Текст книги "Крепость права"

Часть 4. Параметры, допускающие применение насилия с целью освобождения. Путь ненасильственного освобождения несвободных обществ

Как уже сказано выше, свободное общество всегда будет более технологически совершенно, чем несвободное. Технологии, созданные современным свободным обществом, вполне позволяют осуществлять принудительное физическое, но при этом не опасное для жизни людей освобождение целых стран. Впрочем, даже если бы приходилось прибегнуть к применению летального оружия, его использование, как уже говорилось выше, было бы оправдано. Итак, какие критерии позволяют мировому свободному обществу вторгаться на территории несвободных государств?

Первым и главным критерием, позволяющим нарушать суверенитет государства, является систематическое нарушение самим государством им же принятых законов.

Это правило абсолютно логично и закономерно. Суверенитет существует с целью соблюдения тех или иных законов, поэтому с отсутствием их соблюдения пропадает и смысл соблюдения суверенитета.

Это очень важный момент. Как было уже указано выше, любая тоталитарная идеология призывает к добру и миру, однако ключевым средством ее сохранения является насилие, а ключевой питательной средой, как правило, эксплуатация. Другими словами, тоталитаризм эксплуатирует лучшие качества людей, защищая свое право на эксплуатацию с помощью применения собственных худших качеств.

Любое государство строится на насилии. В то же время, необходимость этого насилия обычно объясняется снижением общей суммы насилия. Однако в случае с тоталитарным обществом насилие не служит ничьим интересам, кроме интересов управляющих системой.

Важно отметить, что само насилие в условиях современного мира не является обязательным к применению. Так, освобождение заложников от захвата террористов сегодня зачастую удается осуществить вообще без каких бы то ни было жертв. По этой же схеме может действовать и с целыми государствами.

Если посмотреть на историю вооружения, можно заметить, что ключевое развитие тактического оружия и боевых машин в целом остановилось еще около сорока лет назад. Появляются новые модификации автоматов, но они редко имеют принципиальные отличия от M16 или автомата Калашникова. Новые самолеты и танки также по большей своей части остаются родом из прошлого. Есть только две отрасли, чье развитие происходит весьма стремительно: создание нелетального оружия и создание оружия массового поражения.

Если создание первого служит исключительно гуманитарным нормам, развитие оружия массового поражения происходит в наибольшей степени ради сдерживания, идущего на встречных курсах.

Это тот случай, когда ради неприменения оружия массового поражения приходится применять оружие нелетальное. Согласитесь, это гораздо лучше, чем использовать в ответ на оружие массового поражения свое такое же оружие.

Как уже рассматривалось ниже, в силу целого ряда причин несвободное общество априори будет проигрывать свободному в плане технологического развития. Если в прошлом зачастую это приводило к разрушениям самих тоталитарных систем (характерный пример – технологическая отсталость Советского Союза), сегодня такое положение дел мало на что влияет. Тем не менее, с распространением нелетального оружия у свободного общества появляется возможность освобождать целые несвободные страны.

Да, вряд ли на текущий момент существует оружие, позволяющее обернуть в сон население на территории в несколько десятков тысяч квадратных километров, однако с учетом современных военных бюджетов и технологических возможностей создать такие средства не окажется сложным. И уж точно окупит свои затраты по факту применения. При этом несвободные страны не смогут противопоставить этому оружию некое средство защиты: даже если это произойдет однажды, в целом тоталитарная система не сможет в технологическом плане противостоять свободному обществу: Советский Союз создал свои атомные бомбы и космические корабли, но проиграл гонку вооружения в целом.

Как уже было указано выше, даже применение насилия было бы оправдано для того, чтобы освободить полностью несвободные страны. Как минимум, применимое насилие снизило бы общую сумму насилию, а именно на этом принципе строится само существование государств во всем мире. Освобождение же без каких-либо человеческих жертв снимает главный моральный вопрос о борьбе с тоталитаризмом.

Для освобождения стран-эксплуататоров не потребуется ничего, кроме некоторых материальных жертв и рисков. При этом и то, и другое свободное человечество жертвует и так, вводя разного рода санкции против элит в целом и целых отраслей в частности.

Одним из ключевых аргументов противников вторжений в дела суверенных, пусть и тоталитарных государств, является идея о том, что насилие, использованное против системы, в дальнейшем может быть использовано против самого общества. Кроме того, не созревшее для обретения свободы, общество попросту выстроит одну несвободную политическую систему на месте другой. Вероятно, еще более жестокую и кровавую.

