Текст книги "Наследник Петра. Кандидатский минимум"

Глава 23

– Гера, друг мой, ведь не для тебя посажена эта пальма! – вежливо сказал император, но потом вспомнил, что конкретно с этим собеседником не обязательно придерживаться правил, им же самим для себя установленных. И рявкнул: – А ну брысь, зараза мохнатая!

Это, в отличие от предыдущего обращения, было сразу понято, и кот Герой, получивший свое имя за беспримерный полет на воздушном шаре, опрометью сиганул с бочки, в коей произрастала небольшая пальма, в два прыжка достиг корытца, где специально для него была высажена рожь, и спрятался за стеблями. Потом осторожно выглянул, убедился, что прямо сейчас в него ничего не полетит, отгрыз один стебелек и принялся его демонстративно жевать. Мол, я не виноват, ошибочка вышла, с кем не бывает. Там трава и тут трава, обе зеленые, немудрено и запутаться. Хотя, конечно, он был очень сообразительным животным и разницу между рожью, которую можно есть, и пальмой, которую нельзя, понимал прекрасно.

Вот и сейчас Герой притих за корытцем, изредка косясь на входную дверь. Едва освоившись в Лефортовском дворце, он уяснил, что в присутствии царской подруги можно позволить себе существенно больше, чем в ее отсутствие, и теперь ждал, когда придет Лена.

Разумеется, кот не был совсем уж неблагодарной скотиной и не забывал своего первого хозяина, Глеба Уткина, который сейчас жил в заднем флигеле дворца. Его Герой навещал раза два в неделю, а все остальное время делил между императорскими покоями и кухней.

Поначалу кота на общих основаниях пропускал караул в приемной, но Сергею быстро надоело по десятку, а то и по двадцать раз в день дергать за шнурок, сообщая, что он готов принять четвероного визитера. Просто же сказать, чтобы его пускали всегда, было нельзя, ибо это означало – дверь может открыться и без специального на то императорского разрешения, что явилось бы вопиющим нарушением всех мыслимых устоев.

Елена предложила пропилить окошко в нижней части двери, но Сергей решил, что ослаблять ее конструкцию не годится. Вместо этого пробили небольшую дырку в стене, а с обеих ее сторон сделали под прямым углом короткие коридоры из кирпича, завесив вход и выход маленькими бархатными портьерами. Столь сложная конструкция была выбрана для того, чтобы ни у кого при всем желании не получилось бы выстрелить через кошачью дырку. Теперь кот мог посещать императора и его подругу когда угодно, не беспокоя караул, и беззастенчиво этой возможностью пользовался.

Дзинькнул звонок, означающий, что пришла Лена. Кот заранее надулся, дабы урчать погромче, когда его возьмут на руки, и приготовился покинуть свое укрытие за рожью. Вошедшая не обманула его ожиданий – поздоровавшись и поцеловавшись с императором, она сняла плащ и протянула руки:

– Иди сюда, котик, иди. Небось соскучился? Тебя тут без меня не обижали?

Кот заурчал ей прямо в ухо. «Полное впечатление, что ябедничает, подлец, – подумал император, распоряжаясь насчет ужина. – Совсем его Лена разбаловала, скоро никакого сладу с животиной не будет. Ребенка ей надо, вот в чем дело. И мне тоже не помешает, а значит, пора внести изменения в расписание наших ночных радостей», – закончил свою мысль Сергей, немного удивившись, как это он так легко решает один из важнейших в жизни вопросов.

– Опять пальму грыз? – чуть отодвинула от себя кота Лена. – Котенька, ну нельзя же, у нее листья острые и сок для кошек очень вредный, у тебя мордочка порежется и расстройство желудка может приключиться.

Насчет вредности пальмового сока для кошек Елене сообщил император, движимый беспокойством, как бы хвостатый не сожрал целиком экзотическое растение, подаренное английским послом Томасом Вордом. Как он ухитрился доставить его в Москву в самом конце зимы, не поморозив, – непонятно. И, главное, так и не сказал, что на ней должно вырасти – кокосы, финики или еще что-нибудь. Наверное, сам не знал.

Кроме пальмы посол подарил какую-то отвратного вида полуметровую ящерицу якобы с острова Тобаго, но Лена ее боялась, кот, невзирая на свое имя, – тоже, а Сергею было просто противно смотреть на эту рептилию. В общем, он распорядился устроить при Аптекарском огороде Императорский зоопарк и лично передал туда первого обитателя.

