Электронная библиотека » Андрей Ждань » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Паника"


  • Текст добавлен: 29 декабря 2021, 13:36


Автор книги: Андрей Ждань


Жанр: Триллеры, Боевики


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

12

Наверное, моя первоначальная идея и вправду была глупой и самонадеянной.

Изначально в моей голове выстроился стройный план, включавший в себя безмятежное пересечение Северного Бикон Хилла и триумфальное проникновение в даунтаун через восточный Интернешнал дистрикт. Я не так часто попадал в ситуации, которые предусматривают попытки скрыться от полиции в условиях постоянного привлечения внимания к твоей персоне. Поэтому, я, прокрутив в голове все виденные и перечитанные варианты побега пришел к выводу, что нужно делать все наоборот. В книгах и фильмах обычно все заканчивалось скверно для убегающего.

И, в принципе, все шло сносно. Пока я усиленно выдавал себя за праздно шатающегося члена американского среднего класса в уютных кварталах аккуратных частных домиков, я, словно растворился в благополучии, которое исключает наличие убийц, шатающихся средь бела дня. Во всяком случае я повторял это себе, словно мантру.

Чертова старушка. И обезвоживание.

В этом районе я успел заметить лишь багажник патрульной машины, скрывающейся за поворотом тенистой улицы. И то, я не до конца уверен, что это была полиция. В моем воображении, детективы в последнюю очередь рассматривали такой маршрут беглеца.

В самом деле, куда подастся новоявленный преступник? За город, в леса благословенного штата Вашингтон. Потом в Канаду. Кстати – отличная идея, нужно будет ее обдумать, когда выпадет возможность. Если выпадет. Или в подвалы неблагополучных районов, в попытке слиться с локальной маргинализированной толпой. Или под мост – последнее прибежище обитателей городского дна. В моем, сформированном массовой культурой сознании «под мостом» выглядело как-то так.

По злой иронии судьбы я оказался именно под мостом. Вернее, под эстакадой шоссе номер пять. Инцидент со старушкой изрядно подкосил меня. Я не готов к таким потрясениям, да никто не готов. Еще утром я задумчиво курил, прокручивая события и планы предстоящего дня, и вот где я теперь.

Попробовав подсчитать вышибающие из колеи события, еще не окончившегося дня я ощутил неприятное головокружение и аритмию. Убийство человека (предполагаемое, но все же), нападение на противную старуху, практически инфаркт при виде патрульной машины. И все-таки страшило не это, а предстоящее. Я понимал, что приятных моментов в моей жизни не предвидится.

Отчаянной рысцой преодолев лесополосу, отделявшую Бикон от, по-моему, дороги на аэропорт, я оказался под эстакадой. Это место в полном смысле соответствовало моему представлению понятия «под мостом». Резкий, затхлый запах мочи и сырости, горы мусора, от которых воняло разложением и рвотой, тяжелый, взрывающий голову шум автомобилей над головой, серый цвет бетона, превратившийся в светло-черный оттенок отчаянья. Не хватало только толпы бездомных, греющихся над костром из тряпья в ржавой бочке.

Только я успел подумать об этом, как одна из гор мусора зашевелилась и на меня уставился глаз. Сощурившись, я рассмотрел лысую голову, с клочками грязных прядей, ниспадающих на лицо, с крупным, не раз ломанным, носом и бледной, землянистой кожей. Второй глаз скрывала солидных размеров гематома.

Мы уставились друг на друга. Бездомный, а судя по всему, это место он и называл своим домом, внимательно изучал меня своим мутным взглядом. Я замер, словно лиса, которую застукали в курятнике. Рассмотрев его и оглядевшись вокруг, я кивнул:

– Привет.

