Текст книги "Исповедь дивергента. За кулисами большой политики и большого спорта"

Глава 2
Правые и либералы

Думское закулисье

К своему первому депутатскому дню я готовился, как первоклассник к первому сентября. Долго выбирал костюм, рубашку и галстук. Чтобы, с одной стороны, было празднично и солидно, а с другой – не слишком ярко и вызывающе. Достаточно было медийных скандалов, связанных с ожиданием прихода в Думу экстравагантного шоу-бизнесмена, чтобы не дразнить гусей еще и броским прикидом. Позже я устроил в «Голден Паласе» благотворительный аукцион и распродал все свои гламурные сценические костюмы, коих у меня осталось великое множество от двух пятилеток ударного труда в шоу-бизе. Вырученные 25 000 долларов я передал в детский дом для ВИЧ-инфицированных детей. А пока что с гордостью прикрутил свежевыданный депутатский значок и отправился на свое первое в жизни заседание. Значок, кстати, сделан с напылением из золота и драгметаллов. А коллега Митрофанов в качестве VIP-подарка на день рождения друзьям-депутатам даже дарил такие же значки с рубинами, бриллиантами и аметистами.

Не могу сказать, что я сильно нервничал, но ощущение похода на экзамен все-таки присутствовало, я чувствовал себя приподнято, но не сказать что комфортно.

Кабинет мне выделили по остаточному принципу. Был он в непрестижном новом здании парламента и представлял из себя скромный пенал, в котором депутат делит свое рабочее пространство с двумя помощниками. После привычных апартаментов в своем офисе этот тесный закуток слуги народа, прямо скажем, показался мне довольно угрюмым. Потом я неоднократно пытался поменять его на кабинет большего размера с приемной, но меня всегда обходили зампреды комитетов или более авторитетные, проворные и раньше избравшиеся депутаты. Я даже пытался договориться и коррумпировать руководство Управления делами парламента, ведавшее распределением всех депутатских благ, да так и не преуспел в этом, оставшись на три года в этом закутке.

И, конечно, все время, свободное от думских заседаний, проводил в своем бывшем офисе «Вульф Груп» в Гусятниковом переулке, переоборудовав его часть в «Общественную приемную депутата Вульфа», о чем и гласила золотая табличка на входе в офис.

Переход из «Единства» в СПС

Управление делами парламента, равно как и фракция «Единство», чье мнение о необходимости отказаться от мандата я так изящно проигнорировал, не горели желанием принять меня в свои объятия. В тот момент я не был, конечно, никаким оппозиционером, но гордость собственную имел и уж точно не был готов засунуть куда подальше свое мнение. К тому же, памятуя поговорку «Насильно мил не будешь» и подловатую нервотрепку, устроенную мне при получении мандата, я был вполне себе обижен и совсем не стремился в лоно провластной фракции, отвечая на ее нелюбовь абсолютной взаимностью. История получалась забавная: я стал диссидентом поневоле, избравшись в Думу по спискам «Единства», но не вступая в одноименную фракцию. Меня не звали – я не просился. Ситуация сложилась патовая, но долго так продолжаться не могло, и это понимали все. Мы еще раз посоветовались с коллегами из «Поколения свободы» и решили сыграть на опережение и сделать первый шаг.

Нас стало пятеро – депутатов от «Поколения свободы», избранных в Думу по спискам «Единства». На встрече я сразу сказал, что не пойду в «Единство», даже если позовут, так как, во-первых, обижен, а во-вторых, уже было объявлено о грядущем объединении с лужковским «Отечеством» в единую провластную партию.

Я уже писал выше, Лужков и его команда прочно ассоциировались у меня с тем, против чего я всегда выступал и в жизни, и в политике, – с архаичностью, непрозрачностью, консерватизмом, реваншизмом, традиционализмом, коррупцией и клановостью. В свое время диссидент Синявский сказал про отношения с советской властью: «У меня с ней противоречия эстетического характера». Точно такие же ощущения у меня вызывало «Отечество» – неповоротливое, посконное, колхозное, совковое, несовременное, убивающее вокруг себя все новое, свежее и непохожее.

