Текст книги "Инструктор. Отчаянный воин"

– Потому что он знал! – загадочно ответил художник и посмотрел через проход в другой выставочный зал, словно кого-то хотел увидеть. – Да, Константинович, его убили! Необходимо сейчас же сообщить министру культуры…

– О чем?

Павловец промолчал и задумался, принимая новое решение.

– Нет, Илларион, – вдруг твердо произнес реставратор, – нужно сразу обратиться в милицию!

– Ваня, при чем здесь милиция? – повысил голос седовласый пенсионер.

– Да ведь Варенцов, Илларион, все знал, и поэтому… – стал объяснять художник-реставратор, однако резко оборвал фразу на полуслове.

– И что там Варенцов? – поинтересовался подошедший высокий бородатый мужчина лет сорока пяти в дорогом костюме. – И до тебя, господин Павловец, долетела грустная весть о смерти директора?..

Двое приятелей резко повернулись к нему.

– Да… – с трудом выдавил Павловец, сильно побледнев.

От проницательного взгляда инструктора спецназа ГРУ не ускользнула резкая перемена в настроении приятеля, и он смерил взглядом подошедшего мужчину, который оценивающе посматривал то на бледного реставратора, то на его седовласого товарища, машинально и слегка нервно трогая пальцами свою черную с проседью, аккуратно подстриженную бороду.

– Очень жаль… – протяжно вздохнув, произнес бородач. – Хороший был специалист, добросовестный работник, многое хотел сделать… Но, так сказать, взвалил на себя очень много проблем, вот сердечко и не выдержало!

– Не имею чести знать, как вас величают… – произнес полковник.

– Минчинский Геннадий Станиславович, – вежливо улыбнувшись, представился высокий мужчина. – Для друзей просто Геннадий. Занимаюсь антиквариатом, живописью и всем прекрасным в этом мире, даже иногда грешу мелким бизнесом.

И, переведя взгляд на Павловца, добавил:

– Не правда ли, Иван?

– Да, Гена… – растерянно улыбнувшись, подтвердил художник.

Бородач остался весьма доволен ответом собеседника и повернулся к его седовласому приятелю.

– А как вас величать? – поинтересовался Минчинский.

– Забродов Илларион Константинович, – сухо и четко ответил отставной полковник ГРУ. – Пенсионер.

– Очень приятно, – улыбнулся Геннадий Станиславович. – Так что вас интересует, господин Забродов? Что-нибудь из мира прекрасного?

– Да нет, благодарю, господин Минчинский, прекрасным я сыт по горло, – слегка усмехнувшись, вежливо ответил Забродов и кивнул головой в ту сторону, где были выставлены «гениальные» работы нового любимца художественных критиков.

– Я вижу, уважаемый пенсионер, вы неплохо разбираетесь в живописи, – сделал комплимент собеседнику бизнесмен.

– В рамках школьной программы, – слукавил седовласый инструктор спецназа ГРУ.

– У вас расширенные рамки, – улыбнувшись, еще раз похвалил Забродова Минчинский и тут же задал вопрос: – Так что вы хотели узнать?

– Я хотел бы узнать, откуда у вас данные о том, что у Варенцова сдало сердечко?

Вопрос был для Минчинского не то чтобы неожиданный, но, по всей видимости, из разряда неприятных. Однако антиквар быстро нашел что ответить.

– Да тут все об этом говорят, – равнодушным и даже как бы безразличным тоном произнес он.

Инструктор спецназа ГРУ не очень-то поверил в искренность ответа собеседника.

– И кто же?

– Да я уже и не помню, – слегка побагровев, раздраженно ответил Минчинский, – кто-то ляпнул, да это и неважно, господин Забродов…

– Понятно…

Забродов не стал настаивать на уточнении, а Минчинский повернулся к Павловцу и, расплывшись в белоснежной улыбке, произнес:

– Я, собственно говоря, Ваня, к тебе… Поинтересоваться, как продвигается работа. И ты знаешь, хочу предложить тебе еще один заказ! Весьма интересный и выгодный!

