Текст книги "Русский брат. Земляк"

Андрей Воронин
Русский брат. Земляк

© Воронин А., 2014

© Подготовка, оформление. ООО «Харвест», 2014

Часть первая

Глава первая. Смерть продюсера

Олега Каллистратова можно было с полным правом назвать «совой». Обычно он работал до четырех-пяти часов ночи. Чтобы потом отсыпаться до полудня. На этот раз выспаться не удалось – зазвонил телефон. Звонил долго, настырно – человек на том конце провода явно знал, что Олег спит и задался целью его разбудить.

– Слушаю.

– Привет. Не торопись чертыхаться.

Каллистратов узнал голос Мигунова, знакомого журналиста из «Вечерних новостей», пронырливого человечка, у которого полстолицы числилось в знакомых.

– Ты не бросил еще свою затею?

– Какую затею? – стряхивая остатки сна, Олег провел ладонью по лицу сверху вниз.

– С книжкой.

Полгода назад, когда Каллистратов еще не обзавелся компьютером, редактор «Вечерних новостей» разрешил ему пользоваться своим – после десяти вечера. Мигунов из чистого любопытства задерживался несколько раз допоздна пока не пронюхал, что Олег заносит на дискету сырой материал для будущей книги о масонстве – его корнях, его проникновении в Россию, его настоящем.

С телефоном в руках Олег отправился на кухню, чтобы поставить греться чайник.

– Если уж ты меня разбудил, давай без предисловий.

– Ты ведь знаешь Альтшуллера?

– Который держит на плаву Сочинский кинофестиваль? Знаю понаслышке.

– Вчера я собирался взять у него интервью, но опоздал. Он страшно торопился. Предложил лететь следом к Черному морю, на очередной фестиваль.

Каллистратов держал трубку на расстоянии от уха – ему трудно было переносить спросонья полную энтузиазма скороговорку.

– Я ответил, что достижения отечественных кинематографистов меня мало волнуют. Оказывается, Альтшуллер намерен созвать там большую пресс-конференцию, чтобы поведать совсем о другом. Он не хотел говорить заранее, но бросил на бегу что-то о тайной масонской секте. Я, конечно вцепился как бульдог, но он оказался крепким орешком.

– Почему не в Москве?

– Я тоже задал этот вопрос. Он объяснил, что в столице с некоторых пор чувствует себя неуютно. Короче – я лечу на фестиваль.

– Все это попахивает очередной попыткой саморекламы, – заметил Олег.

Чайник вскипел и он сделал себе кофе.

– У меня чутье на сенсации. Полетели вместе. До начала пресс-конференции я попробую расколоть его на интервью. Сам понимаешь, в таких делах важно опередить остальных хотя бы на полкорпуса. Но надо еще вопросы задать с умом – тут тебе карты в руки.

– А билеты?

– Я уже заказал. Сварганим вместе материал, а потом подумаем куда его закинуть. Только не к нам в газету – шеф заплатит копейки.

– Если Альтшуллер действительно знает что-нибудь серьезное, я вообще отсоветую ему предавать дело гласности.

– Это было бы отлично. Если на пресс-конференции он эту тему не затронет, мы останемся монополистами.

* * *

Сочи встретил их свинцовым морем и теплым, уныло моросящим дождем. Все выглядело настолько буднично, что в реальность существования таинственной организации с архаичной символикой и сложной обрядностью верилось с трудом.

С другой стороны изыскания Каллистратова среди редких, изданных мизерными тиражами книг, неопубликованных дневников начала века, донесений царской охранки и большевистского ЧК показывали, что ходячее выражение «Мафия бессмертна» вполне применимо и к масонству. В какую бы страну не заносило его семена, растение прорастало на любой почве. И выполоть его окончательно не удавалось никому, потому что оно пускало ростки в темноту, под землю.

Везде по городу были расклеены плакаты очередного фестиваля, чувствовалась рука умелого организатора. В фойе гостиницы мелькали знакомые лица – московская киношная тусовка на неделю переместилась на юг.

– Надо уточнить у администратора – он наверняка остановился здесь, – Каллистратов уже сделал шаг к стойке, но Мигунов задержал его:

– Пошли оформим сперва аккредитацию. У гостиничного начальства голова и так идет кругом, без карточки на груди с тобой просто никто не станет разговаривать.

Девушки, которые занимались аккредитацией сами любезно сообщили номер, который забронировал себе Альтшуллер.