О том, как развивать общество после освобождения, в данной книге посвящена целая часть. Это действительно очень серьезный вопрос. Если же говорить о готовности общества к движению в сторону свободы, следует отметить несколько исторических факторов.

Распад Третьего Рейха произошел насильственно, однако сразу же на его месте установилась цивилизованная демократия. Распад СССР происходил без насилия, однако практически все страны бывшего Советского Союза вновь вернулись к формату несвободных государств. Насильственно освобожденные от немецкой оккупации союзниками, страны Западной Европы быстро перешли к демократии. Ненасильственно освобожденные почти на полвека позже страны Варшавского Договора также перешли к демократии. Пожалуй, стоит предположить, что случись освобождение стран Восточной Европы значительно раньше и с применением насилия, эти страны точно также встали бы на путь свободы и демократии. Однако этого не произошло, и целые поколения свободных внутренне людей остались внутри тоталитарной системы.

Важно понимать, что у такого способа воздействия на тоталитарные режимы быстро найдутся противники. И отнюдь не только среди пацифистов или лоббистов тоталитарных режимов. Быстрое освобождение без насилия не будет выгодным также и для военных чиновников и милитарных лоббистов.

Нужно понимать, что война – один из наиболее удобных способов извлечения огромных средств без производства некого добавочного продукта. Одной из самых темных и высокодоходных является оборонная отрасль: обосновать справедливую цену оружия сложно, заказ формируется государством, количество единиц сильно зависит от внешней политической обстановки. Разумеется, война значительно увеличивает размер оборонного заказа. То же самое касается и самых боевых действий. Важно понимать, что есть две категории профессиональных военных: сидящие в штабе и оказывающиеся на передовой. Как показывает российская практика, сидящие в штабе получают гораздо больше наград. Хочется верить, что в странах свободного общества дела обстоят по-другому. Отдельно стоит отметить, что правильным решением в этой ситуации было бы отсутствие награждения штабных офицеров за успехи – только взыскания за неудачи. Таким образом появляется стимул не затягивать войну, в то же время действуя по пути минимальных потерь.

Война играет значительную роль не только на местах, но и в большой политике в целом. По сути, действующий российский политический режим живет только от одной войны к другой, стараясь тем самым отвлечь внимание населения от внутренних проблем.

Фактически, зачастую война обеспечивает как огромную прибыль, так и статус элитам по обеим сторонам конфликта. Кроме того, в странах несовершенной демократии война также играет в интересах действующей власти, т.к. оппозиция ей зачастую представляется в виде вражеских агентов.

Текущим примером взаимовыгодной элитам, но взаиморазрушительным для обществ, является конфликт России и Украины на востоке последней. Если преимущества российской элиты в этом вопросе очевидны (отвлечение электората от внутренних проблем, коррупционное извлечение выделенных на войну средств, получение наград), интересы украинской стороны на первый взгляд выглядят так, что, напротив, мир стал бы для них лучшим исходом. Однако есть основания полагать, что это не так.

У действующего президента Украины сегодня есть два варианта вхождения в историю: как правитель, четыре года сражавшийся против второй в мире ядерной державы; либо как реформатор того или иного качества. Нетрудно догадаться, какой вариант выглядит привлекательнее в данном конкретном случае.

Разумеется, эта война приносит огромные доходы и исполнителям на местах. Контрабанда через границу с непризнанными республиками, коррупция в военных комиссариатах, хищения вооружения и продовольствия – все это питает каркас той системы, которая будет работать на продолжение конфликта. Примерно те же силы будут двигать войну и по другую сторону границы.

Та же самая модель в той или иной степени проецируется и на абсолютно свободные страны, раз за разом ввязывающиеся в новые военные конфликты.

Сами несвободные общества представляли и продолжают представлять угрозу для свободного мира. Поскольку политический капитал гораздо проще наращивать на внешней политике, а не на внутренней, а сам тоталитаризм как правило несет в себе агрессивную риторику, очень часто свободные государства оказываются жертвами расположенных рядом с ними несвободных. Разумеется, лучший способ предотвращения этого – ненасильственная борьба с тоталитаризмом.

