились в эллипс километр на полкилометра, тоже видел. И кого это мы такого большого обстреливать будем?

– А еще экономист… По диагонали подсунутые тебе бумаги читаешь? Сколько будет стоить одна ракета, помнишь?

Гоша не помнил, ему эта цифра ничего не говорила. Но это ему, а я ее запомнил с первого прочтения: два восемьдесят семь! Человек моего поколения забыть такую цифру не в силах никогда, даже на смертном одре.

– Копейки, – продолжал я. – Корпус – бумажно-жестяная переклейка, сопло фарфоровое, но боеголовка несет два кило тротила. И гарантированно поражает все живое на сотке площади. Вот и посчитай, во сколько тебе обойдется продезинфицировать Ляодунский перешеек, когда туда японцы полезут. Да, кстати, ты что, и документы на создание Иркутской фарфоровой фабрики тоже не глядя подписывал?

– А чего мне туда глядеть, дело же через твой шестой отдел шло, я решил, что это какое-то прикрытие, сумма-то была небольшая.

– Сумма небольшая, но уже к лету фабрика будет делать по тридцать ракет в день, если мы ее тротилом и взрывателями обеспечим. Ну и прикинь, сколько она их наклепает за год работы.

– Надо же, – с некоторым уважением посмотрел на меня Гоша, – а ведь все были уверены, что испытания ракет кончились полным провалом.

– Вот именно! – Я поднял палец вверх. – И главное – для этого даже не пришлось ничего подтасовывать. Я всегда говорил, что чистая правда – лучший способ распространения дезинформации.

Буквально через минуту я получил возможность применить свое теоретическое построение на практике.

– Слушай, – сменил тему Гоша, – а эта Наташа, которая сержант Потапова, она ведь из Татьяниного ДОМа к Михаилу приставлена?

– Нет, – ответил я. Ну прямо как у классиков – легко и сладостно говорить правду в лицо королю! Я и продолжал гнать именно ее, родимую: – Наташа действительно была сотрудницей ДОМа. Но способностей к той работе у нее не обнаружилось, зато прорезался летный талант. И зрение у нее двести процентов, то есть идеальный пилот-разведчик. Она на него и учится. Никаких заданий запрыгивать в постель к твоему брату ей никто не давал. Отчетов, естественно, она тоже никаких не пишет. В общем, имела место быть случайность, что они познакомились.

Когда режешь правду-матку, главное – вовремя остановиться. Поэтому я не стал добавлять, что, не будь этой случайности, через некоторое время, скорее всего, образовалась бы какая-нибудь другая…

Пока поезд неспешно полз до Георгиевска, я успел обдумать еще одну проблему, связанную с жандармским корпусом. Где-то с полгода назад возникла мысль, что наше влияние в этой организации будет совсем не лишним, и я начал прикидывать, как его можно организовать. Прямой путь – продавить назначение Гоши шефом жандармов – был признан неудачным практически сразу. Ну не любят сейчас в России жандармов, и имиджу Гоши будет нанесен большой ущерб. А если он их начнет контролировать? И время от времени произносить речи (перед этим предупредив заинтересованных лиц, чтобы не принимали близко к сердцу) о правах человека, строжайшем соблюдении законности и прочей демократии, а уж производством резиновых дубинок, слезогонки и прочих атрибутов гражданского общества придется заняться мне. Значит, контроль… Контрольная комиссия, например. Естественно, при его императорском величестве и лично ему подчиненная. Но сейчас функции контроля за соблюдением законности вроде на прокуратуре? Так, сразу по приезде срочно озадачить информбюро, чтобы обосновали необходимость еще одной такой структуры, надзирающей за жандармами и – наглеть так наглеть! – за полицией тоже. Это для публики, а с Николаем и Алисой все проще. Им достаточно подсунуть сведения хоть об одном факте связи, например, охранки с эсерами и намекнуть, что для присмотра за этими делами нужен свой человек, не со стороны… Тут, наверное, мне Мария Федоровна поможет, если попрошу. И пожалуй, с Гошей надо поделиться. Во-первых, он вполне может подсказать что-то дельное, а во-вторых, это как-никак к нему лично относится.

Я не стал откладывать дело в долгий ящик и поведал Гоше о своих соображениях за ужином. Вопреки моим опасениям он не стал возмущаться, что, дескать, его, такого высокородного, собираются пропихнуть в жандармы.

– Контроль, говоришь, – задумчиво сказал он, выслушав мои предложения. – Контролирующий орган вызывает негативные эмоции у контролируемого, а оно нам надо? В названии лучше застолбить что-нибудь более позитивное…

– Встречал я какое-то подходящее допотопное слово, вот только точно не помню… Вроде «споспешествование».

