Текст книги "Комбат. Между мертвым и живым"

Одиннадцать классов были закончены только потому, что не было уверенности в поступлении после девяти. Не появилось ее и потом, когда аттестат о среднем образовании лег в руки выпускника одиннадцатого класса средней школы № 32. Не получилось поступить в институт.

Чтобы не загреметь в армию, Алексей быстренько поступил в строительный техникум, отучился в нем, стал обладателем ненужного диплома по специальности «электротехника».

В армию Крохин идти не хотел. Он прекрасно понимал, что там его просто сломают. Но и откосить не удалось. Мало того, комиссия сумела заметить его старания выглядеть больным и немощным. И поступила очень жестоко, выставив Алексею в карточку такой уровень допуска, с каким его взяли только в стройбат.

Два года армии вспоминались Алексею как преисподняя. Традиционно отмороженные «старики», пьющее и безголовое начальство, отупляющая физическая работа. Он не мог понять – армия это или концлагерь из фильма про войну.

Единственное, чем он мог гордиться после армии, это тем, что не сломался под напором «дедов», не стал стирать им носки. За все это было заплачено двумя неделями лазарета на третий месяц службы и еще неделей в конце первого полугодия.

После армии он снова попробовал поступить. И снова неудачно. От мысли, что теперь надо не сидеть на горбу у матери, а устроиться на работу хотя бы по строительной специальности, его передергивало. Он не мог представить себя электриком.

Тогда и вызрело решение – пойти в милицию.

В патруль набирали буквально всех при условии, что за плечами есть армия. Тех, кто служил в приличных частях, отправляли на курсы в ОМОН. Остальные надевали серую форму и барражировали по улицам, выполняя для ГОВД месячный план задержаний.

Тут для Алексея открылась удручающая истина: оказывается, у патрульного не было перспектив. То есть он снова промахнулся в выборе жизненной дороги.

Неожиданным лучом света стал подполковник Грачев, который узнал, что Алексей служит патрульным. Он сам подошел к начальнику Сочинского УВД, и тот согласился, чтобы Крохина взяли в милицейскую школу.

Оттуда Алексей вышел лейтенантом. И попал в оперативный состав. До последнего времени казалось, что здесь у него все получится. Он работал по несложным делам, расследовал бытовухи и кражи, а вот теперь, когда попалось настоящее дело, оказалось, все снова рушится.

И обиднее всего, что подполковник прав. Ни к чему толковому он не приспособлен.

Крохину очень хотелось, чтобы сейчас нашелся тот, кто его пожалеет.

* * *

На кухне «Арбата» стоял жар и грохот. Здоровенные вентиляторы не справлялись с маслянистой духотой. Шеф-повар разгуливал, выпячивая волосатую грудь из-под фартука. Чтобы не распугать особо брезгливых клиентов, его попросили не высовываться.

Кухня клокотала, но куда жарче, нежели в материальном смысле. Здесь преобладали эмоции. Мало того, что Матрос над душой болтается, как демон, так еще и просто день какой-то неправильный, все из рук падает.

Сначала в чан с рассольником пролили литр подсолнечного масла и уронили бутылку от него. Повар схватился за голову, но проблема была еще не смертельной. В суп добавили воды и специй, повар поколдовал над чаном и решил, что клиенты, пожалуй, не заметят несанкционированных добавок.

Потом порезался рабочий. Порезался не так, что это можно заплевать и пластырем залепить. Он всадил в тыльную сторону ладони тесак для мяса. Лезвие прошло насквозь. Когда «скорая» забирала незадачливого работника в больницу, кто-то невесело пошутил, что вот такому инвалиду Кулагин, даже если не захочет, отпуск даст.

Никто еще не знал, что главная неприятность этого дня впереди.

Все состоялось тогда, когда напряженная готовка закончилась.

Помощник повара Макар Остриков прохаживался вдоль стенда с посудой и ел салат из глубокой фарфоровой миски. Вдруг он покачнулся, выронил посуду и упал на колено, схватившись за живот.

