Текст книги "Эмигранты"

– Ну что, поехали? Командуй, Миша, а я посижу в тенечке и посмотрю, как это у тебя получается.

Сейчас «Победа» впервые выходила в море не только с экипажем, но и с пассажирами. Точнее, с одним пассажиром, то есть Виктором, и пассажирками, коих имелось девять штук. Все беременные женщины из текущей партии переселенцев, в том числе и Витина жена, плыли не на катамаране, а на моем корабле, где им была отдана кают-компания и два прилегающих к ней закутка. И сейчас Михаил начал свое командование с громового «А ну брысь!», по которому пассажирки мгновенно очистили палубу. Ньютон же этот приказ проигнорировал. Он не без основания считал, что лично ему «брысь» имею право говорить только я.

На третьи сутки мы подошли к будущему проливу Кука, то есть пятидесятикилометровому промежутку между Северным и Южным островами Новой Зеландии. «Москвич» показал очень неплохой ход – порядка пятнадцати километров в час, и «Победе» иногда приходилось идти под всеми парусами, чтобы выдержать заданную скорость. Правда, тут сыграла свою роль и орава переселенцев, которым все равно нечем было заняться, вот они и гребли попеременно, помогая двум похожим на перевернутые кульки парусам «Москвича».

– Корабль на горизонте! – заорал наш впередсмотрящий Толя.

Я взял бинокль и направил его на еле заметную черточку впереди. Так, что мы видим? Каноэ, где-то по десятку гребцов с каждой стороны, то есть сравнительно небольшое. Мачты нет, парусов, естественно, тоже. В принципе для нас опасности не представляет, но идет оно курсом, пересекающимся с нашим. Зачем давать маори возможность рассмотреть наши корабли с близкого расстояния?

Спустившись в грузовой отсек, я достал с полки фюзеляж летающей модели «Орел». Вторым заходом вытащил два крыла, за пять минут присоединил их и, заведя движок, поставил модель на катапульту, которая, по сути, являлась просто большой рогаткой с центральной направляющей. Сам же «Орел» был моделью, замаскированной под огромную птицу, только с мотором вместо клюва. Но зато с размахом крыльев почти четыре метра!

Проверив, как работает радиоуправление и нормально ли передается изображение с телекамеры «Орла» на монитор, я запустил гордого птица в воздух.

Вот уж не знаю, видели ли здешние аборигены настоящих орлов, но мой произвел на них неизгладимое впечатление. Когда он в первый раз с воем пронесся над каноэ, маори попадали на дно и даже пытались закрывать головы руками. И потом так припустили к берегу, что весла в руках гребцов натурально гнулись. А я еще боялся, что по моему самолету начнут стрелять из луков!

С «Москвича» послышалось радостное улюлюканье – мориори очень не любили своих бывших новозеландских соседей. Через десять минут вернувшийся и севший на воду около «Победы» самолет был выловлен специальным сачком, и мы продолжили путь.

На четвертый день пути ветер начал усиливаться и вскоре достиг примерно десяти метров в секунду, а волнение я на глаз оценил баллов в пять. «Победе», разумеется, оно не причиняло никаких неудобств, ведь это были океанские волны, широкие и пологие, но низкую палубу катамарана то и дело окатывало водой. Впрочем, с него радировали, что у них все в порядке. Более того, имевшийся среди переселенцев ученик шамана заявил, что ветер, как ему кажется, усиливаться больше не будет. Вообще-то он и раньше неплохо предсказывал погоду, поэтому пришлось ему поверить. Тем более что альтернативы продолжению похода все равно не было.

Вскоре ветер все-таки немного усилился, и периодически начинался дождь, но это безобразие продолжалось меньше суток, так что все обошлось. А потом он начал слабеть и через четыре дня исчез вовсе. Но мы были уже у Тасмании, так что это нам почти не повредило. Просто последние полдня пути катамаран шел на веслах, а «Победа» – на дизеле.

Город Ильинск представлял собой просто холм у впадения реки Ярры в бухту Порт-Филипп. На вершине холма стоял частокол, из-за которого было видно только три наблюдательные вышки и мачту, то есть антенну радиостанции. Чуть правее на берегу бухты явно строилось что-то вроде верфи, и мы, уточнив прибрежные глубины по радио, двинулись именно туда.

Переход «остров Чатем – юг Австралии» был закончен. Людские потери отсутствовали, катамаран потерял два весла, я – шляпу, которую с меня сдуло на шестой день пути, а Ньютон – почти килограмм веса. Моему коту очень не понравилось морское путешествие, и вряд ли теперь он будет сопровождать меня в дальних походах. Хотя, может, все еще как-то и образуется.