Ответа не последовало, лишь заерзали его руки под заскорузлым пледом, который покрывал это существо непонятного возраста, пониже груди. Похоже он подозревал что сейчас его будут бить и грабить. В моей голове мелькнула мысль, что это не такая и плохая идея – нанесу еще одну засечку на воображаемый приклад своих подвигов. Ограбленный, еле двигающийся бездомный будет органично смотреться в ряду со старушкой, толстой афроамериканкой возле банкомата и тем мертвым мужчиной.

Я выставил вперед руки, показывая пустые ладони и дружелюбным голосом сказал:

– Спокойно, я не причиню тебе вреда. Я хочу торговать. – Господи, как же глупо это прозвучало, словно я собирался вести переговоры о покупке портфеля акций какой-то нефтяной компании.

Недоверчиво смерив меня выцветшим глазом (и вызвав ассоциации с Оком Саурона), человек заплетающимся языком произнес:

– Что тебе нужно? – похоже он был сильно пьян. Может все-таки ступить на проторенный путь асоциальной личности, познанный сполна мною сегодня. У такого субъекта могла быть масса вещей, которые могут быть полезны для меня, в моей-то ситуации. Да найди я дырокол на дороге – и тот бы прихватил.

– Одежда есть?

Странно, но бездомный, ни капли не смутившись, кивнул на тележку из супермаркета, заваленной барахлом, что стояла в шаге от него. Я подошел к ней, не спуская глаз с «продавца» и размышляя, что он прячет под одеялом. Дойдя до тележки, я погрузился в изучение смрадной кучи барахла, скашивая зрение в сторону своего нового друга.

Спустя некоторое время я выудил из кучи вещей совершенно разного назначения и вида, начиная от облезлой джинсовой юбки с блестками и вплоть до собачьего поводка с ошейником с биркой «Бигби» (я совсем не хотел знать эту историю), несколько тряпок сравнительно сносной кондиции. Голубая выцветшая футболка с логотипом «Баскин Робинс», темно-зеленый худи с символикой университета Нотр-Дама и, видавший виды, потертый рюкзак непонятной марки и формы. Положив эти вещи перед бездомным я вопросительно взглянул на него.

– Сто баксов. – шепеляво бросил он, даже не взглянув на них.

– Ты с ума сошел?! Здесь барахла на пятерку, от силы.

– Сто баксов. – Повторил он, недобро прощупывая меня взглядом.

– Ладно. Двадцать долларов плюс вон та кепка. – Я кивнул в сторону бейсболки с непонятным значком.

– Сто баксов. – как заведенный вторило одноглазое существо.

– Слушай, я ведь решил отнестись к тебе с уважением. Так? Я предложил тебе честную сделку, предложил цену, куда большую, чем кто-то когда-либо предложил бы за этот хлам. Господи, да кому он вообще нужен?! Я мог просто проломить тебе череп и взять все что мне нужно!

Плед сполз и на меня уставился еще один глаз – черный и бездонный, глаз дула пистолета. Да что ж это за страна, в которой даже нищий имеет оружие!

– Это место не похоже на модный бутик, придурок. – бездомный выплевывал слова с омерзительным акцентом южных штатов. Они звучали недобро и убеждали меня, что собеседник был действительно пьян. Но годы пребывания в таком состоянии научили его весьма эффективно мыслить вне зависимости от количества влитого в себя пойла. – А ты похож на того, кто готов выложить сотню за одну только кепку. Так что ты или даешь мне сто, пока цена не поднялась до двухсот, или проваливаешь отсюда к дьяволу. А двинешься в мою сторону, малышка Кэтти, – он сверкнул глазом в сторону пистолета, – снесет твою голову. Так или иначе, но сдается мне, что свою сотню я все равно заимею.

Я стоял в растерянности. Похоже меня отымел грязный, выброшенный на обочину общества, бездомный. Я неуверенно потянулся к карману, мужчина меня одернул, приподняв пистолет.

– Спокойно, я за деньгами.

– Смотри не балуй, старушка Кэтти быстра, как стерва. – последние слова он изрек с иррациональной любовью и нежностью.