Вокруг него мгновенно образовался круг людей. Кто-то позвал на помощь, кто-то стал спрашивать, что произошло. Макар не ответил. Он простоял на колене несколько минут, а потом тюфяком упал на бок.

– Черный Матрос! – крикнул кто-то. И это было, пожалуй, наихудшее из возможного.

Поднялась паника. Шеф-повар сорвал с себя фартук и уже собрался было броситься в обеденный зал – на всякий случай отобрать у всех тот салат, которым отравился Остриков.

Но вдруг он остановился. Вспомнилось, что он лично занимался этим салатом, что никто просто не мог вот так запросто отравить целый чан. И вообще это ничем не напоминает Матроса.

У шеф-повара была просто луженая глотка.

– Тихо! – рявкнул он. И в кухне на самом деле стало тихо. Повар покосился на дверь в обеденный зал, надеясь, что оттуда никто не прибежит смотреть, что случилось. – Так, Юля! Вызывай милицию! – скомандовал шеф-повар.

Кассирша Юля полезла в карман за мобильником.

Шеф-повар обвел персонал кухни пристальным взглядом и сказал:

– Меня не проведешь. Кто это сделал?

Повисла гробовая тишина. Собственно, здесь уже привыкли, что любая каверза со смертельным исходом – это непременно проделка Черного Матроса. И никак иначе это не воспринималось.

– Повторяю: кто это сделал?

– Матрос. – послышался чей-то робкий голос.

– Хренос! – рявкнул повар. – Можно подумать, я не знаю, что у нас тут через одного ему денег должны! Кто это сделал?

Семеро стоящих перед шефом людей стали беспокойно переглядываться.

– Сдам всех, – спокойно сказал шеф, вытирая руки о фартук.

И тут началось. Второй повар, тяжеловесный сорокапятилетний дядька с внешностью не то китайца, не то раскосого русского, схватил топор для рубки мяса и забился в угол.

– Убью всех! – прохрипел он, давясь звуками.

– Положи топор, – сказал шеф.

– Пошел ты! – ответил второй повар и стал понемногу выдвигаться из угла, держа свое страшное оружие наизготовку.

В принципе, такой топор для боя не подходит вообще. Он весит почти четыре килограмма, древко не отличается большим удобством, маневренности у такого топора нет. Собственно, у того, кто им вооружен, есть шанс только на один меткий удар.

Другой, не менее важный момент заключается в том, что этот удар все-таки будет нанесен. И опять-таки за счет массы своей рабочей части топор разовьет такую скорость, что увернуться от него будет нереально. Во всяком случае, для человека неподготовленного.

Подготовленных к уклонению от удара топором на кухне не было. Второй повар уверенно пробирался к выходу в ресторанный зал.

Шеф-повар представил, что там начнется, когда в кухонных дверях нарисуется вот эта образина с топором наперевес. Ему это не понравилось.

– Федор! Брось топор! – рявкнул шеф-повар.

– Да пошел бы ты лесом! – ответил убийца. – Ты ему не должен десять тысяч баксов, он не грозил тебя на счетчик поставить.

У отравленного были очень своеобразные родственники. Да и сам он был странным человеком. Обладая уже немалым капиталом, скопленным за несколько лет работы в Норвегии, он все равно ходил на работу и вкалывал там, как папа Карло. А родня. родня у него была сплошь с тюремным прошлым. И запросто могла стать инструментом репрессивного воздействия на тех, кто был должен Макару Острикову денег.

И тут в кухню осторожно втиснулся Комбат. Ему уже успели рассказать, что происходит. Комбат был в домашнем трико и футболке. Его правая щека белела мыльной пеной – Рублева определенно оторвали от бритья.

– Отвали с дороги! – заорал Федор, поднимая топор повыше.

– Угу, сейчас. Галоши только найду. Положи железяку.

– А ты забери. Я смотрю, тебе бриться нечем? Так подставляйся. У меня бритва правильная, бороду снимет раз и навсегда вместе с головой.

– Давай ты мне не будешь угрожать! – сказал Комбат.

– Отвали!

– Положи топор, не майся дурью! – опять крикнул шеф-повар.

– Отвалите все! Поубиваю к чертовой матери!