– Двадцать четвертый. Он всегда живет в одном и том же.

– Это значит второй этаж, – рассудил Мигунов. – Можно идти пешком.

На этаже их встретил юноша баскетбольного роста в малиновом пиджаке.

– Извините, но Григорий Евсеевич никого не принимает. Могу выдать пропуск на пресс-конференцию, осталось ровно двадцать штук.

– Молодой человек, он сам назначил нам встречу, – без тени смущения заявил Мигунов. – Давайте свяжемся с ним по телефону, и разрешим все ваши сомнения.

– Телефон отключен. Григорий Евсеевич четко и ясно сказал, чтобы его не беспокоили еще два часа.

– Передайте хотя бы записку, это очень важно.

– Хорошо.

Мигунов, не отрываясь, принялся строчить. Этот щуплый человечек все делал порывисто, энергично. В записке он напоминал про разговор перед отлетом Альтшуллера из Москвы. «Я привез с собой компетентного специалиста по тому вопросу, который вы намерены затронуть. Очень важно, чтобы вы переговорили с ним заранее.»

Молодой человек в малиновом пиджаке взял сложенный вдвое листок бумаги и направился по коридору к двери с золоченым номером «двадцать четыре». Остановился, пригладил рукой волосы, застегнул пиджак на одну пуговицу и отчетливо постучал.

Пока он дожидался ответа Мигунов сдвинулся ближе к двери. Прошла минута, прежде чем рядовой сотрудник известного дельца, осмелился приоткрыть дверь. Сделав шаг внутрь, он словно провалился без следа.

Мигунов подобрался вплотную к приоткрытой двери, прислушался и пожал плечами. Потом втянул ноздрями воздух и тревожно взглянул на Каллистратова.

– Не нравится мне эта тишина. Дай бог, чтобы я ошибся.

Теперь Олег тоже почувствовал запах – тяжкий, неприятный. Почему-то вспомнилась бродячая собака, которую в прошлом году пристрелили у них во дворе. Странная ассоциация…

Не вытерпев, Мигунов толкнул дверь. На паркетном полу ничком лежал полноватый человек в махровом халате, человек, который успевал делать бизнес на всем – от кинематографа до нефти, Григорий Евсеевич Альтшуллер.

* * *

Именно в этот день Максиму Левченко принесли сувенир – закопченный предмет, напоминающий обычный мастерок.

– Со вчерашнего пожара в доме на Никольской, – объяснил капитан Спесивцев.

Левченко уже знал об этой истории – на четырнадцатом этаже нового комфортабельного жилого дома хозяин одной из квартир решил сделать «евроремонт». Кончилось это тем, что у рабочих взорвался баллон с газом для сварки. Обошлось без жертв. Зато полностью выгорело два этажа, еще три пожарные залили водой при тушении.

Из ФСБ отправили на место событий своего сотрудника. Опросив жильцов и рабочих, Спесивцев не усмотрел ничего, что могло бы навести на подозрения о целенаправленной диверсии. На всякий случай он переоделся и бегло осмотрел сгоревшие квартиры.

Ничего интересного кроме мастерка. Довольно тяжелый, с массивной металлической ручкой. Но главное – отыскался он совсем не в той квартире, где делали ремонт.

Рабочие твердо заявили, что не имеют к мастерку никакого отношения.

– «Евроремонт» – это ж отделка, мы кирпичи не ложим.

– Я таких ни разу и в руках не держал. Смотрите, здесь и буквы нерусские.

На мастерке, действительно, были выгравированы несколько букв, не похожих ни на кириллицу, ни на латинский шрифт.

Спесивцев еще раз вернулся к тому месту, где нашел странный предмет. Похоже, он хранился в ящике сгоревшего стола. Что если это вообще не мастерок, а семейная реликвия? Какая-нибудь старинная лопаточка для торта. Нет для этой цели она все-таки слишком тяжела.

– Вспомнил о тебе – надо бы пополнить коллекцию Любченко.

– Интересная штуковина, – пробормотал майор.

– А что это за буквы?

– Без понятия… Спасибо, конечно, за сувенир, но у этой вещи должен быть хозяин.

– Я поинтересовался у соседей. Фамилия хозяина квартиры – Бородич. Вроде бы проживает в Швеции и даже организовал себе гражданство. Никто из них ни разу его не видел. За те два года, как дом заселили, в квартире появлялись разные люди, но постоянных жильцов не было.

