Текст книги "А какие были надежды!"

– Борис Иванович, Вам валидольчику не надо? – забеспокоился он, глядя на остановившийся взгляд, побледневшее лицо и испарину на лбу Пахомова.

Пахомов не отвечал. Плотно сжатый рот, и остановившийся взгляд, однако, не сулили ничего хорошего. Касатонов быстро вышел в приемную и тихим голосом, стараясь сохранять видимость беззаботности, сказал секретарше:

– Валентина Георгиевна, принесите-ка нам коньячку и две рюмочки. Быстро! – голосом, не терпящим возражений, добавил он. Через минуту коньяк был в кабинете.

– Идите, – так же тихо скомандовал Касатонов, хоть секретарша во все глаза смотрела на бледного шефа, – мы сами разберемся! и стал разливать коньяк по рюмкам.

– Ну-ка Борис Иванович, давай! Ты человек у нас молодой, тебе еще жить и жить! А то, как бы с тобой раньше времени что не приключилось!

Пахомов опрокинул рюмку, не чокаясь.

– Вот и хорошо! – Касатонов тут же налил коньяк по рюмкам снова. Взгляд у Пахомова стал менее остекленелый, – и помни, Борис Иванович, никакой прессы! Мелентьеву своему глотку заткни! Хотя ты уже и не успеешь, похоже. Ладно, я за этим прослежу. Ну-ка, давай!

Ученые выпили еще раз не чокаясь. Бледность Пахомова стала проходить.

– Борис Иванович, ты заляг на дно, – начал давать советы Касатонов. – И звуков не подавай, тогда и оживешь года через два. Понял?

Постараюсь помочь, если сам уцелею. Я же тоже член этого Фонда. Ты ведь человек не бедный. Пристройся куда-нибудь в университет, лекции студентам почитай. А там, глядишь, все и образуется. Студенты счастливы будут, что живой академик им лекции читать начнет!

Пахомов молчал. Касатонов сменил тон на дружеский:

– Ты как умудрился свою подпись на премию за эти разработки поставить?

– Да за меня это сделали!

– Рассказывай!

– Но ведь начинал все я! – с надрывом произнес Пахомов. А потом, какие надежды были! Ну, если совсем честно, я ведь тоже мечтал о научной интеграции, о дружбе с американскими партнерами. А тему-то эту я начинал еще пятнадцать лет назад! Я, я начинал!

И что, без моего участия?

Касатонов рассмеялся.

– Знаю! Знаю! И помню все. Ну, давай по третьей! С премией тебя, Борис Иванович! С заслуженной премией!

В этот раз ученые чокнулись, а Касатонов заметил, что за здоровье Пахомова уже можно не опасаться.

– Борис Иванович, все в жизни бывает. Постараемся помочь через некоторое время. Ты приведи в порядок дачу, все домашние дела.

Уже спокойно глядя на нормально выглядящего Пахомова, Касатонов произнес, – Борис Иванович, я уж не знаю, как у тебя с Мелентьевым дела, но комиссию нашу мы распускаем, и этот фонд ты тоже распускай. У тебя 2 недели есть – на это у тебя времени хватит, чтобы разогнать их. Сделай так, чтобы фонд «Научная Инициатива» самоликвидировался. Ты же соучредитель. Лиши их площади. Всем будет лучше. И Василию Ивановичу в том числе. И не переживай. Бог даст, все образуется! И чтоб без прессы! А то Василий Иванович любит в газеты писать.

– Как там дочка? – чтобы перевести тему разговора, спросил Касатонов.

– Да у меня внучке уже пятый год, – вяло ответил Пахомов.

– Да ты что! А ты ничего не говорил! – удивился.

– Не говорил, потому что отец моей внучки – тот же хренов Василий Иванович – директор фонда «Научная инициатива»!

– Да ты что! А они живут вместе? – продолжал изумляться академик-секретарь.

– И не жили никогда. Так, встретились, и разбежались, – буркнул Борис Иванович.

– А депутаты, депутаты, мать их! – опять перевел тему Касатонов. – Дружки твоего Василия Ивановича. Делают вид, что ничего не знают, и не при чем. Как будто не они с конгрессменом встречались! Как будто не обнимали меня и тебя! И, будто не они Постановление принимали! И все на нас валят!