Глава 7

Дон Себастьян де Вальдоро, командир гарнизона, алькальд порта и комендант крепости Себу, выслушал запыхавшегося посыльного и поднялся из-за стола. Слава Господу, наконец хоть какое-то разнообразие в этой унылой службе на забытом богом клочке земли!

Комендант поднялся на Западную башню форта и посмотрел в указанном посыльным направлении. Действительно корабль. Приложив к правому глазу подзорную трубу, дон Себастьян смог неплохо его рассмотреть.

Небольшая двухмачтовая шхуна незнакомых очертаний, чем-то напоминающих голландские. Водоизмещение, скорее всего, чуть меньше ста тонн. Пушек не видно, да и не может их быть много на таком корабле. Флаг незнакомый. Желтый, причем какого-то ядовитого оттенка, с черной полосой ближе к верхнему краю.

Корабль приближался довольно быстро, и через полчаса он уже бросил якорь примерно в трех кабельтовых от берега, но чуть в стороне от порта, так что оказался на самом краю зоны досягаемости пушек крепости, причем только самых больших, которых было всего четыре штуки. С корабля спустили лодку необычных округлых очертаний, и она быстро направилась к берегу. Слишком быстро, отметил про себя комендант. Гребут всего двое из трех, да и то какими-то маленькими веслами без уключин, а скорость не меньше пяти узлов! Даже, пожалуй, чуть больше.

Лодка подошла к причалу, но экипаж не стал ее найтовать, а просто выдернул из воды, словно она ничего не весила, и положил на доски. После чего старший из прибывших обратился к дону Себастьяну на английском:

– Герцог Алекс Романцефф де Ленпроспекто, адмирал флота Австралийской империи, прибыл к вам с официальным дружественным визитом. С кем имею честь?

Дон Себастьян представился и в некоторой растерянности перевел взгляд с лодки на шхуну и обратно. Что за Австралийская империя? Если этот пришелец действительно герцог и адмирал, то почему он прибыл на таком корабле? И наконец, что это за странная лодка и из чего она сделана?

Видимо, последний вопрос слишком ясно читался на лице коменданта, потому что назвавший себя герцогом усмехнулся:

– Обычная надувная лодка из шкуры полярной жабы. На редкость невкусная тварь, но шкура у нее хорошая. И к тому же обладает некоторыми полезными свойствами, которые, с вашего позволения, я продемонстрирую чуть позже. Но у вас, кажется, возникли некоторые сомнения относительно моей персоны, которых вы, как воспитанный человек, решили пока не выражать вслух? Мне нетрудно внести ясность в этот вопрос, но сделать это можно только на борту моего корабля.

– Мои обязанности как алькальда порта все равно требуют его посетить, – сообщил несколько обескураженный дон Себастьян.

– Замечательно! Тогда прошу – в нашей лодке есть место еще для одного.

Люди герцога вновь спихнули лодку на воду и перебрались в нее. С некоторой опаской комендант последовал их примеру. Плоское днище неприятно пружинило под ногами, и, кроме того, посудина колыхалась, как живая.

– Садитесь сюда, – показал Романцефф на поперечную доску из какого-то непонятного материала оранжевого цвета. После чего на каком-то незнакомом языке сказал несколько слов своим спутникам, а сам устроился на корме, около зеленого механизма, укрепленного на внешней стороне лодки и наполовину свисающего в воду.

Поначалу лодка шла на веслах и вовсе не так быстро, как ожидал дон Себастьян. Но в двадцати саженях от берега герцог дернул за какую-то веревку, механизм заурчал, и странная лодка вдруг рванулась вперед со скоростью порядка шести узлов.

– Это двигатель, – объяснил герцог, – мы их широко используем. Как он работает, я покажу вам на корабле. Да и вообще приготовьтесь увидеть множество удивительных вещей.

Я, честно говоря, не ожидал, что дон так легко согласится посетить наш корабль в одиночестве. И вряд ли дело тут только в интересе к надувной лодке. Скорее всего, тому имелись какие-то более весомые причины. А во все времена они, как правило, так или иначе связаны с деньгами. Будем иметь это в виду, а пока надо убедить визитера, что я хотя бы приблизительно тот, за кого себя выдаю.

Гость тем временем с интересом оглядывался. Надо думать, при ближайшем рассмотрении мой корабль значительно отличался от посудин этого времени. Но пора, пожалуй, приступать к светской беседе. Или к разводу, если применить несколько менее возвышенную терминологию.