– Что ж она не показала свою скорость, когда тебе разбивали лицо? – язвительно поинтересовался я, отщитывая в кармане пять двадцаток. Покажи я их, и деньги стали бы собственностью этого придурка и его «старушки».

– Пошел ты. – досадно и почти беззлобно бросил он.

Достав смятые купюры, я бросил их ему на одеяло, они моментально исчезли в свободной руке гения продаж. Секунду поколебавшись я переодел футболку, натянув на себя новую, пахнущую формальдегидом и грязным телом майку Баскин Роббинс, которую наверняка раздавали бесплатно в рамках какой-то очередной маркетинговой акции. Худи я повязал на поясе, свои вещи я сложил в рюкзак и двинулся за новой кепкой. Бездомный поцокал языком:

– Двадцать баксов.

Я хотел было втянуться в спор, но поняв бессмысленность этой затеи, бросил еще купюру, порывшись в рюкзаке.

– Скажи мне, – произнес я, водрузив кепку на голову, – как вышло, что ты с таким талантом к продажам живешь под мостом?

– Плохая карма. – ответил он.

Я уже собрался уходить, но обернулся к нему:

– А у тебя случайно «Сахаптина» нет?

– Нету. Но могу достать.

– Дай угадаю, за сто баксов.

– Угу.

– Это возьму на сдачу. – я схватил собачий поводок с вершины перебранного мной хлама и, не встретив возражений ушел прочь.


Я быстрым шагом шел вперед.

Шаг за шагом, ярд за ярдом. Я уходил от погони, понимая всю бессмысленность своих действий. Бежать было некуда, любой человек, в любой момент мог опознать меня и на этом можно было бы ставить жирную точку в моей короткою истории новоявленного преступника. Так что ни от какой погони я не скрывался – я лихорадочно пытался спрятать дерево в лесу.

Плана у меня не было. Я всего лишь думал о следующем шаге, делая предыдущий. Все мои действия подчинялись простой логике – действовать не так как другие действовали бы в моей ситуации. Безупречная логика. Правда она имела один изъян – такой расчёт подразумевал то, что я куда умнее остальных – и моих предшественников в ипостаси гонимой дичи, и охотников, поднаторевшей в отлове таких как я.

Что делает рядовой преступник в подобной ситуации. Я не знаю. Наверное, прорывается за границы города. В лес, в поля. Или к границе с Канадой. Или прячется у друзей. Я решился допустить это в качестве императива. Соответственно, я должен оставаться в городе. На виду, но в то же время растворится в толпе добропорядочных граждан, или, что еще лучше – стать частью их пейзажа. Что может быть неотъемлемой частью пейзажа современного жителя мегаполиса? Конечно, бездомные! Я рад бы козырнуть своей прозорливостью, но понял это я лишь идя по улицам Сиэтла, уже перевоплотившись в грязного, вонючего люмпена.

Вытаптывая раскаленный асфальт, я силился примирится с невообразимым запахом своей новой одежды – смеси моего пота, грязной кожи, въевшегося формальдегида, которым Армия спасения обрабатывает ношенную одежду и бог весть чего еще.

Прелесть этого запаха заключалась в том, что к нему невозможно было привыкнуть, а еще в том, что с каждым шагом он менялся. Первое время я улавливал нотки заскорузлой рвоты, потом мои обонятельные рецепторы вторили, что пахнет разложившейся тушей гиены, пройдя Интернешнл дистрикт, я был уверен, что от меня исходит благоухание дерьма, выблеванного мертвой гиеной. Что-то в моей голове ломалось.