Сейчас, когда я пишу эту книгу, стало известно об испытании водородной бомбы со стороны КНДР. Надо понимать, что в умах лидеров несвободных государств часто происходят невероятные изменения, которые в итоге могут привести к тому, что в жертву будет принесено не только свободное общество, но и все человечество в целом, включая самого диктатора.

Эпоха сталинского террора была исключительно страшным временем. Страшным для всех. Боялись не только простые люди и приближенные номенклатурные работники – безумно боялся и сам вождь мирового пролетариата. В этом смысле смерть стала избавлением от мук не только для эксплуатируемых, но и для него самого. И тем не менее, изрядно поредевший многомиллионный советский народ неподдельно плакал. Это было объяснимо: было страшно, а стало еще страшнее. О том, как развивать вновь освобожденное общество, в следующей части.

Часть 5. Условия для развития свободного общества во вновь освобожденных странах

В этой книге не раз упоминаются варианты того, как свободное общество само загоняет себя в ловушку собственной свободы. Неправильно отнимать детей у неблагополучных родителей, однако право детей на защищенную и достойную жизнь выше права родителей воспитывать собственных детей.

Несмотря на всеобщее равенство перед законом, ни одна страна мира сегодня не предоставляет несовершеннолетним тех же прав, что получают там люди по достижении определенного возраста.

Могут ли подростки построить свое справедливое и демократическое государство? Вряд ли стоит объяснять, что в случайной выборке тинэйджеров такого возраста, представленных самой себе, быстро возникнет определенная иерархия, и справедливое государство под их управлением останется чистой теорией.

За подростками необходимо наблюдение взрослых. Точно также и за обществами вновь освободившихся стран необходимо особое наблюдение международного сообщества. Как было сказано в предыдущих главах, во многом они обладают теми же признаками, что и дети и подростки, несмотря на физически взрослый возраст жителей стран.

Вряд ли стоит отрицать, что контроль над детьми и подростками осуществляется для их же блага. То же самое касается и контроля над еще вчера несвободными обществами.

Разумеется, речь идет не о полном контроле над всеми общественными институтами вновь освободившегося общества. Имеется в виду скорее пристальный надзор за тем, как происходит развитие и становление свободного государства. Нельзя забывать, что приоритет международного права над местным признается абсолютным большинством стран, и права человека как такового имеют и надгосударственное значение. Кроме того, как мы можем видеть на примере ядерных испытаний в КНДР, конфликте Ирана и Саудовской Аравии, войнам Исламского Государства, само существование несвободных стран априори создает угрозу и для свободного общества.

Так или иначе, все свободные страны мира когда-то были освобожденными. Правило, что права не дают, а берут, имеет широкий смысл в том числе и в наше время.

В этом смысле ловушка освобождения усиливается. Согласитесь, есть большая разница между тем, кто целенаправленно и смело освободился самостоятельно, и тем, кто был освобожден в связи с не зависящими от него обстоятельствами. Велик риск вырастить на месте одного тоталитаризма новый тоталитаризм, опирающийся на критику в отношении предыдущего и объявляющего всех врагов последователями такового. К сожалению, в большинстве случаев случаются подобные ситуации. Если бы получалось иначе, несвободных государств в мире уже бы почти не осталось.

Распад СССР хорошо дал проявить каждому обществу себя самостоятельно. Сегодня, спустя четверть века, мы можем подводить вполне явные итоги. Так, Эстония в ближайшие десятилетия по уровню развития сравняется со странами Западной Европы, в то время как Таджикистан уже успешно сравнялся с первобытными рабовладельческими государствами.

Увы, но на постсоветском пространстве в условиях свободы и демократии живет лишь минимальный процент людей. Относительно совершенную демократию можно наблюдать лишь в трех республиках Балтии, несовершенную демократию также можно встретить в Молдове, Украине и Грузии. Все остальные девять республик живут в условиях мягкой или жесткой автократии. Некоторые скатились и до более жесткой диктатуры, чем в самом СССР.

Как мы видим, при равных исходных данных можно получить полярно разные результаты. Что же лежит в основе различий?

Начнем с положительных примеров. После распада СССР и восстановления независимости страны Балтии заняли весьма четкую позицию несотрудничества со страной правопреемником СССР – Россией. 50 лет оккупации, десятки тысяч убитых и десятки лет отставания от теперь уже совсем близкого западного мира. Такое действительно очень сложно простить.

