Текст книги "Голос бездны"

Марина

Она посмотрела на Матвея.

– Сходила бы ты к воде, – шепнул он, наморщив лоб, и Марина увидела в лице этого дикого человека неожиданное глубокое сострадание.

– Зачем? – спросила она и перевела взгляд на старого тувинца. – Зачем?

– Умная вода, добрая вода, – послышался голос старика.

– Я как заново родился, хоть обмылся слегка. Я слыхал про такие места, – сказал Матвей, – тут надобно…

– Что надобно? – спросила громко Марина, повернувшись к нему.

Матвей пожал плечами.

Она ухмыльнулась.

– Ладно, хуже не будет.

Она сделала несколько шагов, как бы проверяя свои силы. Осмотрелась, прислушалась к звукам леса. Всё успокаивало. Синее небо плыло высоко над верхушками покачивавшихся лиственниц.

Марина медленно пошла по тропинке. Шаг за шагом на неё опускался покой, которого она не знала прежде.

– Что это? Чудо? Нервы? Природа?

Она даже остановилась, чтобы прислушаться к собственному телу. Откуда-то снизу доносился едва уловимый плеск воды. Марина пошла дальше, снова и снова останавливаясь и прислушиваясь. Из глубин леса на неё начали надвигаться деревья, густо увешанные тряпичными лоскутьями. Лоскуты шевелились на неслышимом ветру, покачивались, гипнотизировали своими почти невидимыми движениями.

И вот перед ней возникла крохотная хижина, почти сказочная. Вокруг громоздились деревья, сверху донизу покрытые лентами и шнурками; полоски ткани полностью выгорели под солнечными лучами, и лес казался белым, почти снежным. Все эти ленты что-то нашёптывали ей, признавались в чём-то, но она не понимала их голосов…

Марина остановилась перед невысоким срубом, отворила дверь и увидела тёмную воду. От воды разило холодом. Но ни холод, ни черневшая перед ней бездна колодца не испугали её, ибо это был холод и бездна природы, с которой ей всегда хотелось соприкоснуться. Она была человеком городским, но принадлежала к категории людей, не смевших признаться себе, что в их душе присутствовало гораздо больше дикости, чем цивилизованности. Быть может, эта самая дикость и бросила её в объятия несчастного инструктора Жени.

Марина выпрямилась и осторожно, словно погрузившись в сон, расстегнула пряжку ремня, затем так же медленно начала раздеваться. Через несколько мгновений джинсы и рубаха упали на землю, свежий воздух обнял её голое тело с новой силой и проник в каждую пору её существа. Она глубоко вздохнула и шагнула в ледяную воду, и в тело словно миллионы иголочек вонзились, Марина даже вскрикнула. В первое мгновение она хотела сразу выпрыгнуть обратно, но сдержалась и заставила себя остаться в воде. Марина взялась за камни, обрамлявшие водоём, и замерла, прислушиваясь к собственным ощущениям и умиротворяющему плеску воды. На несколько секунд она закрыла глаза, и ей почудилось, что она услышала голос воды. Этот голос пел, но не так, как принято среди людей петь, нет, он пел иначе – будто ласкал тело Марины и обволакивал тёмное пространство бревенчатого сооружения невидимой и неосязаемой плёнкой, которая трепетала от движений воды и воздуха, вздувалась и образовывала некий кокон над родником. Марина подняла лицо вверх и увидела под сводами строения огромную переливавшуюся паутину; посередине неподвижно сидел блестящий паучок.

«За мной наблюдает, – решила она, – подглядывает. Или он, быть может, тут хозяин? Страж?»

Марина глубоко вздохнула и вылезла из водоёма. Открыв дверь, она вышла из избушки и нагнулась, чтобы поднять джинсы. Но в следующую секунду её будто что-то ударило в спину. Она обернулась и увидела Матвея. Он неотрывно смотрел на неё, ощупывая взглядом каждый сантиметр обнажённого женского тела. Марина почти физически ощущала его взгляд, как если бы он трогал её руками. В животе у неё что-то свернулось в испуганный узелок.

– Матвей, вы что?

– До чего ж ты ладная! – выдохнул мужчина. – Неужто бывают такие?

Он приблизился к ней и, придерживая ремень двустволки левой рукой, протянул правую руку вперёд. Марина увидела большие коричневые ссадины на пальцах и густые чёрные волосы, начинавшиеся у основания широкой кисти с рельефно выделявшимися венами.

