Текст книги "Слепой в шаге от смерти"

Глава 4

Допив кофе и расплатившись с официантом, Сиверов почувствовал, что хочет спать. При желании он мог бы не спать еще сутки, двое, сохраняя при этом ясность ума и быстроту реакции. Но это – если мобилизовать волю, настроиться. А сейчас Сиверов намеревался расслабиться – стать самым обыкновенным человеком, одним из многих, что едут поездом, переносящим за одну ночь из Москвы в Питер.

Зайдя в тамбур своего вагона, Глеб увидел одного из недавних соседей по ресторану – худощавого, длинноволосого. Он стоял, глядя в окно, за которым ничего не было видно, и курил. Стоял неподвижно, лишь в правой руке позвякивал, сверкая никелем, пружинный эспандер. Мужчина вертел эспандер так быстро, что за его пальцами практически невозможно было уследить. Цилиндрик то совершал несколько оборотов по часовой стрелке, то замирал, а затем резко поворачивался в другую сторону, почти тут же изменяя плоскость вращения.

Длинноволосый даже не взглянул на Глеба. Он умудрялся затягиваться без помощи рук, причем сигарета в его губах оставалась неподвижной. Сиверов точно помнил, что погасил свет, когда покидал купе, но теперь из приоткрытой двери в коридор пробивался луч.

«Неужели кого-то подселили?» – подумал Глеб, недовольно морщась.

Ему не хотелось сейчас никого видеть, не хотелось ни с кем разговаривать, даже если придется обменяться всего несколькими фразами. Когда Глеб отодвинул дверь, то увидел, что в его купе сидят трое мужчин: двое запомнившихся ему еще в ресторане, те, чей приятель курил сейчас в тамбуре, и третий, разительно отличающийся от них.

Это был довольно приятный, добродушной внешности немолодой уже командировочный, в костюме, при галстуке. Перед ним на столе лежал пухлый бумажник. Картежник, сидевший у окна, уже сдавал карты, неловко разбрасывая их на три одинаковые кучки.

Первым желанием Сиверова было сказать «пошли вон!», но он моментально оценил обстановку.

«Произошло, скорее всего, так, – восстанавливал последовательность событий Глеб. – Мои соседи по ресторану, трое картежников, из другого вагона. Отследили лоха, едущего в командировку, оценили – при деньгах ли, потом представились, мол, познакомились друг с другом в купе, а соседкой оказалась старая занудливая бабка. Есть колода карт, а во что играть вдвоем? Не дурака же раскидывать двум интеллигентным людям! Вот и пошли искать третьего. А у командировочного в соседях, скорее всего, женщина с ребенком или бабуля-пенсионерка, у него играть не сядешь, вот и нашли пустое купе, где ни багажа, ни одежды, в картишки перекинуться. Приятель на стреме стоит, в тамбуре курит, но чуть что – вмешается. Обыграют лоха, деньги третьему передадут. Если командировочный скандалить начнет, милицию искать, с них и взятки гладки – почудилось ему, что в карты играл. Где доказательства? Где колода, где деньги. которые он спустил? Или же по-другому рассчитали: втроем играть начнут, мужик у них немного выиграет, а потом, как бы случайно, длинноволосый подойдет, подсядет. Включится в игру и всех троих облапошит. Заберет деньги и уйдет. Эти двое, конечно же, командировочного утешать станут, мол, не тебе одному не повезло, мы тоже все спустили».

– Что вы смотрите так на нас? – довольно дружелюбно спросил один из картежников. – Только начали, первая раздача.

– На деньги играете? – поинтересовался Глеб.

Мужчины переглянулись. Больше всех засмущался командировочный.

– Оно понятно, вроде бы и запрещено в поездах на деньги играть, но какой интерес попусту карты бросать? Люди мы интеллигентные, даже если кто и проиграет, за нож хвататься не станет, – командировочный весело рассмеялся.

– Да и я не из полиции нравов.

Глеб не стал объяснять, что это его купе, взглянул на уже разграфленный, но еще не заполненный столбцами цифр лист бумаги, поверх которого лежала ручка, и спросил:

– А мне можно присоединиться?