Вооруженный и опасный Федор продвигался в сторону обеденного зала. Там, вполне возможно, еще были люди. Это могло означать не только случайные жертвы, но и игру в захват заложников. Ясное дело, что серьезного захвата не получится. Но в гостинице и так все наперекосяк. Не хватало только и подобного форс-мажора.

– Я предупреждал, – вздохнул Рублев.

– Что? – взвизгнул Федор.

И тут Рублев взмахнул рукой. Схваченный им со стола граненый стакан прочертил в воздухе короткую линию и с треском разлетелся в куски на лбу у повара. Тот потерял равновесие, взмахивая топором.

А Комбат уже был рядом. И от всей души добавил Федору ногой в живот.

Не будь повар таким массивным, этот удар был бы решающим в схватке. А так – тот выронил топор, зато вернул себе утраченное равновесие и отвесил Рублеву крепкую затрещину по левому уху. Рублев почувствовал, как там зазвенело. Слева вдруг стало пронзительно тихо.

Федор, понимая, что свое преимущество он растерял, хотел было просто свалить Комбата на пол и пробежать к выходу. Но Рублев вцепился ему в одежду, так что повар тоже оказался в горизонтальном положении.

Они несколько раз перекатились, обмениваясь тумаками. Все, кто присутствовал, тщательно сторонились этого клубка двух тел. Даже бравый шеф-повар не рискнул сунуться.

– Пасть порву! – хрипел Федор и старался дотянуться пальцами до рта Комбата.

Борис в ответ от всей души приложился ему лбом в нос. Что-то хрустнуло, и устрашающая физиономия повара стала вовсе нечеловеческой. Две жирные струи крови потекли из его ноздрей.

Теперь тот пытался укусить Комбата за руку. Борис сжал кулак, вставил его в раззявленную пасть противника и, пока тот не успел прикусить, стал пихать руку вперед. Повар завизжал, отчаянно попытался отодвинуть голову назад. Борис еще немного надавил, а потом нанес короткий резкий удар. Голова Федора дернулась и глухо стукнулась об пол. Глаза закатились, открывая белки.

Повар отрубился.

Комбат поднялся на ноги. Посмотрел на правую руку – она все-таки была прокушена.

– Вы ему прививки от бешенства делали? – зло спросил Комбат и гулко расхохотался.

Через пять минут приехала милиция. К тому времени убийца был уже упакован до состояния куска ветчины.

Руководил группой, как обычно, лейтенант Крохин. Любое происшествие в стенах «Арбата» было теперь автоматически в его компетенции.

– Что тут у вас произошло? – спросил он.

Ему рассказали и показали вначале труп, лежавший у стены в позе зародыша, а потом связанного Федора, остервенело вращавшего глазами. Какая-то добрая душа засунула ему в разбитый нос два ватных тампона, чтоб он не истек кровью. С ними Федор выглядел еще страшнее.

– Вот так, значит! – проворчал Крохин.

Он подошел к Комбату, который наскоро вытер с лица пену каким-то полотенцем. Посмотрел на его грязную футболку и «живописное» лицо.

– Сразу видно действующую армию, – усмехнулся Крохин.

– И не говори, лейтенант. Только армия – не действующая уже. Давно не действующая.

– Нет, ты у нас всегда в бою. Самая что ни на есть действующая армия. Вон какого героя заломал.

– А чего его ломать, этого героя? Он сам напрашивался.

Потом было долгое и нудное дело – опрос свидетелей, несколько разбавленное только погрузкой Федора в милицейскую машину. Тут собралось немало народу, все обсуждали то, что сделали с этим поваром, за что и, главное, имеет ли к этому отношение страшный Черный Матрос. Казалось бы – откуда взяться такой идее? Но и тут нашлись «творческие личности», рассказавшие страшную сказку про то, что Матрос, дескать, научился вселяться в живых людей и сводить их с ума.

Байка, впрочем, не имела особого успеха, так как о долгах Федора покойному Макару Острикову знала вся гостиница.