– Что вы, Матвей? – Она отпрянула.

– Не бойсь, не бойсь, насильничать не стану, – проговорил он сипло, словно внезапно потеряв голос. – Поверить не могу. Тронуть хочу кожу… Как светится она у тебя!

– Что светится? Матвей, ничего у меня не светится! Что с вами? Пожалуйста, не надо…

Браконьер положил ладонь на её плечо и осторожно погладил.

– Чудеса! Не встречал такой кожи! Чистый шёлк! – Он громко сглотнул и опустил глаза. Пальцы дрогнули и было отодвинулись от Марины, но снова прикоснулись к её плечу. – Неужто все городские на тебя похожи? Или ты одна такая?

Марина поёжилась.

– Дайте мне одеться!

– Нет, погодь, постой так…

Он скользнул рукой вниз и провёл указательным пальцем по небольшим, но красиво округлённым грудям Марины. Ей подумалось, что Матвей хотел запомнить форму её тела.

«Никто никогда не рассматривал меня с таким восхищением, подумала она. – Никто никогда не был заворожён моим телом. Сексом занимались многие, комплименты говорили, но никто не восторгался так, как этот человек. Он будто под действием чар…»

Марина вдруг перестала бояться Матвея. А он придвинулся вплотную и потянул носом.

– От тебя цветами веет…

– Откуда в вас это, Матвей?

– Что откуда?

– Поэтичность. Вы же простой охотник, лесной человек.

– Красивая ты, – прошептал он. – Я за тебя драться буду… Он опустил руку ниже и тыльной стороной ладони дотронулся до мокрых волос на лобке. Марина вздрогнула, но не отступила.

«Похоже, мне на роду написано пройти через руки всех таёжников. Забавно. Что ж, пусть так».

Матвей чуть опустил плечо, закрыл глаза, повернул руку и двумя пальцами проник между ног Марины. Кончики её губ дрогнули, по лицу пробежала тень улыбки.

– Мягкая… Нежная… – глухим голосом пробормотал мужчина. Его пальцы лишь погладили внутреннюю сторону её бёдер, но даже не попытались войти в лоно.

– Ох… – Матвей вдруг отступил и закачал головой. – Не сложилась моя жисть. Не получилась… Вот почему такая краля не повстречалась мне раньше? Да я б с браконьерством враз завязал, если бы… Ох… Хочу я тебя, страсть как хочу… Но не могу… Держит что-то… Место тут не то…

Он повернулся и решительно пошёл в сторону чума. Когда он скрылся, Марина принялась одеваться.

Минут десять спустя она вернулась на поляну.

Солнце скрылось за лесом, небо сделалось бледным, вечер сгущался. Над чумом лениво вился голубоватый дымок, изнутри доносился запах похлёбки. Матвей возился с лошадью, освобождая её от седла.

– Не поедем сегодня дальше? – спросила она.

– Нет, – с какой-то досадой отозвался браконьер, – и вообще никуда не поедем. Тут останемся.

– Как тут?

– А вот так!

Матвей бросил седло на землю и прошёл мимо Марины к чуму. Помедлив перед входом, он обернулся и сказал:

– Куда ехать-то? Меня всюду сцапать могут. Я ж никого не убивал, это мой брательник инспектора хлопнул. Но как я докажу? Нет, я никуда не поеду… А ты…

– Так я не знаю ни одной тропы, – ответила она и плавно повела рукой, указывая на густые деревья, – я вообще пропаду, если одна пойду через тайгу.

– Вот и оставайся со мной. Женой тебя сделаю.

– Чего? – Марина от удивления открыла рот и вытаращила глаза.

– А я не мужик, что ли? Плох для тебя?

Она вдруг громко рассмеялась.

***

Пётр проснулся внезапно, как от удара. Рядом никого не было. Привидевшийся ему собеседник давно исчез. Ночной лес таинственно шумел над головой лохматыми ветвями.

– Моя женщина, – нахмурился Пётр. – Чёрному Дереву нужна женщина. Кто-то украл мою женщину…

Он поднялся и неторопливо обвёл глазами лес. Поразмыслив немного, он осторожно сделал несколько шагов, держа ружьё наготове.