Вполне востребованным вариантом развития могла бы стать антироссийская диктатура. Любая оппозиция объяснялась бы иностранным влиянием, а сама власть наделила бы себя неограниченным набором полномочий.

Несмотря на очевидно благоприятные для того обстоятельства, этого не произошло. Причин тому несколько:

Неэффективность диктатуры в борьбе с внешними угрозами уже была продемонстрирована в самих странах Балтии перед самой советской оккупацией. Все три государства на момент 30-х годов обладали явно тоталитарным устройством, что, однако, не спасло их от аннексии.

Усталость от самого тоталитаризма не давала повторить его вновь. Та жертвенность, которая требуется любому тоталитарному строю, в странах Балтии чувствовалась на явном контрасте.

Перед лицом стояла явная задача: интеграция в свободное европейское общество.

Подав заявку на вступление в ЕС еще в 1995, в 2004, спустя 13 лет с момента независимости, все три балтийские республики присоединились к Европейскому Союзу.

Гораздо более извилистым и драматичным является европейский путь Молдовы. Надо сказать, путь этот продолжается до сих пор.

Каждый глава региона мечтает стать президентом, поэтому сразу с момента независимости началась борьба против объединения с Румынией. Филологи не различают молдавский и румынский языки, тем не менее, в Молдове и в Румынии существует свой, на практике примерно один и тот же, язык. И хотя антирумынская риторика не была инструментом поддержки тоталитаризма, свободное общество не удавалось построить еще достаточно долго.

Положение усугублялось фактической потерей территории, составляющей заметный процент от всей площади государства. И хотя до полноценного тоталитаризма Молдове было еще далеко, в стране установилась вполне узнаваемая авторитарная клептократия.

На момент начала 2000-х порядка четверти поступлений в бюджет обеспечивались за счет переводов из-за рубежа одной лишь системой Western Union. В самой Молдове производить что-либо оказывалось решительно слишком сложно, даже несмотря на избыток дешевой рабочей силы.

Изменение сложившейся ситуации принес только тот факт, что клептократическая машина быстро утратила дальнейшие свободные поля для своего собственного развития. Единственной возможностью развиваться для общества стала европейская интеграция. Даже вчерашняя политическая элита в некоторой степени оказалась заинтересованной в развитии, так как в случае отсутствия такового потреблять новые ресурсы уже не представлялось бы возможным, народное недовольство бы росло, а Европейский Союз – единственный источник свободы для элиты, вполне мог ввести свои персональные санкции и арестовать счета.

По сути, случай Молдовы – это случай вынужденной демократии. Демократии, в которой внезапно оказалась заинтересованной даже власть имущая элита.

Относительно близок к молдавскому пример сегодняшней Украины. Некогда самая процветающая республика бывшего СССР, после распада Союза Украина существовала во многом благодаря распродаже своих накопленных резервов. Отсутствие нефтяной подушки не позволяло питать государственную машину финансовыми средствами, и под строгий взгляд голодных чиновников быстро попадали предприниматели.

Двухъядерность Украины в значительной степени играет в плюс для самой страны. Так, разделенность голосов в конечном итоге привела к революции 2004 года. Дальнейшее относительное противостояние Юго-Востока и Запада также приводило к множественности кандидатов на украинском политическом поле.

Курс на Евроинтеграцию Украины стал плодом попытки власти служить интересам широких народных масс. Несмотря на незаинтересованность коррумпированных верхов во внедрении европейских стандартов, президенту и его команде приходилось играть на повышение популярности.

По сути, европейская интеграция для небогатой Украины также стала единственной перспективой изменить жизнь общества к лучшему. Лишенные этого, украинцы решились на восстание.

На данный момент мы можем наблюдать то самое разделение, которое могло бы иметь место в странах Балтии: военная угроза на одной стороне и необходимость реформ на другом. Очевидно, в Украине широко представлены политические силы, активно саботирующие прекращение войны и препятствующие евроинтеграции.

Однако, как мы можем наблюдать на данный момент, движение к европейскому будущем, тем не менее, продолжает набирать ход. Вполне возможно, совсем скоро мы сможем увидеть Украину счастливой частью единого европейского общества.