– Не знаю я, где ты такое вычитал, – поморщился Гоша, – но тут надо быть проще. Координация, например. И еще, назвать этот орган комиссией – тоже не самое лучшее. Почему не «совет»?

– Или комитет.

– Можно, только лучше добавить, по каким вопросам.

– А надо? Координационный комитет при его императорском величестве – а функции в учредительных документах.

– Тогда третье слово в название давай.

– Какое еще третье?

– Координационный комитет, сокращение два «к», произносится «кака». Быть председателем каки я не согласен.

– Ну у вас тут пока сокращают только до слогов, но все равно, ты прав, добавить надо. Пусть это будет Комитет по координации направлений работы правоохранительных органов, сокращенно – Комкон.

– Ладно, примем в качестве первого варианта. Но, возвращаясь к сути. Чтобы эта структура не вызвала отторжения у поднадзорных, от нее должна быть и какая-нибудь польза для них. Какая?

– Расширение границ законности в действиях. Это вполне возможно в случае нормальных отношений с Комконом, ведь он эту законность контролирует.

– А право на проведение собственных расследований предполагается?

– Ну как же без него, обязательно. Заодно и шестой отдел частично легализуем. Да, кстати, и обязательно нужно привлекать для расследований самих поднадзорных. Пусть жандармы изучают шашни охранки с бомбистами, а полиция роет компромат на жандармов. Ну и как дополнительный пряник – особые фонды.

– Пограничную стражу пока трогать не будем?

– Лучше не надо, рановато нам в открытую с Витте ссориться. Да и работает она в основном у него не в режиме спецслужбы, а как добывательница денег.

– Ну в общем согласен… Только одно добавление, ты уж пойми меня правильно. Полномочия и прочие учредительные документы твое информбюро сочинять будет? Так вот, я набросаю тезисы, и чтобы оно руководствовалось в работе конкретно ими. Что-то не так – сам мне доказывать будешь, что именно, по-твоему, правильней. Это мне там работать, согласен? Ты в этой структуре будешь начальником следственного отдела.

– А вот его регламент я напишу сам, он будет для внутреннего употребления, – отыгрался я. – И если вдруг там тебе что-то не понравится, придешь ко мне и будешь меня убеждать, что вот тут и тут я ошибся.

– Ага, тебя убедишь… – вздохнул Гоша.

– Так заранее красноречие тренируй, по примеру Цицерона.

Гоша улыбнулся. Похоже, представил себе, как он выходит на высокий берег Нары и часами орет с него слова, пригодные для моего убеждения.

– И еще, – сказал он. – Нам же в связи с этой новацией придется часто мотаться в Питер. Нужен самолет, способный долететь туда без посадки. На базе «Пересвета» получится?

– Скажем так, это будет аппарат, внешне почти неотличимый от «Пересвета», я уже об этом думал. Можно рассчитывать, что к лету он будет.

Глава 33

Я отложил бумаги в сторону и, встав, прошелся по кабинету. С одной стороны, были все основания гордиться своей прозорливостью, но, как это часто бывает, не меньшие основания были и считать себя обманутым молвой обывателем.

Теперь, по прошествии полугода, было ясно, что со своей идеей подсунуть первую и едва ли не лучшую из Таниных девочек генерал-адмиралу я попал в яблочко. И объект оказался перспективным, и операция была проведена блестяще, но вот дальнейшие планы нуждались в срочной коррекции. Предполагалось с помощью новой пассии дяди Алексея получить еще несколько кораблей, а потом просто сделать его козлом отпущения за плачевное состояние флота к началу войны… Сам ты козел, сказал я себе, немолодой причем и оттого сообразительный даже меньше, чем это в среднем свойственно данному представителю фауны.

Снова сев за стол, я по второму разу перечитал отчет бывшей Аниты Цой, которая теперь под своим почти настоящим именем Ольга Оболенская вот уже полгода являлась официальной подругой генерал-адмирала.

Начинался этот документ с краткой характеристики личности дяди Алексея. Ольга категорически утверждала, что он отнюдь не дурак. Более того, она считала его абсолютно не способным ни воровать, ни брать взятки! Подарки он принимал, но только потому, что считал – их дарят ему из-за искреннего расположения, и не мог представить себе другого. В общем, его характер сформировала молодость, проведенная среди моряков, в большинстве своем простых и честных людей.