– Туда, – решил он, выбрав направление по какой-то одному ему понятной причине, и пошёл вперёд. – Она там, я чувствую…

***

Дагва уложил труп солдата Ямочки поперёк седла. Возвращались на базу в полном молчании. Двигались до тех пор, пока не стемнело.

– Заночуем здесь, – сказал Дагва. – Утром пораньше поднимемся и дойдём до базы скоренько. Теперь уж недалеко.

Они развели костёр и поужинали сухарями, которые нашлись в рюкзаке милиционера.

– Да, хреновенько всё получилось, – заговорил солдат. – А я надеялся, что прогулочка получится.

– Я предупреждал, что не на курорт идём, – отозвался Дагва. – Конечно, такого я не ожидал, но всё же…

– Удивляет меня одна вещь в поведении Петра, – Сергей подбросил в костёр несколько веток.

– Что удивляет? – Дагва вытянулся на земле и уставился в чёрное небо.

– Пётр ведёт себя так, как вели раньше американские дикари.

– А как они вели себя? – подал голос солдат.

– Вы обратили внимание на то, что у Павла Коршунова были с затылка срезаны волосы с кожей? Это скальп, самый настоящий скальп. Такие трофеи раньше брали американские индейцы.

– Зачем?

– Это сейчас не имеет значения. Важно, как Пётр ведёт себя… Но если в нём и впрямь пробудилась генетическая память, то при чём тут индейцы?

– Что такое генетическая память? – опять подал голос солдат.

Сергей начал объяснять, насколько мог это сделать. Когда он закончил говорить, солдат с удивлением крякнул:

– Ну и ну!

– Я, конечно, не специалист. Может, что-то и не так растолковал, но уж как умею, в рамках, так сказать, собственного скромного понимания, – Сергей посмотрел на солдата, потом на Дагву – И поэтому вырисовывается совсем непонятная картина. Если мемотрин и впрямь пробуждает эту генетическую память, то это означает, что у Петра были какие-то далёкие предки из американских индейцев. Но этого не может быть. Ведь он чистокровный русский. У него нет никаких примесей…

– Примеси у всех есть, – возразил солдат. – Вон у меня батя утверждает, что в нашем роду никого из татар не было, а у самого глаза раскосые. Стало быть, какая-нибудь прапрабабка когда-то согрешила…

– Но индейцы… Сомневаюсь, чтобы такие предки были возможны.

– Волосы отрезать кто угодно может, – зевнул Дагва. – Я слыхал, что у Чингисхана в войске тоже волосы отрезали у врагов. Может, монголы закрались в его родословную.

– Это запросто, – хмыкнул солдат. – В каждом русском, ежели хорошенько подраить его, отыщется капля монгольской крови. Зря, что ли, Золотая Орда двести лет на Руси правила?

– Оно, конечно, так, – кивнул Лисицын, – только думается мне, что пробуждается всё-таки не такая глубинная память. Что-то более поверхностное, более близкое к нашему времени, скажем поколения три-четыре назад… Хотя откуда мне знать? Я не учёный. Может, ничего в нём и не пробудилось, а просто препарат мозги свернул ему набекрень. Потому и ведёт он себя чёрт знает как…

– Может, – согласился Дагва. – Я милиционер и не понимаю в этом ровным счётом ничего. Для меня этот взбесившийся турист – просто преступник.

– Да, преступник. Убийца… Но ведь он никогда не отличался ни ловкостью, ни силой, а уж про чтение следов и говорить не приходится. Откуда же теперь в нём всё это? – не успокаивался Сергей. – Значит, всё-таки из подсознания вылезло что-то! Выходит, мемотрин всё-таки что-то пробуждает. Нет, ребята, это не заурядное помутнение рассудка…

– Моё дело – схватить его, а там пусть другие разбираются. Давайте спать. Только не все. Дежурить по очереди надо.

– Думаешь, Пётр может к нам заявиться?

– Не знаю, – милиционер пожал плечами. – Разве кто угадает? Он ловкий, подкрадётся потихоньку и перережет нам всем горло.

– Я спать не буду, – пробурчал солдат, – вообще не буду. До утра просижу, а глаз не сомкну. На базе подремлю. А если этот гадёныш сунется сюда, то я превращу его в решето, – он многозначительно похлопал рукой по автомату.

– Надо и Марину ещё найти, – Сергей тяжело вздохнул. – Она же не погибла, ушла куда-то. Думаю, что её Матвей Коршунов мог прихватить с собой…

Спать на земле было холодно, поэтому проснулись рано. Дагва осмотрел кусты вокруг стоянки, изучил землю.