Сыграло свою роль и присутствие Комбата. Можно сказать, его впервые увидели в деле. И то, что он не побоялся сунуться на вооруженного человека, сразу сделало постояльца крайне популярной особой. А тот же грузчик Марков, ставший главным энтузиастом тайной деятельности в «Арбате», так вообще возликовал. Такой мужик, как Комбат, по его мнению, мог и самого Матроса победить в прямом бою.

Приходил Кулагин, покрутил носом, дежурно повозмущался тем, что его подчиненные, дескать, совсем страх потеряли. Когда увидел Рублева, как-то уменьшился, сдулся и быстренько слинял подальше от страшного гостя. Да, Кулагин боялся Бориса ничуть не меньше, чем вымогателей.

Наконец, где-то через полтора часа после начала этой истории, Комбат смог пойти и спокойно закончить бритье. А в придачу пришлось еще и принимать заново душ – после возни на полу кухни он выпачкал не только футболку.

В довершение всех проблем Аня увидела его распухшее ухо и от души над ним посмеялась.

Глава 6

Гордину приснилось, что он убивает щенка. Маленького, толстого щенка непонятной породы. Скорее всего дворнягу. Щенок был темно-серый, с черным чепраком на спинке, почти как у овчарок.

Убивал его Гордин так, чтобы все подумали, что щенок умер своей смертью. Даже во сне убийца не собирался менять методику. Он долго сидел в какой-то комнате с розовыми обоями, нашпиговывая кусок мяса шевелящимися белесыми червячками. Во сне Гордин был уверен, что это те самые глисты, от которых так часто гибнут домашние любимцы. И что эти точно убьют собачонку.

Что ему не нравилось в щенке – черт его знает. Гордин только понимал, что у него есть четкое задание: убить. Он и готовился со всем тщанием и старанием.

А потом, когда колбаса была готова, Гордин бросил ее псу. Тот подошел, виляя толстым задиком, понюхал, лизнул – и брезгливо тявкнул. Есть, разумеется, не стал.

Убийца посмотрел на собаку осуждающе. Он готовился, он так тщательно нашпиговывал колбасу, а она не ест! Гордин ткнул пальцем в пищу и сказал:

– Жри!

Щенок отошел, сел в паре метров от колбасы и стал вылизываться.

Гордин не выдержал, подошел, взял щенка за шиворот, подтащил к колбасе, ткнул в нее носом. Щенок обиженно тявкнул и всем видом продемонстрировал, что это он есть не собирается. Гордин уложил собаку на коленях пузом вверх, взял колбасу, стал отрывать от нее маленькие кусочки и силой вталкивать в рот щенку. Тот, не будь дурак, отплевывался и верещал.

Потом как-то вдруг дернулся, и кусок, вырвавшись изо рта собаки, залетел в рот Гордину. Тот едва успел подумать, что в колбасе смерть. А в горле уже шевелилось и было жарко. Гордин в отчаянии швырнул щенка через всю комнату, тот ударился о стену, хрипло завизжал.

Гордин проснулся.

В коридоре надрывался хриплый квартирный звонок.

– Вот приснится же такое. – проворчал он и пошел открывать.

На пороге стоял тот самый иностранец, с которым они перемолвились парой словечек два дня назад. Действительно парой словечек: иностранец просто показал себя, спросил, как дела, и уехал, сославшись на срочные дела. Сказал, что его найдет. Гордин даже не стал уточнять, как именно. Ясно, что Петруша – прямой помощник этого типа.

– Доброе утро, – сказал мистер Рич, переступая порог.

– Доброе, – ответил Гордин, протягивая руку для приветствия.

– Интересно, – сказал Рич, – у вас тут принято подавать друг другу руку при каждой встрече.

Гордин удивился:

– А что тут особенного?

– Ну, в принципе, ничего. Просто надо помнить, откуда произошел сам жест. Видите ли, именно так раньше демонстрировались дружелюбные намерения мужчин в отношении друг друга. Подтверждалось, что правая рука не имеет оружия. Вот с тех пор у нас рукопожатие используется как жест, подтверждающий важность момента, серьезность намерений, заключение сделки. У вас – жмем руки направо и налево. Такое чувство, что вы – очень подозрительный народ и всегда держите камень за пазухой.