Кот тем временем был достаточно обласкан и опущен на пол, где он тут же начал вертеться вокруг стола, время от времени требовательно мяукая. Как будто этот обжора пришел не с кухни, где его накормили от пуза! Хотя, наверное, взбитых с яичным белком сливок и черной икры, как здесь, ему там не давали.

Короче, Герой пожинал плоды своего подвига, причем новый ему, скорее всего, не светил. Потому как император предчувствовал, что не пустить Лену в первый полет на настоящем воздушном шаре будет непросто, а если полетит кот – то и вовсе не возможно. Значит, первооткрывателем пятого океана станет Уткин, тем более что он и не против. И свершится это событие совсем скоро – во всяком случае, бумажные дольки, из которых будет склеен шар, были уже готовы и лежали в большом зале – том самом, где благодаря усилиям Центра и лично Новицкого Анне Иоанновне так и не довелось высочайше изодрать кондиции. Ангар же для шара строился на противоположном берегу Яузы, за Императорским огородом, и подрядчик уверял, что все будет готово к середине мая. Большая керосиновая горелка, коей предстояло нагревать воздух в шаре, была уже сделана и даже испытана. Посмотрев, как она работает, Лена пришла в ужас от безумной расточительности императора. К керосиновым лампам она уже привыкла, но тут каждые пять минут сгорал литр этого бесценного снадобья! Сергею пришлось объяснить, что форсированный режим нужен только для предварительного нагрева воздуха в шаре, а при поддержании уже достигнутой температуры расход горючего уменьшится в несколько раз. А потом император рассказал, как соотношение между спросом и предложением влияет на цену продукта. То есть керосин такой дорогой просто потому, что в продажу его поступает очень мало. Выкинь на рынок десятки бочек – и цена сразу упадет. Поэтому излишки лучше просто сжечь, пока их не своровали; а если это еще и принесет пользу, то тем более.

Никакой тайны из готовящегося полета Новицкий не делал, скорее даже наоборот. Например, рабочие, возводившие ангар, знали, что он нужен для воздушного корабля. Дело было в том, что сам факт скорого создания совместной англо-русской компании был уже согласован, а вот ее устав и прочие тонкости – пока нет. Вот император и хотел козырнуть перед Вордом возможностью создания воздушного флота, после чего морской флот якобы потеряет заметную часть своего значения. Поэтому работы шли быстро.

Тринадцатого мая утром был сдан ангар. Несмотря на обнаруженные недоделки, этим же вечером в нем начали шить и клеить шар, и к вечеру семнадцатого закончили. День ушел на надевание сетки и подвес корзины, и, наконец, на утро девятнадцатого мая был назначен первый полет. В порядке закрепления его результатов Елизавета, как имиджмейстер, была озадачена подготовкой к большому императорскому приему, который должен был состояться двадцать первого мая. Если все получится – то в честь благополучного завершения беспримерного полета, а если нет – то в честь какого-нибудь святого, которого цесаревна должна подобрать сама.

– Петя, неужели ты сам полетишь на этих бумажках и тряпках? – всплеснула руками цесаревна.

– В этот раз – нет. Ну а как-нибудь потом – почему бы и не слетать?

– Тогда и меня возьми! А праздник я тебе устрою самый лучший – такой, какого в Москве еще не бывало.

И вот настал знаменательный день. Император с подругой встали в шесть утра и, наскоро умывшись, чуть ли не бегом отправились к ангару, но там уже вовсю кипела работа.

Шар был подвешен на стреле перед входом в ангар. Правда, пока он больше напоминал мокрую тряпку, опутанную веревками, шестнадцати метров длиной. В корзине сидел Уткин и, по одной принимая бутыли с керосином, аккуратно переливал драгоценную жидкость в топливный бак. Рядом стояли трое уполномоченных во главе с Федором, задачей которых было не допустить хищений топлива. Наконец бак наполнился, и пилот взялся за рукоятку насоса.

Горелка по конструкции была близка к примусу, разве что очень большому, но заканчивалась двухметровой жестяной трубой, чтобы исключить контакт открытого пламени с обшивкой. Действительно, на испытаниях оттуда не летело даже искр – один раскаленный воздух.

Вот Уткин решил, что давление в баке достигло нормы, и протянул руку, в которую тут же была вложена горящая лучина. Примус-переросток несколько раз пыхнул, а потом ровно засопел. Пилот начал крутить ручку керосинового крана, добиваясь максимальной интенсивности горения.