Открывая дверь в приемную, Касатонов веселым голосом сообщил секретарше:

– А мы тут, Валентина Георгиевна, без вашего присмотра, попьянствовали! Но надо же премию отметить!

– За вами глаз да глаз нужен, – пошутила секретарша.

Немного другой разговор состоялся в кабинете Ломова.

– Это почему это я должен уходить? Мы же с Вами столько работали!

– Он еще спрашивает!

– Мы вместе трудились!

– Даже говорить с тобой не хочу!

– А придется! – даже сейчас рожа Недогреева излучала настороженное лукавство.

– Да о чем с тобой говорить? Ты посмотри на себя со стороны!

– А чего? Скромный человек средних лет приятной наружности! – Недогреев сейчас напоминал Карлсона из детского мультфильма.

– Приятной наружности? – Ломов не нашелся, что ответить. – Ладно, есть предписание.

– А от кого, позвольте узнать?

– От кого надо!

– Понимаю, понимаю. А за что же такие немилости?

– Вот скотина! – обычно сдержанный Ломов вышел из себя, – ты скажи, кто американцам секреты Родины продавал?

– Но я тут не при чем? – Дмитрий Степанович изобразил невинность. – Вот Пахомов – Председатель российско-американского Фонда по научно-техническому сотрудничеству. Пахомова надо в первую очередь увольнять!

– Дотянутся руки и до Пахомова! – закричал Ломов. – С Пахомовым разберутся! А ты пиши заявление!

– А почему? И вообще это – нарушение прав свободы личности! Я буду жаловаться! Вы сейчас со мной счеты сводите! Я единственный Ваш конкурент на выборах. За меня проголосовало почти половина коллектива! Значит, вот вы как с конкурентом в честной борьбе расправляетесь в нашем демократическом государстве!

* * *

Примерно в это же время в 233-й комнате разговор начал Виктор Иванович:

– Что-то премию наши начальники получили, радоваться надо… а тишина какая-то.

– Н-да, Пахомов не в отпуске, а в институте не показывается, осторожно поддержал Афоня.

– Погодин зато бегает, суетится, – сквозь зубы буркнул Герхард.

– И все-таки тишина.

В комнату вошел Василий Иванович. Вид у него был потухший. Спрашивать его никто не решился. Помолчали минуту, затем Вася выдал:

– За что боролись?

– А тебе что сказали? – робко спросил Афоня.

– Даже повторять не буду…. Я буду жаловаться! Я им покажу!

Глава 5
Недогреев в поисках

Неважные дела были у товарищей. Фонд «Научная инициатива» закрыли. Борис Иванович Пахомов ушел с поста генерального директора института, и исполняющим обязанности был назначен его заместитель Погодин, с которым ни у кого из четверки, не то что хороших, а просто нормальных отношений не было. Напрямую все последние события ударили только по Василию Ивановичу.

Но Вася был стойкий, и легко переключался на новые дела. А остальным стало просто похуже. Да и денег у них стало поменьше. К тому же в августе 1998 года случился в стране дефолт, и рубль подешевел аж в 3,5 раза. И без того тощие зарплаты стали существенно меньше.

Как-то в апреле 1999 года Герхард из кабинета Погодина в очередной раз вернулся мрачный. Поняв, что что-то не в порядке, Виктор Иванович подождал минут двадцать, а потом попытался его разговорить. Он задавал незначащие вопросы о комплектации прибора, который должен был прийти в лабораторию с гранта американцев, о недостающих блоках к действующим приборам. Герхард отвечал односложно. Чувствовалось, что мыслями он далеко.

Вася Мелентьев, размышляющий про свои будущие планы и текущие неудачи, тоже мало на кого обращал внимание. Он как раз собирал документы для того, чтобы открыть небольшой бизнес по защите от излучения дисплеев. Хоть, конечно, это было несравнимо с фондом при академии наук.

Виктор Иванович обеспокоился еще больше и мигнул Афанасию. – Афоня, давай сегодня пораньше чай поставим.

– Конечно, Виктор Иванович, чайку погонять никогда не повредит, – откликнулся Афоня и пошел ставить чайник.