Рич засмеялся. Гордин так толком и не уразумел, чему именно. Наверное, это была какая-то особенная разновидность английского юмора. Или американского – откуда там родом это чудовище с рязанской харей.

– Вы есть хотите? – спросил Гордин.

– Нет, я не голоден. Но с удовольствием окажу уважение вашему гостеприимству, если вы напоите меня чаем.

– Конечно, мистер Рич! Прошу на кухню.

Гордин немедленно водрузил на плиту большой чайник, а на другой конфорке взялся было готовить себе завтрак, как вдруг Рич снова выкинул фокус.

– Разрешите, я сам.

– В смысле?

– Вы ценный работник, Сергей. Могу я сделать вам маленькое поощрение и приготовить вам завтрак?

– Ну. Я не задумывался, – ляпнул Гордин первое, что пришло в голову. Фраза была глупая, но для Рича сошла за неподдельное смущение и почтение.

– Понимаете, Сергей, мы ценим людей, которые оказывают нам услуги. Ценим тем выше, чем больше для нас эти услуги значат. При этом, прошу заметить, денежное вознаграждение во внимание не принимается. Оно само собой разумеется, это вещь понятная, как воздух. Но есть и другое. Помимо денег мы награждаем ценных работников нашим уважением. Вы скажете – да у нас тут все так же, да мы тоже. А я скажу – нет, не то же и не так. Ваше уважение совсем другое. Вот, в частности, вы никогда не станете готовить завтрак для вашего работника, как бы широко ни простиралось ваше уважение к нему.

Гордин запутался в витиеватых мыслях Рича. И решил вообще поменьше лезть с комментариями, чтоб не нарываться на отповеди о том, какие они, англосаксы, замечательные и какие мы, русские, отсталые и бездуховные.

Между тем Рич сноровисто готовил яичницу, причем из всего, что было в холодильнике. Пока успел закипеть чайник, еда уже оказалась на тарелке перед Гординым. И выглядела она, надо отдать должное Ричу, просто замечательно.

– Вот, – скромно сказал Рич, – а теперь вы сделаете мне чай.

– С удовольствием.

Когда в руках у Рича оказалась чашка, он отхлебнул, посмаковал напиток и сказал:

– А теперь поговорим о деле. Ну, чем можете похвастаться?

– Похвастаться? Нечем. Другое дело, что у нас все готово к следующей акции. Разработано и проникновение в гостиницу, и сама ликвидация, и план отхода тоже есть.

– Прекрасно. Я не буду спрашивать о деталях. Я, знаете ли, немного суеверен, так что раньше времени предпочитаю не быть осведомленным. Лишнее знание радует дьявола.

«Ага, это точно! И на деньгах у вас написано, что вы в Бога верите!» – невесело подумал Гордин.

– Пока речь немного о другом. Значит, сейчас вы готовы начать продвижение вверх по иерархии персонала. И сколько времени вы оставляете директору до того, как возьмемся за него?

– Думаю, еще пару недель, – пожал плечами Гордин.

– Это правильное рассуждение! – обрадовался Рич. – Здесь все надо закончить в течение ближайших трех недель. Этого срока более чем достаточно для достижения стратегического успеха. Кстати, может быть, вам добавит уверенности то, что вы не один сражаетесь под моими знаменами. Ваши сторонники есть и далеко за рубежом. Вы даже не представляете себе масштабов этой битвы! – патетически воскликнул Рич.

Гордин едва сдержался, чтобы не фыркнуть от смеха.

Иностранец вдруг стал серьезным.

– На самом деле все не так уж и масштабно. Но все равно. Вы – только одно из звеньев. Пока – сильное. Теперь слушайте внимательно. Есть информация о том, что где-то здесь находится одна, скажем так, нежелательная личность. Нам с вами предстоит включить ее в план устранения. То есть: я вам его найду, вы его уберете. Быстро и не стесняясь в средствах. Понимаете?

– Понимаю. Вы хотите от меня простого убийства, не такого, к которому привык я.

– Да. Но только при условии, что это по вашей части.

– Ну, не очень типично по образу действия. В остальном – никаких препятствий.

– Замечательно. Потому что я уверен в вашей команде.

– Лестно слышать.

– А мне – лестно говорить, – улыбнулся Рич.

– Этот человек, которого нам предстоит убрать, – очень серьезный противник?

Рич снова пустился в разглагольствования:

– Смотря с какой точки зрения смотреть. Например, если оценивать его физические кондиции и опасность в рукопашном бою – он очень слаб. Любой тренированный боец выведет его из строя моментально. А вот на другой доске он – виртуозный игрок.

– Ага. Ну, меня больше интересовал первый аспект. Сами понимаете, мне тоже очень нравится моя команда. И очень будет жалко, если она погибнет, напоровшись на специалиста из подразделения «Дельта».

Рич засмеялся.

– Нет, он не служил в армии вообще.

– Соответственно, – констатировал Гордин, – проблем с ним быть не должно.

Рич смущенно улыбнулся.

– Я еще уточню как следует, находится он тут один или кто-то его прикрывает. Если вдруг окажется, что наш друг поддерживается тяжелой артиллерией, я не стану просить вас.

Гордин неожиданно почувствовал себя уязвленным.

– Это почему же? Я тоже могу найти тяжелую артиллерию. И она вполне достаточна своим калибром, чтобы устроить здесь настоящий Сталинград. Только.

Рич вопросительно поднял брови.

– Только она, как любые войска стратегического назначения, дорогостоящая.

– Ах, вот вы о чем. Думаю, что финансовая сторона дела может быть урегулирована. Хорошо. Тогда просто ждите информацию о нашем французе.

После завтрака Рич ушел, пообещав в самом ближайшем времени поделиться информацией. Гордин остался. После ухода этого типа очень хотелось еще раз принять душ. Грязный он. Не в физическом смысле, конечно. Настолько грязный, что он, Сергей Гордин, человек, для стирки кармы которого на небесах не хватит никакого отбеливателя, чувствует себя не в своей тарелке.

* * *

Кулагин, по-прежнему не желавший видеть Анну, снова отважился самостоятельно проверить электронную почту. В ней, помимо стандартного набора служебной корреспонденции и спама, находилось еще одно письмо. Аркадий Леонидович испуганно посмотрел на него. Адрес был неизвестным, темы у письма не было вовсе.

После недолгого колебания он все-таки открыл письмо. И прочитал:

«Ну что же, Аркадий Леонидович!

Мы полагаем, что проведенная демонстрация наших возможностей была достаточной. Теперь советуем немного поторопиться с выкупом. Помните: мы обещали подъем по иерархи – ческой лестнице? Он непременно состоится.

Мы знаем, что у вас возникали проблемы с персоналом. Люди хотят уйти? Отпустите. Но помните, для нас не имеет значения, где находится тот, на кого падает выбор. Он все равно умрет.

Итак, напоминаем: пять миллионов дол – ларов. У вас все меньше времени. Подумайте об этом».

Кулагин, разинув рот, смотрел на письмо. Ему хотелось бросить все и сбежать.

Он уже обдумывал такую возможность на полном серьезе. В принципе, что его здесь держит? Работа? Едва ли. Можно просто собрать вещи и исчезнуть. Есть знакомые, они помогут сделать поддельные документы не хуже настоящих. И все, ищи ветра в поле! А кто будет искать? Кому он нужен? Семьи нету, с женой развелся пять лет назад, дети остались с ней и папу видеть не стремятся (спасибо матери). На работе он ничем плохим не отличился. Ничего не украл, в растратах не замечен, ни на что криминальное не зацеплен. Смешно сказать, но в гостинице все идет через администраторов! В том числе проститутки и наркотики. Хотя нет, с наркотиками он погорячился. Этим в «Арбате» особо не промышляют – не для кого. Публика не самая преуспевающая, как правило, в возрасте и консервативная.

Но все равно страшно! Эти твари добрались уже до четверых. И наверняка найдут способ добраться до него раньше, чем он сумеет выбраться куда-нибудь.

А если нет? Если все делать быстро и осторожно, если никому не говорить, то, может, получится сбежать? И пусть тогда сами разбираются. Пусть зовут на помощь этого супергероя из четыреста восемнадцатого номера!

Кулагин пробежался пальцами по клавиатуре, зашел на сайт своего банка. Там в любое время можно было проверить свой счет, что и сделал Кулагин. Цифра не очень радовала глаз и вызывала приступ детской обиды по отношению к вымогателям. Они что, спятили? Тут несчастные двадцать тысяч на счету. Какие пять миллионов, что они себе придумали?

Итак, что теперь?

Теперь – все просто. Зайти на сайт новомодной платежной системы Web-money. Ага, вот программа для того, чтобы открывать новый кошелек. Прекрасно. Скачать.

Кулагин удивился бы, увидь он себя сейчас со стороны. Вместо издерганного, бледного и взмыленного субъекта, способного вызвать только отвращение и жалость, на его месте сидел целеустремленный человек с фанатичным блеском в глазах.

Программа скачалась, Кулагин установил ее на компьютер, открыл счет.

Теперь – деньги. К сожалению, сайт банка не позволял делать какие-то операции со счетами клиентов заочно. По нынешнему времени это было странно. Но это случилось после того, как некий талантливый программист из Беларуси поломал систему и перевел себе несколько десятков тысяч долларов с чужих кредитных карточек. Больше через Интернет нельзя было проводить никаких серьезных операций с финансами.

Значит, сейчас он пойдет и непосредственно из банка переведет все, что у него на счету, на веб-кошелек. И все. Исчезнет один из самых серьезных якорей, удерживающих человека на месте.

Кулагин засмеялся. Вот удивится эта шпана! Пусть теперь хоть целиком закопают эту дурацкую гостиницу – со всем персоналом и постояльцами. Пусть привезут отравленного повара и закопают тут, в подвале. А потом пусть пригонят экскаваторы, набросают над «Арбатом» высокий холм. Получится еще один Копет-Даг. Туда и дорога этому чертову заведению!

Он прикинул, что должно понадобиться из домашних вещей. Хотя тут можно вообще не спешить. Вечером, после работы, собрать в сумку самое необходимое, и ищи ветра в поле!

Кулагин почувствовал, что в жизни снова появился смысл.

* * *

Лейтенант Крохин позвонил Комбату в номер.

– Привет, Борис. Ну что, у тебя не пропало желание осмотреть корпус машины?

– Нет, конечно! Это дело полезное. И вполне возможно, способное серьезно нам помочь. Ты его нашел?

– Нашел. Корпус лежит на чермете. Могу тебя отвезти. Ты же в Сочи не сильно ориентируешься?

– Я тут, строго говоря, не ориентируюсь вообще. Так что, если не затруднит – вези. Опять-таки, присутствовать и тебе бы не помешало. Для родной милиции в итоге стараемся!

– Угу. Тогда давай я за тобой заеду. Ты никаких планов не вынашиваешь?

– Ну точно не на ближайшие несколько часов. А вот потом – не знаю.

– Отлично. Выезжаю.

Комбат неторопливо оделся, прицепил на ремень под рубашку навыпуск свой верный складной нож – классический «Спайдерко» с патентованной круглой дыркой в лезвии.

Рублев прошел через холл, мимолетно кивнув администраторше. На крыльце остановился, закурил, стал поглядывать на улицу, ожидая Крохина.

Лейтенант приехал на служебной «Ниве». Посигналил. Комбат махнул рукой, отправил окурок в урну. И тут хлопнула входная дверь, и мимо Рублева галопом пронесся Кулагин.

Борис проводил его удивленным взглядом. Чего это с ним? Выглядит как юный натуралист, приглашенный наблюдать за спариванием двух слонов. Сейчас бы его за руль не пускать, а то рванет на своем болиде и врежется в первое подходящее препятствие. Хотя тоже небольшая потеря для человечества.

Крохин спросил:

– Чего это с ним?

– Он мне не докладывается, если ты заметил. И вообще рад был бы меня не видеть и не знать.

– Еще больше он был бы рад, если бы я нашел, за что тебя посадить! Но не будем о грустном. Там что-то особенное понадобится?

– Где? – не понял Комбат.

– Ну, мы едем осматривать машину. Там понадобятся какие-то особые инструменты?

– Из инструментов мне нужны пока только глаза. Думаю, что понадобится еще и пролетарское чутье. Но оно, как ты понимаешь, в магазинах и аптеках не продается.

Крохин фыркнул, покачал головой и лихо рванул с места, наугад ткнув пальцем в магнитолу. Из хрипатых колонок в дверцах загремел какой-то шансон.

– Господи, Леша! – покачал головой Комбат. – И как вы только это слушаете?

– А ты не заметил, что оперативники и преступники очень похожи? И внешностью, и повадками.

– В твоем отношении не очень-то заметил.

– Ну, тогда можешь считать меня исключением из правил. На самом деле это просто тенденция. С кем поведешься – от того и наберешься. Когда постоянно вертишься с этой публикой – наберешься и разговора, и нравов. И вот такое говно начнешь в приемнике гонять!

Крохин выключил магнитолу, пояснил:

– Машина служебная, на ней народу ездит до чертиков. Кто во что горазд, то и слушают. Иногда вот такую тошноту. Сам-то я ничего сюда не приношу. У меня музыка только на компактах.

Не включая больше ничего, они доехали до чермета.

Въезд на свалку черных металлов прикрывали высокие двустворчатые ворота, покрашенные в хаки. Судя по всему, последнее обновление краски было очень давно. Она приобрела могильно-серый оттенок, вспучилась множеством пузырьков и кое-где лопнула под кавернами ржавчины. Короче, никаких хороших ассоциаций. Сразу понятно – тут свалка.

Из-за ворот выглядывала высокая труба из красного кирпича, лениво коптящая в небо серым дымом. На трубе были цифры, означающие дату ее постройки. Но разобрать можно было только единицу и девятку. Две последние цифры заросли толстым слоем копоти, пробивавшейся через широкую трещину в кладке.

Крохин посигналил. Ворота медленно расползлись в стороны. Прямо по курсу на фоне подножия трубы красовалась гора ржавого лома, состоящего из каких-то перекрученных, покореженных стальных конструкций. Из всего этого эффектно торчал кусок вышки электропередач с белоснежными фарфоровыми изоляторами.

Оперативник проехал мимо этого декаданса в сторону шиферной будки с развевающимся на крыше российским флагом. На синей полосе флага красовался череп со скрещенными костями.

– Интересный тут народ работает, – усмехнулся Комбат.

– Не то слово! – покачал головой оперативник.

Остановив машину возле будки, Крохин вылез из салона, достал сигарету.

С громким скрипом дверь будки открылась, и на пороге появился еще молодой человек с всклокоченными огненно-рыжими волосами, неопрятной, такой же рыжей бородой и в майке, на которой красовался автомат Калашникова.

Этот запоздалый юноша точно увлекался учениями всяких умных людей вроде Бакунина или Кропоткина. И в толстой самокрутке у него – не табак. И будка эта, вполне возможно, когда-нибудь взлетит на воздух вместе со всем содержимым и еще половиной свалки. Да, публика точно веселая.

Кадр из будки пошел к ним. Оказалось, что он заметно хромает на правую ногу. И вообще, такое чувство, что она не работает у него как надо.

– Привет! – проворчал кадр. – Ты тот мент, что звонил утром?

– Да, я тот мент, – ответил Крохин без малейшего смущения.

– Ништяк. Я тебя постарше представлял, если честно. Ой, ты не обращай внимания. Это специальная трава для легких. Иссоп называется!

– Ага. Хороший небось, голландский.

– Отличный иссоп, только не голландский, а наш. Из Чуйской долины! Кто-нибудь хочет легкие подлечить?

– Нет, спасибо, – улыбнулся Комбат.

– О! Меня Костей звать, можно Скелетом. Отсюда и символика на флаге, не имеющая ничего общего ни с пиратами Роберта Стивенсона, ни с анархией – матерью порядка!

– А автомат тогда почему? – спросил Комбат.

Костя криво усмехнулся уголком рта. Ничего положительного в этом проявлении чувств не было.