Минут через пять примус прогрелся, сопение сменилось прерывистым урчанием, а потом пламя, хорошо видное в прорезях, стало синим и буквально заревело, хоть и не очень громко. Нижняя часть трубы быстро раскалилась до малинового свечения, и шар начал мало-помалу приобретать положенную ему форму.

Сначала разбух самый верх, из-за чего аэростат стал напоминать сморщенную грушу, но потихоньку он все больше и больше становился похож на яблоко. Правда, странной расцветки – нижняя его половина состояла из чередующихся белых и красных секторов. Верхняя же была матово-черной, чтобы в полете солнечные лучи тоже немного подогревали оболочку, помогая горелке поддерживать температуру внутри.

Округлев, шар натянул веревки, крепящие к нему корзину, а верхним краем почти уперся в стрелу. Уткин отдал команду, и ее быстро убрали. Еще пять минут – и корзина начала потихоньку подниматься, и вскоре повисла в метре от земли, удерживаемая только пятью канатами – четырьмя по бокам и одним в центре. Пилот попробовал натяжение всех боковых веревок и поднял два пальца – по этому сигналу ему передали еще две бутыли керосина. Потом в корзину сунули бараний тулуп и меховую шапку – император предупредил воздухоплавателя, что наверху холодно и чем выше поднимется шар, тем будет холоднее.

Веревки натянулись до звона. Новицкий, почувствовав, что пора говорить напутственное слово, подошел к корзине, набрал полную грудь воздуха и провозгласил, постаравшись, чтобы его слышали не только ближние, но и собравшийся на противоположном берегу Яузы народ:

– Лети, русский Икар! Родина тебя не забудет.

А потом уже нормальным голосом добавил, протягивая Уткину небольшую, но толстую книжицу:

– На, почитаешь в полете, если станет скучно. Это «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению», там ближе к концу про правила хорошего тона есть. А то ведь после полета я собираюсь пожаловать тебе потомственное дворянство, так что пригодится, дабы в грязь лицом не ударить. Да, и вот тебе мятные конфетки: если начнет тошнить – пососи, и сразу полегчает.

О том, что дворянство будет наименьшей из всех наград, заготовленных для первого в мире воздухоплавателя, император пока не говорил. Он решил устроить шоу, сравнимое со встречами первых космонавтов в двадцатом веке. И уже подписал указ о статусе нового ордена Петра Великого, дающегося за беспримерные личные заслуги перед Российской империей. Орден с номером «1» заканчивали делать на Красном монетном дворе.

Стартовая команда обрубила четыре боковых каната, и теперь шар, слегка наклонившийся от легкого ветерка, удерживался только центральным. Последний удар топора – и Новицкий подумал, что вот сейчас все и закончится, причем позором, потому как шар, не поднимаясь, заскользил в сторону небольшого холма. Однако это только вначале, а потом корзина потихоньку пошла вверх. Через Яузу она перелетела уже примерно на высоте двадцати метров.

Дул слабый ветерок с юга, но облака шли довольно быстро и на запад – это говорило о том, что ветер там восточный и заметно сильнее, чем у земли. Шар потихоньку набирал высоту, народ восторженно орал.

– Питер, ну почему ты такой грустный, – тормошила его Елена. – Смотри, он же летит!

«Тоже мне невидаль, тепловой воздушный шар, – подумал император. – Такой без всякой моей помощи всего через пятьдесят лет построили бы братья Монгольфье. Правда, этот, хочется надеяться, все-таки улетит подальше. По плану – пока что-нибудь не кончится. Или керосин, или световой день. Кроме того, кончиться может и сам шар, тогда полет будет продолжаться не так долго».

Вздохнув, царь сказал своей подруге:

– Лететь-то он летит, это хорошо. Но мне сейчас идти с Вордом торговаться, а такое занятие требует предварительной сосредоточенности. Кстати, когда будешь переводить, не показывай удивления, даже если решишь, что я говорю что-нибудь не то.

Проводив взглядом шар, поднявшийся уже метров на двести и теперь летевший примерно в сторону Кремля, император пошел к Яузе, за которой стоял его дворец.