– Как-то там наш Санек? – решив перевести разговор на совсем безобидную тему, продолжил Виктор Иванович. – Он ведь вроде бы скоро возвращается?

– Да, пишет, что решение принял, – откликнулся Афанасий, все же некомфортно ему там.

– У нас комфортно! – с некоторым возмущением отозвался Виктор Иванович, – зарплаты почти нет, да и ту не дождешься. Вот сейчас, слава богу, за январь выплатили.

– Сложно сказать, – ответил Афоня, – он – свободный. От жены ушел. Ничего здесь не держит. Видимо, не нашел себя там. Непростой он человек.

– Непростой человек, это точно, – откликнулся, наконец, Герхард.

– Мы-то ему рады, – тут же отреагировал Виктор Иванович. – Только вот что он тут делать будет? У нас зарплаты нищенские, а его если и возьмут назад, уж точно Погодин ему много не предложит.

– Непростой вопрос, – отвечал Афанасий, заваривая чай. – надеюсь, что-то у него приготовлено. Вот недавно он письмо прислал по электронной почте, что и там ходит на какую-то китайскую борьбу. – Так ведь он и у нас какой-то борьбой занимался, – продолжил разговор Виктор Иванович.

– Насколько я понимаю, он уже несколькими стилями единоборств занимался. Санек – он в какой-то мере аристократ! – наконец-то что-то стал говорить Герхард. – Он мало говорит про свои занятия. А занимается он давно. Он начал со спортивного самбо, еще чуть ли не ребенком. Один раз засудили его, в финале каких-то соревнований. Не засудили б, мастера спорта получил бы. Сильно он переживал. – А нам никому не сказал! Я про это ничего не знаю, – откликнулся Афанасий, – так значит он кандидат в мастера по самбо?

– До мастера было совсем чуть-чуть. Он кандидат в мастера по самбо, знает ушу и бокс, и еще какую-то систему. Причем хорошо знает. Он просто человек такой, что мало про себя рассказывает.

И не все грани его души заметны.

– Николай Павлович, – начал Осколков, радуясь, что Герхард начал говорить, – что говорил Пахомов перед уходом?

– Ничего не говорил. По слухам, вызывал своих замов, поблагодарил за работу, сказал, что уходит, и представил временно исполняющего обязанности Погодина.

– Куда же он?

– Никто не знает. Думаю, пока – никуда.

– Его подставили?

– М-м… – Герхард ответил не сразу, – Так уж получилось. Ему тоже эйфория перемен вскружила голову. Я бы сказал, наступило небольшое коллективное сумасшествие. Всем захотелось что-то получить, но и что-то продать. Тут такой сюжет завернулся – писатели отдыхают. Потому что читатель подумает, что писатель – выдумщик.

Герхард сидел спиной к входной двери, и не заметил, что дверь открылась, а в дверном проеме показалась сначала рожа Недогреева, а потом и он сам. Дверь открылась тихо, без скрипа, поэтому даже для остальных сидящих за столом Афони и Виктора Ивановича реплика внезапно возникшего Недогрееву оказалась неожиданностью.

– Ой, Николай Павлович, и не говорите! Все писатели – сплошные выдумщики. Никому верить нельзя! В какое время живем, Николай Павлович! Вот на меня тут тоже написали! Да я б всех этих писателей!!! – он потряс кулаком перед лицом уже повернувшегося к нему Герхарада. – Чаем напоите?

Меньше всех ожидал внезапную материализацию духа Недогреева Герхард. Только врожденная вежливость помогла ему сохранить спокойствие. Жестом руки он указал Недогрееву на свободный стул за столом. – Чем еще закончится это писательство! Афанасий, налей-ка чайку! Ты в большую кружку лей, не жалей воды-то, хе-хе. Так вот я и говорю, пишут на меня писатели. Ох, пишут! Николай Павлович, помните, как во времена нашей с Вами молодости пели:

 
– Пусть обо мне романы не напишут.
Но чем же я мужчина не хорош?
Снимаютурки шляпы, лишь заслышат
«Ах, Жора, подержи мой макинтош!»
 

Помните? А вот про меня не один уже роман написали! И ведь я-то надеялся, что вокруг друзья! Которые помогут! Подставят плечо!