Москва стала яркой проекцией того, как бы выглядела страна, стань, не дай бог, её Президентом Юрий Лужков. Клановый бизнес, откаты в конвертах, чудовищная градостроительная политика и архитектура, откровенно криминальные элементы, «решающие вопросы» в мэрии и около нее, жирные самодовольные рожи важных чиновников, сплошная ярмарка меда и дурного вкуса, и всё такое затхлое. Возможно, вы возразите мне, что почти всё это мы наблюдаем и сейчас, без Лужкова. Всё – да не всё. Как говорится, есть нюансы, и меня как человека, тонко различающего оттенки и всегда видевшего дьявола в деталях, эти нюансы сильно коробили, вызывая «противоречия эстетического характера».

Не сильно любили Лужкова и мои коллеги-«поколенцы». На общем сходе решили уходить из «Единства» вместе. Кроме Игоря Динеса, моего однокурсника и товарища по истфаку МГУ, решили меня поддержать и остальные – Баранников, Семенов и Коптев-Дворников, за что я им до сих пор очень благодарен. Откуда уходить – было понятно, но предстояло решить, куда. КПРФ, ЛДПР, «Отечество» и «Российские регионы» не рассматривались по определению.

Никогда не понимал политиков, мигрирующих из одной партии в другую с противоположными идеологическими платформами. Из КПРФ в «Единую Россию», из «Яблока» в ЛДПР – и всё это в попытке сохранить статус, должность, карьеру или депутатский мандат. По-моему, это самое обыкновенное блядство, и нет ему ни объяснения, ни оправдания. За эту беспринципность и не любят политиков, причем не только у нас – везде. Конечно, политика – это искусство компромисса, но его границы каждый для себя устанавливает самостоятельно. Для меня состоять в партии, идеи которой мне не близки, – за гранью возможного. Для многих моих друзей-приятелей эта грань находится гораздо дальше. Мне часто приходится в приватных разговорах слышать от многих партийных функционеров, в том числе из числа руководящих, что они никогда не голосуют за свою партию на выборах, поскольку симпатизируют оппозиции. Не берусь ни судить, ни упрекать, но для меня такой внутренний конфликт интересов невозможен и даже, простите за патетику, аморален. Но при этом я считаю абсолютно нестыдным и правильным участие многих профессионалов исполнительной власти в системе госуправления, даже если их политические убеждения расходятся, например, с «Единой Россией».

Работа на государство очевидно не равна работе на партию власти, и меня никогда не коробил образ цеховых, индустриальных спецов, «буржуазных специалистов на службе пролетарской революции». Именно так я себя сам и ощущал в то время, когда работал чиновником в крупных государственных проектах. Но заниматься политической деятельностью (а партийная, депутатская работа – это именно политическая деятельность) при условии несогласия с генеральной линией я бы точно не смог.

Был еще вариант уходить в независимые депутаты без фракции. Но это казалось крайним выходом и немного попахивало маргинализацией. В дальнейшем целый ряд достойных людей стали независимыми депутатами, но реально на что-то влиять вне фракций они не могли, а нам хотелось реальной политики.

Таким образом, оставались «Яблоко» и СПС. Обе фракции находились условно в демократическом спектре и идиосинкразии не вызывали. С лидерами – Явлинским, Лукиным, Немцовым и Хакамадой – у нас были хорошо отлаженные личные и рабочие отношения; Семенов когда-то был помощником Лукина и возглавлял молодежное «Яблоко», Коптев был помощником Хакамады, я был хорошо знаком с Немцовым и Хакамадой по своим медиапроектам.