Из соображений «куй железо, пока горячо» английскому послу было назначено на двенадцать часов дня. План Новицкого не отличался особой сложностью – сначала рассказать Ворду, какие сияющие перспективы открывает воздухоплавание, а потом садиться обедать. Решения же принимать послезавтра, если не позже. Пусть англичанин дозреет – ведь если он поверит хотя бы трети того, что ему расскажет русский царь, то дальнейший торг сильно упростится.

– Ваше величество, это невероятно! – так начал беседу английский посол. – Я до сих пор не могу поверить, что видел подобное своими глазами.

– В порядке утешения могу заметить, что услышать ушами вам сейчас доведется вещи, могущие тоже показаться невероятными. Но вы не волнуйтесь, это просто с непривычки. Итак, вы только что были свидетелем начала полета первого в мире воздушного корабля.

– Скорее, небольшой лодки – ведь он поднял всего одного человека.

– Правильно, начинать всегда надо с малого. Но смотрите – шар был построен всего за четыре недели, это вместе с раскроем материалов. Если же сделать его в десять раз больше, то есть диаметром не пятьдесят футов, а пятьсот, то его грузоподъемность возрастет в тысячу раз! То есть он сможет поднять не одного человека, а тысячу. По сложности же и стоимости такой шар не превысит средний линейный корабль, его постройка никак не займет более года. Далее, вы обратили внимание, что шар сначала летел на север, а потом повернул на запад? Дело в том, что на разных высотах ветер дует в разных направлениях, так что всегда можно подобрать нужное. Мало того, воздушный корабль может летать заметно быстрее, чем плавает обычный! До того же Тобаго из Петербурга он будет добираться не два месяца, а максимум неделю. Еще ему не страшны штормы – ведь он будет лететь со скоростью ветра, а волн, причиняющих разрушения кораблю, на небе нет. Наоборот, штормовой ветер только прибавит шару скорости. В общем, теперь я готов пойти вам навстречу. Более мы не конкуренты, ибо Россия отныне намерена строить не морской, а воздушный флот. Поначалу это будут небольшие суда типа того, что сейчас летит, они составят подробные карты небесных течений. Ну а потом, я надеюсь, вы еще увидите пролетающие над Лондоном по пути в Карибский бассейн стройные колонны наших небесных фрегатов.

Елена переводила, изо всех сил стараясь сохранить безразличное выражение лица, но это у нее не очень получалось. Ладно, шар диаметром в сто восемьдесят метров построить из тех же материалов нельзя – это она хорошо понимала. Он просто разорвется, не успев наполниться горячим воздухом. Но сорок метров – очень даже можно! А такой шар сможет поднять тонну топлива и столько же полезного груза. Так что же получается – все, о чем сейчас говорит ее Питер, на самом деле правда? И наши воздушные корабли скоро начнут летать в дальние страны…

Этот вопрос она и задала императору сразу после ухода английского посла.

– Увы, Леночка, – вздохнул молодой царь, – начать-то они, конечно, начнут. Но совсем не скоро. Боюсь, что мы с тобой это если и увидим, то только в глубокой старости. Да и то исключительно в том случае, если все это время мы будем работать не покладая рук.

Глава 24

Сэр Томас Ворд, вздохнув, принялся за третье на сегодняшний день письмо.

Первое было адресовано сэру Джорджу Бингу, виконту Торрингтону, первому лорду Адмиралтейства – ведь официально Ворд выполнял именно его задание. Однако письмо это было совсем коротким, в нем описывался только сам факт полета русского воздушного шара. Дело в том, что виконт тяжело болел, и Ворд не был уверен даже в том, что он успеет прочитать его послание. Поэтому второе письмо адресовалось наиболее вероятному преемнику Бинга, сэру Чарльзу Уэйджеру. В нем посол изложил не только то, что видел своими глазами, но и то, что ему довелось услышать, в том числе и от молодого императора. И теперь он собирался приступать к третьему посланию.

Оно было предназначено Роберту Уолполу – пожалуй, самому влиятельному человеку в Англии, которого за глаза именовали премьер-министром, хотя официально такой должности не существовало. Он принял Ворда перед отъездом того в Россию и поручил ему писать обо всем, что покажется интересным в этой стране, не думая о том, что слишком подробное послание может показаться скучным. И вот настал момент не только выполнить поручение, но и донести до руководства Великобритании мысли, которые давно не давали покоя Томасу Ворду.