Прохожие реагировали предсказуемо моему виду и запаху. Облачившись в шкуру отсеченного от социума маргинала (а в этот момент я уже буквально сжился с проклятой футболкой) я заметил ряд вещей, которые упускал, гуляя по городу с чашкой маккиато и раздумывая в какой ресторан пригласить вечером Лию. Люди сторонились меня. Нищие ведь бывают двух видов – сидящие и стоящие. Если сидящих не замечать просто – иди себе мимо и не смотри на него, можешь иногда бросить монету в картонную коробку, чтобы потом тешить себя тем, что ты прилагаешь хоть какие-то усилия для помощи несчастных, которым повезло меньше, то стоящих, да еще и идущих тебе навстречу, игнорировать куда сложнее. Тут уже нужно прилагать усилия, уворачиваться, смещаться в сторону, вилять, чтобы, не дай Бог не коснуться социально-прокаженного, или, того хуже, не встретиться с ним взглядами. И делать это все нужно с беспристрастным лицом – словно ничего не происходит, а этот нищий с катарактой и гниющей рукой, всего лишь дуновение ветра, невидимое и моментально забывающееся. Еще один пункт социального контракта – люди которые есть и которых нет. Люди Шредингера. Я улыбнулся.

На углу Дирборн и Восьмой улиц я жадно припал к, наверное, последней водяной колонке в Сиэтле, после – набрал воды в пластиковую бутылку, найденную по пути возле какой-то стройки. Да, меня можно поздравить – я официально пал на дно, и теперь отчаянно его исследую. Мог ли я представить такое еще вчера вечером, засыпая перед телевизором под классическую серию Доктора Кто?

Во рту пересохло буквально сразу, как я напился. А если еще учесть, что я трижды прятался за углами, чтобы отлить, выводы были неутешительны – все плыло перед глазами не из-за стресса, а из-за повышенной глюкозы в крови. Мне нужно срочно найти «Сахаптин».

Я остановился и оглядел улицу. Солнце безжалостно ослепляло, пот заливал глаза. Очки я снял, так как новенький Рэй-Бен слишком диссонировал с моим образом нищего, козырек бейсболки не слишком помогал. Прислушавшись к своему организму, я ощутил хаотическое биение сердца. Если я ничего не выдумываю, меня начала терзать аритмия. Это не остановило меня от быстрого выкуривания сигареты, после которого сознание чуть прояснилось, а сердце предприняло попытки выскочить через горло. Вздохнув, я двинулся дальше.

Чем ближе я подходил к высоткам и Фест Хилл, тем незаметней становился. Люди просто отскакивали от меня, словно я был утыкан шипами. Запах, конечно, имел значение, но в основном это было следствием той социальной парадигмы, которую я начал познавать лишь сегодня. Если бы кто-то залез ко мне в голову во время моего марш-броска, он мог бы восхитится этим сюжетом:

«Молодой человек из среднего класса, волею судьбы обвиненный в убийстве, которое он не совершал, бежит от продажных полицейских. В ходе своего приключение он погружается в, лишенную радостей, жизнь обездоленных обитателей городского дна и осознает, как мало значения он раньше придавал этим несчастным, всеми покинутым людям, живущим в социальном аду, за чертой бедности. Это переворачивает его мир и после своего оправдания он начинает волонтерскую деятельность, помогая беднякам, промывая раны наркоманам и деля пищу с проститутками из гетто.»

Как-то так. Вот только правда состояла в том, что за время, проведенное в ореоле невыносимой вони, исходящей от футболки Баскин Роббинс и олицетворяющей собой всю эту субкультуру бездомных и опустившихся, я не начал испытывать ничего кроме прилива ненависти и омерзения к ним. Моя социальная маскировка, конечно, отводила от меня глаза, но, до определенной поры. До какого-то хипстера, возомнившего себя фотохудожником, в попытке найти долбанную поэзию жизни в лицах нищих или полицейского, идущего в гражданской одежде домой, которому за день впечатался в память мой фоторобот.

Нельзя расслабляться ни на секунду.

И нужно, мать его, найти гребанный «Сахаптин».