– Нет! Я больше не беру заказов, – наотрез отказался Павловец и, слегка замявшись, добавил: – Да и прежний что-то у меня не очень движется…

Минчинский не столько удивленно, сколько недовольно сверкнул глазами.

– Ваня, это очень интересный и выгодный заказ, – заявил он. – Там есть к чему приложить руку!

– Нет, не могу, – ответил Иван, – я уже набрал заказов на год вперед! И вообще…

Минчинский не стал уговаривать художника в присутствии другого человека, а только снисходительно усмехнулся.

– Ладно, Ваня, не хочешь, как хочешь, – сказал он. – У меня к тебе есть и еще одно предложение, так что, когда освободишься, найди меня.

Павловец не стал возражать.

– Хорошо… – односложно произнес он.

– Тогда всего хорошего, господа!

Забродов слегка кивнул седовласой головой в ответ бизнесмену:

– До свидания!

– Всего… – пробормотал Павловец.

Минчинский, откланявшись, направился в соседний выставочный зал. Когда высокий бородатый мужчина отошел на изрядное расстояние, художник-реставратор облегченно вздохнул.

– Мерзавец! Нацист латышский! Он еще этим гордится! – тихо прошептал Павловец. – И как только таких уродов земля носит!

Илларион Константинович пристально посмотрел на товарища. То, что у Павловца какие-то трения с Минчинским, опытный разведчик уже давно понял, но на почве чего – для него по-прежнему оставалось загадкой.

– Что ты хочешь этим сказать, Ваня? – сухо спросил инструктор спецназа ГРУ.

Павловец повернулся к Забродову и решительно произнес:

– А то, что все мои проблемы исходят от этого человека, от его дурацких заказов!

Забродов бросил внимательный и заинтересованный взгляд на художника.

– Разве бывают дурацкие заказы? – поинтересовался он.

– Бывают, Ларик, – глубоко вздохнув, сказал Павловец. – Пойдем в подвал, в нашу реставраторскую мастерскую, я тебе там все покажу и объясню.

Забродов не был против предложения художника-реставратора, а даже скорее наоборот: ему уже вконец надоели все эти недомолвки и неопределенности.

– Идем, Ваня, – сказал пенсионер и посмотрел на часы. – А то у меня совсем мало времени…

– Спешишь?

– Да, Ваня, мне нужно через час встретиться с одним человеком. Так что времени у нас с тобой, дорогой, в обрез.

– Ничего, успеем, – сказал художник, – ты сразу все поймешь!

Приятели вышли из зала и направились к лестнице, которая вела в подвал. Однако их намерениям не суждено было сбыться. Не успели они сделать и нескольких шагов, как Павловца окликнул заместитель директора музея Белявский – невысокого роста лысый мужчина лет пятидесяти…

– Иван Павлович, – возбужденно произнес он, – вы слышали, какое у нас горе?

– Вы о Варенцове? – тихо предположил художник-реставратор.

– Да, Иван Павлович, – сказал Белявский, – его сегодня нашли в парке мертвым. Звонили из милиции и сказали, что предполагают инфаркт.

– А чем я могу быть полезен? – поинтересовался художник.

– Необходимо съездить в морг на опознание, – сказал заместитель директора, – а позже у меня к вам, Иван Павлович, будет несколько вопросов и просьб.

Павловец растерянно пожал плечами, понимая, что разговор с Забродовым не состоится.

– Хорошо, Анатолий Алексеевич, – сказал он, – я только провожу товарища…

Белявский недовольно вздохнул и смерил подозрительным взглядом седовласого приятеля художника-реставратора.

– Только не задерживайтесь, Иван Павлович, – попросил он, – машина уже ждет.

– Да-да… – заверил Павловец и повернулся к Забродову.