Быстро, так, что это мог заметить только Сиверов с его обостренным вниманием, двое картежников переглянулись. Один едва заметно кивнул, мол, пусть садится.

– Присаживайтесь, отчего партию не расписать.

На четверых даже интереснее получится.

Лысоватый мужчина в очках стал собирать карты, несколько штук уронил, умело изображая неловкость.

"Почти как у Гоголя в «Мертвых душах», – подумал Сиверов:

– «…Давненько я не брал в руки шашек». «Знаем мы, как вы давно не брали в руки шашек».

– Дверь, наверное, прикрыть стоит и защелкнуть, – предложил Глеб, что сам и проделал, после чего подсел к командировочному.

Посмотрев на него, Сиверов сразу же понял, что объяснять ему сейчас что-либо бесполезно, не поверит. Ну как ему втолкуешь, что его хотят облапошить, что двое добродушных мужчин, сидящих напротив – карточные шулера?

– Много ставить не будем, по пять долларов на кон, – сказал один из шулеров, вытаскивая из кармана пятидолларовую банкноту.

«Умен, – подумал Сиверов, – вместо „баксов“ сказал „долларов“. Интеллигентности себе добавляет не только очками в золотой оправе, но и манерой говорить».

– У меня зеленых нет, – предупредил командировочный, – я по курсу, – и отсчитал рублями.

Глеб вытащил из внутреннего кармана бумажник и развернул его так, чтобы сидевшие напротив шулера увидели, что денег там довольно много.

«Пока все мои деньги не выиграют, не успокоятся, так что момент окончания игры и то, какой кон будет последним, зависит только от меня».

Он положил в банк, в роли которого выступало чайное блюдце, десять долларов и взял пять сдачи.

– Начали.

Командировочный играл довольно хорошо, не сделал ни одного глупого хода, хотя карты у него были неважные. К концу первого кона Глеб, прекрасно помнивший карты шулеров, пришел к выводу, что выиграть должен один из них. Но они поддались, сдали командировочному банк с небольшими деньгами, воодушевляя его на дальнейшие подвиги.

«Азарт разжигают, – мысленно усмехнулся Глеб. – Следующий банк сдадут мне, нужно постараться не проиграть и изобразить', будто меня тоже захватила игра».

Вновь зашелестели карты. Ставки немного поднялись, ровно настолько, насколько разогретым показался шулерам азарт игроков.

«Посмотрим, что вы нам дальше предложите», – и Сиверов почувствовал азарт, но не тот, на который рассчитывали противники, а другой – азарт охотника, выследившего дичь, пока еще не подозревающую об опасности.

На этот раз оба шулера, игравшие в одну руку, сделали все, чтобы банк взял Глеб. Как он ни старался испортить игру, ему это не удалось.

«Да, ребята, у вас класс довольно высок, играете в поддавки на уровне мастеров спорта».

Сон как рукой сняло.

– Ваша очередь сдавать.

Глеб хотя и умел перепускать карты из рук в руки не хуже заправского шулера, потасовал колоду как обычный лох, а затем раздал карты. Ставки в банке пока не повышали.

– Успеется, – рассмеялся шулер в маскарадных очках, – дорога длинная, к тому же, я по собственному опыту знаю, что поспать удается только в двух случаях.

– В каких же? – поинтересовался Глеб, заранее зная ответ.

– Когда или вы все деньги выиграете, или они.

Мне сегодня что-то не везет. Ну да ладно, все-таки домой еду, можно и с пустым кошельком заявиться.

– А вот я в командировку, – забеспокоился лох, но, взглянув в свои карты, не смог скрыть довольной улыбки.

Сейчас шулера разительно отличались от тех невозмутимых мужчин, которых Глеб приметил еще в ресторане. Теперь их лица лучились улыбками, свои притворные чувства они выражали довольно бурно.

«На мой взгляд, они переигрывают, но для командировочного – в самый раз. Интересно, кто-нибудь из них хотя бы для приличия разочек сорвет банк полностью или же будут играть как против полных идиотов?»

По коротким вопросительным взглядам, которыми обменялись шулера, Сиверов понял, что именно это они в данный момент и решают. По отставленному мизинцу одного из них он понял, что банк решили все-таки забрать для приличия. Затянут время, зато выиграют психологически.