– Похоже, никто не приходил, – заключил он.

– Не-е, никто не наведывался, – уверенно сказал солдат, потирая лицо руками. – Я всю ночь глаз не сомкнул.

– Дагва, – Лисицын подошёл к милиционеру, – послушай, Дагва, зачем нам всем возвращаться на базу?

– А как ещё?

– Пусть он один едет, – Лисицын кивнул на солдата. – Тут уж близко, ты же сам сказал, что рукой подать. Наши лошади такой широкий след оставили, что не заметить его нельзя. Он справится, ему только покойника довезти. Автомат у него имеется. А мы с тобой дальше двинемся. Нельзя нам отступать, нельзя временем разбрасываться. Там ведь где-то Марина. Ты только подумай, каково ей, городской женщине, в дикой тайге.

Дагва почесал лоб и посмотрел на солдата.

– Однако, служивый, надо решать… Справишься один-то? Довезёшь товарища? – Он кивнул в сторону мертвеца. – Сдюжишь?

– Чего ж не сдюжить? След хороший. Одному, конечно, стрёмно, да ведь не пацан я сопливый всё-таки. Управлюсь, доставлю.

– Хорошо, так и поступим. – Дагва пошёл к своему коню. – Ты там оставайся до нашего возвращения. Ждите нас до завтрашнего вечера. Если не приедем, то собирайте всех туристов и двигайте в Куюс. Слишком много трупов, чтобы здесь отсиживаться. Действуй.

– Есть, – солдат козырнул и легко вспрыгнул в седло.

Схватка со зверем

Пётр ползком выбрался на поляну, где стоял чум. Его чуткое ухо уловило внутри жилища какие-то звуки. Поднимавшаяся из дымового отверстия сизая струйка указывала на присутствие внутри чума людей. Пётр принюхался, пахло чем-то вкусным, его желудок жадно заурчал, ощутив пробудившуюся волну неутолённого голода.

«Сначала надо всё завершить. Едой займусь после», – подумал он и, подтягивая за собой ружьё, прокрался немного ближе к человеческому жилью. Он не знал, кто находился внутри, но что-то тянуло его к чуму. Однако изнурённое тело подавало сигналы, на которые он не мог не обращать внимания – тело требовало отдыха и подсказывало, что рисковать не стоило. Пётр лёг на бок, чтобы отдышаться. Низко над ним пролетела сова и скрылась в тёмно-зелёной чаще.

Пётр приложил ухо к земле – так лучше слышалось, что происходило вдалеке. Но голосов в чуме не различил.

А в это время Марина с интересом разглядывала старого тувинца. Он сидел на мягких оленьих шкурах и раскладывал перед собой всевозможные вещицы. Тут были и две винтовочные гильзы, и заячий череп, и лапа ястреба…

– Что это? Зачем это вам, дедушка? – спросила Марина.

– Шаман получай слух через трава, камни, звери, – бесстрастно ответил старик.

В его руке Марина увидела гладкий камешек размером с небольшой грецкий орех. Старик бережно перекатывал камешек по своей морщинистой ладони, словно делал какие-то упражнения для пальцев.

– Это тоже нужно вам, чтобы слух обострять? – полюбопытствовала Марина.

– Камень слух давать, силу давать, – кивнул тувинец и хитро сощурился. – Твоя много не понимать. Твоя много надо учить… Эта камень много силы имей. Снег помогай делать, дождь помогай делать. Харошая камень, важная камень, – объяснял неторопливо шаман.

– Слышал я про такие штучки, слышал, – встрял в разговор Матвей. – Есть у них такое поверье, что определённые камни сказываются на погоде. Но не всякие камни, а специальные, что ль…

Шаман перестал крутить камешек и спрятал его в небольшой мешочек, висевший у него на поясе.

– Что такое специальный камень? – Марина посмотрела на браконьера, и её блестящие глаза опять пробудили в нём физическое влечение к этой молодой женщине. – Какой камень может быть особенным?

– Такие камни вроде как находят в зобу некоторых птиц, то ли у глухаря, то ли ещё у кого… Не знаю точно. Про такие дела только слухи… Шаманы своих карт не раскрывают.