Конечно, правоцентристский СПС, выбравший бизнес и молодежь в качестве ключевых электоральных групп, был нам гораздо ближе, чем лево-социал-демократическое «Яблоко», апеллировавшее в первую очередь к возрастной, частично обнищавшей советской интеллигенции, не вписавшейся сначала в перестройку, а затем и в рыночную экономику. Решено было идти к Немцову с Хакамадой. «Сватовство» прошло на редкость быстро, душевно и эффективно. Лидеры правых были в восторге от перспективы заполучить в свои ряды четырех знакомых им молодых депутатов, да еще и переходящих из провластной фракции.

Здесь-то и произошло самое интересное. В Думе уши есть везде и у всего. О нашем визите в кабинет Немцова быстро стало известно в рядах «Единства». Самостоятельный уход четырех молодых депутатов из провластной фракции был, конечно, серьезным ударом по репутации последней, и допустить этого не могли ни фракционные лидеры, ни их кураторы из Администрации Президента. На информационных лентах практически одновременно появились сообщения о нашей пресс-конференции в «Интерфаксе» с анонсом нашего перехода из «Единства» в СПС и заявление фракции «Единства» об исключении из фракции Баранникова, Семенова и Коптева-Дворникова за какую-то странную надуманную херь, типа нарушения фракционной дисциплины или дисциплины голосования, или что-то в этом духе. По возможности исключили бы и меня, но, к счастью, я в думскую фракцию «медведей» не вступал. В действительности, конечно, никакими фрондерами мои друзья не были, если не считать того, что они голосовали против, например, ввоза на территорию РФ ядерных отходов для захоронения вопреки фракционному решению.

Очевидно, истинная причина этих сообщений – не допустить в обойму общественного мнения саму вероятность того, что кто-то добровольно уходит из партии власти. Тем временем редакцию «Интерфакса» стали бомбардировать звонками из Администрации Президента и, по уверениям интерфаксовских журналистов, даже свеженазначенный Министр МВД Грызлов звонил главреду агентства с просьбой-рекомендацией отменить пресс-конференцию.

По счастью, это были еще счастливые вегетарианские времена, когда политическая разновекторность и плюрализм даже внутри властных элит, а также старомодно понимаемая журналистами и редакторами СМИ свобода слова позволяли главным редакторам федеральных СМИ проигнорировать рекомендации «из-за стены». Сегодня ситуация уже другая: самоцензура, моральный и профессиональный упадок в журналистике сделали такую ситуацию невозможной. Власть выступает отныне в таких случаях монолитно, без оттенков и полутонов. А тогда пресс-конференция наша состоялась, прошла успешно, вызвала огромный ажиотаж в СМИ и стала главным информационным событием дня.

Вечером того же дня мы все вместе и поодиночке перебывали практически во всех информационных студиях всех ведущих каналов и стали на один день самыми популярными думскими обитателями. А наутро нас позвал к себе Немцов, похвалил за пресс-конференцию и с огромным удовольствием сообщил нам, что отныне мы – фрондеры федерального масштаба и попали «к Путину на карандаш», причем в буквальном смысле слова.

В тот момент СПС считался модернистской либеральной правой ногой власти, в памяти еще были свежи предвыборные лозунги 1999-го: «СПС – в Думу, Путина – в Президенты». До посадки Ходорковского, ставшей рубиконом и моментом истины для Немцова и Хакамады, решительно и окончательно переведшей лидеров правых и саму партию в разряд политической оппозиции Кремлю и Путину лично, было еще долгих два с половиной года. Пока же Путин с Немцовым прекрасно общались в разных официальных и неофициальных форматах, и до личной вражды и обоюдной неприкрытой неприязни, сложившейся в последние годы жизни Немцова, вплоть до его убийства у стен Кремля, было еще очень далеко.