– Вот так всегда, Ларик, – сказал он, – человек предполагает, а Бог располагает. Ладно, ты же будешь сегодня у Кости Гуреева на дне рождении?

Илларион Константинович утвердительно тряхнул головой:

– Буду!

– Ну, Константинович, тогда у него все и обсудим, – предложил Павловец. – А я еще за это время кое-что уточню.

Забродов дружески потрепал Павловца по плечу.

– Договорились, Ваня, – сказал он. – Ладно, ты шагай к начальнику, – полковник кивнул в сторону Белявского, который о чем-то разговаривал с человеком военной выправки и бросал недовольные взгляды на приятелей, – а то он нервничает. А я уж сам как-нибудь найду отсюда выход.

Павловец виновато усмехнулся.

– Ладно, Илларион Константинович, – вздохнул он, – извини, побежал я. А то и в самом деле чего-то Белявский молнии мечет.

Забродов махнул рукой:

– Давай!

– Ну, до вечера…

Приятели обменялись крепкими рукопожатиями и разошлись в разных направлениях: Павловец отправился к Белявскому, а Забродов – к выходу…

Глава 7. Культурные разборки

Павловец, перед тем как отправиться в морг на опознание трупа директора музея Варенцова, на минуту спустился в подвальное помещение, чтобы забрать свою походную сумку и вещи. Однако этой задержки художника-реставратора хватило для того, чтобы в реставрационную мастерскую успел войти высокий бородач.

– И куда это мы спешим? – недовольно произнес Минчинский. – Я же просил тебя, Ваня, найти меня, чтобы обсудить наши проблемы. Или ты думаешь сбежать от них?

Павловец, слегка порозовев, сердито посмотрел на гостя.

– Во-первых, у меня нет проблем, – ответил художник-реставратор, – а во-вторых, я никуда не сбегаю, а еду в морг на опознание личности Варенцова.

Минчинский понимающе кивнул и присел на стул.

– Ага… – снисходительно произнес он, – а то я грешным делом уже подумал, Иван Павлович, что ты и разговаривать со мной не хочешь.

Хозяин реставраторской мастерской, прибирая со стола краски и кисти в коробку, неопределенно пожал плечами:

– Ну почему же…

Минчинский усмехнулся.

– Знаешь, Иван, во-первых, – начал перечислять Геннадий Станиславович, – заруби себе на носу, что мои проблемы – это твои проблемы и от этого ни тебе, ни мне никуда не деться! Или ты думаешь, что, взяв заказ, можешь просто так соскочить с подножки локомотива, который уже набрал ход и не собирается останавливаться на полпути? А во-вторых…

Павловец не дал договорить своему бородатому собеседнику.

– Если ты об авансе, Геннадий, – нервно бросил он, – то я верну деньги!

– Иван Павлович, – встав со стула и подойдя вплотную к художнику, произнес бизнесмен, – тут ведь дело не в деньгах, а в принципе. И возвратом аванса в этой истории тебе не отделаться! Я тебе объясняю: серьезные люди затеяли серьезную игру, вложили серьезные деньги, а теперь ты говоришь, что не выполнил мой заказ. И думаешь, это тебе сойдет с рук?

Гость пристально посмотрел на светловолосого собеседника и, достав из кармана пачку сигарет, вытащил из нее одну сигарету.

– Ошибаешься, Ваня, – жестко произнес он, – эти люди оторвут мне голову, а тебе отрежут яйца!

Художник-реставратор и сам понимал, что вся эта история может закончиться печально для него. Однако он не стал углубляться в детали, а ограничился замечанием своему гостю, который, взяв в рот сигарету, чиркнул зажигалкой.

– Здесь не курят! – строго произнес он.

Бородач пропустил мимо ушей замечание и как ни в чем не бывало, спокойно и демонстративно прикурил сигарету.

– Опасаешься пожара, – усмехнулся он. – Глупо, Иван Павлович… Ты не сгоришь, а, скорее всего, скончаешься от сердечного приступа, как некоторые другие излишне щепетильные и совестливые интеллигентные люди.