Империя должна узнавать о всех мало-мальски значимых событиях, происходящих в мире. Причем не после того, как они уже свершились и начали приносить плоды, а в тот момент, когда к ним появились первые предпосылки! И, значит, нужна государственная служба, которая будет заниматься именно этим.

Что-то подобное делал недавно умерший Даниэль Дефо, известный широкой публике нашумевшим романом о Робинзоне Крузо, а также политическими памфлетами. Однако он не занимал никаких официальных должностей и не мог привлекать хоть сколько-нибудь значительные средства, а после его смерти само собой разрушилось даже то немногое, что он успел создать. Ныне, когда Британская империя столкнулась с одной из самых серьезных угроз для своего процветания, такое положение дел смертельно опасно.

Ворд отодвинул бумагу – надо сделать перерыв, а потом свежим взглядом оценить написанное, после чего думать, как наиболее убедительно изложить то, чему он недавно стал свидетелем в Москве.

Итак, вопрос создания летающих кораблей перешел из разряда беспочвенных фантазий в реальную плоскость. А для них то, что Англия – это остров, никакой роли не играет! И могущество королевского флота им тоже почти безразлично. Значит, необходимо собрать максимум сведений о конструкции и возможностях русских небесных шаров.

Кое-что Ворд уже знал – материалом для изготовления шара послужили бумага и легкая ткань, а главной деталью, благодаря которой этот мешок поднялся в воздух, было устройство, похожее на самовар, только с медным баком снизу. Причем оно работало на новомодном и очень дорогом лекарстве – керосине. Каковое свойство, кстати, говорит о том, что молодой русский император придает воздушному флоту огромное значение. Ведь ни для кого не является секретом его прижимистость, а тут он без колебаний пошел на такие большие расходы. Да и выдающееся по пышности празднество в честь благополучного завершения полета, произошедшего аж в Можайске, тоже говорит само за себя. Причем полет явно планировался именно туда, ибо утром, когда воздушный шар только надувался, англичанин ясно слышал, как один из солдат охраны сказал: «Загнать за Можай».

Кроме того, Ворд своими глазами видел, что воздушный шар способен маневрировать, и получил от молодого царя вполне похожие на правду объяснения, как это происходит. Действительно, очень часто приходится наблюдать, как ветер дует в одну сторону, а облака плывут в другую, иногда прямо противоположную. Да и все остальное, сообщенное Петром, выглядело весьма и весьма правдоподобно.

Россия сможет без особого труда увеличить производство бумаги и ткани, ведь сырье для этого она имеет в огромных количествах. А шар, всего в десять раз более крупный, чем недавно летавший, действительно сможет поднять в тысячу раз больше, если подъемная сила пропорциональна его объему.

В силу означенных причин Ворд счел нужным согласиться со всеми требованиями молодого императора по поводу совместной компании, дабы Англия поскорее получила возможность отправить в Россию достаточное количество своих подданных. Кроме официальных перед ними должны стоять две тайные задачи.

Первая – собрать все сведения, могущие быть полезными Великобритании в вопросе создания собственного небесного флота.

Вторая – сделать так, чтобы Россия на пути в небо столкнулась с как можно более серьезными трудностями.

С тем, что нечто подобное, пожалуй, будет иметь место, русский император был вполне согласен. Если бы эта орава шпионов, которую сюда хочет протащить Ворд, собиралась заниматься только сбором информации, то и хрен бы с ней! Из тех соображений, что на самом деле упомянутой информации очень мало, правдивой среди этих крох – и вовсе мизер, а реальная ее ценность не очень сильно отличается от нуля. Но ведь начнут, гады, пакостить еще и материально! Например, без принятия особых мер он, Новицкий, ни за что сейчас бы не стал страховать мануфактуру старшего Уткина. Потому как сожгут, точнее – попытаются, это к гадалке не ходи. Да и самому придется принять меры по усилению личной безопасности, ибо ежу понятно, что со сменой императора Россия скорее всего откажется от создания своего воздушного флота.

«Так, это ладно, – прикинул Сергей, – меня сейчас и свергнуть, и банально прибить не очень просто, причем я даже без всякой аэронавтики не собирался останавливаться на достигнутом. Но ведь и Лене может угрожать опасность! Особенно если на ней жениться, что вовсе не исключено. Значит, ее охрана должна быть усилена в первую очередь.