Спасут! Вытащат! Где-там! Кругом одни злопыхатели! Лишь бы подставить! Вот я и подумал – кто еще меня выручит? Пойду, думаю, к друзьям, в двести тридцать третью комнату. Василий Иванович, Вы ведь уже без апартаментов? Эх, как же они так! А сколько мы хорошего сделали, а!

Народ в 233-й был стойкий. Поэтому Афоня тут же кинулся наливать Недогрееву чай, а Василий Иванович поставил перед ним тарелку с сухарями и сушками, и даже Гeрхард пододвинул ему сахарницу.

Спрашивать, что привело столь уважаемого гостя, однако, никто не решился. Все уже знали, что либо Недогреев уже ушел с поста заместителя директора «Квазара», либо вот-вот уйдет.

Возникшее легкое замешательство Недогреев разрешил сам.

– Николай Павлович, Вы во всех науках сведущи! – начал он. Полуулыбка Герхарда стала напряженней.

– Дмитрий Степанович, вы преувеличиваете, – ответил он.

– Ой, Николай Павлович, не преувеличиваю! Ой, не преувеличиваю! – послышалось в ответ, – тут дело такое. Да вы все уже слышали, небось! Сживают меня со свету! А ведь за меня коллектив проголосовал! Вот она, демократия в действии!

Ой, не просты ее дороги! – Недогреев широко развел руки и поглядел сперва на правую руку, а потом на левую, как будто дорога демократии пролегала из конца в конец 233-й комнаты, да потерялась. – А как потомки будут благодарны нам, прокладывающим пути демократического развития!

Народ в 233-й немного очнулся от гипноза, вызванного резким появлением друга Митьки и его причитаниями.

– Так что, как дела-то? Как поживаете? – осторожно проговорил Василий Иванович.

– Василий Иванович, вот ты тоже все науки постиг! – продолжал Недогреев, – и ты прими участие в моей судьбе!

– Дмитрий Степанович, возьмите бутербродик, – сочувственно проговорил Афанасий.

Недогреев откусил полбутерброда и продолжил:

– Ребята, друзья, товарищи! Я вот скромный труженик науки, скромный доктор наук. Вот захотел сеять разумное, доброе, вечное! Вы скажите, как профессором стать можно?

– Вы хотите преподавать? – спросил Василий Иванович.

– Хочу, друг Вася, хочу! Можно сказать, с детства мечтал, – ответил Недогреев, пережевывая бутерброд.

– У Вас опыт преподавания есть? – аккуратно задал вопрос Герхард.

– Врать не буду, нету! Но всегда, Николай Павлович, мечтал! ответил Недогреев.

– А Вы что преподавать хотите? – спросил Афоня.

Этот вопрос поставил Недогреева в тупик.

– Так я, это… не думал еще. По технике что-нибудь… физика, химия… да какая разница? Я что пришел-то? Вот сейчас меня, доктора наук, профессором возьмут?

– Так Вам что надо-то? – решил конкретизировать Василий Иванович. – Преподавать? Или профессорское звание?

– Да мне все надо! – отвечал Недогреев. – Сеять, это… разумное и вечное! Ну и профессором быть хочу!

– Дмитрий Степанович, – все так же аккуратно сказал Герхард, – профессорское звание получить непросто. Это надо отработать на профессорской должности, вести аспирантов, читать лекции. На профессорскую должность вас могут взять, но могут и не взять. Но если вам нужно профессорское звание, по любому нужен преподавательский стаж.

– Чего? – лоб Недогреева перерезали морщины. – Николай Павлович, люблю я тебя, а ты мне опять мозги пудришь! Профессорское звание, профессорская должность… Меня вот недоброжелатели со свету сживают, вот я и хочу профессором стать. Мне еще Касатонов говорил, что доктора наук профессором всегда возьмут.

– Это он про должность говорил. А бывает еще звание профессора, – пояснил Герхард.

– Звание, должность… Что вы мне мозги канифолите? Объясните по-простому, чтобы и я, простой честный доктор наук, мог понять! По-крестьянски! Без интегралов с дислокациями и векторами!

Герхарад поморщился, а Афанасий, почувствовав напряжение, стал уводить беседу в сторону.

– Дмитрий Степанович, Вы в Азии бывали? – начал Афоня.