Павловец побледнел и резко повернулся к заказчику.

– Ты намекаешь на Варенцова? – задал он прямой вопрос.

Однако Минчинский и бровью не повел.

– Я, Иван Павлович, ни на кого не намекаю, – спокойно и чуть вызывающе ответил он, – а просто хочу тебя предупредить, что если не будет выполнен заказ, то и мне и тебе спокойно жить не дадут! Ты понял?

Взволнованный Павловец тряхнул головой и, взяв сумку, повесил ее на плечо.

– Понял! – ответил он. – Извини, но я спешу!

– На тот свет мы все успеем отправиться, – парировал бизнесмен и тут же поставил вопрос ребром: – Так что ты решил насчет моего заказа, Иван Павлович?

Павловец нервно дернул плечом.

– Вот вернусь из морга, тогда и переговорим, Геннадий Станиславович… – поспешно сказал он и направился к двери.

Минчинский недовольно поморщился и затушил окурок в глиняном горшке.

– Ладно, оставим решение наших проблем на более позднее время, – нехотя согласился он.

Художник ничего не ответил, открывая дверь реставрационной мастерской. Высокому бородатому мужчине ничего не оставалось делать, как последовать за ним…

* * *

Геннадий Станиславович Минчинский родился в Риге. По отцу он был поляком, а мать его была латышкой. Когда в едином могучем Советском Союзе на национальность не очень-то обращали внимание, пронырливый малый, обосновавшись в Москве, ратовал за братство между народами. Однако стоило развалиться огромной империи на маленькие государства, как молодой мужчина понял, что на национальном вопросе можно заработать капитал. Он уехал домой в Латвию и вступил в социал-националистическую партию, близкую по идеологии к фашизму.

Однако в этой военизированной организации на него посматривали косо. Чтобы взобраться вверх по карьерным ступеням, Минчинский занялся хозяйственными вопросами – сначала мелкими, ну а потом более крупными и в основном по художественной линии. А выбрал он эту линию, потому что в свое время учился в Строгановском училище, хотя так и не доучился, и имел среди художников немало знакомых и даже несколько друзей.

Партия ссужала ему деньги, ну а предприимчивый делец удваивал, а то и утраивал отпущенную сумму, разумеется не забывая и о своем интересе. Вот и сейчас, приехав в Москву, Геннадий Станиславович развил бурную деятельность по приобретению ценных картин, ну а каким способом пополнялся их запас, ему было безразлично.

Заниматься приобретением картин было довольно опасным занятием: в столице культуре покровительствовал криминальный элемент, а по-простому говоря, уголовники. Правда, не во всех сферах, а именно в той, куда он хотел быть вхожим. Геннадий Станиславович был человеком неглупым и понимал, что одному ему дело не поднять, а посему стал искать сообщника.

Однако ему не удалось договориться с людьми, контролирующими этот прибыльный бизнес, и тогда Минчинский решил пойти ва-банк: через латвийское посольство вышел на одного влиятельного человека в силовой структуре. Уяснив схему, как получать большие деньги, почти ничего не делая, влиятельный государственный чиновник дал на это свое согласие и взял Минчинского под свое крыло.

Провернув пару выгодных и прибыльных сделок, бизнесмен вошел во вкус, однако в его наполеоновские планы вмешался случай: исполнитель заказа Иван Павловец вдруг заартачился, а искать другого не было времени… Более того, Павловец стал догадываться, чем занимается Минчинский, а это было весьма опасно не только для бизнеса, но и для самого Геннадия Станиславовича.

«Ладно, – немного подумав, решил Минчинский, – для начала дам ему больше денег, ну а если он и их не возьмет, тогда придется с Иваном Павловичем поступить иначе…»

Бородач отправился в туалет, справил малую нужду, подошел к умывальнику, включил воду в кране, ополоснул руки. При этом бизнесмен посмотрелся в зеркало и отметил, что у него появились под глазами серые круги.