Тут, конечно, очень вовремя подвернулся отец Антоний, – продолжил свои рассуждения император. – Не очень ясно, насколько в действительности он был близок к могиле, но то, что после нескольких уколов здоровье пациента пошло на поправку, сомнений не вызывало. И, значит, теперь ему предстояло стать организатором и первым руководителем русской контрразведки, причем в достаточно благоприятных условиях, кои выпадали далеко не всем его коллегам в других временах и странах. Ведь сейчас известно, когда, откуда и в каких количествах явятся потенциальные шпионы, а также что́ будет являться их основной задачей. Так что пусть организовывает… как бы его назвать… ладно, с учетом сана основателя конторы пусть это будет Государственное благочиние, сокращенно ГБ. Фронт работы для него уже есть».

«Все бы хорошо, но ведь теперь придется действительно развивать воздухоплавание, – с чувством, похожим на раздражение, подумал молодой царь. – Разумеется, не в тех объемах, кои будут задекларированы, но все равно жалко выкидывать деньги впустую. Так какая польза, кроме спортивно-развлекательной, может быть от воздушных шаров?

Разведка и корректировка артиллерийского огня – это только в позиционной войне, потому как шар сильно снизит подвижность подразделения, к коему он будет приписан. Например, не исключено, что скоро придется осаждать Данциг, и там монгольфьер окажется очень кстати. Да, но почему именно «монгольфьер»?

Император вспомнил, что в детстве, впервые услышав это слово, он решил, что родиной воздухоплавания была Монголия. Нет уж, нам ни к чему такие аллюзии, пусть тепловой воздушный шар отныне называется «уткиньер». Даже если кто-то решит, что данное название происходит от утки, ничего страшного. Кроме того, Ломоносова скоро можно будет озадачить открытием водорода, и тогда появится еще одна разновидность аэростатов – например, ломолёты.

Ладно, название – дело десятое, сами-то шары к чему еще можно применить? Кажется, Менделеев в свое время поднимался на аэростате, чтобы получше рассмотреть солнечное затмение, однако…

«Для того чтобы воздушные шары послужили науке, эта самая наука должна наличествовать в России, – сделал логичный вывод император. – А ее, почитай, пока и вовсе нет. Хотя, кажется, кто-то из сподвижников Ломоносова исследовал атмосферное электричество при помощи воздушных змеев, в результате чего был убит ударом молнии. Так что тут надо подумать; таким дашь воздушный шар – и последствия окажутся еще хуже.

Еще остается картография, но тут тоже есть нюансы. Для обжитых мест карты уже есть, а в необжитые шар не больно-то доставишь, он нежный и не очень удобный в перевозке. Аэрофотосъемка? Так это надо сначала изобрести саму фотографию, а кто этим будет заниматься? Ломоносов занят, а Кристодемус и так уже насовершал столько открытий, что, существуй сейчас Нобелевская премия, он бы не вылезал из Стокгольма, получая их одну за одной.

В общем, пока вырисовывается потребность примерно в четырех-пяти аэростатах, больше не надо. Один для армии, один для науки, включая картографию, и пара-тройка – катать любителей пощекотать себе нервы за большие деньги. Вроде Лизы, но она слетает на халяву, зато потом с лихвой отработает стоимость полета безудержной рекламой».

Вот тут Новицкого и посетила мысль. Осознав ее, он едва удержался от того, чтобы вслух назвать себя дебилом.

Почему он не строит планер или параплан? Потому что для полета нужны вполне определенные условия. Либо высокие горы соответствующей формы, где будут образовываться регулярные восходящие потоки, либо самолет, который поднимет планер или парапланеристов на необходимую высоту. А чем аэростат хуже? Сделать такой, чтобы поднял на километр двоих и планер в придачу – это совсем нетрудно. А потом летай себе на здоровье, учись пилотажу! Чтобы к тому моменту, когда появятся достаточно легкие двигатели, пригодные для установки на самолет, уже имелись пилоты с многолетним опытом.

Кстати, ждать сто или больше лет не придется. Ведь уже в середине девятнадцатого века появились движки, с которыми вполне можно было подняться в воздух! Просто никто не знал, как это сделать. А здесь первые нормальные паровики родились раньше, и, значит, их прогресс пойдет быстрее.