– Бывал, а что? Мне тамошняя природа больно нравится. Арбузы, дыни! – широкое лицо Недогреева расплылось в улыбке. – Плов, опять-таки!

– Ну да, природа, – продолжил Афоня, – Вы ведь ослов там видели?

– А как же! Меня даже, как почетного гостя конференции, как-то раз уговорили покататься на ишаке!

– Понравилось?

– Скотина длинноухая, понимающая, – вздохнул Недогреев, только размер не мой, ноги у меня чуть до земли не свисали. И управлять ишаком непросто! Это не автомобилем управлять, это посложнее будет! Осел – скотина своенравная! Ой, с характером! Захочет будет ишачить, а не захочет – так и не будет!

– Так вот вы сами сказали, то ишак, а то – осел.

– Ну! Так все их так и называют.

– Так вот как бы вам объяснить, – Афоня стал говорить вкрадчиво и осторожно, – вот ишак – это должность. Ишак – ишачит. А осел – это звание. Ну и со званием профессора примерно так же. И с должностью. На должность назначают, а звание заслужить надо. В 233-й повисла тишина. В глазах Герхарда плясали чертики. Афанасий невинно отвел взгляд в сторону и начал грызть сухарь. Василий Иванович тоже изо всех сил старался сохранить невозмутимость.

– Дмитрий Степанович, давайте я вам еще чаю подолью, – постарался разрядить ситуацию Виктор Иванович.

– Да, ребята, это… так мне преподавать надо начинать? – переспросил Митька. Чувствовалось, что до него дошло не все.

– Конечно! – пришедший в себя Герхард был сама доброжелательность, – а там, глядишь, и аспиранта дадут.

– Лучше аспирантку, хе-хе! – тоже начал приходить в себя Недогреев, – а вы, гляжу, парни – не промах! Ну, бывайте! Ишь, ишак – звание, осел – должность. Или наоборот? А профессор? Он ишак или осел? по лицу Недогреева было видно, что он действительно не понимает разницы. – Как бы тут не запутаться! Так кто осел? Осел-то кто?

Народ в 223-й сдерживался из последних сил. Афанасий смотрел куда-то в сторону. Герхард с шальными глазами сжимал челюсти.

Губы Василия Ивановича дрожали, и он широко открыл глаза, надеясь, что не заметят, как ему трудно не расхохотаться.

– Ладно, пойду повидаю знакомых в университете. Я давно к ним не заглядывал. Уже и забыл, когда был. Недосуг, понимаете! Все работа, работа! Спасибо, Касатонов позвонил, кому надо! Ну, бывайте! – сказал Недогреев и вышел из комнаты. Так Дмитрий Петрович начал переходить на преподавательскую работу.

* * *

В 1999 году с работой в стране было очень плохо, с зарплатами еще хуже. Народ выживал, как мог. Научные сотрудники работали «челноками» – ездили в Турцию, скупали мелкооптовые партии шуб, джинсов и курток, и сдавали все для торговли на вещевых рынках. Некоторые на вещевых рынках продавали привезенное сами. Иногда на них нападали, почти всегда им приходилось отдавать деньги крышевателям. Да какая уж тут наука! Впрочем, кое-кто, из числа наиболее преданных, в промежутках между челночными поездками умудрялся расшифровывать какие-то спектры.

Студенты и аспиранты престижных ВУЗов уезжали работать за рубеж массово. Рынок труда научных сотрудников Европы Россия насытила быстро. Американский рынок труда был побольше. Впрочем, уезжали хоть бы куда, и в Австралию, в Новую Зеландию, в Корею и даже Бразилию. Хоть бы куда. Потому что науки в России не стало.

Поэтому, что говорить, возвращение из Америки Саши Козлова назад в Россию осуждали многие. Кое-кто просто называл его идиотом. А часть знакомых из дальнего окружения просто смотрела на него, как на дурачка и лузера, не сумевшего зацепиться на земле обетованной.

Даже Николай Павлович Герхард, патриот страны и науки, и то как-то раз в электронном письме советовал Саше задержаться в Массачусетском технологическом еще на год, на два.