«Ну вот, – недовольно подумал мужчина, – так и до больницы недалеко… В конце концов, это что – только мои проблемы? Пускай и они свою задницу приподнимут! Бабло все любят получать, а вот работать…»

Геннадий Станиславович вытер руки и, достав из кармана пиджака сотовый аппарат, решительно набрал номер телефона…

* * *

До аудиенции у министра внутренних дел Российской Федерации Рашида Нургалиева оставалось десять минут, однако все приглашенные офицеры МВД были уже в приемной своего начальника и дожидались вызова. Неожиданно у невысокого седоволосого генерал-майора зазвонил мобильный аппарат, и присутствующие офицеры осуждающе посмотрели на коллегу.

Николай Николаевич Сивцов достал из кармана кителя мобильник и, посмотрев на дисплей, вышел из приемной в коридор.

– Але… – сухо и недовольно произнес высокопоставленный силовик.

– Николай Николаевич, добрый день! – мягко поздоровался звонивший.

– Наверное, полковник, не очень добрый, если ты решил мне в такое время позвонить! Ты же знаешь, что сейчас у меня совещание у министра!

– Виноват, товарищ генерал-майор, – извинился звонивший, – но вы сами просили информировать вас о ходе известного вам дела.

Николай Николаевич, недовольно вздохнув, все же поинтересовался:

– Ну и как продвигается ваше дело?

– Первую фазу завершили успешно, – отрапортовал полковник, – но…

Генерал-майор Сивцов, почувствовав неладное, раздраженно воскликнул:

– Ну что там еще!?

– Кое-какие проблемы с художником… – доложил полковник. – Звонил наш человек и сообщил, что тот отказывается выполнять заказ.

– Полковник, мне плевать на твои проблемы! – рявкнул генерал-майор Сивцов. – Ты еще свои хвосты с Брестской таможней не подчистил, а тут новые проблемы мне подсовываешь, болван!

– Так эти проблемы одной ниточкой связаны, – попытался объяснить полковник.

– Ну вот ты их и распутай! Каждый должен решать свои проблемы сам, а если ты свою проблему не решишь, то я твою задницу прикрывать не стану, – строго предупредил Сивцов. – Ты меня понял?!

– Понял.

– Когда решишь все вопросы – доложишь, – приказал патрон, – но не раньше, чем закончится совещание у Нургалиева. Понял?

Ответ последовал незамедлительно:

– Да, Николай Николаевич.

– Тогда выполняй!

Отдав приказ, пожилой служака отключил сотовый телефон и, положив его в карман кителя, поспешил в помещение, из которого его коллеги уже начали входить в кабинет министра…

Глава 8. Испорченный праздник

Илларион Забродов, помотавшись по своим делам, посмотрел на часы и понял, что он уже опаздывает на день рождения к приятелю Константину Гурееву. Заскочив домой и переодевшись в чистую сорочку, отставной полковник взял подарок и вышел из квартиры.

Солнце клонилось к закату, и повсюду стали зажигаться рекламные щиты, фонарные огни и разноцветные подсветки в витринах магазинов.

Черный бьюик умело лавировал в транспортном потоке автомобилей. Забродов удачно миновал пробки и выехал на проспект Мира. Проехав «Олимпийский», он нажал на педаль газа и помчался в направлении метро Сухаревская, однако, немного не доехав до Садового кольца, свернул в подворотню и оказался во дворе, где находилась мастерская Гуреева. Припарковавшись у подъезда, Забродов вышел из машины и включил сигнализацию. Бросив вверх взгляд, понял, что веселье у творческой братии уже в полном разгаре.

– Да, – усмехнулся отставной полковник, – ребята времени даром не теряют!

Открыв дверь, Забродов вошел в сумрачный и затхлый подъезд и стал подниматься на пятый этаж…

* * *

Как и предполагал припоздавший гость, праздник был уже в разгаре. Появление Иллариона Забродова подвыпившие и разгоряченные художники встретили одобрительным гулом.

