Текст книги "Холод, или Взгляд Змеи"

А ты кидай

Если я не луплю монстров, не сражаюсь в поединке на арене, личной или групповой, – я читаю чат, я вхожу в игровой чат и выходить мне, в принципе, почти незачем.

Потому что так я хоть ненадолго, но все же будто возвращаюсь на старую добрую Биржу.

Там, на Бирже, мы и познакомились.

Есть версия, что это название площадь возле памятника Великому Вождю получила за торговавших на ней в те еще времена, торговавших пластинками и фанатской, меломанской символикой. Есть и другой вариант осмысления – биржа знакомств, где стремившиеся выделиться из серой толпы неформалы собирались «и других посмотреть, и себя показать», блеснуть перед неформалками и присмотреть себе подружку на… Ночь, день, сумерки, полдень? Как получится, как сложится. Ну и еще интерпретация – здесь, среди массы внемассовых, среди готовых «отдать душу за рок-н-ролл», искали и находили музыкантов для своего очередного, готового потрясти сами небеса рок-проекта.

«Ой, а что это за мальчик с красным галстуком на черной рубашке?»88
  Красное и черное – цвета анархистов, «Красное на черном» – культовая песня группы «Алиса», ее лидер – Константин Евгеньевич Кинчев (Панфилов).


[Закрыть] – и пошли гулять восторги от взаимной любви к яростному и неистовому Косте. А всего-то хотел продать диск «Крематория» и урвать себе вагон и маленькую тележку счастья от трепетного прослушивания «Чужой земли»…99
  Альбом группы «Наутилус Помпилиус».


[Закрыть]

Прощай, Чужая Земля! Я отправляюсь в плавание в зыбкую постель панкушки, известной на весь город.

Меня еще с первого взгляда удивило – в нашу жару носишь майку с длинными рукавами под футболкой с черепами «Guns’n’Roses»? «А что, тебе понравились черепушки?» – и печатанный резиной крест с адамовыми головами перекочевал на мои худющие телеса. В обмен на галстук, надо учесть.

И вот так и промолчал про ее руки, изорванные шрамами, – она как-то непроизвольно выворачивала их, стоило взгляду попасть на рубцы, – выставляя напоказ вместо этого татуировки, срисованные с Кинчевских тату…

«А ты сам на гитаре не играешь?»

Пробовал. Пальцы «бегать» начали, а своего композиторского таланта нет, бросил – повторять за другими готовые мелодии не тянет как-то. Другое дело – текст. Здесь можно не хуже музыкальных темы создавать. Как? Дыхание, ритм, смысловые разрядки. Ладно. Не сейчас.

«Послушай», – из-под кровати извлечено громыхалово, и зажужжали струны:

 
«А ты кидай свои слова в мою прорубь,
а ты кидай свои ножи в мои двери,
свой горох кидай горстями в мои стены…»1010
  Яна Дягилева. Рок-певица, поэтесса, автор песен, участница панк-рок-групп «Гражданская оборона», «Великие Октябри» и других. Погибла в мае 1991 года при до конца не выясненных обстоятельствах, официальный вывод следствия – утопление в результате несчастного случая.


[Закрыть]
 

Заныло под сердцем, и что так, что так мокнут глаза? Я не могу спокойно слышать женский плач.

«А вот мое! – я даже отодвинулся к изголовью кровати, пока сидящий на ней сгусток воя вперемешку с унылью не прихлопнул дрожащей ладонью дребезжащие струны. – Как тебе?»

Эммм… Я уже оделся.

Знаешь, вот Яна. Такая женская печаль-тоска. Она пела о том, что было больно не только ей. Понимаешь? Нам всем больно от этого мира, только одни говорят о своей собственной боли, а другие – о том, что ранит не только их.

«Хорошо, – и она кинулась к двери. – Вот это тебя ранит, как меня?»

И поверх рубцов легли новые рассечения, и кровь вялой струйкой закапала на немытый линолеум.