В то утро Немцов рассказал нам, что вечером встречался с Путиным и проинформировал его о переходе сразу четырех депутатов из «Единства» в СПС. Путин, по его словам, очень удивился, видно было, что утренние новости прошли мимо него, усмехнулся: «Что, уже и из “Единства” бегут?» – взял лежавший рядом блокнот и карандаш и записал под диктовку Немцова наши фамилии: «Коптев-Дворников, Баранников, Семенов, Вульф». Борис иронично спросил: «Не расстреляют?» Президент подыграл: «Вроде не должны». Какова судьба этих карандашных записей, остается только догадываться. Может, были переданы Суркову с вопросом: «А это еще кто такие?» Или скормлены президентскому шрёдеру (прибору, не экс-канцлеру) в кабинете, сразу после ухода Немцова. Хотя, конечно, так хочется все дальнейшие свои проблемы в жизни, политические ошибки и поражения, провалы и факапы в бизнесе, плохую погоду прошлым летом в Москве и вылет московского «Динамо» в ФНЛ связать с попаданием в тот приснопамятный карандашный список Путина-2001…

Союз правых сил

Мы наслаждались эспеэсовской вольницей, которую создал во фракции Борис Немцов. Пожалуй, это было самое яркое коммьюнити свободных, независимых и успешных людей в моей жизни на сегодняшний момент. В отличие от других фракций здесь царили свобода, плюрализм и демократия. Во фракционном регламенте было зафиксировано право каждого депутата не соглашаться с решением фракции и не выполнять его в случае, если он публично заявил об этом заранее на заседании фракции. Речь шла в первую очередь о свободе голосования.

Степень свободы в СПС, как и должно быть в либеральной партии, конечно, не шла ни в какое сравнение с провластными фракциями, коммунистами или жириновцами, где депутатам зачастую отводилась роль винтиков в голосовательной машине, решения же принимались либо партийными вождями, либо в кремлевской Администрации.

Санкции за нарушение консолидированного голосования, палочная дисциплина и отказ от какой бы то ни было самостоятельности едросовских депутатов смотрелись просто каменным веком. Сколько раз приходилось мне слышать в кулуарах от видных и не очень, заслуженных и так себе, молодых и пожилых народных избранников, что вот за эту «гадость», «мерзость», «глупость», «подлость», «пиздец» и т. д. они бы никогда не проголосовали. Но партийная дисциплина заставила, и они просто, чтобы не мараться, выходили из зала в момент голосования, предоставив проголосовать товарищам по партии по его карточке… А так-то они, конечно, против проекта бюджета, закона Димы Яковлева, отмены губернаторских выборов, ввоза ядерных отходов, ЕГЭ, возвращения советского гимна, ограничения свободы митингов и т. п.

Колоссальный разрыв между действиями и мыслями части политических элит (а депутаты точно к ним относятся), который был так характерен для эпохи застоя и последних дней советской империи, в последние годы все более прогрессирует. И создает, на мой взгляд, определенные предпосылки для серьезных изменений политической системы, которые в создавшейся ситуации могут быть реализованы как легитимными, так и псевдореволюционными путями.

Вершиной всего этого парадокса является тот факт, что часть партийных функционеров и высокопоставленных чиновников настолько находятся во внутреннем конфликте интересов между совестью и кошельком, бытием и сознанием, что на выборах, призывая свой электорат и «окучивая» свою паству, сами не голосуют за свою партию или ее кандидатов. Видимо, пытаются таким забавным образом найти искупление и внутренний компромисс…

На мой взгляд, эта внутренняя нелояльность значительной части элит – одна из главных угроз стабильности политической системы в ее нынешнем формате и гегемонии сегодняшней правящей группировки. Я не верю ни в какие революционные сценарии в России, не хочу революций и боюсь их. Но если и ожидать в обозримом будущем каких-то серьезных политических изменений, то только за счет конфронтации элит, часть из которых находится под прессом колоссального внутреннего диссонанса между тем, что думает, и тем, что делает.