– Какие люди! – воскликнул Вячеслав Демакин – невысокий, плотный, коротко подстриженный мужчина лет за пятьдесят, выскочив навстречу гостю в переднюю. – Забродов! Привет!

– Он самый! – улыбнулся пенсионер. – Здравствуй, Слава!

– Опаздываем, Константинович, – добродушно пожурил приятеля художник.

– Ничего страшного, Слава, – улыбнулся отставной полковник. – Думаю, вы еще не все выпили?

– Обижаешь, Ларик! – успокоил гостя Демакин. – Этого добра у нас на всех хватит да еще и останется. Ну давай проходи.

– А где именинник? – бросив взгляд по сторонам, поинтересовался Забродов. – Надеюсь, он еще в форме и готов к продолжению банкета.

– Костяныч, как пионер, всегда готов, – рассмеялся собеседник, – особенно когда это касается увеселительного мероприятия с горячительными напитками.

Забродов усмехнулся и понимающе кивнул.

Из соседней комнаты вышел бородатый богатырь и, увидев седовласого гостя, весело рассмеялся и воскликнул:

– Забродов!

– А вот и он, легок на помине, – сказал Демакин и перевел взгляд на виновника торжества. – Встречай, Костяныч, гостя!

Бородатый богатырь и без напоминаний Демакина уже заключил инструктора спецназа ГРУ в объятия, дружески похлопывая его по широким плечам.

– Ларик, чего задержался? – незлобиво проворчал именинник. – Все уже в сборе.

– Главное, Костяныч, что пришел-таки! – констатировал седовласый гость.

– Правильно, – согласился Гуреев. – Тогда чего же мы стоим здесь? Видишь, водка киснет и ребята ждут!

– Подожди, Костик, – попросил отставной полковник и, достав из кармана куртки кортик, протянул его Гурееву. – Прими небольшой сувенир на долгую память!

Гуреев взял кортик и восхищенно причмокнул пухлыми губами.

– Ну, Ларик, – растроганно произнес он, рассматривая подарок, – ну, дорогой мой человек, порадовал ты меня, дружище!

Демакин с интересом посмотрел на кортик.

– Да, вещица ценная, – кивнул он, – ей никак не менее века!

– Для хорошего человека ничего не жалко, мужики, – добродушно рассмеялся Забродов. – А Костяныч у нас вроде бы не из плохих! Да и кортик этот у меня единичный, а в коллекции Гуреева он займет достойное место.

– Еще какое! – воскликнул Гуреев, известный как заядлый коллекционер холодного оружия. – Одно из почетных!

Илларион улыбнулся:

– Вот и прекрасно!

Обменявшись еще несколькими комплиментами и пожеланиями, троица приятелей дружно ввалилась в комнату, где за огромным круглым столом сидели приглашенные Гуреевым гости. В основном это были художники, приятели и знакомые Гуреева: Владимир Джимисюк, Петр Стрикин, Дмитрий Власов и еще человек пять, которых хорошо знал Забродов. Незнакомыми были только двое. Вернее сказать, Забродов где-то встречался с ними, но не накоротке…

– Общий привет! – вскинув руку, весело поздоровался инструктор спецназа ГРУ.

Мужская компания загалдела, приветствуя давнишнего приятеля.

– Привет, Константинович!

– Присаживайся, Илларион!

– Опоздавшему штрафную, господа! – воскликнул Джимисюк, поднося Забродову фужер с водкой. – Давай, Константинович, произнеси тост!

– Не, мужики, я за рулем! – возразил пенсионер. – Мне бы чего-нибудь полегче!

– Ну а чего ты не оставил своего железного коня дома? – слегка обидевшись, проворчал бородатый именинник. – Не так уж и часто мы встречаемся в последнее время.

– Да чего вы, алкаши, прицепились к человеку, – вступился за приятеля Демакин, – сказано вам, что за рулем, значит, за рулем. Смотрите лучше в свои рюмки!