Глава 6
Саша возвращается в Россию. «Прощание Славянки»

Через пару месяцев, летом 1999 года, Саша Козлов вернулся в Россию. Конечно, его радостно встречали. Нет, ничего не готовили. Вышло так, что на месте собрались и Герхард, и Афоня, и Виктор Иванович, в комнате был аспирант Славик. Только Василий Иванович где-то бегал по своим бизнес-делам.

– Санька, привет! – первым приветствовал его Афоня.

– Здорово, боярин! – улыбаясь, негромко ответил Санек.

– Все-таки решил вернуться? – тут же начал Афоня. – Жить там совсем невозможно?

– Дайте человеку в себя прийти после дороги, – начал защищать Сашу Виктор Иванович. – Хоть чаем напоите.

Вы лучше расскажите, как вы тут? – смущенно уворачивался от вопросов Санек. – Как пережили конец «Научной Инициативы»? – По разному, – ответил Афоня. – Я жил на одну зарплату. Спасибо, хоть преподавание как-то спасало. Николай Павлович вот больше переживал, что вообще влип в это дело. А Василий Иванович целый месяц лекции читал!

– Да ты что! Как же он столько продержался?

– Он бы, может и еще месяц преподавал, если б не начал бизнес по выпуску компакт-дисков с лицензионным программами.

– Офигеть! То есть вы сейчас все занимаетесь лицензионными программами?

– Ну, ты, Санек, сразу всех так и обобщаешь! – ответил Николай Иванович, – не все. Афанасий, правда, тут Василию Ивановичу помогал, участвовал в его мероприятиях. Но ты не переживай, оно тоже уже накрылось!

– Быстро тут у вас! И не уследишь! Что Пахомов, что Погодин?

– Пахомов лег на дно. Ничего не слышно, по крайней мере мне, начал отвечать Афоня, – ходят слухи, что лекции собирался читать. Но пока ничего мне не говорили. А Погодин, Погодин освоился на новом месте. Мягко говоря, нам лучше не стало. Палычу особенно. – Чем ему Николай Павлович не угодил? Один из немногих, кто работает. И единственный из наших, кого всерьез в массачусетском технологическом воспринимают.

– Санек, ты и ответил… Дальше можно и не продолжать… с кривой усмешкой отвечал Виктор Иванович. – Все-таки Пахомов был ученый.

– Ничего, переживем, – попивая чаек, отвечал Герхард, – и не такое переживали.

– А у нас все – то одно малое предприятие откроется, то другое накроется. А впрочем, тут еще одна новость – Василий Иванович пошел учиться на курсы каких-то бизнес-менеджеров!

– У вас дела! Вы расскажите про эти диски с программами! Что тут Василий Иванович учудил?

– Лицензионные программы – это уже пройденный этап. Это малое предприятие уже закрыто. Рассказываю, чтобы ты общую картину представлял. Санек, ты же знаешь, Васины комсомольские друзья рассеяны во властных структурах повсюду, – начал Афанасий. – Вроде как Министерство образования озаботилось, что у нас в стране все программы ворованные. Ниша не занятая. Наш Василий Иванович получил поддержку. Начальник управления министерства позвонил ректору и попросил помочь Василию Ивановичу с площадями, потому что он будет вести деятельность, нужную Министерству и стране. А Василий Иванович, как водится, опять начал спасать страну.

– Это мы уже проходили, – рассмеялся Санек, – а к Погодину он за площадями не пошел?

– И не пытался. А может, и попытался. Но нам не говорил. Одним словом. Вася зарегистрировал малое предприятие, в прессе пустил волну о том, что надо пользоваться современными лицензионными программами. В прессе пошла серия публикаций о том, что пиратская деятельность вредит и стране, вредит и взаимопониманию стран. И ему выделили деньги на обеспечение лицензионными программами ВУЗОВ страны.

– Прямо так сразу и выделили?

– Ну не так уж прямо сразу. И не так, чтобы прямо ему. По слухам, у него в штате был родственник заместителя Министра. А секретаршей – племянница ректора университета.

– Ка-акой коллектив! – потянул Санек. Его явно начали занимать новости. Он сильно оживился.

– И даже мне удалось там поприсутствовать – недолго, впрочем, – продолжал Афоня, – в неявном виде там еще присутствовали еще и Васины дружки, – те самые, которые сдали его «Научную Инициативу» и открестились от Постановления по развитию российско-американского научного сотрудничества.