Мы боролись на полу, в отчаянии становятся сильнее звери, не то что человек, и я пытался ухватить ее под запястья, чтобы разжались пальцы и выпустили тускло блестящую бритвочку.

Она бросилась к столу, лишившись лезвия, и, трясясь, выволокла… наверное так, словно неподъемную ношу, выволокла пачку таблеток, сглотнула и бросилась в постель, лицом к стене, в обнимку с медвежонком. Я обшарил комнату. Конечно! Конечно, упаковка новых бритвочек лежала на шкафу, у выхода из комнаты, над дверцей – чтобы и незаметно, и легко дотянуться в припадке ненависти к миру.

Возможно. Возможно, я был слишком трезв и беспощаден.

Я столько раз видел своим внутренним зрением, как Яна, раскинув руки… «то ли для объятия… то ли для распятия»1111
  Александр Башлачев.


[Закрыть] летит с моста в жадно плещущуюся воду… Столько раз стоял невидимо рядом с ней и бессильно кричал: «Не надо! Не покидай нас!», что… Что никому не могу простить такое, межпостельное…

А больше и глубже я объяснить, наверное, не смогу.

Потому что это совсем уже личное.

Когда вы

А еще якобы способность видеть, что стоит за чередой событий, можно обнаружить энцефалографией и снимками мозга.

Я вам не верю. Когда вы, объясняющие все физиологией и биохимией, услышите Слово – дрожь проникнет до глубины души, отменяя весь кислотно-щелочной бред, – тем более, когда вы увидите Образ, цепочку Образов, – а уж тем более, когда окажется, что цепочка протянулась между десятками, сотнями видящих ее – что есть бред?

Что есть вИдение, и что – видЕние?

Я читаю книги, записываю сны – свои и ваши, собеседников с электронных контактов, – и нам почти не надо встречаться, почти все удается обсудить и так.

Нет, конечно же, эта клавиатурная скоропись не сравнится с живым общением. Особенно с живым общением с московскими аналитиками. Я не знаю, чем я тогда им понравился так, что предложили помощь «в любое время, когда соизволишь приехать».

Выборы мы провалили, мы плюс другие мы – московская группа специалистов плюс сочувствующие на местах, новый губернатор решил сменить команду, поставив и в областное правительство, и в редакции периодики своих людей – бамс! И я уже на улице.

Милена давно уже собкор московского журнала в нашей провинции: «Слушай… А что, если мне пробиться в специальные корреспонденты? Ты едешь к своим в поисках столичной работы, я еду к своим в поисках печатной площади для интервью с самыми известными политологами, ммм? Сможешь посводить меня со своими знакомыми?»

Я приезжал к ней отметить ее новую публикацию. Иногда – она ко мне. Иногда она доверяла первое прочтение черновиков новых статей мне.

Вот только я не мог ответить тем же.

Пока я читал, она разглядывала «Космополитан», листала – и так мил был жест, такой смешной жест: нежные девичьи пальцы в знаке «все конкретно»…

Я никогда не думал, что знак как-то затронет меня. Все-таки мы оставляли пространство, свободное от работы, для дружбы, нетронутой делами.

Она звала меня братом – после того, как однажды мое сердце не выдержало: «Милен, не печалься, сестра». С тех пор она иногда оставалась ночевать у меня.

И то, что я не могу выбросить ее красоту из памяти, неразложимо ни на какие химикаты.

А не спеть ли мне песню?1212
  Песня Сергея Чигракова, группа «Чиж».


[Закрыть]

Милена, Милена…

Я днями напропалую режусь в игру, все как в тумане, и в нем моя волшебница швыряется льдом и огненными клубками, но при встрече с вражеским заклинателем Миленой мрет за пару секунд. Говорят, он хорошо экипирован и у него отличный скилл.1313
  Skill – умение, в данном случае умение играть.


[Закрыть] У тебя была красота, которая может убивать, и был криминальный ум.