Немцов, Хакамада, Гайдар, Кириенко, Крашенинников, Сергей Адамович Ковалев, Ремчуков, Юшенков, Надеждин… Известные фракционные депутаты, знакомство с каждым из них я считаю настоящим подарком судьбы. Фракция формировалась так же, как и «Единство», по блоковому принципу, люди в ней собрались разные. Была группа «гайдаровцев» во главе с самим Егором Тимуровичем, начинавшая свою политическую карьеру еще в ДВР в Думе прошлого созыва. Была правозащитная команда с Ковалевым, Рыбаковым и Юшенковым. Молодые бизнесмены-технократы, зашедшие с «Новой силой» Кириенко. Были старые друзья и соратники Немцова и Хакамады, такие как Боря Надеждин. Ставленники Администрации Президента и посланцы крупных спонсоров-олигархов, как экс-гендир «Базового элемента» Костя Ремчуков или бывший министр топлива и энергетики Сергей Генералов…

Правую молодежь представляла наша четверка. Мы закрывали последний кубик логического пазла, состоящего из трех основных целевых аудиторий СПС – «старых» демократов ельцинского призыва, ориентированных прежде всего на либеральную интеллигенцию, представителей бизнес-сообщества, привлеченных Хакамадой, и кириенковскими провластными «младотехнократами», и, собственно, молодежного электората, приведенного Немцовым, рокерами из тура «Ты – прав!» и теперь переданного нам на попечение.

Без сомнения, наш союз с правыми был просто классическим вариантом win-win, при котором все участники консорциума получали только плюсы, дополнительные ресурсы и перспективы для развития.

Принимая нас во фракцию, Немцов обещал предоставить нашей четверке достойное представительство в руководстве и свое обещание сдержал – Саша Баранников стал Заместителем руководителя фракции, а я возглавил специально сформированную молодежную комиссию СПС и вошел в состав Федерального Политсовета партии.

Впрочем, это было чуть позже, а пока на повестке дня стояло проведение Учредительного съезда СПС, призванного юридически объединить партии Немцова, Кириенко, Гайдара и Хакамады в единую правую партию, фасадом которой уже являлась фракция СПС в парламенте. Подготовка к съезду и сам съезд были событиями очень волнительными и эмоциональными, мы находились в приподнятом настроении с ощущением участия в большом историческом событии. Аналогичные эмоции, правда, более спонтанные, я испытал, пожалуй, только в августе 1991 года, проведя две бессонные ночи, защищая Белый дом.

На съезде одним днем (изначально запланированным) дело не обошлось. Приняв все программные документы партии, обсудив Устав и политическую повестку дня, делегаты приступили к выборам руководства партии. Сперва голосовали за состав Федерального Политсовета партии, а затем, уже из состава вновь избранного Политсовета, нам предстояло выбрать Председателя Федерального Политсовета, который становился по сути главой партии, её политическим и исполнительным руководителем. При этом вводился институт Сопредседателей партии, которыми стали главы образовавших СПС партий: Немцов, Хакамада, Гайдар и Кириенко, а также главный партийный стратег и идеолог Анатолий Чубайс. Так как Кириенко к тому моменту уже был назначен полпредом Президента в Приволжском федеральном округе и приостановил свое членство в партии на момент нахождения на госслужбе, то эту функцию в партии выполняла замещавшая Кириенко Любовь Глебова, впоследствии руководитель Рособрнадзора, Россотрудничества, замполпреда в ПФО, Замминистра здравоохранения, ныне сенатор. Верная соратница и правая рука Кириенко, Люба уже во фракции была энергичной и властной женщиной, впрочем, смешливой и обаятельной в личном общении, но, конечно, конкурировать на политическом фоне Гайдара, Чубайса, Немцова и Хакамады она не могла.