– Интересно… – Она поднялась и отряхнула рукой траву, прилипшую к джинсам. – Никогда не думала, что в чуме такая задымлённость. – Она шагнула к выходу. – У меня все глаза разъело. Как же они живут?

– Так и живут, по вашим городам не печалясь. Что вам в городе хорошо, то им в тайге не надобно, – ухмыльнулся Матвей.

– А вам что надобно, Матвей?

– Чё надобно? – крякнул он.

– Ну, то, что городским жителям. Вы же не туземец всё-таки. Для чего-то вы браконьерствуете, деньги зарабатываете. Зачем в тайге деньги? Ну, вооружение, одежда, всякое такое… А больше, кажется, и не нужно…

– Как же не нужно, – оскалился Матвей. – Али я не человек? Мне всё надобно.

– Книги, театры, кино? – язвительно спросила Марина. – Что именно? Или дорогое вино, коньяк, бренди? Вы же простой самогонкой обходитесь. Что вам вообще нужно в жизни?

– Что и другим, – мрачно ответил Матвей. – Небось мы не звери какие, а тоже люди. И баню хочу, и дом поставить основательный, и чтобы полная, как говорится, чаша… Довольства хочу, счастья.

– Но вы же не знаете, что подразумеваете под счастьем, Матвей. Это же слишком общее. Вот дом вы назвали, это я понимаю. Но а в дом-то что принесёте?

– Жену приведу. Тебя… Или такую, как ты.

– Но вы же не знаете меня. Зачем вам такая? На красивую внешность купились? Так ведь внешность обманчива. Нет, я вам не нужна. Я ничего делать не умею, избалованная не в меру, так что хозяйка из меня никудышная.

– Не бойсь, Мариша, всему научу. Ты только полюби меня. У меня со вчерашнего дня душа и тело вконец иссохлись по тебе. Никогда бы не поверил, что так забирать может. Про всякое слыхал, даже про любовь, которая как молния шибает. Но верить не верил. А ты украла моё сердце.

– Когда же я успела?

– Вчера. У родника. Там я себя потерял… Скрутить бы тебя надо было и взять силой, авось слил бы страсть и кончилось бы всё… Ан нет! Дурья моя башка! Смешно, право сказать! Смешно! В городскую бабу втюрился. Знала б ты, как я всю ночь ворочался, а не посмел притронуться к тебе, пока ты рядом посапывала. Эх…

Марина улыбнулась.

– Спасибо, что вы оказались рыцарем, – сказала она мягко.

– Мужик я, а не рыцарь. Я с женщиной привык по-простому а тут сам себя не узнаю…

Марина улыбнулась ещё шире и откинула полог. Снаружи было свежо. Утренний воздух окутал лес голубой дымкой. Слышалось тихое щебетание птиц.

– Я пойду умоюсь, – сказала она.

– Погодь! – остановил её голос Матвея. – Одна не шастай! Я провожу.

Он вышел из чума, держа в руке ружьё.

И в этот момент над лесом раздался громкий крик, заставивший Марину вздрогнуть. Матвей тоже напрягся и быстро-быстро глазами пробежал по опушке леса.

– Быстро в чум! – рявкнул он и дёрнул Марину за рукав.

Она оступилась и почти упала внутрь жилища. Матвей опустился на колено.

– Сучье отродье! – выругался он. – Притаился где-то! А мы тут как на ладони, муха-бляха! Эй ты! А ну покажись, ежели ты не трусливая собака!

Между деревьями показалась перепачканная в грязи и крови фигура человека. На его груди болталась собачья морда. Плечи и спина были закрыты собачьей шкурой, перехваченной на поясе патронташем. Больше ничего из одежды на человеке не было.

Марина высунулась слегка из чума, поглядела на пришельца и всхлипнула – Пётр продолжал оставаться дикарём. Двумя руками он прижимал к груди ружьё и пристально смотрел на Матвея.

– Чего пришёл? – крикнул браконьер. – Мы тебя не трогаем, и ты нас не беспокой. Иди своей дорогой!

– Отдай мою женщину! – донеслось в ответ.

– Нет, я с ним не пойду! Никогда не пойду! Я боюсь! – затараторила шёпотом Марина.

Матвей посмотрел на неё через плечо.

– Теперь он не уйдёт. Он тебя видел.

– Я не пойду. Матвей, пожалуйста, сделайте что-нибудь…

Браконьер дёрнул щекой и громко сглотнул слюну.