Ноутбук ты купила не сразу. Какое-то время мы ходили в интернет-кафе – комнатку в глубине обычной забегаловки, там стояли пара компьютеров, принтер и сканер. На сайте… ммм… как он назывался-то… ну пусть pravda.org – на нем был просто невообразимый архив компромата на самых известных политиков, предпринимателей и до кучи – на актеров и певцов. Я не знаю, как ты умудрялась находить этих людей в реальности, вызнавать их телефоны и адреса, вызванивать: «Здравствуйте. Проверьте свой почтовый ящик, в нем распечатка статьи, которую планирует напечатать наш журнал, посчитайте, сколько вы готовы отдать за снятие материала с публикации». И ведь работало! Кожаный плащик от Гуччи или Версаче, «Нокия» в титановом корпусе, теперь и ноутбук – не считая походов в престижные ночные клубы – вот туда ты меня с собой не брала.

Последней жертвой был этот… как его… я говорил, что не могу ничего никому объяснить. Выходит, это не совсем так. Но что есть точно – туман в сознании, серые хлопья дымки в голове, застилающие взгляд и мешающие свести мысль с мыслью, и так большую часть дня. Но бывают прорехи в тумане, всполохи, растворения сумерек в некоем озарении – и я могу рассказать что-то, вот только волнуюсь так, что приходится пить лишнюю дозу нейролептиков, снимая тревогу.

Валерий Степанович, что ли… Как ты осмелилась замахнуться на птицу такого полета – до сих пор удивляюсь. Он в Магадане познакомился с нашим Премьером, и как-то ему сверкнуло в уме создать строительную фирму, рос, рос и вот выиграл тендер – выиграл, ага, ага – на проведение реставрационных работ нескольких залов Кремля. И ведь отреставрировал. При этом швейцарцы страшно на него обиделись и подали жалобу в Высший Европейский Арбитражный суд: дескать, помешал их фирме одержать верх в конкурсе предложений и презентаций. Даже пытались арестовать счета его фирмы за рубежом, а заодно и начать серию публикаций разоблачительных статей в «Коррьере де ла Сера».

И надо же – на «Коррьеру» он и не сморгнул, а вот тонкий намек на антикоррупционный материал в твоем журнале – и задышал так неровно, что ты оказалась у него на приеме и даже, наоборот, написала текст в защиту (!) российского подрядчика, развивающего принципы честной, достойной, самой что ни на есть конкурентной борьбы.

И твой журнал это съел. Не поперхнувшись. Премию от него и от Валерия Степановича ты отправила домой, в Орь, – твой брат так и не научился добывать деньги относительно законным путем.

Вот только я… Ты так долго уговаривала меня начать выносить файлы с работы…

Мягкий я, что ли.

Некрасовщина. «Тяжела ты, долюшка женская…»

Я еще и оправдывался: «Как ты не можешь понять: если меня на этой работе уличат в недобросовестности, кому я тогда нужен буду потом?»

И что самое интересное – ты даже описывала варианты, кому. В том числе и горцам Объединенного Имарата. Я потихоньку закипал, но меня каждый раз останавливала картина, видимая только мне и только моим внутренним зрением: хрупкая девушка, прыгающая с моста в бурлящий у быков сибирский поток…

Помнится, я тогда начал почти выходить из себя, ты тоже скрипела зубами, и вдруг: «Братец твой соскочил с иголочки? Не думаешь, что все вернется?» Помнится, я не понял и что-то доказывал тебе: что, дескать, Служба Охраны Компании в один момент может установить контроль и наблюдение, а ты так и не остановилась. Вот зачем? Зачем ты, и вот: «Не понимаю, ты хочешь верность Компании со-блюс-ти? А я? А мне ты помочь не хочешь?» И как-то вот так зазвенело в ушах.

Игла.

Ты хочешь вернуть «время иглы»?

Озноб.

«А не спеть ли мне песню?» – а не пой!

Не говорите слишком громко о любви.1414
  «Говорите тише», из фильма «Крестный отец».


[Закрыть]

Стоит того, чтобы ждать

И они говорят: «А может, ты никого и не любил на самом деле?» По их мнению, все может быть. В том числе и Диагноз, и браслет на ноге.