В противовес Молдове существует пример Грузии. Перестроенное в 2000-х годах свободным, сегодняшнее грузинское общество постепенно скатывается обратно к автократии. Пример Грузии – классический пример того, чего стоит опасаться не только освободившемуся, но и вполне свободному обществу. Нужно предотвращать те пути, через которые свобода убивает саму себя.

Придя к власти, правительство Михаила Саакашвили провело огромный ряд системных реформ. Тем не менее, на демократических выборах, также ставших новыми для грузинского населения, победил не Саакашвили, а совсем другой кандидат. Обещания бесплатных благ оказались сильнее системных реформ и необходимости работать. На данный момент мы можем наглядно наблюдать, как страна постепенно обратно скатывается к власти бюрократов. В то же время, сила реформ оказалась настолько впечатляющей, что даже нынешнее правительство не вполне может ее переломить.

Подававшая надежды на освобождение в 90-х, Россия сегодняшнего дня захлебнулась в имперских амбициях и иных рудиментарных элементах управления. Разочарованные в демократии, россияне стали искать новые, или, точнее, хорошо забытые старые пути реализации себя. На фоне высоких цен на нефть им был предложен империализм, который быстро заменил так и не появившиеся цели.

Были ли какие-то страны освобождены в последние десятилетия где-то еще? Конечно, были. Возьмем такой же пестрый пример – Югославия. Речь сейчас идет о социалистической республике, занимавшей половину Балканского Полуострова.

Государства, в нее входившие, пошли едва ли не настолько же разным путем, насколько разными путями пошли вчерашние советские республики. Словения уже в 2004 оказалась в ЕС и обладает ВВП на душу населения, сравнимым с тем же показателем для Италии, в то время как Македония по этому же показателю может сравнить себя только с Индией.

Гораздо любопытнее судьба другой Югославии – той самой, которая осталась на осколках самой себя. Режим Слободана Милошевича был насильственно свергнут. Сегодня на его месте, несмотря на обилие вероятных врагов рядом, развивается вполне демократическая Сербия. По всей видимости, в самом ближайшем времени Сербия также вступит в Европейский Союз.

Есть и другой, еще более свежий пример – Ливия. Также освобожденная посредством насильственного внешнего воздействия, сегодня Ливия движется в обратном направлении – к исламскому фундаментализму. Несмотря на то, что предыдущий диктатор также активно опирался на ислам и сегодня более не популярен, теократия остается движущей силой развития государственности в этой стране. По всей видимости, совсем скоро мы увидим возрожденную диктатуру на месте диктатуры свергнутой.

Наверное, вам успели надоесть описания частных примеров. Так в чем ключевая разница между Украиной и Россией, Сербией и Ливией, Латвией и Казахстаном? И Украина, и Сербия, и Латвия имели четкий вектор движения.

Те, кто занимаются личностным ростом, хорошо знают – наличие цели и ее качество в огромной степени определяет результат. Те же, у кого совсем нет цели, вынуждены работать на цели других. В нашем случае целей не было у целых обществ, поэтому они оказывались вынуждены служить интересам своих правителей.

До того момента, как общество не имеет свободы, как это ни странно, оно имеет цель. Как минимум декларативно, а зачастую и на самом деле. Идеей СССР было завоевание всего мира. Идеей сегодняшнего КНДР – построение коммунизма. После краха СССР идеи нашлись не у всех и не всегда подходящие. Так, идеей Туркменистана стало глобальное погружение в исламский фундаментализм. Как результат, страна перешла от тоталитаризма к еще более жесткой форме управления.

Как мы видим, Европейский Союз с его постепенной интеграцией небольших государств послужил идеальным ориентиром для перехода от несвободного общества к свободному. Этот положительный пример следует применять не только для европейских, но и для других вновь освобожденных обществ.

Любое вновь освободившееся общество должно видеть перед собой не просто цель интеграции в мировую свободную цивилизации, но и ступенчатый план реализации этого процесса. При этом каждая новая ступень должна быть такой, чтобы выгоды от ее достижения мог ощутить на себе рядовой член общества: улучшение инвестиционного климата, открытие новых рынков сбыта, внедрение студенческих и рабочих обменных программ, упрощение разрешений на работу за рубежом, отмена или упрощение визового режима и так далее.

Идеальным завершением такого пути стало бы вступления в некое сообщество свободных государств, существующее в формате Европейского Экономического Содружества или близкого к нему: со свободным проживанием и возможностью работать всех граждан стран-участниц соглашения на территории других стран.