Игра продолжалась бурно, командировочный разошелся, у него даже подрагивали руки. Шутка ли, едва сел за стол, а уже выиграл столько, сколько лежит в кошельке. Можно позволить себе и гульнуть в командировке на деньги, о которых не знают ни жена, ни начальство.

Сиверов аккуратно подсчитывал в уме суммы всех проигрышей и выигрышей.

«Игра приближается к развязке, – понял Глеб, когда его кошелек опустел на две трети. – Сейчас дадут выиграть мне, потому что командировочный теряет голову и готов ставить на кон практически все. Но они не дожмут его до конца, оставят ему ровно столько, чтобы он мог поднять ставки в банке в следующем кону – так, чтобы своей неумелой игрой он заставлял меня повторять и повторять ставки. Вот тогда в последний момент они и рванут банк с моими и его деньгами. Может, оставят по десятке или двадцатке долларов, чтобы мы не умерли с голоду. Ну, ребятки, вы просчитались. Кажется, мне удалось убедить вас, что я полный лох в картах, так что вы не готовы к сюрпризам».

Пока игра оправдывала предсказания Глеба.

Банк отдали ему.

– Увы, два снаряда в одну воронку не падают, – засмеялся Глеб, складывая деньги аккуратной пачкой. – Раз сейчас я выиграл, значит, следующий банк возьмет кто-то другой.

Сквозь узкую щель приоткрытой двери купе он увидел, как по коридору прошелся длинноволосый, поигрывая эспандером.

«Заждался. Вы-то надеялись, что будете играть вдвоем против одного, а получилось два на два, хоть командировочный и не подозревает о таком раскладе».

– Ух, – выдохнул сосед Глеба, немного побледнев. Только сейчас до него дошло, что кошелек его изрядно истощился и оставшихся денег на прожитье не хватит. А значит, есть только один шанс – выиграть.

– Ставки повышаем или играем на фиксированной? – поинтересовался шулер.

– Конечно, повышаем, – воскликнул желающий отыграться командировочный.

Сиверов даже восхитился, с каким умением шулер в очках повышал ставки. Делал он это так тактично, что противиться ему было практически невозможно. А его напарник подыгрывал, то и дело качая головой, хлопая себя по ляжке:

– Разорите вы меня, ребята, ой, разорите! Хоть карта и плохая, но не могу остановиться.

Улыбка исчезла с лица командировочного. Он кусал губы, методично повышая ставки, чтобы перебить их, оставив за собой право диктовать условия игры. Глеб чуть прищурился, великолепно разглядев отражение карточных вееров в глазах игроков, сидевших за столиком, затем запустил руку в кошелек, вытащил все деньги, которые в нем оставались, и положил на стол.

– Ото! Игра пошла по-крупному.

– Крупные дома остались.

– Люблю так. И хочется, и боязно, словно с бабой в первый раз.

Лучшие карты оказались на руках у командировочного, но он распоряжался ими неумело. С одной стороны, из-за волнения, ведь ему ужасно хотелось сорвать огромный банк, с другой стороны, шулеры, играющие в одну руку, выманивали у него самые ценные карты. Лишь одна карта на руках у командировочного вызывала у Глеба сомнения. Но что такое одна карта, когда все остальные – словно экспонаты с ВДНХ в советское время? На это и рассчитывали шулера, но, как выяснилось, не только они.

– Ставлю все, – сказал шулер в очках и положил остаток выделенных на игру денег в блюдечко, которое уже полностью скрылось под купюрами: там были и доллары, и российские рубли, и даже несколько украинских гривен.

Теперь командировочному и Сиверову предстояло сделать выбор – выйти из игры, потеряв все, что успели поставить в банк, или ставить на кон оставшуюся наличность.

Дрожащей рукой командировочный бросил последние рубли на блюдечко.

– Тоже на все, – перебить ставку он уже не мог, денег не хватало, зато оставалась надежда открыть карты.

Но лишь в том случае, если бы Глеб поставил ставку меньшую, чем ставка шулера, уверенного в выигрыше. Глеб отлично разыграл одержимость азартом, и профессиональный шулер был уверен, что все деньги Сиверова уже лежат на столе.