– Моею будешь?

– Да! – выпалила Марина, готовая согласиться в ту минута на что угодно, лишь бы избавиться от сумасшедшего Петра.

– Чёрное Дерево пришёл за своей женщиной! – крикнул Пётр каким-то чужим голосом, сопровождая слова неким подобием рычания.

– Валяй сюда, – отозвался Матвей после минутного раздумья.

– Вы что? – Марина шарахнулась внутрь чума и почти закричала: – Я никуда не пойду!

Пётр медленно приближался к чуму. Он двигался как-то странно, очень прямо, прижимая ружьё к груди, подняв голову и высоко задирая ноги при ходьбе. Мелкие кусочки грязи, прилипшие к волоскам на ногах, вздрагивали при каждом его шаге. Пётр шагал с остановками, словно готовясь в любую секунду прыгнуть в сторону или броситься вперёд. Матвей с чувством удивления и ужаса заметил, что, по мере приближения Петра к чуму, гениталии безумца вдруг ожили. Половой орган зашевелился, наливаясь силой и постепенно приобретая твёрдость, необходимую для соития. Глаза Петра засверкали. Судя по всему, он впадал в состояние сильного нервного возбуждения. Матвей мелко задрожал и вскинул своё ружьё.

Пётр увидел направленное на него оружие и замер, затем согнулся в поясе, широко раскрыл рот, бешено закричал и, сильно оттолкнувшись ногами, прыгнул вправо. Его тело перевернулось в воздухе и шумно ударилось о землю.

Это произошло в считанные мгновения, но Матвею показалось, что с момента, когда он начал поднимать ружьё, до выстрела прошла вечность. Дым уже рассеялся, а Матвей всё ещё видел дым перед собой, застывшую в воздухе фигуру дикаря, прикрытого на спине собачьей шкурой, а в ушах продолжал звучать выстрел.

Когда же всё вернулось в русло нормального ритма, то мир словно сорвался с цепи, всё замелькало: трава, земля, серое утреннее небо над головой, ружейный затвор…

Матвей встал во весь рост, пытаясь увидеть спрятавшегося в траве Петра, но увидел только поднявшийся впереди ствол ружья. Громыхнул ответный выстрел, и браконьер рухнул на землю, громко матерясь. Картечь просвистела над головой и ударила в кожаную стену чума, оставив на ней множество мелких дыр. Из жилища раздался женский визг.

– На землю! Ложись на землю, дура! – заорал что было мочи Матвей.

Пётр вспрыгнул из зарослей, как зверь. Его лицо исказилось от злобы и боли. Из-под собачьей шкуры, закрывавшей плечо, струилась кровь. Он кричал и рычал, то поднимаясь во весь рост, то перекатываясь в траве. Матвей бросился в сторону бревенчатого сарая, надеясь укрыться за надёжными стенами. До двери было всего метров двадцать, но бежать без оглядки было нельзя, и Матвей пару раз останавливался, готовый выстрелить в Петра, если бы тот ринулся следом. Но Пётр не побежал за ним. Он стиснул зубы и поднял ружьё. Раздавшийся выстрел застал Матвея почти у двери. Послышался стук картечи о дерево, и в то же мгновение Матвей ощутил жгучую боль в правом боку.

– Язва! Задел, падла!

Матвей прижался спиной к стене и взял Петра на мушку, тот снова нырнул в траву – должно быть, чтобы перезарядить свою двустволку. Матвей выстрелил наугад и спрятался в сарае, торопливо ощупывая пальцами патронташ. Переломив ружьё, он быстро загнал патроны, почему-то пронзительно ощутив запах пороха, когда гильзы выбросились наружу.

Стараясь не выпускать пространство перед чумом из виду ни на секунду, Матвей ощупал свой бок. Рубаха промокла, но рана была пустяковой.

Неожиданно поднявшийся ветер всколыхнул траву. Матвей напряжённо вглядывался, выискивая Петра, но теперь нельзя было понять, где полз этот безумец. Трава шевелилась всюду.

Старый тувинец, словно бы не существовавший до этого момента и не интересовавшийся разыгравшейся перед его жилищем перестрелкой, вдруг вышел из чума и обвёл взглядом поляну. Матвей взмахнул ружьём, высунув его в приоткрытую дверь.

– Уйди, старик! Спрячься!