Может нужно было купить пистолет у того бомжа, которого я про себя начал называть «Кэтти». Забавно, но первый в моей новой жизни полноценный диалог у меня случился с ним. Была еще та толстуха возле банкомата, но она не в счет.

Нет, это плохая идея, Кэтти бы пристрелил меня, как только узнал бы что у меня есть еще пара двадцаток. Наверное. Или ограбил бы, но со своей прелестью не расстался бы. Я могу утверждать это с уверенностью, уж я-то знаю старика Кэтти.

Черт, мне нужен «Сахаптин».


Я сидел на автобусной остановке на Мэдиссон и наблюдал за центром Якамы Фармасьютикалс на той стороне улицы. Люди входили и выходили. Хотел бы я быть на их месте. Но я здесь. В одиночестве. Ожидающие автобуса смещались от меня в сторону, повинуясь волшебству моего силового поля.

Дважды по улице проезжали патрульные автомобили. Им не было до меня дела. Как и мне до них.

Наконец я поднялся и устремился вдоль улицы, не сводя взгляда с щуплого парня в темно-синем костюме с портфелем в руках. Ходить в таком летом можно только если тебя к этому принуждает корпоративная этика. И если ты настолько низко расположен в пищевой цепочке, что эта этика для тебя сродни библии. На пешеходном переходя я пересек дорогу и пристроился в паре метров за ним. Пройдя пару кварталов я приблизился к нему и схватив мертвой хваткой полу его пиджака, прижимая спиной к себе.

– Только издай звук, и я выстрелю.

Парень встал как вкопанный. Я ощущал мелкую дрожь, бежавшую по его тщедушному телу и тепло, а еще невыносимую вонь, исходившую от меня.

Иди вперед и поверни направо в переулок. Слушай меня и вернешься домой целым.

Дрожь усилилась, и он повиновался моему приказу. Мы медленно пошли вперед. Я не видел его глаз, но очень живо представлял, как он отчаянно вращает ими, ища зрительного контакта с кем-то из прохожих. Но, тщетно – никто не поможет. Всем насрать.

Возле означенной подворотни парень сделал попытку рвануть вперед, но я крепко держал его. С силой вжал в спину деревянный брусок, заменяющий мне пистолет, я рывком втянул его в уличный аппендикс, заставленный мусорными баками и поддонами. Нужно сказать, что к этой операции я подошел довольно добросовестно, предварительно исследовав несколько кварталов вокруг медицинского центра, в поисках оптимально незаметных мест для беседы с будущей жертвой. Скрывшись от глаз прохожих, я повернул его лицом к стене и, плотно прижавшись к затылку, прошептал, пытаясь придать голосу инфернальной убедительности:

– Плавным движением достань «Сахаптин» и положи на бак слева. Мне больше от тебя ничего не нужно. Отдай Сахаптин и будешь сегодня вечером ужинать со своей девушкой. Или парнем, или один, или с собакой, черт, просто положи «Сахаптин» на гребанный бак.

Мелко содрогаясь, аки флюгер на ветру в преддверье бури, парень резким движением полез в карман костюма. В этот момент я подумал – какого черта! Я уже качусь по наклонной, без перспективы притормозить. Должна же быть в этом проклятом мире какая-то справедливость!

– У тебя есть наличные? – спросил я паренька, уже положившего тубус с лекарством в указанное место.

– Немного. – его голос прозвучал словно треск ломающейся сухой ветки. Ветки, которая вот-вот расплачется.

– Медленно достань и положи туда же. Телефон тоже.

Он обреченно повиновался.

– Теперь ты уткнешься в стену. Знаешь песню Джона Денвера «Сельские дороги»? – парень кивнул. – Как только я уберу пистолет, начинай петь про себя. Пой медленно, в такт – классику нужно уважать. Когда закончишь – уходи. И, смирись с потерей. Деньги – не главное, а «Сахаптин» ты сможешь взять в любой момент. Если ослушаешься меня или заявишь в полицию… Может ничего не будет, а может… Ты меня понял?