Демакин повернулся к Забродову.

– Что будешь, Константинович, шампанское или сухое винцо? – поинтересовался он. – Есть и то и другое.

Илларион пожал плечами.

– Ну… выпью фужерчик сухого красного, – сказал он.

Вячеслав одобрительно тряхнул стриженой головой и потянулся за вином.

– Правильно!

– Только полный, Илларион! – приказал бородатый именинник. – Иначе обижусь!

– Ладно, Костяныч, за тебя, – подняв полный фужер сухого вина, торжественно произнес Забродов. – Здоровья тебе, удачи и новых творческих успехов!

Все остальные, дружно встав со своих мест, потянулись с фужерами и стаканами, чтобы чокнуться с именинником, а заодно и друг с другом…

* * *

Веселье шло своим чередом, и, как это обычно бывает на таких творческих тусовках, между художниками завязался яростный спор относительно изобразительного искусства, новых веяний и последних выставок.

– Неплохая выставка была у Абрамова на Беговой, – заявил Дмитрий Власов, – там висели несколько отличных работ, которые могли бы украсить не один музей.

– Ты, Димыч, имеешь в виду полотна Андреева? – спросил Демакин.

– Да…

– У этого паренька настоящий талант, – согласился Вячеслав.

Остальные художники одобрительно загудели. Забродов слушал разговоры между приятелями, не вступая с ними в дискуссию. Он думал об Иване Павловце. Забродов несколько раз набирал номер мобильного телефона художника-реставратора, но тот не отвечал на звонки.

– Да, что-то мне это не нравится, – задумчиво прошептал Илларион, выпуская длинную струю табачного дыма. – Может быть, что-то случилось с ним?

Сидящий рядом именинник, услышав бормотание Забродова, переспросил:

– С кем?

– Ты же приглашал Ваню Павловца к себе на праздник? – спросил Забродов.

– Конечно! – недовольно произнес художник. – И он обещал быть как штык!

– И где же он? – озадаченно произнес отставной полковник.

Именинник пожал широкими плечами.

– Кто ж его знает, Константинович! – ответил он. – Возможно, подскочит только к концу вечеринки, чтобы отметиться. Ты же знаешь, Илларион, что он накрепко завязал с алкоголем.

– Знаю, – подтвердил отставной полковник и, на мгновение задумавшись, добавил: – Дело в том, Костя, что у Ивана возникли какие-то проблемы и он хотел со мной переговорить.

Гуреев покосился на своего давнишнего приятеля:

– Какие проблемы?

– Вот это я и должен был сегодня узнать от него, – усмехнулся инструктор спецназа ГРУ.

Гуреев задумчиво почесал пальцем свою окладистую бороду.

– Я что-то слышал о нем, – как бы припоминая, признался именинник, – о каких-то его левых заказах…

– Левых заказах? – переспросил отставной полковник.

Бородатый художник кивнул головой.

– Да, Ларик, – подтвердил он. – Ваня в последнее время влетел в долги и поэтому брался за любую халтуру. Однако о делах Павловца, – Гуреев кивнул в сторону высокого худого мужчины с курносым носом и маленьким подбородком, – лучше знает Александр Самусенков. Они вместе работают в музее.

– Вместе работают? – переспросил Забродов.

– Да, они оба реставраторы…

Забродов посмотрел на сослуживца Павловца, который что-то с жаром объяснял Владимиру Джимисюку.

– А может быть, он знает, почему нет Вани? – спросил у Гуреева отставной полковник. – Я, когда виделся сегодня с Иваном в музее, узнал, что как раз накануне умер директор музея… Может быть, задержка Ивана связана с этим событием?

– А мы сейчас узнаем, – пообещал художник гостю и взмахнул рукой. – Саня!

Самусенков повернулся:

– Что?

– Иди сюда на минуту.

– Чего?

– Есть дело!