Было уже за полночь, когда дошло до голосования по кандидатуре Председателя Федерального Политсовета. Кадидатур было три. Егор Гайдар, Борис Немцов и один из делегатов, избранный член Политсовета Алексей Кара-Мурза, историк, публицист, брат Владимира Кара-Мурзы-старшего, выступил в роли самовыдвиженца. Делегаты проголосовали, был объявлен перерыв для подсчета голосов и подготовки решения. После перерыва, около двух часов ночи, усталые, сонные делегаты вернулись в зал. Бодрый Гайдар, хлебнув в перерыве пятьдесят граммов коньячка, чтобы не заснуть, приветствовал всех исторической фразой: «Слабые люди не создают сильных партий».

Председателем большинством голосов был избран Немцов, ставший первым среди равных (Сопредседателей), лицом партии и человеком, принимавшим все операционные решения. Конечно, именно такой человек и должен был возглавить правую либеральную партию в России. Здесь необходимо рассказать особо о Борисе Ефимовиче Немцове, царствие ему небесне.

Немцов

В моей жизни было не так много людей, которых я мог бы назвать своими кумирами. В спортивном детстве безусловным кумиром для меня был наш прославленный хоккеист Александр Мальцев. Возможно, динамовцем я стал во многом благодаря ему, его яркой и нестандартной, умной манере игры, которая была всегда феерична и непредсказуема. На стене в моей комнате висело несколько плакатов с Мальцевым, а под плексигласовым стеклом на видавшем виды рабочем столе – огромная куча вырезок из «Советского спорта» и других изданий с фотографиями Мальцева и статьями о нем.

Позднее, в студенческие годы, место главного кумира в моей жизни занял Вячеслав Бутусов. Заслушанные до дыр магнитофонные кассеты «Наутилуса Помпилиуса», последние деньги от степухи, потраченные на посещение всех московских концертов кумира, постер из журнала на стене, аляповатые значки и майки с изображением лидера «Нау», серьга в левом ухе, манера одеваться… Все студенчество прошло у меня под знаком Бутусова, при том, что, конечно, я слушал взахлеб много разной музыки и ходил на разные концерты и музыкальные вечеринки. Даже ездил с друзьями на выходные на поезде из Москвы в легендарный ленинградский рок-клуб на Рубинштейна, чтобы послушать Цоя, БГ, «АВИА», «Телевизор», «Зоопарк» и другие культовые рок-команды.

Но Бутусов всегда был для меня номером один, именно моим, отражающим мое восприятие мира, музыкантом. Сейчас я изредка читаю и смотрю его интервью, удивляюсь тем изменениям во взглядах, которые мне трудно принять, и при этом все равно остаюсь преданным поклонником его музыки, готовым быть толерантным к любому его выбору своего пути в жизни, творчестве и идеологии. Это в моей парадигме называется любовью: ты принимаешь человека полностью и не осуждаешь его искания, даже если они тебе не близки.

К сожалению, поляризация и радикализация российского общества последних лет привели к бесчисленному количеству примеров обратного свойства. Многие псевдолибералы готовы клеймить позором, к примеру, Сукачева, Кинчева, Бутусова за то, что те «не оправдали их ожиданий». А псевдогосударственники при активной поддержке государственных СМИ начали шельмовать Макаревича, Шевчука, Гребенщикова, предъявляя им претензии по поводу их политической позиции и личного выбора. Но ведь они ни вам, ни мне, ни стране ничего не должны. Их ответ – перед самими собой, перед семьей, близкими, перед Богом. Правильно сказал Аршавин: «Ваши ожидания – это ваши проблемы». Кто мы вообще такие, чтобы судить, а в особенности их – наших кумиров, которые помогали нам учиться жизни, расти, взрослеть, влюбляться? Какое наше собачье дело, стал ли Бутусов «православным охранителем» и «певцом режима», а Макаревич «агентом госдепа» и «пятой колонной»? По мне, так все флаги, гимны и «крымы» мира не стоят одной такой песни, как «Я хочу быть с тобой» или «Марионетки».