Еще один неуверенный кивок.

Я отпустил его одежду и схватил деньги и инсулин, убрал брусок и сделал шаг назад.

Пой.

 
«Almost heaven, West Virginia
Blue ridge mountains, Shenandoah river…»
 

Парень тихо бормотал текст песни. Шептал он, словно мать, укачивающая ребенка, еле двигая губами, тихо и сбивчиво. Какого дьявола! Я ведь четко сказал – петь про себя.

Я достал из сумки собачий поводок, приблизился и накинул его на шею ослушавшемуся. Что, мать его, непонятного во фразе «пой про себя»?!

“Country roads, take me ho…”

Звук оборвался, перейдя в сухой хрип, как только я резким движением стянул концы поводка. Парень издал сдавленный стон, хватаясь за петлю, сдавливающую горло и стирающую кожу. Теперь ему долго придется носить высокий воротник. Интересно, корпоративный этикет предусматривает такой вариант гардероба?

Он отчаянно скоблил шею, царапая себя, в тщетных попытках зацепиться за дубленную кожаную полоску, перекрывшую доступ к кислороду и терзающую нежную среднеклассовую кожу. Почему люди в пограничных ситуациях настолько глупы? Какой смысл цепляться за петлю? Это контрпродуктивно. Куда результативней было бы бит меня или… Не знаю, любое другое действие было бы осмысленней.

Не выпуская из обеих рук концы импровизированной гарроты, я развернулся, прижав спину к его спине и прогнулся вперед. Ноги парня хаотично задергались в воздухе. Хрипы стали сдавленней и тише. Я резко дернул поводок вниз. Что-то тихо хрустнуло, и несчастный затих.


Я вскрикнул и очнулся.

Небо, в которое я смотрел, распластавшись, потемнело и покрылось звездами, слабо мелькающими сквозь тонкую завесу облаков. Я сел. Голова раскалывалась, болели руки. Я взглянул не них – окровавленные, костяшки сбиты, царапины на предплечье.

Оглядевшись, я обнаружил себя на крыше. Все верно. План в этом и состоял. Я шел в центр, к высоткам, чтобы найти здание с простой противопожарной лестницей. На крыше такого здания я и собирался ночевать.

Где может остановиться беглец? В мотеле под выдуманным именем? Ленивый администратор, не отрывающийся целыми днями от телевизора, моментально опознал бы меня. Порой мне казалось, что люди идут на подобную работу лишь для того чтобы дождаться клиента, числящегося в розыске, за которого полагается пара баксов награды. Что типа покупки лотерейного билета, за который ты расплачиваешься бесцельно прожитой жизнью. Приют для бездомных? Его работники узнают о таких как я первыми. Залезть в коробку в подворотне или уснуть под мостом? Велика вероятность наткнуться на Кэтти или его друзей с подобной жизненной философией. Не убьют так ограбят, или сдадут полиции за вознаграждение. К тому же велика вероятность полицейского рейда – в связи с последними событиями и декриминализацией наркотиков, такие рейды проходили все чаще, во всяком случае это был один основных сюжетов на телевидении. До сегодня. Теперь-то хедлайнер, наверняка, я.

В общем крыши домов казались мне оптимальным выбором. В суете современного мира люди разучились поднимать голову. И это лишь одна из вещей, роднящих людей со свиньями.

Я понимаю, что полиция будет рыскать по городу. Я понимаю, что они будут изучать места моего потенциального ночлега, заглядывать в подворотни, подвалы, притоны. Везде, куда может прийти вычеркнутый из нормальной жизни человек. Но, вот полезть на крышу вряд ли кто-то додумывается. Во всяком случае, в фильмах я такого изящного решения не наблюдал.