Дальше шел анализ текущего положения вещей. По словам Ольги выходило, что у Алексея сейчас нечто вроде кризиса. Он чувствует, что с флотом происходит что-то не то, но, видимо в силу недостатка образования, точно озвучить свои подозрения не может. А то, что он понимает и пытается пробить, в половине случаев вязнет в чиновничьем болоте морского ведомства. Последнее время у него просто опустились руки, вот он и проводит по полгода в Париже. А недавно Алексей начал… завидовать Гоше! В Ольгиной записи это выглядело так:

«Эх, Оля, – сказал он ей недавно, – вот помру я, старый ведь уже, и что же про меня вспомнят? Того не смог, этого не сумел… Да еще про мою личную жизнь наверняка посудачат вволю, вот и все. А племянник мой, цесаревич Георгий, ты его видела недавно, – какой молодец! Ну не понимал он ничего в этих самолетах, сидел на Кавказе и потихоньку готовился на тот свет, но ведь не пропустил же своего инженера Найденова! И все, теперь он на коне, покоритель Пятого океана и герой. Вон мой адъютант к нему в авиацию просится… Жаль, что во флоте такого инженера не нашлось. Хотя я его и не искал, вот за это теперь и расплачиваюсь…»

Кончался отчет двумя вопросами: «Когда во флоте заведется свой инженер? И кто распускал сплетни про Алексея, а главное – зачем?»

В некотором смятении чувств я позвонил Гоше и попросил зайти – по нашим правилам таскаться с документами такого уровня секретности не допускалось. Когда он пришел, я подал ему бумагу.

– Надо же, как все обернулось, – озадаченно сказал Гоша, прочитав отчет. – Я как-то к нему серьезно не относился, а ведь действительно зря. И посмотри, как он про тебя говорит – мне даже интересно, ты уже совсем зазнался или до вечера подождешь?

– Хоть до утра, – отмахнулся я, – а делать-то что будем? Сами-то во флотских делах тоже не очень…

– Это с чего же вдруг ты ко мне во множественном числе обращаешься? – изумился Гоша. – Я действительно «не очень», а ты так, наоборот, «очень не». А относительно дяди… нам проще, у нас в авиации пока только ты да я. А во флоте за двести лет уже порядочно бюрократии накопилось, не сдвинуть просто так.

– Слушай, – вскинулся я, – а не сподвигнуть ли его на наш образ действий? Не получается у него с морским техническим комитетом или с адмиралтейством – пусть плюет на них и за свой счет хоть что-то делает как надо. А этим мы просто финансирование подрежем, Витте тут нам полный союзник, ему эта черная дыра для финансов, то есть флот, уже давно поперек горла.

– Ну откуда у него свой счет в таких количествах – полмиллиона в год и то, пожалуй, не наберется, вот и все его богатство.

– А помочь? – предложил я. – Пусть начнет, а там любящая подруга, увидев, как ее ненаглядный мается от недостатка денег, займется спекуляциями, или как там вы их называете… Сможете вы с Машей это дело провернуть, чтобы со стороны казалось, будто бы она сама такая вся из себя удачливая?

– А что конкретно ты предлагаешь?

– Да пусть хоть на одном корабле стрелять не в белый свет научатся! И нормальную приемку снарядов, опять же хоть для одного, можно организовать.

– Да, – подхватил Гоша, – и угол возвышения орудий сделать побольше, у нас уже вроде скоро нормальные дальномеры должны пойти? Вот только… ну хорошо, пусть у нас какой-то корабль будет в полной технической исправности и сможет нормально стрелять. Но ведь одних только броненосцев в Порт-Артуре будет семь, и на них все останется как было!

– На одном посмотрим, что надо сделать, прикинем, какой будет отдача и в какую сумму выльется, – пожал плечами я, – все лучше, чем ничего. Опять же Пушкин не зря говорил, что «его пример другим наука» – пусть смотрят, к чему надо стремиться. – А окончание этой фразы: «если не хочешь в штрафбат» – я решил отложить на потом. – В общем, – подытожил я, – давай поступим так. Пусть Оля, снедаемая беспокойством за любимого, наберется наглости и напишет тебе письмо, вот как раз про это самое. Ты, прочитав, поделишься со мной, а потом мы проникнемся сочувствием и съездим к твоему дядюшке в Питер, поговорить. Сойдет?

– Попробовать можно. И раз уж я сюда зашел, позволь поделиться своим недоумением по другому поводу. Твой последний проект – опять прикрытие чего-то секретного или?..

– Это ты про авиаполевую дивизию? Разумеется, прикрытие, никаких «или» тут быть не может. Прикрытие простой мысли, что в Артуре надо будет иметь какие-то свои войска, причем пехоту, лошади там годятся только на роль живых консервов. Вот эту пехоту и надо заранее подготовить.