Но шаман стоял неподвижно перед откинутым пологом, лишь правая рука его легонько шевелилась, поглаживая мешочек, где лежал круглый камешек.

Ветер усилился. Матвей высунул голову из двери и почти сразу чьи-то руки вцепились в его ружьё. От неожиданности он дёрнул спусковой крючок, и заряд ушёл в землю. Возникшая ниоткуда фигура Петра заслонила дверной проём. Перед глазами Матвея раскачивалась расплюснутая собачья морда. Всей своей массой Пётр навалился на дверь, пытаясь захлопнуть её и вырвать оружие у Матвея, но браконьер сумел-таки оттолкнуть сумасшедшего дикаря от двери, стремительно шагнул к нему навстречу и выстрелил почти в упор. Пётр взвыл, скорчился, схватился за ногу, которая сразу окрасилась кровью, но, едва Матвей кинулся на него, замахнувшись прикладом, Пётр оскалился и выпростал вперёд руку. Движение мелькнувшего ножа было столь молниеносным, что Матвей ничего не успел заметить. Лезвие вонзилось ему в шею, и он захрипел, ощутив нехватку воздуха. Горячая пена поднялась к самым его глазам и залила красной жижей всё пространство перед ним. Исчезли качавшиеся на ветру деревья, исчезло серое небо с нежно-голубыми проблесками, исчез окровавленный дикарь…

Матвей попытался приподняться, но не смог. Силы почти мгновенно утекли из него.

Пётр выжидающе смотрел на рухнувшего противника, но тот не проявлял больше признаков агрессии. Тогда Пётр с трудом поднялся и выдернул из рук Матвея ружьё; своё оружие он бросил где-то в траве. Простреленное плечо не позволяло ему воспользоваться ружьём, но Пётр и не собирался стрелять, он нуждался в опоре. Выдернув нож из горла браконьера, Пётр повернулся к чуму.

– Женщина, – прошептал он, – моя женщина…

Перед входом в чум стол худенький старичок, которого Пётр не заметил раньше. Пётр сделал шаг, другой и заскрипел зубами от боли в плече и в колене. Выставив перед собой окровавленный нож, он указал им на старика.

– Мне нужна моя женщина…

Он шагнул ещё…

Ещё…

Старик неторопливо поднял руку и показал Петру небольшой округлый камешек, зажатый между сухонькими пальцами.

– Уходи! – смешным тенорком проговорил тувинец.

Пётр продвинулся ещё немного вперёд.

Тогда шаман бросил свой камень. Бросил без особой силы, почти лениво и не пытаясь прицеливаться. Камешек пролетел по прямой к Петру и ударил его точно между глаз. Пётр охнул, его рука разжалась, нож вывалился и воткнулся острием в землю. Пётр качнулся и окровавленными ладонями закрыл лицо. Его мощное тело дёрнулось, осело, как-то нелепо согнулось, наклонилось влево и тяжело осело в траву. Две-три секунды Пётр стоял на коленях, потом опрокинулся на спину, неуклюже вывернув колени вверх.

Старик мелкими шажками приблизился к неподвижному Петру и, не обращая на него внимания, принялся искать в траве свой камешек. Вскоре он поднялся и засеменил обратно к чуму, очень довольный, что камень не потерялся.

***

Ближе к вечеру Сергей Лисицын и Дагва Хайтювек выехали на тропинку и увидели шагавшую им навстречу лошадь.

– Это лошадь с турбазы, – уверенно сказал Лисицын.

– Почему так уверен?

– У неё на крупе пятнышко светлое. Я сразу на эту кобылку внимание обратил. Её Коршуновы забрали.

– Значит, поедем по тропинке. Откуда-то она бежит ведь, – Дагва вытянул шею и вгляделся в пространство перед собой, бежит без своего Коршунова.

– Хотел бы я знать, что мы там увидим…

Сергей подхватил повод подбежавшей лошади и потянул её за собой.

Минут через десять они остановились перед небольшим бревенчатым сооружением, из-под которого, умиротворённо журча, выбегал тонкий ручеёк. Вокруг стояли деревья, густо увешанные тряпичными лоскутами.

– Священный родник, – Дагва указал на хижинку. – Видишь, кто-то хорошо ухаживает за ним, от непогоды стенами и крышей обставил.

– Там источник?

– Да, ключ. Должно быть, много паломников бывает тут, – Дагва махнул рукой на ленты, – очень много. Надо глотнуть этой воды.