– Круто! – только и успел отреагировать Санек, а Афанасий продолжал:

– Они объясняли в Думе, как нам позарез нужны лицензионные программы. Вася зарегистрировал малое предприятие. В МИНОБре это малое предприятие записали в программу развития инфраструктуры науки. Директор департамента и Вася съездили в Америку заключать контракт. А через некоторое время деньги пропали.

– По уже заключенному контракту?

– Ну да же. Застряв между министерством и еще одной фирмой.

Слава богу, по документам до малого предприятия Василия Ивановича они не дошли. Ректор был почти вынужден уйти. Ну а Василий Иванович вынужден был закрыть свое малое предприятие. Но нас это меньше коснулось.

– Так ректор ушел? – заинтересовался Санек.

– Нет. Пособирался-пособирался, да и прекратил собираться. По нынешним временам, когда то одного олигарха прикончат, то другого посадят, это почти не нарушение.

– Да, быстро тут у вас. А дисплеи?

– Да что дисплеи! Такая же история! Еще одно малое предприятие с участием Васиных друзей в МИНОБРе! Их и разогнать не успели, – добавил Николай Иванович, – а он уже пошел учиться своему менеджменту. И сейчас, кажется, учится. А, может, уже и отучился.

– По слухам, его новая секретарша успела устроить ему скандал, что он не взял ее в Америку!

– О как! Она хоть симпатичная?

– Не то слово! Когда малое предприятие разогнали, она как раз стала победительницей конкурса красоты. И ушла в модели.

– Вот это карьера! А по образованию она кто?

– По слухам, закончила механико-математический факультет, а потом еще школу менеджеров по связям с общественностью. Которую открыл при университете ее дядя, между прочим.

– Да, мужики, это только у нас возможно! – только и произнес пораженный Санек.

– Отметь, уйдя в модели, она решила не бросать аспирантуру!

– На какой кафедре? – тут же поинтересовался Санек.

Афанасий помедлил, еще шире улыбнулся и, не спеша и, видимо наслаждаясь произносимым, проговорил:

– Математической теории интеллектуальных систем!!!

От последнего ответа Афони народ в 233-й притих. Чувствовалось, что где-то рядом была Вечность, непостижимая и необъятная!

И что ей, Вечности, какие-то наши мелкие интриги и дрязги, когда аспирантка кафедры математической теории интеллектуальных систем, победительница конкурса красоты и менеджер по связям с общественностью огорчена тем, что ее не взяли в Америку!

Помолчав, Санек сказал:

– Мужики! – чувствовалось, что Санек взволнован, – жизнь-то здесь! Тут у вас событий столько за год произошло, что в Америке бы на десять лет хватило! Да еще все бы переживали, что постоянно что-то случается! – Саша, жизнь, может быть, именно здесь, – сказал Николай Иванович, – только ведь и здесь пить-кушать надо. Ты делать-то что тут будешь?

– Мужики, я ведь, строго говоря, из института не увольнялся. а был на стажировке. То есть, мне и заявление о приеме на работу, формально, – подчеркнул Санек, – писать не надо. Другое дело, что мне в кадрах сказали зайти к Погодину, Пошел. Ну а он мне и объяснил, что формально он меня взять на работу обязан, хоть и не заинтересован. И предложил мне оклад в тридцать долларов в месяц.

– Сильно, – отреагировал Николай Иванович, – у меня хоть сто.

– Николай Иванович, если честно, я ведь в науку возвращаться не собирался. Я к возвращению готовился. Месяца три, пока не определюсь, буду получать тридцать долларов. Благо что-то скопилось. А там посмотрим. Что-то, глядишь, и подберется.

Тут-то и появился Вася. Первым делом он подошел поздороваться в Саньком, потом пожал руки всем остальным. Вслед за этим он вытащил из портфеля четыре бутылки вина и поставил их на стол:

– Ну, теперь я горы сверну! – Василий Иванович не дал никому возможности прокомментировать появление бутылок вина на столе, – одно плохо – в нашей стране нет условий для ведения бизнеса. – С таким запасом мы враз их создадим! – попытался пошутить Афоня, но Василий Иванович не дал ему закончить:

– В сущности, – продолжал он, – наша основная беда – это отсутствие целеполагания при ведении бизнеса. Мы вот Научную Инициативу организовывали, совершенно не понимая целей и предназначения этой организации. А вели наш бизнес, не отдавая себе отчет об ориентированности бизнес-процесса!