***

Моя панк-принцесса позвонила мне, – и такое бывает, оказывается, – и как-то быстро и мрачно проговорила: «Ну поздравляю, поздравляю, только это не значит, что ты стал лучше понимать женщину». Я не знаю, что она имела в виду, возможно, ошиблась номером, желая поздравить кого-то из своих друзей с выходом книжки – а такое у них случалось, представьте. А возможно, я стал лучше понимать Милену? Ну это уже нечто невообразимое.

Ведь мы бы так и играли в панк, если не… Да, учтите – одни играют рок, дышат им, полной грудью, другие же играют в рок. Покажите им более ярких кумиров, и они будут играть «в театр», «в футбол», «в поэзию» – что угодно, лишь бы не серость монотонной жизни, изменить основу которой им просто не под силу.

Я писал какие-то песни, друзья их играли, и она мучила меня одним вопросом: «А когда твои музыканты станут работать со мной?» Не стали. Никогда. После свадьбы, придуманной родителями, которым было стыдно перед земляками-односельчанами, что сын живет «беззаконно, бесстыдно и безбожно», ты мгновенно стала играть во вдову, несмотря на то, что я-то, в принципе-то, был еще жив. «Он не хотел с вами встречаться, поэтому я пришла одна», «Он не хотел этого праздника, поэтому, представьте, приходится пить одной», «Он не хотел, когда хотела я». Голова моя взорвалась через полгода.

Я не знаю, что это было, но сердце сжималось каждый раз, когда я видел, как ты перебираешь детские фотографии, на которых тебя уже не будет никогда, и эта малышка в платьице феи – кто-то другая, эти цветы, засушенные и заложенные в книжки сказок, – оттуда, где нас уже нет. А еще ты ненавидела, когда бьют маленьких, и мечтала, как кривоногий карапуз, обязательно похожий на Костю, в обтягивающих джинсиках и совсем таких, по ноге, берцах будет прыгать прямо по кровати… А мне казалось, ты не напрыгалась еще сама, и доверять тебе малышей – верная смерть.

Милена была на свадьбе, и смотрела как-то печально, и будто чуть заметно покачивала головой, ну и ну, и родственники подарили мне часы и ножи. Это было холодно и неуютно, и понятно стало, что все кончится плохо – истерика и случилась, когда заявился уже забытый школьный… эммм… однопартник, пусть так, и сыто-пьяно вопросил: «Братан, а почему ты не пригласил?..» – и повод для истерики обрел плотные и слышимые черты: «Я пригласила тех, кого сама хочу видеть!» – ну и все как-то растерянно разбрелись…

А еще ты возненавидела кьюров, потому что их любила моя Художница, и потому, что кассета с альбомом «Желание» была кем-то подарена Школьнице. «Восьмиклассница, мне легко с тобой»1515
  Песня Виктора Цоя из альбома «45», исполнена группой «Мумий Тролль» на проекте «КИНОпробы».


[Закрыть] – хихикала, как-то так сгорбившись и словно ковыряя мне глаза одним пальцем, что становилось страшнее, чем видеть водяную пену пузырей и брызг у основ моста, а ты все хихикала – «малолетка, дура дурой».1616
  Строка из песни группы «Дискотека Авария».


[Закрыть] Вчерашняя Школьница давно уже сдала выпускные, поступила в МГУ, обеспечивала себе учебу написанием статей на разные темы, а ты все встречала меня с работы, забившись в угол, обняв медвежонка, с лезвием в руках: «Ты звонил ей? Кому ты звонил? Откуда ты все про нее знаешь?»

Кто что про кого знал – мне неясно до сих пор, потому что, по вашим словам, «верили в мою звезду» все, а после Диагноза мне – предлагала – встретиться – только – Милена.

Восемь классов или девять – какая разница? Не трогал я ее, хотя с ума сходил.

И – да, я завязывал ей шнурки на кроссовках, подсмотрели. Чему остаться в тишине – пусть там и остается.