«Получается, можно не очень суетиться с захватом Крыма, – подумал Новицкий. – Подожду полной готовности армии, а планеры помогут скрасить ожидание. Тем более что они-то точно смогут применяться в военных целях, прецеденты уже были. Но вот только авиацию, в отличие от воздухоплавания, надо будет развивать в глубочайшей тайне. Кстати, в смысле ее развития остров Тобаго окажется очень кстати, ведь на нем растет бальса, а рядом Бразилия, где можно будет разжиться каучуком. Ибо сразу лететь с воздушного шара – это самоубийство. Сначала нужно научиться хоть как-то пилотировать планер, стартуя с резинового амортизатора. Заодно выкинем на рынок резиновые плащи и сапоги, спрос точно будет немалый. А там, глядишь, и до презервативов дело дойдет».

Потом император задумался о возможности дальнейших демонстраций великолепной управляемости русских воздушных шаров. Это будет необходимо, потому как англичане, едва построив свой первый аэростат, быстро убедятся, что между усилиями экипажа и направлением полета шара нет ни малейшей связи, и это в их глазах сильно уронит ценность прогрессивного новшества. Значит, Россия обязана тут же явить миру дальний, но полностью управляемый полет, причем англичане должны увидеть и старт – к примеру, в Москве, и финиш в заранее назначенном месте. Где-нибудь в Ярославле или даже Вологде. Для этого нужно уже сейчас озаботиться негласным поиском близнецов, причем обоих полов, дабы нашлось побольше, и подготовкой их в качестве пилотов-аэронавтов. Потому как сделать два абсолютно одинаковых с виду воздушных шара совсем нетрудно, можно даже три. В случае, если найдутся тройняшки, не помешает продемонстрировать полет с промежуточной посадкой. Кто сможет различить, что взлетел один шар, а приземлился другой, если и сами шары, и пилоты в них будут совершенно одинаковыми?

«Больше я ничего не забыл?» – попытался подвести итог император. И тут же сообразил, что есть еще одна страна, которая при правильной организации утечек информации тут же заинтересуется аэронавтикой. Это Франция. Она давно пытается соперничать с Англией в области военно-морского флота, и для нее возможность форсировать Ла-Манш, не обращая внимания на британские линкоры, будет как манна небесная. Значит, описание недавнего полета надо срочно отправить в Париж, Сергею Миниху. Да и в Петербург, Христофору Антоновичу, тоже не помешает. А описание самого шара – Нулину. Глядишь, это и поможет ему переломить ситуацию с еще одним островом, уже от французов. Мало ли, вдруг он тоже для чего-нибудь пригодится?

Фельдмаршал Миних получил пакет, в коем был описан недавно произошедший беспримерный полет, через неделю после свершения сего выдающегося события. Внимательно изучить его прямо сразу он не мог, потому как в этот день на царскую галеру ставили паровой двигатель, еще в начале мая специальным обозом доставленный из Москвы. Впихнуть на место тяжеленную и неудобную железяку удалось только поздним вечером, а бумаги Христофор Антонович прочитал ночью, к неудовольствию своей молодой жены. И задумался. Фельдмаршалу было интересно: кто все это придумал? Вряд ли его величество: до сих пор он не проявлял ни малейшего интереса ни к каким полетам. А вот Кристодемус где-то с полгода назад, крепко напившись, во всеуслышание заявлял, что мощи его гения подвластна не только земная стихия, но и небесная тоже. Кажется, на него после этого даже доносы в Синод писали. И вот что получается – месяца не прошло, как грек вернулся в Москву, и там появился летающий шар! Значит, в будущем следует повнимательней прислушиваться к пьяной болтовне целителя.

Вечером двадцать девятого мая Тихон Петрович Павшин пребывал в приподнятом настроении. Кажется, он сумел достойно выполнить полученный неделю назад приказ его величества, и ему будет что сказать на завтрашнем докладе. В том же, что правильное и быстрое исполнение подобных приказов не остается без поощрения, полковник уже успел неоднократно убедиться.

Сразу после окончания торжеств, посвященных полету воздушного шара, Павшин был вызван к императору. Где услышал, что для англичан развитие воздушного флота в России – это как нож острый, и они начнут всячески этому препятствовать. Самый же надежный способ – это убийство царя. Так вот, Павшину было поручено продумать за противника все возможные способы оного злодейства, а потом уже за себя – как тому надежно воспрепятствовать.

– Это и для тебя важно, Тихон Петрович, – напутствовал его молодой царь. – Ведь ты меня переживешь самое большее на неделю, да и то вряд ли, скорее всего тебя в тот же день удавят. Причем не обязательно тобой обиженные, хотя их тоже более чем достаточно.