Вот что удивительно. Я до сих пор лично не знаком ни с Мальцевым, ни с Бутусовым, хотя, конечно, род занятий и круг общения позволяли и позволяют познакомиться. Почему? Не знаю… Может быть, подсознательно я боюсь разочароваться в кумирах, увидеть вблизи какое-то несоответствие реальности придуманному образу? Возможно, это тот же самый эффект: мы легко подходим знакомиться на вечеринке со всеми окружающими людьми, кроме тех, к кому испытываем действительно большую симпатию и интерес. Боязнь несоответствия, отказа, разочарования? Или, может быть, найти повод и все-таки познакомиться, рассказать о том, как много они значили для меня, моего становления и моего развития? Ведь познакомился же я так с Горбачевым.

Но вот с Немцовым – случай другой. Хотя в политику я пришел отчасти благодаря ему как ролевой модели, но моим кумиром до личного знакомства он совершенно точно не был. Нравился, был симпатичен однозначно, но не более того. Горбачев был моим кумиром в политике, ранний Ельцин, но не Немцов. Но к концу 2001 года я уже был его самый преданный поклонник, и именно Борис занял то место в моей душе, которое ранее оккупировали Александр Мальцев и Вячеслав Бутусов.

Я часто думаю о том, какой была бы наша страна и наша жизнь, если бы Президентом стал Борис Немцов. Неизменно прихожу к выводу, что мы жили бы в совсем другой стране. Будучи политиком и чиновником с огромным стажем, Немцов один из немногих представителей этой братии не скурвился, не «улетел в космос» и продолжал оставаться прежде всего человеком в любых карьерных обстоятельствах. На вершине федеральной власти и во главе региона, в думской оппозиции и в несистемном уличном протесте Борис всегда был искренним, ошибающимся и развивающимся живым человеком, а не идолом, иконой, ВРИО бога и прочими ипостасями, в которые превращаются все политики, начальники и обитатели верховного властного олимпа. Спустя всего пару лет они бронзовеют на своих должностях, теряют связь с реальностью в окружении трусливой подобострастной и услужливой свиты, предпочитающей говорить своим визирям только то, что те хотят услышать: «Вы уж простите старика за прямоту, но не могу не сказать вам эту жестокую правду прямо в лицо. Великий вы человек, ваше величество, глыба!» Слушая каждый день, как евстигнеевский король, вокруг себя это профессиональное зализывание жопы, даже изначально вменяемый человек превращается во власти в каменного истукана. Что уж говорить про тех, кто ради этого шел во власть? А ведь таких – большинство.

Немцов был совсем другим. Спорил до хрипоты и с соратниками, и с противниками, и с сотрудниками, всегда интересовался жизнью людей, с которыми работал, их мнением, был очень трогательным и внимательным к деталям, умел нравиться, завораживал, увлекал, влюблял в себя практически сразу тех, с кем начинал общаться. Помню, моя жена Лена после знакомства с Немцовым долго не могла стряхнуть с себя это наваждение его обаяния. Женщинам Борис нравился невероятно, и он отвечал им взаимностью, будучи при этом очень порядочным и честным во всех своих отношениях со своими женщинами. Это опять-таки выгодно отличало его на нашем политическом фоне среди людей, боящихся быть счастливыми открыто и делающих несчастными всех вокруг себя – жен, любовниц, любовников, детей, погружая свои семьи в атмосферу лжи, двуличия, скрытности и фарисейства. Я, кстати, всегда с ностальгией вспоминаю трогательные отношения Горбачева с Раисой Максимовной и Ельцина с Наиной Иосифовной, чему несколько раз был свидетелем в разных ситуациях. Путин совершенно очевидно заложил противоположный тренд в публичной плоскости частной жизни ведущих политиков, который радостно усвоили и подхватили многие члены его команды, такие как, например, Сергей Собянин.