– А два авиаполка там зачем?

– Чтоб никто не спрашивал, почему у нас столько войск, а командует ими авиационное начальство.

– Ну ладно, подам такой документ… Кто командиром будет?

– Пока не знаю. Кстати, у тебя вроде файл есть с биографиями деятелей Белого движения? Почитай, может, и тебе кто покажется подходящим.

После этого разговора мне пришлось сделать то, что я давно собирался, да все как-то не доходили руки, – прочесть «Рассуждения по вопросам морской тактики» адмирала Макарова.

Первые пять минут я пытался понять, почему тут такое длинное вступление. Где формулы, чертежи или просто схемы? Здесь что, одни слова?!

Быстро пробежав текст до конца, понял – да. Причем слова только общие – «эллипс рассеяния», например, там не упоминался! Ну значит, адмирал советовал нападать большими силами на маленькие, а при встрече равных эскадр – навязать бой не всей вражеской ораве, а только какой-то ее части… Дальше шли откровения о том, что без угля и ремонтной базы пароход, в отличие от парусника, далеко не уплывет…

Я представил себе, как, например, инструктор пытается объяснить тактику воздушного боя одними речами, без рисунков, даже без жестов, и не употребляя цифры, – картина получилась та еще. А ведь тут все надо предельно упрощать, сложные расчеты в воздухе производить некогда!

Охваченный нехорошими подозрениями, я перешел к списку его технических нововведений. Так, колпачки из мягкой стали на бронебойные снаряды – это вроде неплохо, но, правда, в основном для выстрелов в упор… Не внедрено. Зато внедренное повергло меня в ступор. Облегченные снаряды! Это при том, что вся история морских войн была одним непрерывным наращиванием дистанции воздействия на противника… То есть в обмен на некоторое улучшение настильности и точности на малых дистанциях адмирал существенно уменьшил дальность стрельбы! Ой, дела-то какие, да при Иосифе Виссарионовиче и за куда меньшие художества… Но вроде командовал он неплохо, при нем два японских броненосца на минах подорвались? Уточнил и вообще перестал что-либо понимать. При его командовании русские вообще не минировали окрестности Порт-Артура! И только когда он сам подорвался на японской мине, сменивший его якобы безынициативный Витгефт отдал соответствующий приказ… И с чего это вдруг Макаров в водах, где возможно нахождение японских мин, плыл на своем «Петропавловске» первым? Что, трудно было какую-нибудь баржу вперед пустить?

Возникшая было у меня мысль о том, кто будет «инженером Найденовым» при генерал-адмирале, при первой же встрече с действительностью кинулась в паническое бегство, сверкая пятками.

«Так, – подумал я. – Пусть Гоша свяжется с Макаровым и попросит его описать, какие изменения в тактике морского боя последуют при появлении авиаразведки и радиостанций с телефонной связью. Если в его прогнозе не будет слов о том, что теперь адмирал во время боя должен находиться не на мостике и не в рубке, а в самом защищенном месте трюма, а его корабль должен быть где-то в середине строя и не нести адмиральских вымпелов и прочих целеуказателей, то… пусть лучше продолжает Северный морской путь открывать – дело-то какое перспективное!»

Кстати про мины – не только морские, но и сухопутные… Да их же тут еще нет! И гранат, похоже, настоящих тоже… Народ пробавляется каким-то самопальным колхозом. Ага, значит, строящемуся заводу точной механики и это надо в номенклатуру изделий вставить кроме авиабомб и торпед…

В середине марта Гоша ознакомил меня с императорским указом о формировании Первой воздушно-ударной дивизии в составе ИВВФ. Дивизия должна была состоять из двух авиаполков и пехотной бригады. Формирование бригады возлагалось на полковника Каледина, а всей дивизии – на бригадира авиации Найденова.

– Вчера же еще полковником был, – сокрушенно покачал головой я.

– Не волнуйся, бригадир ты ненадолго, – успокоил меня Гоша. – Комдив – это генеральская должность, так что готовься. И кстати, у меня к тебе большая просьба – хотя бы при первом знакомстве с Калединым можешь сделать вид, что ты культурный и воспитанный человек?

Гоша зря беспокоился – мы с Алексеем Максимовичем практически сразу нашли общий язык. Еще на вокзале я предупредил его, что военным не являюсь, но воевать скоро придется, а с кем, когда и почему – объясню в кабинете. Там я действительно озвучил свои мысли о неизбежности Русско-японской войны, после чего выложил на стол карту Ляодунского полуострова.