Левченко не мог сказать, с какого момента начальство стало видеть в нем специалиста по тайным сектам. После успешного дела с российским филиалом «Аум Синрике»? После ареста богини «Белого братства»? С некоторых пор его регулярно привлекали к подобным делам.

Сам он считал себя профаном в этом «потустороннем» мире, гораздо более сложном и запутанном, чем реальный. Часто он задавал себе вопросы: какая сила влечет людей в тайные общества? Чего они хотят? – Причаститься к сокровенному знанию? Очутиться среди избранных? Завоевать высокое положение в новой иерархии, отрицающей земную? Или наоборот – не заботясь о будущем, слепо подчиниться чужой воле?

Беседуя с людьми, многие из которых с трудом возвращались к реальности, он пытался разобраться в их верованиях, даже самых бредовых. Но убеждался все больше и больше: главного они не в состоянии рассказать, даже если захотят.

Посвящение в таинство, видимо, заключается не в передаче и получении «секретной» информации, а в глубоком, не поддающемся передаче словами переживании, в котором слиты страх, боль и чувство просветления. Адская смесь…

Глава вторая. Предварительное расследование

Молодой человек в малиновом пиджаке прислонился спиной к стене – из последних сил боролся с подступающей дурнотой. Мигунов быстро присел на корточки и осмотрел тело, не касаясь его руками.

Не имело ни малейшего смысла приглашать врача, чтобы услышать его заключение. Смерть Альтшуллера не вызывала сомнений, она была столь же очевидной, как пасмурное небо, моросящий дождь и безрадостное море за окном. Стальной шип проткнул его голову насквозь – войдя на затылке, у основания черепа, он вышел из левой глазницы.

Теперь Каллистратов понял, какой запах показался ему отвратительным – запах крови.

– Я ничего не сделал, – пробормотал молодой человек в малиновом пиджаке. – Он уже лежал на полу.

Спрятав лицо в ладонях, юноша глубоко и прерывисто дышал.

– Кто будет звонить в милицию? – осведомился Каллистратов.

– Беру на себя. Я вроде бы ближе всех к телефону, – Мигунов никогда не упускал случая «попасть в историю».

– Осторожно, на трубке могут быть отпечатки пальцев! – истерично взвизгнул молодой человек.

– Григорий Евсеевич, вы у себя? – раздался женский голос из коридора.

– Блин, – Мигунов высунул голову наружу и попросил даму пригласить в номер старшего администратора.

– А Григорий Евсеевич? Он обещал меня принять.

– Это сейчас невозможно. Прошу вас, сходите за администратором. Тут всего два шага.

– Вот и сходите сами. Что я вам, девочка в конце концов?

– Марш на первый этаж! – скомандовал Мигунов.

Вернувшись в комнату, он сообщил:

– В самом деле. Пусть лучше администрация вызывает кого надо.

– Я его пальцем не трогал, – твердил молодой человек.

– Если вы встретите милицию в таком состоянии, то нужные улики отыщутся как по волшебству.

Появилась администраторша – представительная женщина лет пятидесяти в строгом костюме. Ее ухоженное лицо исказила гримаса ужаса. Она подняла глаза на присутствующих, словно спрашивая, как такое могло произойти.

– Мы сочли своим долгом прежде всего известить вас, – светским тоном заявил Мигунов.

– Какой кошмар, – администраторша опустилась в кресло, потом вскочила и кинулась в прихожую, чтобы захлопнуть дверь.

– Вы надеетесь избежать скандала? – спросил Каллистратов. – Следователь все равно начнет допрашивать всех подряд.

– Это будет потом… Господи, почему его умертвили так ужасно? Теперь фестивалю конец.

* * *

Прибывшая на место преступления милиция первым делом перекрыла все входы и выходы. Труп сфотографировали и увезли на экспертизу. Из номера забрали все личные вещи Альтшуллера, даже окурки из пепельницы. Сняли отпечатки пальцев с дверной ручки, с телефонной трубки, со стола.

Первым взялись допрашивать Каллистратова. Он продемонстрировал свою аккредитационную карточку.

– Не могли дождаться пресс-конференции? – подозрительно спросил человек в штатском.

Пиджак у следователя явно поизносился на воротнике и рукавах, да и сам он, чувствовалось, давно не был в отпуске.

– Хотели успеть первыми. Когда собирается куча народу, толком уже не поговоришь.