– Может, позже?

– Нет, надо сейчас. Я никогда здесь не был. Но много слышал про это место, его называют Хам-ыяш.

– Хам-ыяш? Что это означает?

– Дерево-шаман.

– Это про какое-то конкретное дерево сказано? – спросил Лисицын, осматриваясь.

– Где-то здесь должно быть такое дерево, – пояснил Дагва, слезая с коня. – Есть такие редкие деревья, ветви которых образуют особую форму, причудливую форму, как густая шапка волос. Не встречал? Очень густое сплетение ветвей, очень странное. Я однажды видел такое шаманское дерево, у него была совершенно круглая крона. Где-то здесь тоже должно быть дерево-шаман.

Он открыл дверцу и опустился на колени перед водоёмом. Зачерпнув воды ладонями, он медленно выпил её.

– Вкусно.

– Пожалуй, я тоже, – сказал Сергей и спрыгнул на землю, брякнув автоматом.

– Если такую воду пить семь дней, то многие болезни пропадут.

Дагва поднялся и обвёл взглядом лес. Начинало темнеть.

– Поедем дальше. Пора уже…

Вскоре они выехали на поляну. Остановив коней, переглянулись.

В свете заката представшая перед ними картина была гипнотизирующей; казалось, что они попали в далёкое прошлое, пропитанное духом осязаемой мистики. На поляне стояло конусовидное тувинское жилище, полог которого был откинут. Над чумом вился, словно исполняя магический медленный танец, розоватый дым. Возле чума сидел шаман с бубном в руке. На его голове красовалась меховая шапка с несколькими ястребиными перьями на макушке, а на лоб шамана с шапки свисала бахрома из бус. Шаман о чём-то сосредоточенно думал. Возле него сидела Марина, её глаза были закрыты. Перед ними лежали в траве два неподвижных тела – Матвей Коршунов и Пётр Чернодеревцев. По всему голому телу Петра запеклась кровь.

Услышав звук копыт, Марина и шаман повернули головы.

– Серёжа! – воскликнула женщина и вскочила на ноги. – Серёжа! Наконец-то!

Лисицын живо слез с лошади и кинулся к Марине.

– Как ты? Что тут случилось? У тебя всё в порядке?

Он сыпал вопросами, не дожидаясь ответов. Он чувствовал, что не в силах справиться с нахлынувшим на него волнением. Никогда прежде он не испытывал такого облегчения при встрече с кем-то.

– Как славно, что с тобой всё в порядке. Ты не ранена?

– Нет, я не ранена, но Петя убит…

– Я вижу… Расскажи, как тут всё случилось…

– Это я во всём виновата. Всё моя дурь бабья…

– Нет, Мариша, успокойся, – Сергей крепко обнял её. – Ты тут ни при чём. Если бы не профессор с его дурацким мемотрином, то уж точно ничего не произошло бы.

– При чём тут Алексей Степанович? Ты ведь про него говоришь? Что такое мемотрин?

– Ах, ты же не знаешь ничего об этом… Ну, это я позже расскажу тебе во всех подробностях, – Сергей посмотрел на Дагву Тувинец негромко беседовал со старым шаманом. Сергей опять повернулся к Марине. – А чем вы сейчас занимались?

– Старик хотел поговорить с душами убитых. Но тут приехали вы.

– Поговорить с душами убитых?

– Да, так он объяснил. Но он плохо по-русски говорит. Может, я не поняла чего-то… Но как же здорово, что вы появились. Как вы нашли меня?

– Мы повстречали лошадь, – объяснил Сергей.

– Она сбежала, когда тут началась стрельба. Но вы с другой стороны приехали. Мы сюда вон оттуда пришли, а вы – с другой стороны.

– Мы могли и не найти этого места. Тут дело случая.

– Я буду всю оставшуюся жизнь благодарить Бога за этот случай… И проклинать себя за эту поездку.

– Успокойся, теперь всё позади.

– Эй! – послышался громкий голос Дагвы. – А где же наш сумасшедший?

Все разом обернулись к двум трупам, но там лежал только мёртвый Матвей. Пётр исчез.

– Моя хотеть говорить с его душа, – проворковал шаман. – Моя хотеть спросить его, зачем столько злости, зачем столько крови… Однако его не умирай. Его только потеряй чувство.