– Судьба этой войны решится в Порт-Артуре, – сказал я, – и, скорее всего, сухопутная часть этого решения будет на вас. То, что вы находитесь в моем подчинении, – это просто политика, а задача вам ставится всего одна и прямо сейчас. Японцы не должны взять Порт-Артур с суши. Только это, в способах выполнения задачи вы абсолютно свободны. И еще один приказ, ознакомьтесь. Это меры по соблюдению секретности. Вот и все, мои командные функции кончились, теперь мы с вами просто командиры соседних подразделений, которым скоро придется вместе воевать. Новые образцы вооружений для вашей части посмотреть не хотите?

После полигона я пригласил гостя ужинать. Вообще в связи с повышением своего статуса я вынужден был завести повара, ну не угощать же высоких гостей стряпней местной кухарки или вовсе «Дошираком»! Повар, выписанный из Москвы, страдал от безделья и появление всякого моего гостя, подлежащего кормежке, воспринимал как профессиональный праздник. Вот и сейчас было подано нечто мне незнакомое, под названием «клопс иным манером». Впрочем, вопреки моим опасениям клопами оно не пахло совершенно. Оное блюдо представляло из себя нечто вроде блинчика с мясом, только наоборот – в тонкий слой мяса было завернуто нечто гречневое. По моему неквалифицированному мнению, это было, во всяком случае, лучше беляша с каширского рынка.

Показ оружия произвел на Каледина сильное впечатление. Для начала он пострелял из автомата. Потом ему был продемонстрирован опытный образец пулемета Федорова, представляющий собой адаптированный под местные возможности СГ-43. Пулемет был уже почти готов, за время демонстрации ленту заело только один раз. Ну и последним номером программы был восьмидесятипятимиллиметровый миномет, в целях конспирации обозванный «легкой гаубицей».

– В остальном – выбирайте вооружение, исходя из поставленной задачи. Структура бригады – тоже целиком на вас, ограничение только одно: численность не более пяти тысяч, – сказал я, когда мы покончили с клопсами и перешли к пиву.

– Так уж прямо и одно, – улыбнулся Каледин. – Что, если я захочу, то смогу вооружить пулеметами всех?

– Если это действительно нужно, то да, – пожал плечами я. – Нет у вашего подразделения финансовых ограничений, понимаете? Только производственные, а пять тысяч пулеметов в принципе сделать возможно.

– А артиллерия?

– То же самое. Если вам вдруг понадобятся морские двенадцатидюймовки, вы их получите. Ну и все, что меньше, тоже без разговоров. Да, кстати, в штатном расписании обязательно предусмотрите взвод, а то и роту связи. Средства – полевые телефоны и переносные радиостанции.

– Переносные? – поразился Алексей Максимович.

– Именно, – подтвердил я, – только это величайший секрет, придется продумать, как, кого и когда обучать работе на них.

– Вы сказали, что на штурм полуострова японцы смогут выделить до пятидесяти тысяч человек, – задумчиво сказал Каледин. – Да, не спорю, оружие вы мне показали отличное, но все-таки пять тысяч для обороны в таких условиях – слишком мало…

– Там будет еще пара обычных дивизий, и мы с Георгием Александровичем сможем добиться их оперативного подчинения вам, – пояснил я. – Но особенных успехов от них я не жду, это будут, повторяю, самые обычные дивизии.

– Две дивизии – полковнику? – удивился Каледин. – Ладно, посмотрим… А конкретные указания о рубежах обороны, скажем – когда они будут?

– Никогда. Японцы не должны взять Порт-Артур, вот и все. А уж где для этого надо рыть окопы, у самого города, на перешейке или вовсе в Харбине, это вам виднее. Это вы мне должны сказать, где у вас будут эти рубежи, чтобы я заранее озаботился поддержкой с воздуха. Кстати, не возражаете, если я закурю?

Получив разрешение, я достал портсигар. Только теперь там был не «Аполлон», а сделанные по его образцу на фабрике «Лаферм» сигареты «Авиатор». В общем, ничего у местных табачников получилось, даже почти не хуже оригинала.

– На подготовку у нас полтора года, – продолжил я, – осенью третьего года ваша бригада должна быть полностью готова к боям и находиться на месте будущих событий. Запасами надо озаботиться заранее, с началом военных действий снабжение, скорее всего, будет сильно затруднено.

– И на какой срок создавать запасы?

– На год интенсивных боевых действий.

– Вы так говорите, будто заранее знаете все о будущей войне, – заметил полковник.

– Всего не знаю, а сроки… За год кто-нибудь уж точно проиграет войну, если и не японцы, то мы – наверняка.