Немцов был всегда подчеркнуто уважителен к своей первой и официальной супруге Раисе. Она часто приходила на различные неформальные и формальные партийные мероприятия, и на ее долю, конечно, выпало немало. Борис умел достойно и по-мужски строить отношения и со своей второй гражданской женой Екатериной Одинцовой, и позже – с Ириной Королевой, которая работала в думские годы его помощницей и ассистенткой. Он ласково называл ее «моя королева». Его любви, щедрости и харизмы хватало на всех. Конечно, он был настоящий донжуан, бабник, альфа-самец. Высокий, красивый, с низким приятным голосом, во всем его облике были сила, мощь, спокойствие и уверенность в себе, что бывает только у физически сильных и красивых мужиков, знающих себе цену и то впечатление, которое они производят на окружающих. Иногда Немцов был как мальчишка: уже после пятидесяти лет он серьезно увлекся бодибилдингом и часами занимался в тренажерке, выстроив отличное тело, потом долго хвастался мне этим, показывая бицепсы, трицепсы, кубики и иные достижения своего фитнеса.

В 2005 году Немцов работал советником у Игоря Линшица в банке «Нефтяной». Помню, он пригласил меня с Ириной к себе в гости на ужин в новую квартиру, которую купил со своих первых банковских зарплат. Это была хорошая, но вполне обычная трехкомнатная квартира в центре, с небольшим тренажерным залом на втором уровне, однако весьма далекая от тех хором, в которых принято жить людям его круга. Немцов очень гордился своей квартирой и тем, что купил ее на свои честно заработанные деньги, не в кредит. Будучи по характеру и темпераменту прожигателем жизни, любителем хороших машин, костюмов, отелей и ресторанов, Борис не был богатым человеком. Та квартира, которую он мне показывал и которой так гордился, была его первая (!!!) и единственная собственная квартира в Москве. До этого более 10 лет он жил в Москве только в служебных квартирах.

Немцов был человеком обеспеченным, но, скорее, относился, как и я, к категории upper middle-class, нежели к богачам. При этом деньги любил и уважал, как и богатых людей. Водил дружбу со всеми олигархами, но никак ее не монетизировал, легко просил для других и никогда – для себя, был кристально честным и не брал взяток, что среди сегодняшних чиновников и политиков, просто погрязших в коррупции, выглядит вообще музейным раритетом.

Вот три забавные иллюстрации на тему «Немцов и деньги».

Первая. 2002 год. Мою общественную приемную, совмещенную с находящимся по соседству офисом «Вульф Груп» в Гусятниковом переулке, ночью, видимо по наводке, ограбили так и не найденные (разумеется!) злоумышленники. Менты организуют утечку информации в СМИ (разумеется!). Тем же вечером в новостях НТВ Осокин показывает забавный для всех, но не для меня, сюжет о том, как из приемной депутата Вульфа украли «три телевизора, восемь компьютеров, 70 000$ наличными в сейфе и 96 лисьих шкурок (по описи)». Все это было проиллюстрировано смешной анимацией, как отряд лисьих шкурок покидает приемную депутата. Спешу успокоить ваше любопытство – мы сдавали часть помещений ателье-мастерской, и именно так появились, а потом испарились лисьи шкурки. Утром следующего дня меня позвал к себе Немцов. Выразил сочувствие и спросил, нужна ли какая помощь. При этом уважительно сказал про украденные 70 штук в сейфе: «А ты молодец вообще, крепко так стоишь».

Вторая. Предвыборная кампания СПС 2003 года. Я возглавляю партийные списки по Республике Коми и Республике Башкортостан и, как каждый лидер партийного списка в регионе, вместе с федеральным руководством партии занимаюсь фандрайзингом для проведения своей и партийной кампании. По договоренности часть собранных средств остается для проведения «полевой» кампании в регионе, организации региональных ивентов, оплаты региональных агитаторов, сборщиков подписей, штабных сотрудников и политтехнологов, а часть отправляется в центр, откуда централизованно оплачиваются рекламные расходы, печать плакатов и листовок для регионов, общефедеральные СМИ и мероприятия.