Народ в 233-й примолк. В сущности, про бизнес мечтал один Василий Иванович. Остальные сочувствовали, кивали в ответ.

– И еще. В ведении бизнеса очень могут помочь нейральные сети!

– Какие-какие? – несколько недоуменно переспросил Герхард.

– Бывает Аристотелева логика, бывает Евклидова логика, но ведь бывает и логика Эйнштейна!

Герхард сперва недоуменно покрутил головой, но потом решил не прерывать.

– Что-то, Василий Иванович, тебя опять занесло, – сказал Афоня, разглядывая этикетки на бутылках, – господин старшина, наливать? – он показал взглядом на бутылки.

– Конечно, наливай! – ответил Василий Иванович, – но вы не понимаете всей сущности бизнес-администрирования! Именно поэтому сейчас в нашей стране так востребованы западные бизнес-консультанты! Я вот тоже думаю открыть курсы и основать фирму, или хотя бы устроиться работать в хорошую консалтинговую компанию. А еще лучше полгода, или год поработать хорошей западной консалтинговой фирме, а потом открывать свою. Дисплейный бизнес пора закрывать. Ни почета, ни денег.

– Ты считаешь, сейчас у консалтинговых компаний хорошие перспективы?

– Не то слово! И для того, кто этим займется, и для страны. У нас будет цивилизованный бизнес!

– Будет? – переспросил Виктор Иванович.

– Обязательно! – горячо подтвердил Вася. – А которые шибко умные, пусть вектора у дислокаций учитывают! Или плотности электронных облаков считают! А тут страну спасать надо! Наша страна не может подняться к демократическим преобразованиям без хорошо работающей промышленности. Ее надо восстанавливать! А без современных бизнес-процессов это немыслимо!

– Василий Иванович, ты и один всю нашу промышленность спасешь!

– Виктор Иванович, Вы почти угадали! – Вася немного смутился, Меня действительно позвали в комитет по спасению нашей промышленности!

После последних Васиных слов хохот в 233-й был гомерический. Смеялся Герхард, смеялся Афоня, смеялся Виктор Иванович, смеялся бывший дипломник, а теперь аспирант Славик.

– Ну все, лично я за промышленность страны теперь спокоен! сумел сквозь смех сказать Афоня, наливая вино в бокалы.

Вася не умел долго обижаться и, чокнувшись, тут же начал описывать заседание комитета, участвовать в котором его позвали:

– Понимаете, там члены думского комитета по промышленности, директора заводов! Но они нуждаются в организации бизнес-процессов!

– Василий Иванович, это нам надо? – спросил Виктор Иванович.

– Конечно, надо! Промышленность-то в кризисе!

– И что, твои кризис-менеджеры ее спасут?

– Ребята, эффективный кризис-менеджер, это – ого-го!

– Иго-го? – переспросил Афоня.

Ефрейтор Раздолбаев, ты меня с ослом не сравнивай! – весело огрызнулся Василий Иванович и продолжил:

– Вы не понимаете, все страны, оказавшиеся в кризисе, рано или поздно встают с колен. Я вот даже подумываю организовать компанию по подготовке кризис-менеджеров!

Две бутылки опустели. Никто не обратил внимание на название вин. Отметили то ли что-то итальянское, то ли французское. Где-то в промежутке Николай Иванович отвел Сашу в сторону и сказал:

– Боюсь я. Боюсь я за Николая Павловича! Я и сам толком не пойму, а он почти ничего не говорит. Но он, как струна! Уверен, это от пакостей Погодина. Что-то с грантами и деньгами. Саша, – Николай Иванович продолжал говорить очень негромко, почти шепотом, – ты тут, конечно, ничем не поможешь. Но, во первых, имей в виду. А во-вторых, тоже постарайся и внимание обращать. А может. и поразвлечь его чем. Ладно? – он почти заискивающе посмотрел Саше в глаза.