Олег не сомневался, что Мигунов станет отвечать в том же ключе. Свою записку тот давно порвал и предупредил молодого человека не упоминать о ней:

– Лучше перестраховаться. А мы со своей стороны подтвердим, что все вошли одновременно. Нельзя давать этим товарищам ни малейшей зацепки.

Сотрудник Альтшуллера с готовностью согласился. Он не был телохранителем – просто выполнял функции «фильтра», просеивая людей, домогавшихся встречи с популярным бизнесменом. Поэтому вид трупа совершенно выбил его из колеи.

– Вы заметили что-нибудь подозрительное? – продолжал допрос человек в штатском. – Кто-нибудь входил в номер перед вами или выходил из него?

Следователь задавал те вопросы, которые задают все следователи в мире.

– Нам понадобятся ваши паспортные данные и отпечатки пальцев.

Оставив следы на пластинке из оргстекла, Каллистратов потом долго отмывал руки. Покончив с теми, кто первыми обнаружили труп, милиция принялась за гостиничный персонал и постояльцев второго этажа. Впрочем, действовали они с прохладцей, зная, что ни лавр ни терний не светит на этом пути – им просто-напросто не дадут пройти его до конца. Пришлют бригаду из Москвы – какого черта потеть ради чужой славы?

* * *

Мигунов в очередной раз проявил свои фантастические способности. Едва выскочив из номера, он помчался передавать материал в редакцию. А к вечеру сумел установить контакт с кем-то из милицейской команды и разузнал о результатах экспертизы, а также о предварительных итогах допросов.

Экспертиза показала, что смерть наступила между тремя и четырьмя часами дня – возможно в то самое время, когда Каллистратов с Мигуновым поднимались на второй этаж. На орудии убийства отпечатков пальцев не обнаружилось. Зато на дверной ручке следов было более чем достаточно – их предстояло еще идентифицировать. Свидетелей пока найти не удалось – люди из соседних номеров не слышали ни шума, ни криков.

– Ничего сенсационного, – признался Мигунов. – Вполне предсказуемый результат.

– А личные вещи? – спросил Каллистратов.

– Они еще не начинали с ними работать. Составили только опись: около трех миллионов рублей и триста долларов наличными, паспорт, пачка сигарет «Кент», пейджер, два костюма, несколько галстуков и дальше всякая мелочевка.

– Только бы ничего не растворилось по дороге из гостиницы в отделение.

– Как раз в этом смысле сочинские менты заслуживают доверия. Вряд ли здешнее начальство станет на них давить ради утайки улик – тут на курорте свои насущные проблемы. Очень удачно, что именно они начали работу, успели провести экспертизу. Бумаги из дела не выкинешь, теперь у москвичей будут хоть немного связаны руки.

Они беседовали в кафе на предпоследнем этаже гостиницы. Облачность немного рассеялась, проглянуло багровым заходящее солнце и поверхность моря ожила, заиграла бликами – правда, они не слепили глаза.

Милицейский карантин еще не закончился, и все запертые в здании уже ощущали некоторую общность. За каждым столиком разговор велся только о трагическом происшествии и сопутствующих обстоятельствах. Одни доказывали, что причины преступления кроются в «серьезном» бизнесе – нефтяном или автомобильном:

– В нашем кино крутятся не такие уже большие деньги, чтобы решать вопросы с помощью киллера.

Другие утверждали прямо противоположное – убийство, исполненное с редким сочетанием жестокости и профессионализма, это отголосок борьбы именно в сфере кино, точнее, видео.

– Евсеич вроде бы имел неплохие контакты с американскими фирмами. В последнее время они начали крестовый поход против «пиратских» кассет – надоело ежегодно терять десятки миллионов долларов. Через своих людей в Комитете по законодательству Думы Евсеичу наконец-то удалось протащить в прошлом месяце закон об уголовной ответственности за нарушение авторских прав.

После затхлого воздуха архивов и книгохранилищ дуновение моря проветривало легкие Каллистратова, забитые пылью тления. Он испытывал странное чувство. Такое испытал бы, наверно, палеонтолог, ушедший с головой в доисторические флору и фауну, если бы увидел своими глазами свежий отпечаток огромной лапы ящера. Человек лез вон из кожи, чтобы по ничтожной косточке воссоздать внешний облик гигантского чудища, а оно, оказывается, бродит по ночам где-то поблизости.