– Прошу в мою каюту, там уже накрыт стол, – предложил я. – Заранее извиняюсь за некоторую тесноту: на корабле такого размера просто нет места для приличных помещений. Но, надеюсь, меню обеда окажется достойным вашего внимания и как-то компенсирует неудобства.

Меню действительно было выдающимся – правда, только по тем временам. На первое предлагалась растворимая лапша системы «доширак», причем еще в упаковке. На второе – консервные банки с бычками в томате, рижскими шпротами и красной икрой. Кроме консервов, стол украшало пластиковое блюдо с малосольными огурчиками. На третье имелись пакетики с какой-то шипучей дрянью. Помните – «только добавь воды»? Она тоже стояла на столе в виде пятилитровой пластиковой бутыли «Шишкин лес». Завершали композицию электрочайник и графин самогона моего личного производства. Вместо столовых приборов лежали два дешевых ножа с ложкой, вилкой, двумя открывалками и небольшим лезвием. Такой китайчатины у меня было много, и предназначалась она для подарков.

– По старинному австралийскому обычаю первым делом надо выпить за встречу. – С этими словами я разлил самогон по пластиковым стаканчикам. – Закусывать положено огурцом. Ну, будем здоровы!

Дон употребил стакан залпом и даже не поморщился. Ничего тут они пьют, привыкли небось к рому, а ведь по сравнению с моим продуктом это такая гадость! Закусив, мой гость начал с некоторым недоумением осматривать сложенные ножи. Я показал ему, как выдвигать предметы, сам открыл консервы, залил в чайник воды и включил его. Почему-то алькальда очень поразила засветившаяся синим кнопка.

– Сейчас вскипит, – пояснил я. – А пока давайте под икру выпьем еще по чуть-чуть.

Есть мне совершенно не хотелось, потому как перед визитом на берег я слопал полукилограммовую банку жирной свиной тушенки. Теперь я мог безбоязненно выпить хоть литр, однако смотреть на шпроты, а уж тем более на доширак, получалось, только преодолевая отвращение. Но все же я залил растворимую лапшу кипятком и объявил, что национальный австралийский суп через пять минут будет готов к употреблению.

Понятное дело, целью обеда вовсе не было поразить гостя изысканностью вкуса предложенных блюд. Требовалось всего лишь быстро продемонстрировать такое количество диковин, после которого у него исчезнут сомнения хотя бы в том, что мы действительно прибыли из какой-то неизвестной, но высокоразвитой страны. И это, судя по виду алькальда, вполне удалось, так что можно было переходить ко второму этапу.

Я разложил на столе карту. Очень точную в той части, которая уже была известна испанцам, и с небольшими отступлениями от действительности в южном направлении. В частности, вместо Австралии там было нарисовано два маленьких острова в тех местах, куда уже точно заплывали корабли европейцев. Тасмания, правда, имелась на своем месте и без искажений. Ну а Антарктида получилась самую малость преувеличенной, и поперек нее шла крупная надпись «Австралийская Империя». Все названия были выполнены русскими буквами.

– Вот здесь находится наша страна, – показал я. – Предваряя ваш вопрос, могу сказать, что она позиционирует себя как христианскую, но и другие веры не преследуются. Веками Австралия придерживалась политики изоляционизма, но недавно, с восшествием на престол его императорского величества Ильи Первого, было принято решение о постепенной ее отмене. В частности, мы уже начали колонизацию вот этого района. – Я обвел пальцем огрызки настоящей Австралии и Тасманию. – Мне же его величество поручил предпринять все необходимые шаги для установления дипломатических, а то и союзнических отношений с теми цивилизованными странами, которые этого пожелают.

С этими словами я достал монету, но не рубль или десятку, а стольник. Две таких шайбы я отчеканил из алюминия, и они представляли собой просто червонец, только с лишним нулем и словом «сто» вместо «десять».

– Вот наш император, его величество Илья Первый, – пояснил я, поворачивая монету портретом к гостю.

– Какой интересный металл, – заметил дон Себастьян и взял алюминиевый кругляш в руки. – Неужели эта монета внутри пустая?

– Нет, она просто сделана из алюминия. У нас он ценится много дороже золота. Да вот, смотрите.

Я выложил на стол золотой червонец.

– Видите? По объему монеты одинаковые, алюминиевая в семь раз легче, но стоит в десять раз дороже.

– Однако сколь высоко у вас качество чеканки!

– Не только ее, дорогой дон Себастьян. У нас все делается исключительно на высшем уровне. Более того, наша промышленность работает под девизом, высочайше утвержденным еще Леонидом Звездоносцем. Он звучит так: «Австралийское – значит отличное»!

– А почему ваш действующий монарх имеет всего одно имя? – поинтересовался алькальд, не выпуская червонца из рук.

– У нас принято, что правящий император царствует под одним именем и номером. Но через двадцать лет после его смерти присваивается второе, под которым он и входит в историю. Причем не всегда оно бывает комплиментарным. Например, один монарх сохранился в памяти поколений как Никита Задоголовый. Кроме того, каждый эпитет может быть только у одного монарха. То есть раз у нас уже был Иосиф Великий, то других великих не появится. Впрочем, в случае необходимости всегда можно использовать синонимы.

Но, видимо, наша лодка все-таки задела какие-то струны в душе благородного дона. Во всяком случае, он спросил, почему я назвал ее надувной.

– Да потому что она надувается перед использованием, а в сдутом и сложенном виде занимает совсем немного места. Вот, сами смотрите.

Я достал из шкафа пакет с китайским надувным плавсредством за тысячу рублей, которое для компенсации общей убогости имело звучное название «Челленджер».

– Это лодка?!

– Да. Правда, не такая большая, как та, на которой мы сюда приплыли, но двоих она выдержит.

Во всяком случае, так написано на упаковке, подумал я, но сказал другое:

– Позвольте преподнести эту лодку в подарок вам. Давайте я помогу вскрыть пакет.

Данное действие заняло несколько секунд, после чего я еще полминуты давился матерными эпитетами в адрес великого Китая и персонала интернет-магазина, продавшего мне десять этих «Челленджеров». Потому как наши настоящие лодки, «Солано», были зеленого цвета. И эти должны быть такими же, я специально оговаривал цвет! Ведь их делают из шкуры полярной жабы. И на упаковках действительно красовались зеленые посудины. Но то, что я достал из пакета, оказалось ярко-оранжевым. Тьфу! Пришлось импровизировать:

– Обратите внимание на расцветку! – залился я соловьем. – Обычно полярные жабы зеленые, но в период брачных игр самки меняют цвет вот на такой. Чтобы самцы мимо не проходили: со зрением у них не очень. Лодка из оранжевой самки – редкая вещь, но для установления добрых отношений мне ее совершенно не жалко.

После чего я снял с соска колпачок и показал, как туда надо дуть.

Дон Себастьян попробовал, и минут через пять его героических усилий лодка приобрела отдаленное подобие формы, но сам он совершенно выдохся.

– Тут, как и везде, нужны регулярные тренировки, – пояснил я и нажал кнопку на стене. Снаружи задребезжал звонок, и вскоре в приоткрытую дверь просунулся Кикиури.

– Слушаю, капитан!

– Надуй, – приказал я ему и подал лодку.

Кикиури исчез, и вскоре с палубы донеслось еле слышное тарахтенье компрессора. Через непродолжительное время процесс был закончен, и матрос пропихнул надутую лодку внутрь каюты. В помещении сразу стало тесно.

– Он надул ее так быстро? – удивился алькальд.

– Да, а чего же тут странного? Правда, для достижения таких результатов нужно тренироваться с детства. Впрочем, если каждый день надувать лодку по два раза, то уже где-то через год начнет получаться сравнительно неплохо. И давайте ее все-таки сдуем, а то тут стало совсем не повернуться.

С некоторым сожалением дон согласился, и лодка, пошипев минуты три, вновь превратилась в бесформенную оранжевую тряпку, которую я свернул и, засунув в пакет, вручил дону Себастьяну.

Только сейчас я понял, кого мне напоминал благородный дон. Моего московского знакомого – жившего в соседнем подъезде Васю-гаишника. Причем не только внешне, но, кажется, и по характеру. То есть неплохой человек. Берет, конечно, но в меру, не наглеет и не страдает потребностью унижать всех, кто оказался как-то зависим от него. И в характере есть черты не только хомяка, но и солдата. Значит, из этого и будем исходить в своих дальнейших действиях. Судя по всему, мой собеседник является вторым или третьим лицом на острове. Выше него должен быть губернатор и, возможно, какой-то духовный чин.

Я спросил:

– Дорогой дон Себастьян, не подскажете, как бы мне вручить губернатору верительные грамоты и письмо нашего министерства иностранных дел?

– Для этого вам придется идти в Манилу – он там, – пояснил дон.

– А кто его замещает?