Самусенков, извинившись перед собеседником, взял бокал и подсел к Гурееву.

– Какое дело, Костяныч? – поинтересовался он.

– Вы, кажется, незнакомы, – сказал именинник Самусенкову. – Это Забродов Илларион Константинович. – Потом указал на подсевшего художника. – А это Александр Иванович Самусенков.

Мужчины молча кивнули и обменялись крепким рукопожатием.

– Незнакомы, – согласился Самусенков, – однако я много наслышан о вас, Илларион Константинович.

– Я встречал вас где-то… – произнес полковник ГРУ в отставке.

Самусенков усмехнулся.

– Мир тесен, в одном котелке варимся, – сказал он и повернулся к Гурееву: – Так чего ты хотел от меня, Константин?

Бородатый именинник налил себе водки, а приятелям сухого красного вина.

– Где твой напарник? – поинтересовался он у художника-реставратора.

Самусенков удивленно вскинул брови:

– Ты о ком?

– О Ваньке Павловце! – нетерпеливо воскликнул именинник. – О ком же еще! Обещался, сукин сын, быть у меня на дне рождения, а сам где-то болтается.

– Не знаю, Костя, – ответил Самусенков. – У нас сегодня умер директор музея, так, может быть, задержка связана с этим…

Гуреев посмотрел на своего седовласого гостя, как бы спрашивая, удовлетворен ли тот полученной информацией.

– А вы не могли бы, Александр Иванович, позвонить своим сослуживцам, например тому же заместителю директора, – попросил Забродов, – и узнать, не освободился ли Иван?

– Это можно, – улыбнулся Самусенков, – как говорят, за спрос не бьют в нос!

Забродов улыбнулся:

– Если это, конечно, не сложно…

Художник-реставратор махнул рукой.

– Сделаем! – заверил он собеседника, достал сотовый и набрал номер телефона Белявского.

Через несколько секунд Белявский ответил:

– Слушаю…

Самусенков виновато улыбнулся и, слегка откашлявшись, вкрадчиво произнес:

– Анатолий Алексеевич…

– Да!

– Добрый вечер! – машинально выпрямившись на стуле, поздоровался художник с начальником. – Простите за беспокойство…

– В чем дело?

– Да вот хотел бы узнать, освободился ли Павловец? – задал вопрос Самусенков.

Возникла небольшая и тревожная пауза, от которой Самусенкову, да и остальным стало не по себе.

– Павловец? – переспросил Белявский.

– Да.

Заместитель директора музея громко откашлялся.

– А ты что, разве не слышал еще? – ответил он вопросом на вопрос.

Глаза у художника округлились.

– О чем?

– Да у нас ЧП в музее! – сухо и даже жестко произнес Белявский.

Глаза Самусенкова обеспокоенно забегали из стороны в сторону.

– А что такое?

– Пожар был в подвале, – сообщил Белявский, – в вашей реставраторской мастерской. Твой дружок напился и устроил пепелище.

Брови Самусенкова поползли вверх.

– Он жив?

– Не знаю, увезли в больницу, – ответил заместитель директора музея. – Хотя вроде бы не жилец он на этом свете, – вздохнул Белявский. – Одним словом, Самусенков, приезжай-ка ты в музей, будем разбираться вместе…

– Хорошо, Анатолий Алексеевич… – выдавил художник-реставратор и недоуменно посмотрел на притихших Забродова и Гуреева.

– Что стряслось? – задал вопрос Забродов.

– Пожар в нашем музее, – ответил побледневший художник-реставратор.

– Пожар?

– Да.

– А что с Иваном? – поинтересовался именинник, моментально протрезвев.

– Я не понял, – честно признался Самусенков, – он то ли в больнице, то ли…

– То ли что?.. – в один голос воскликнули огорошенные приятели.

– Не жилец он, говорят… – виновато выдавил Александр Самусенков и, подхватив со стола свой стакан, молча, одним махом выпил сухое красное вино.

За столом возникла тягостная пауза…