Сигаретный дым и аромат кофе соединялись с солоноватым запахом моря в заманчивую, дурманящую смесь, которая настойчиво говорила о лете, праздности, бронзовом загаре, доступных женщинах. Обо всем этом Каллистратов в последние годы крепко подзабыл – закрутился с книгой.

Тему о масонах подкинул Костя Квашнин, директор крохотного издательства, которое печатало все на свете: песенные сборники, советы огородникам, брошюры по астрологии, опусы из серии «Как нравиться мужчинам». Костя хотел слепить недорогую книжку в мягком переплете и даже показал макет обложки – фрагмент картины Босха с монстрами, пытающими грешников в аду.

– Покатит. Главное, чтобы это легко читалось. Не морочь себе голову библиографией и ссылками на первоисточники, не нужно цитат с заумным профессорским языком. Представь, что ты пишешь для человека, который регулярно смотрит по ящику фильмы ужасов. В конце концов придумай сам какой-нибудь обряд пострашнее. Лады?

Каллистратову как раз надоела редакционная суета, вечная гонка за сиюминутными сенсациями. Он с удовольствием ухватился за предложение, еще не зная что его ждет.

Через неделю он уже обложился толстенными фолиантами, уже хлопотал о пропуске в отдел редких изданий Государственной библиотеки. Комнату заполонили пронумерованные листки с выписками – они накапливались в папках, на полках, на столе. Потом выяснялось, что информацию нужно сортировать по другому принципу – чтобы обозреть как можно больше материала, он раскладывал листки по полу, цеплял булавками к обоям.

– Такому ответственному человеку как ты нельзя было браться за книгу по истории, – повторяла Алла. – Это дебри, ты оттуда просто не выберешься.

Олег и сам сознавал, что занялся совсем не тем, о чем его просили. Но то, что утверждалось в одной книге, убедительно опровергалось в другой. А третья брала обе версии под подозрение, даже не предлагая своей.

Он обнаружил, что писать о сегодняшней жизни нечто, еще не удостоверенное окончательно, гораздо легче. Эта жизнь была такой рваной, легковесной, изменчивой. Правда и ложь менялись местами чуть ли не ежедневно. Сегодняшнее нахальное преувеличение завтра становилось прописной истиной. Сама действительность словно подстраивалась под бесплотный мир масс-медиа.

Прошлое, наоборот, выглядело более тяжеловесным, устойчивым. Но оно ускользало каждый раз, когда Олег пытался разглядеть его подробнее. Рассыпалось, как мумии в египетских саркофагах, когда их неосторожно вскрывали профаны.

– Ты как будто расследуешь преступление, – удивлялась Алла. – Сличаешь показания давно умерших людей.

– У меня в руках больше ничего нет.

– Какая разница, все давным-давно прошло, – она отодвигала листки в сторону, чтобы присесть на диван. – Ты хотя бы подписал с Квашниным договор?

– Все эти договора ничего не стоят. Не стану же я нанимать адвоката, затевать процесс.

– Смотри, чтобы он тебя не обманул. Бери деньги по частям: написал главу – получил расчет.

Как большинство женщин Алла считала себя человеком сведущим…

Тем временем разговоры в кафе продолжались – одним ухом Каллистратов ловил обрывки:

– …Завтра увидим. Не представляю как будут проводить открытие. Тело, наверно, повезут самолетом в Москву.

– Бабки вложены, люди собрались. Так что все пойдет по намеченному плану. Почтят минутой молчания, скажут пару красивых слов. Сейчас ни у кого нет времени застывать в скорби – потом протрешь глаза, а тебя самого уже свезли на свалку…

– …Сколько нас еще продержат? Это называется я забежал с работы выпить чашку кофе.

– Позвонил бы, предупредил.

– Уже звонил и домой, и начальнику. Говорят – у тебя талант: кто-то утянет сыр, а ты попадешь в мышеловку.

– Может перепишут всех поголовно и начнут выпускать.

– Меня уже два часа назад переписали. Даже щелкнули фотоаппаратом, потому что паспорта с собой не оказалось…

«Неужели прошлое не умерло? – спрашивал себя Каллистратов. – Или это просто случайное совпадение? Может быть «масонами» ради шутки называет себя когда-нибудь банда тривиальных рэкетиров?»

– Надо найти того парня, – вдруг решил Мигунов. – Ведь перед ним стояла единственная задача – отваживать тех, кто ломится к шефу. Может быть он очухался и что-нибудь вспомнил?