Выяснилось, что это не такой простой вопрос. Губернатор почти не появлялся на Себу, передав всю власть канонику острова дону Хосе де Акосте. Но он три недели назад тоже отбыл в Манилу. Правда, скоро должен вернуться, а пока власть на острове вроде бы представляет дон Себастьян.

– Тогда не будете ли так добры принять документы для передачи в метрополию, королю или тому, кто у вас занимается внешнеполитическими вопросами.

Алькальду был вручен пакет с печатями.

– Ну и раз уж приходится к вам обращаться с просьбой, то позвольте для компенсации возникших при этом неудобств предложить вам еще один скромный подарок.

Я достал свой кремневый револьвер и протянул дону.

– Вот, возьмите, это шестизарядный пистолет.

– Надо же, как интересно, – удивился дон, – я видел нечто подобное в Испании, но давно. И у него было шесть стволов, а у вас вон какая остроумная конструкция. Однако насколько он легкий и как удобно ложится в руку! Что надо делать для выстрела?

В общем, мы вышли на палубу, я укрепил на корме мишень, и дон не успокоился до тех пор, пока не расстрелял оба заряженных барабана. Ну прямо как мальчишка, честное слово. Причем, надо заметить, стрелял он весьма неплохо.

– Великолепно! – не сразу успокоился алькальд. – Какая кучность! Не хуже чем у мушкета. И, значит, ружья ваших матросов устроены подобным образом?

– Да, – кивнул я, – и из них возможна прицельная стрельба на двести метров, то есть более чем на кабельтов.

Но игрушки игрушками, а дело делом, так что вскоре мы перешли к более приземленным вопросам. Дон познакомил меня с местной денежной системой и обрисовал порядок цен.

– Наша золотая монета называется эскудо, – пояснил он мне, – и она примерно такая, как ваш рубль.

Ага, подумал я, ты еще скажи, что рубль меньше. Я ведь перед визитом в прошлое посмотрел вес и примерную платежеспособность денег этого времени. Так вот, в эскудо, по моим сведениям, было три целых и две десятых грамма золота. А в рубле пять!

– Но основной монетой в колониях является серебряный песо, – продолжил свою лекцию дон Себастьян. – Вот посмотрите, у меня есть при себе.

С этими словами он вытащил из мешочка, пристегнутого к поясу, монетину размером примерно с советский юбилейный рубль и протянул мне. Я положил ее на маленькие электронные весы, развернутые дисплеем ко мне, так что дон и не понял, что я делаю. Так, двадцать три грамма, запомним. На одной стороне монеты римская цифра VIII, то есть восемь, а на другой что-то вроде герба.

– Одна восьмая песо – это реал. Мелкая серебряная монета, причем, говорят, последнее время их начали чеканить и из меди, но до нашей глуши подобные новшества еще не дошли.

– А сколько стоит, например, поросенок? – поинтересовался я.

– Наверное, два песо, – задумался алькальд, – но точно я не знаю. Могу сказать, что день на постоялом дворе обойдется вам в песо или полтора.

– Обошелся бы, но я туда не собираюсь. Кроме всего прочего, император запретил мне удаляться более чем на километр от корабля. Наш километр – это чуть больше половины английской морской мили. А как соотносятся между собой эскудо и песо?

– За один золотой эскудо дают два песо.

Так, похоже, здесь мой собеседник снова малость лукавит, потому как по моим сведениям, захваченным из будущего, соотношение должно быть примерно один к трем – один к четырем. А это может говорить о том, что честнейший алькальд собирается малость поправить свое благосостояние на моих торговых операциях. Потому как он уже знает, что платить я буду золотом.

– Мне бы хотелось купить у вас несколько живых поросят, ягнят и, возможно, жеребят, – сообщил я. – Не исключено, что в недалеком будущем придется сделать и более крупные приобретения. Насколько такое реально и как лучше это произвести, не подскажете?

– Поросят и ягнят купить можно, закупка продовольствия проходящими кораблями иных стран не запрещена. С лошадьми сложнее – тут, боюсь, возникнут определенные трудности. Впрочем, если вы не против, могу сегодня же прислать вам на борт одного торговца, который примет ваш заказ и потом доставит его на корабль. А вообще с торговлей – увы. Колонии не имеют права торговать ни с кем, кроме метрополии. Все грузы с Филиппин идут только по одному адресу – в Акапулько. Оттуда они доставляются в Испанию.

В этот момент раздался стук в дверь, и после моего «можно» в каюту заглянул Кикиури.

– Капитан, – сказал он, – в гавань входит какой-то большой корабль.