Возможно, еще не нашлось слов – трепетных и точных.

Вы говорите – находят себе пару даже в кандалах, не то что в браслетах терапийцев.

Откуда вам знать, есть ли у меня еще на сердце песня для кого-то?

Голый Джексон

Мы взялись за эту работу, собственно, потому, что она была нам предложена, – никаких особых причин. Неплохо было бы десятиклассникам подзаработать, тем более что классный руководитель еще и этим пионерским лагерем руководила. Под ее присмотром всё легче – и при расчете не обидят, да и до зарплаты лишней работой не наградят.

Это уже позднее, значительно позже универа некоторые собеседники будут кривиться: «Посудомой… Ффу-у-у… Шел бы вагоны разгружать на сортировочной станции». Ну, извините, не все родились Гераклами.

Работали смену через две, в смене делились – кто первые полдня на едовой посуде, кто на мытье котлов, следом менялись. Резиновые перчатки не выдерживали, лопались, мыли голыми руками со щетками или тряпицами, с изрядной порцией соды – пальцы разъедало, мозоли лопались, на розовую рванину трещин до самой мышечной плоти страшно было смотреть. Брызги из раковин летели во все стороны, струйки стекали по фартуку, голые ноги тоже набухали, их разъедало химией…

Поздно вечером шли отсыпаться в комнату в корпусе старших классов. Утром – пешком из леса на трассу и на два дня домой, домой. Кто как, а я – к книгам и кассетнику: «Гуд бай, Америка, о-о-о, где я не буду ни-ког-да-а-а…»

В лагере до сна еще надо было скоротать время, собирались с девичьей сменой одноклассниц и резались в картишки, травили анекдоты.

Это было странно – стоило мне взглянуть в окно «палаты», как кто-то в белой пионерской форме при алом галстуке выбегал из поля зрения – что-то копилось в горле и животе, какие-то клещи давили тело, выдавливали «нет-нет-нет, оставьте меня в покое» – про себя, только про себя.

«Слушай, ты как так играешь? Посмотришь в окно, и вдруг тебе везет. Там отражение, что ли?» Какое отражение, окошко распахнуто и затянуто сеткой от комаров! Не могу объяснить, что-то странное.

Это как зимой с Мишаней – ездили в другой район в салон звукозаписи, где на кассеты писали хоть с катушек, хоть с пластинки, хоть с диска – любое качество за ваши умеренные траты. Другой. Читай – чужой. Читай – шпана караулила подступы к салону со всех сторон.

«Деньги, семечки, значки, галстуки, цепочки? Нет? А если найду?» – и я спешил обратно на остановку, обобранный, красный от стыда, пока Майкл вышагивал, не торопясь, чуть ли не походкой обожаемого им Джексона.

Я же говорил – сегодня лучше не ехать, ждут нас, вот знаю откуда-то и всё! «Ага, ты прямо чудотворец. А кем я буду через десять лет, знаешь?» Знаю. Таким же самоуверенным нахалом. Некоторые черты характера с возрастом не меняются…

И вот опять этот странный звон в ушах, и словно незримые вам картинки являются мне одному: у тебя будет козырной туз, у Валюхи валеты и шестерки, а у Оксаны три дамы, что? Анекдот?

«И вот идет Андрей Первозванный и уходит под воду, а Христос поворачивается и кричит: „Андрей, не выпендривайся, иди по волнорезу, как все!“»

И тяжеленный набат вдарил в голове, словно в ней, пустой, толстенные столбы и этот стопудовый колокол – вот ваши карты, вот твои, вот ее, да, я угадал весь расклад, игра бессмысленна!

«Чудотворец», – ухмыльнулся Миха.

Это вряд ли. Так же вряд ли, как ваш проклятый анекдот!

***

И в карты я больше не играю. Так, неинтересно, ну чего привязались, не играю – и все. И анекдотов не помню. Не запоминаются. Наверное, я странный и скучный. Просто странный? Ну ладно.

Это еще куда ни шло.