Теперь присыплем мою гениальную идею щепоткой удачи – чтобы не нашлось никакого романтика, потащившего вечером барышню поглазеть на звезды, чтобы ни одна раззява-домохозяйка не забыла на плите разогревающийся ужин, вынудив жильцов дома воспользоваться пожарными выходами, а пожарных лезть на крышу, чтобы ни один любитель голубей, этих летающих крыс, не пришел с буханкой хлеба кормить своих питомцев. Если все моменты сойдутся – я получу беззаботную ночь.

Я вновь взглянул на израненные руки и поднялся на ноги. Крышу я выбрал идеальную: без голубятни и помета, свидетельствовавшего бы о живущем здесь любителе этих тварей, с одним выходом, без следов любви жильцов проводить на ней время, с крепкой лестницей, ведущий на площадки пожарных выходов, с широким козырьком над выходом из подъезда, под которым можно было укрыться от шального вертолета, совершенно не приспособленную для романтики.

На стене надстройки с дверью в подъезд я увидел кровавые следы. Глянув на свои руки и, переведя взгляд на алые, еще свежие, подтеки, я пришел к выводу что это моя кровь. Я что бил стену руками? Какого черта?! Осмотревшись, я увидел, что мои вещи разбросаны по всей битумной площадке крыши. Собачий поводок лежал на месте, где я обнаружил себя. На бирке с надписью Бигби чернели капли крови. Надеюсь, моей.

Меня передернуло. Я вспомнил парня с Сахаптином. Поводок. Я душил его.

Неужели я убил еще одного человека? Так, стоп. Я не уверен, что убил и первого мужчину. Нужно собраться и все вспомнить.

Я выхожу из переулка. Парень стоит лицом к стене и поет. Тихо, шепотом напевает бессмертный хит Джона Денвера. Я выхожу из переулка. Не помню, что было между этими двумя событиями. Я внимательно посмотрел на поводок – он весь был измазан кровью. Но моей. Наверное.

Я быстрым шагом приближаюсь к другой подворотне, в ней, за домом, пожарная лестница. Я лезу по лестнице вверх к первому пролету ступеней, ведущих на крышу. Мои руки целые. Я поднялся, оперся на стену надстройки и выпил воды из грязной бутылки.

Бережно, словно драгоценность, развернул тубус Сахаптина и ввел себе в руку. Пересчитал деньги, отнятые у парня – восемьдесят девять долларов. Мало. Я достал сигарету из мятой пачки. Сигарет тоже мало. Я подкуриваю сигарету, она надломлена у фильтра, я зажимаю разрыв пальцами, хотя еще вчера я бы не раздумывая выбросил ее. Делаю глубокую затяжку, чувствую, как успокаивается сердце. Делаю еще затяжку. Темнота.

Что происходит? Следующее воспоминание – я лежу на крыше и смотрю на бледные звезды, потом на свои израненные руки. Я очнулся от своего крика. А если кто-то слышал крик. А если я кричал, пока наносил себе ранения. Зачем я это сделал? Повышенная глюкоза, стресс, нервы. Я убил парня или мне это привиделось в бреду?

Так много ответов и ни одного ответа. К своему стыду, удивлению, облегчению, я обнаружил, что меня не слишком заботит вопрос стал ли моей жертвой кто-то еще. Все-таки, организм, переходя в режим выживания отметает все отвлекающие, не имеющие значения для самосохранения нюансы.

Дарвин был прав – человек не больше, чем животное. Вот взять меня. Глубина моего падения не поддавалась осмыслению. Что больше всего поражало, так это скорость, с которой я прошел этот, как мне раньше казалось, длинный путь деградации и нисхождения к звериным корням. И вот я теперь здесь, на крыше здания, собирающий разбросанные пожитки в потертый рюкзак, не придающий значения тому, убил ли я кого-то и скольких, почти сжившийся со смрадом, въевшимся в мою кожу и проникающим в кровь через раны на руках, который я сам себе и нанес. Определение животного для меня в этот момент было бы оскорблением для фауны.