Продолжать играть простачка Глебу уже не хотелось. Он посмотрел на соперников бесстрастным взглядом и вытащил две сотенные купюры из нагрудного кармана рубашки.

– Я разменяю, – тихо сказал Сиверов, положив деньги в банк. – Ставлю сто пятьдесят и пятьдесят сдачи.

– Мужики, вы что! – забеспокоился командировочный. – У меня же больше ни гроша! Как же так, дайте шанс отыграться!

Его никто не слушал.

– Не мешай, – шулер полез в карман пиджака.

Глеб знал, денег у них с собой немного, они не стали бы рисковать – на случай, если командировочный после проигрыша позовет милицию, но кое-что в запасе имеется, скорее всего, сотни две.

– Двести.

– А я пятьдесят. Открываем карты? – улыбнулся второй шулер, зная, что у него на руках одна из старших комбинаций.

Глеб спокойно дождался, когда оба профессионала откроют карты, затем положил на стол свои, прикрыв ими карты соперников. Во время игры он времени зря не терял: воспользовавшись тем, что его считают полным лохом, перед своей раздачей сделал вид, будто потягивается а сам припрятал две крупные карты под воротник куртки, которые затем незаметно и вставил в «веер», сбросив в колоду лишнее.

– Н-да, – только и смог сказать шулер в очках.

Командировочный сидел молча, еще не осознав, что проиграл все до последнего рубля.

С легкой улыбкой Глеб собрал деньги, сбил их в небольшую пачку и засунул в карман.

– С вами такое впервые? – участливо спросил он.

– Нет, второй раз в жизни вчистую проигрываюсь, – тяжело вздохнул командировочный. – Зарекался уже не играть.

– У вас совсем не осталось денег?

– Совсем.

– Вот вам двадцатник.

Поскольку командировочный не мог даже пошевелить рукой от огорчения, Глеб сунул ему двадцатку в нагрудный карман.

– Надо еще сыграть! – тут же оживился проигравший. – Ставлю двадцать.

– Нет.

– Почему?

– Я ухожу, – спокойно сказал Сиверов, – спать хочется.

– Э, мужик, погоди! Этот выпал из игры, но с тобой сыграть можно, – первая растерянность шулеров проходила. Мало того, что они не выиграли, так еще и просадили свои деньги. – Непорядок, всегда отыгрываться дают.

– Да катись ты! – Глеб вышел за дверь, быстро задвинул ее и прошел в тамбур, причем сделал это так быстро, что оба шулера, выбежав в коридор, не могли понять, в какую сторону он пошел. А потому разделились, рванув в противоположные концы коридора.

Глеб стоял в тамбуре, прислонившись к подрагивающей металлической стене, за круглыми стеклянными окошечками которой подрагивали стрелки манометров. Сквозь стекло в двери он увидел одного из шулеров, но тот заходить в тамбур не рискнул и тут же исчез.

"А командированный, – спокойно подумал Сиверов, – сидит себе в купе и не знает, что делать.

В такие моменты человек тупеет. Интересно, на что он надеется? Думает, сейчас кто-нибудь вернется и отдаст ему деньги, принесет «на блюдечке с голубой каемочкой»? Вроде бы и неглупый мужик, а берет в руки карты и тут же переходит на другой уровень мышления и поведения".

Тем временем трое шулеров совещались в другом тамбуре.

– Да я тебе говорю, – шипел лысый, сняв очки, – он карты из рукава вытащил!

– А вы куда смотрели? – длинноволосый опустил эспандер в карман.

– Кто же мог подумать? Я не проследил. Он лохом прикинулся, а потом поздно было что-то предпринимать, мы расслабились.

– Расслабляться никогда нельзя. Идем. Где он?

– В другом тамбуре стоит.

– Странно, – удивился длинноволосый, – я бы на его месте в одном из купе залег, там, где рядом люди есть.

– Может, деньги уже не при нем? – засомневался третий.

– А куда он их спрячет?

– Ну, не знаю, в люк на потолке или в распределительный щиток.

– Ничего, разберемся. Нас трое, а он один.

Никто из них не выделялся особо крепким телосложением, все-таки работа профессионального шулера скорее умственная, чем физическая. Они прошли мимо купе, в котором, окаменев, не отрывая взгляда от разбросанных на столе карт, сидел командировочный. Только эти карты и остались у него как воспоминание об игре.

Глеб абсолютно спокойно посмотрел на длинноволосого, шагнувшего в тамбур. Двое приятелей выглядывали из-за его спины. С минуту они молча буравили Сиверова глазами, словно изучали, оценивали.

– Значит, так, мужик, – наконец решился длинноволосый, опустив правую руку в карман пиджака, – ты отдаешь нам наши деньги, себе оставляешь деньги лоха. Так будет справедливо.

– Не понял. Почему это я должен отдать деньги? Они мои, я их выиграл.

– Ты карты в рукаве припрятал! – пошел в наступление один из шулеров.

– Когда? Если ты видел, то почему не сказал?

– Да чего с ним разбираться, навалились!

Глеб скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что не боится нападения. Длинноволосый колебался, но двое его дружков наседали сзади.

– Сейчас я тебе морду подправлю!

Ловкости длинноволосому было не занимать.

Даже Глеб не успел толком рассмотреть, как тот выхватил из кармана раскладную бритву. Блеснуло лезвие, такое острое, что могло разрезать волос в полете, и длинноволосый махнул им перед собой, подобно тому, как художник делает мазок на холсте, резкий, но в то же время абсолютно точный.

При этом движении кисть нападавшего оставалась расслабленной, а глаза смотрели на Сиверова.

Длинноволосый не следил за бритвой, она словно бы жила сама по себе. Этот взмах бритвой был настолько виртуозен, что Глеб успел только подставить руку, но перехватить запястье нападавшего не смог.

Лезвие легко разрезало кожу куртки и, сорвавшись на металлическую дверцу распределительного щитка, жалобно скрипнуло. Длинноволосый тут же отступил на полшага, чтобы не дать противнику дотянуться до себя. На расстоянии, умело орудуя бритвой, он опасен, но в рукопашном бою поражения ему не миновать, и длинноволосый понимал это.

– Достал! – заверещал лысый шулер, пробираясь вдоль стены в дальний угол тамбура, где стоял тяжелый лом, оставленный проводницей, чтобы сбивать лед со ступеней.

– Дурак ты, мужик, – холодно констатировал длинноволосый, поигрывая бритвой. – Отдай деньги, и мы уйдем.

Лысый, добравшись до лома, схватил его двумя руками и на полусогнутых ногах двинулся к Глебу. Тяжелый лом он держал так, как китобой держит гарпун, изготовившись со шлюпки ударить в спину киту.

«Вот тут вы и прокололись», – подумал Сиверов, делая вид, что не замечает лысого.

Длинноволосый понял ошибку своего приятеля и зашипел:

– Стой, кретин!

Но лысый не слышал: если в картах мог побороть свой азарт, то вид разрезанной куртки Сиверова вскружил ему голову. Он подумал, что сможет одолеть этого с виду не очень-то крепкого мужчину.

– Не хотел наши отдавать, так отдашь все!

Третий шулер смотрел, не идет ли кто по коридору. И в тот момент, когда лом пошел вперед и лысый уже не мог остановить движение рук, увлекаемых тяжелым металлом, Сиверов присел, рванулся к нападавшему и сбил его с ног.

Тяжелый лом ударился в металлическую дверцу, а нападавший полетел на длинноволосого.

Несколько ударов ногами – и оба они скорчились на полу. Носком ботинка Глеб отшвырнул бритву в угол и бросился за третьим шулером, убегавшим по коридору. Он настиг его в три прыжка и, схватив за шиворот, развернул к себе лицом.

– Мужик, мужик, ты чего? – запричитал шулер. Глаза его были широко открыты и буквально остекленели от ужаса, язык парализованного страхом мужчины едва ворочался во рту.

– Есть еще вопросы?..

– Мужик, да я ничего, я…

Глеб рванул его так, что затрещал воротник пиджака, и поволок за собой. Затем бросил на пол.

Даже не пытаясь сопротивляться, жалобно скуля, шулер пополз в угол – туда, где лежала бритва, он надеялся схватить ее. Глеб опередил его, подхватил бритву с пола и с размаху ударил лезвием о дверную ручку. Закаленная сталь легко сломалась, словно лезвие было сделано из стекла, обломки со звоном упали на металлическую подножку. А Сиверов припечатал ботинком руку шулера, которой тот тянулся к бритве. Шулер взвыл от боли и досады: даже для обыкновенного человека повредить руку, значит, наполовину выпасть из жизни, а для шулера это означало полную потерю трудоспособности.

– Руки! – крикнул Сиверов.

Длинноволосый сжался, спрятав ладони под себя.

Он был готов терпеть удары в спину, в живот, в голову, – лишь бы оставили в покое кисти.

– Руки! – приказал Сиверов, поддав лежащего ногой.

– Мужик, все, мы поняли, что напоролись.

– Ты еще скажи, больше не буду, – Глеб нагнулся и, схватив длинноволосого за рукав, вытащил его руку, в которой еще совсем недавно была зажата бритва. И вновь каблук опустился на пальцы.

Третий шулер уже смирился со своей судьбой.

Стоило Сиверову лишь посмотреть на него, как он сам вытащил из-под живота дрожащую правую руку и положил ее на рифленый металлический пол вагона, затем, зажмурившись, сжал зубы и приготовился к удару.

– Живи, урод! – бросил через плечо Сиверов, выходя в коридор и захлопывая дверь.

Шулер никак не мог поверить в свое спасение.

Он боялся подвоха, боялся, что стоит открыть глаза, и мучитель вернется. Он стоял на коленях и ждал.

Первым поднялся длинноволосый, прижимая кисть к животу и морщась от боли.

– Ты только посмотри, Паша, – причитал его приятель, прикасаясь кончиками пальцев к сломанной руке, – этот гад мне кость раздробил!

Шулер, стоявший на коленях, наконец открыл глаза. Пошевелил пальцами, чтобы убедиться, что они целы; пальцы слушались.

– А меня… – затараторил он, – меня забыл.

Забыл обо мне!

– Козел! – сплюнул длинноволосый в сердцах и, схватив своего приятеля за руку, резко вывернул ее.

Хрустнул сустав. Избегая смотреть друг другу в глаза, они гуськом двинулись по коридору. Сдержанные стоны перемежались с руганью.

Сиверов вошел в свое купе. Командировочный сидел все в той же позе, в которой его оставили, и тупо смотрел на разбросанные по столу карты. Даже стук двери не привел его в чувство. – – Эй!

– …

Глеб сел напротив и постучал ладонью по столику. Командировочный встрепенулся, посмотрел на Сиверова ничего не понимающими глазами, несколько раз моргнул, затем взгляд его стал более осмысленным и наполнился безмерной ненавистью. Пока Глеб разбирался с шулерами, горе-картежник успел о многом подумать, он проклял не только тот день, когда впервые взял в руки карты, но и самого себя, а главным образом того, кто унес его деньги.

– Что, хреново? – грубовато спросил Сиверов.

– Хреново, – покачал головой командировочный. – И зачем я только сел играть? – он приподнялся, будто собрался уходить, а затем безвольно опустился на полку.

– Резонный вопрос.

– Водки нет? Забыться хочется. Напился бы до чертиков, чтобы ничего не помнить. А приеду в Питер, как-нибудь выживу. Хотя… Я ведь никого не знаю.

Сиверов достал бумажник, вынул из него деньги и принялся сортировать купюры. Это было несложно сделать: рубли и гривны ставил только командировочный, тогда как Глеб и шулеры играли исключительно на доллары. Каждую купюру командировочный провожал тоскливым взглядом, глаза его бегали, но прикоснуться к деньгам он не пытался. Сиверов спрятал доллары в портмоне и протянул командировочному пачку рублей.

– На, держи.

– Что? – тот замер, не решаясь поверить.

– Держи, говорю, свои деньги.

– Да… Что?

– Или ты хочешь, чтобы я пошел и отдал их шулерам?

– Вы.., мне.., их.., возвращаете? – с трудом выговаривал слова командировочный, он был настолько подавлен, что не мог произнести все предложение на одном дыхании, цельно, и каждое слово звучало как бы само по себе.

– Больше никогда не садись играть на деньги с теми, кого не знаешь.

– Да-да…

Рука командировочного слегка дрогнула, затем потянулась вперед. Именно потянулась, он не мог заставить себя двинуть всей рукой, действовали лишь пальцы. Перебирая ими по столу, он постепенно приближался к деньгам, опасаясь, что над ним продолжают издеваться, и стоит ему коснуться денег, как пачку вырвут. Наконец его ладонь легла на рубли.

– Не бойся, забирай.

– А почему.., вы это.., делаете, а? – теперь командировочному удалось произнести по два слова за раз, и фраза приобрела хоть какое-то подобие смысла, но глаза его по-прежнему были стеклянными.

– Нравится мне так делать, – недружелюбно усмехнулся Глеб.

Он не любил людей, подверженных азарту, тех, что пытаются нажиться на других. Ведь командировочный рассчитывал поживиться за счет шулеров и, окажись он в выигрыше, без зазрения совести сгреб бы все деньги, ни с кем не поделившись.

«Вроде бы мужик еще способен кое-чему научиться, пусть берет», – подумал Сиверов.

– Я.., я.., с вами сейчас рассчитаюсь, – слова вновь мешались, путались.

Командировочный принялся лихорадочно отсчитывать деньги, подвинул тонкую стопочку к Сиверову.

– Я бы все равно их проиграл, берите. Спасибо вам большое, – и он опасливо покосился на дверь, боясь увидеть там вернувшихся шулеров.

– Не бойся, они не вернутся. Деньги спрячь и больше не доставай, пока в Питер не приедешь.

– Да, но это же неудобно.., перед вами.

– Неудобно было садиться в карты играть. У меня свои есть, – Глеб забросил бумажник во внутренний карман куртки и принялся рассматривать порез на рукаве.

Бритва разрезала не только куртку, но и подкладку, прошлась даже по свитеру, связанному Ириной.

– Они вам одежду попортили?!

– Вижу, – кивнул Глеб. Он, казалось, потерял всякий интерес к командировочному, который, похоже, только сейчас сообразил, что сидит в чужом купе.

– Я, если можно, к вам переберусь, это будет удобно?

– Честно говоря, я рассчитывал ехать один, ну да все равно спать ложиться. Вы, надеюсь, не храпите? – Глеб снова перешел на «вы».

– Нет-нет, что вы! Да и уснуть я, пожалуй, не смогу – нервы, разволновался.

Деньги никак не хотели прятаться в карман, купюры почему-то непременно вставали поперек.

– Я даже за вещами заходить не буду, – глаза командировочного бегали, он все еще боялся встречи с шулерами. – Ничего с ними не станется, в купе приличные люди едут.

– Что вы им сказали?

– Сказал, что, возможно, вернусь только утром.

– Ясно.

– Деньги тут, документы тоже. Спасибо вам.

– Вы уже благодарили.

Глеб, чтобы его меньше доставал попутчик, забрался на верхнюю полку и попросил:

– Погасите, пожалуйста, свет.

Скажи он сейчас «прыгай в огонь», командировочный сделал бы и это. Сиверов разделся, накрылся простыней.

Поезд мчался в ночи. Пассажиры в соседних купе угомонились, спать оставалось не так уж много. Тщательно закрыв дверь на задвижку, командировочный устроился на нижней полке. Дышал он неровно, взволнованно, но старался поменьше шуметь, и чем больше старался, тем хуже получалось.

«Спать! – приказал себе Сиверов. – Спать!»

Даже если бы сейчас поблизости грохотали пушки, специальный агент ФСБ по кличке Слепой заснул бы легко и спокойно.

"Вот же человек, – думал командировочный, – впервые такого встречаю. Выиграл деньги и отдал.

Интересно, кто он такой?"

Но сколько ни думал, так и не смог подобрать подходящей профессии для Глеба Сиверова. Ему показалось, что Глеб не спит, слишком уже тихо лежал, но беспокоить не решился. Вскоре уснул и сам, нервное истощение дало о себе знать, и, конечно же, вопреки обещаниям, захрапел.