Даже странный может однажды найти своих, таких же, как он. А значит, не все еще потеряно, несмотря на орду голосов во внутреннем хоре и видения средь бела дня.

Потому что я знаю, что я не один.

***

Мальчик в белом при алом галстуке? «Да они ж все там так одеты», – скажете вы и будете частично правы. Всё так, если не считать, что паренек утонул прошлым летом. Разыгрались, бегали, ловили друг друга, он решил спрятаться на том берегу. А речушка оказалась глубже и шире, чем на первый взгляд…

Когда тело нашли, оно было разбухшим. Говорят, местами водяные волдыри лопнули – розовыми трещинами до самой мясистой плоти.

«Иди по водорезу, как все».

Если бы…

***

Мы отработали две пионерлагерных смены. На полученное за разъеденные хлором руки я купил кассетник «Яуза». Классом выше, чем тот, что был у меня, да еще и стерео!

Всегда хочется продвинуться классом выше – разве нет?

Черный Крест

Говорят, я слишком мягок.

Кто говорит? Те немногие, кто слышал мои рассказы о прошлом, и те, с кем приходится контактировать, в радиусе 600 метров от дома, – а дальше черный браслет на ноге начинает отчаянно верещать, мигать и слать в эфир сигналы тревоги.

Когда Мишаня приперся в гости, я думал, брошусь на него и погоню прочь, и буду гнаться, пока дыхания хватит, и, может, даже браслет сорву. Для такого-то дела.

Представьте себе, я ведь все-таки был женат, женат на той известной на весь город панкушке. Недолго. Настал тот день, когда Милена – а они были знакомы со школы – схватила меня за локоть и вытащила на площадку у лифта, якобы покурить, и там, с ужасно почерневшими глазами, кричала шепотом – я и не знал, что такое возможно, – кричала: «Беги, беги от нее! Сама гниет и тебя в гниль тащит, беги!»

Мои родители приняли новость о разводе как само собой разумеющееся. Мать даже всплакнула: «Прости, зря мы на тебя надавили и заставили жениться на ней, зря», – и только брат, поглядев черными, застывшими глазами, полными окоченевшей мути, что-то буркнув, опять ушел в комнату.

Оказалось – из запрятанных в глубины шкафов, запертых на ключ шкатулок пропадали деньги и золото, отец что-то вопил малому, в ответ слышался слезный крик. Когда я решился поговорить с братом, услышал: «Да что вы все твердите? Конец мне, конец! Твой Кинчев не смог до сих пор слезть с иглы и колес, а я смогу, по-твоему?»

В детской на видном месте лежал уже подсдувшийся мячик с картинкой – огромный кот вальяжно так раскинулся, улыбаясь, приподняв за хвостик мышонка – из какого-то мультфильма это, точно не помню – и надпись фломастером: «Помни наше веселое детство. Майкл».

Он уже классе в пятом так начал мечтать: «Буду стоматологом, золотые зубы ставить, знаешь, как выгодно?» И стал зубным врачом, настойчивый, не отнимешь. Еще у стоматологов, кроме доступа к золоту, был доступ к обезболивающим с содержанием наркотиков…

Когда младший вынес из дома даже видеокассеты с моими любимыми фильмами, я вцепился: «Кто, кто тебе продает?» И, услышав имя, остолбенел. Тащился в соседний дом на ватных ногах.

Как? Как-ты-мог? Нет, за грудки я его не хватал. Просто отрезал: «Ему ты продавать больше не будешь».

Он приперся после стольких лет взаимного холода, на что-то надеялся, курил косячок там, возле лифта, и хвалился московским бытьем, такой бесконечный монолог: «А ты почему вернулся? Все землячество в непонятках, пропал куда-то, оказалось – дома, почему?»

Теперь это не ваше дело.

Это – к ним. Я смотрю в окно на мельтешение фигур, и вот уже стемнело, на улицах пусто, хоть машиной покати пусто – и лишь несется вдоль улиц протяжный вой, и мчится фургон, а на боку у него – Черный с серебристыми листьями СТ, Черный Крест.