Следую первобытным инстинктам, мой желудок подсказывал, что мне нужно поесть. Я надел худи, повесил сумку через плечо и печально оглядел крышу. Отличное место, ни окон вокруг, один выход, высокие бортики, но оставаться здесь нельзя. Если я вскрикнув пришел в себя, то кто даст гарантию, что я не орал, разбивая себе руки. А звуки могли привлечь совсем ненужное мне внимание. Я подошел к краю крыши и глянул вниз – учитывая то, что я себя не контролировал, можно поблагодарить судьбу, что мне не пришла в голову мысль прыгнуть вниз. Под ногами открывалась так любившаяся мне раньше картина – вечерний город с фарами машин, мерно бредущими прохожими, плотной стеной звуков города… Как мне этого не хватает. Я словно смотрел через защитное стекло в зоопарке. Находясь с той стороны стекла, где прячут диких животных.

Мое внимание, вернее внимание урчащего желудка, привлекла скромная неоновая вывеска круглосуточного магазинчика, с торца одного из соседних зданий. Вероятней всего там за прилавком сидел какой-то эмигрант из Бангладеш или Ливии, сутки напролет пялясь в телевизор и сжимая в руке бейсбольную биту. А это означает, что вероятность быть опознанным возрастала до абсолютных значений. Но, есть из мусорного бака я пока что не был готов.


Стеклянная дверца щелкнула трелью колокольчиков и на меня уставились напуганные глаза продавца. Я кивнул, стараясь не поднимать голову с надвинутым, чуть ли не на нос, козырьком. Я пытался всем своим видом выражать дружелюбие, резко контрастирующее с моим помятым и неприятным видом, на каком-то анималистическом уровне, посылая ему флюиды спокойствия.

Войдя в крохотный магазинчик, я кожей спины ощущал, что щелкнул тумблер часового механизма бомбы. Отсчитывая, зачем-то про себя секунды, я направился к полкам с едой. Ну, как с едой – к стройным рядам крекеров, шоколадок, твинкис и дегидратированной лапши. Хватая первое что, попадется под руку, я бережно сгребал еду к груди, бережно прижимая, словно ребенок подаренного щенка.

На счете пятьдесят восемь я подошел к прилавку и аккуратно выложил на него собранное добро. Попросил сложить все в пакет, не поднимая глаз. Напряжение и испуг продавца чувствовался без слов. Наверняка, увидев мои руки он напрягся еще больше. Я отошел к холодильнику взять воду. Чистую и прохладную, в чистой бутылке. Подойдя к стойке, я обнаружил, что мелкий индус быстро закидывает упаковки и банки в пластиковый пакет, торопливо проводя ими через сканер. Ему так же не доставляло удовольствия мое общество, и он стремился поскорей избавиться от столь странного клиента.

– Сорок восемь долларов пятнадцать центов. – изрек он с чудовищным акцентов, закончив.

Я добавил три упаковки влажных салфеток, спохватившись и вспомнив, что еще не справлял большую нужду с момента радикальных перемен в жизненных условиях, а подтираться газетами не слишком хотелось. И три пачки сигарет, как я мог забыть.

Положив на стойку деньги, я ровным голосом сказал:

– Спасибо, сдачи не нужно.

Не нужно сдачи. Конечно, она мне нужна, но я наделся что небольшие чаевые сгладят общее впечатление и погасят потенциальное желание звонить в полицию с рассказом о странном парне со сбитыми костяшками рук и в зеленой кофте Нотр-Дама. Хотя, судя по его лицу, индус готов был дать чаевые мне, просто радуясь тому факту, что я его не ограбил.

Теперь путь мой лежал на другую крышу, благо я подобрал несколько вариантов, изучая кварталы перед тем, как отобрать Сахаптин у того парня. (Господи, неужели я правда его убил?!).

Снова зазвенели колокольчик – я покинул магазин.

Двести шестьдесят девять.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации