Текст книги "Толлеус. Учитель – ученик"

Глава 6
Оболиус. Шутник

Начало ночи

Где-то вдали тоскливо затянул свою песню волк. К нему присоединился другой – в стороне, но ближе. Лошадь стала нервно прядать ушами, вслушиваясь в эти звуки. Оболиусу тоже стало как-то не по себе. Темноты он не боялся: ему не раз доводилось ночевать в лугах вместе со стадом, но близость голодных хищников, а также вся эта дурацкая авантюра заставляли его беспокоиться.

– Окружают, – нарушил он тишину, торопясь поделиться своими опасениями, но при этом стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.

– Ага, – отозвался Креп.

– Думаешь, погонятся?

– Не. Это они собак дразнят, корову задрать хотят.

Внезапно проявил себя еще один серый охотник: вой послышался сзади и совсем близко. Лошади первые сориентировались в ситуации и, не дожидаясь понуканий, пустились в галоп. Опасный маневр с учетом того, что единственный крохотный светляк Оболиуса освещал лишь небольшое пространство перед мордой его животного.

Вывернув шею, юный искусник в неверном свете Мунары заметил на склоне холма стремительные тени.

– Волки! – крикнул он.

– Привязались-таки! – зло крикнул в ответ Креп, колотя пятками своего скакуна, который мчался по дороге практически наугад.

Благо до обители ллэра Гласуса было уже недалеко. Через пять минут мальчишки на взмыленных лошадях уже оказались возле замка чародея. Слухи слухами, но тут уж не до робости: соскочив на землю, белобрысый без опаски подскочил к воротам и потянул за створку.

– Помоги! – потребовал он у ученика искусника. Оболиус никак не прореагировал. – Шевелись, идиот! – рявкнул Креп, изо всех сил раскачивая ворота, при этом стараясь удержать другой рукой вырывающегося скакуна.

Лошадь под Рыжиком тоже вертелась волчком, и ему приходилось труднее: седла у него не было. Вдобавок ко всему он, закусив губу, пытался развеять стариково плетение, блокирующее вход.

– Все! Теперь открывай! – наконец очнулся юный искусник, и сейчас же створка, протяжно заскрипев, поддалась.

Специальное приглашение никому не требовалось: Креп сразу же ринулся внутрь, увлекая за собой своего скакуна, лишь только образовался достаточно широкий проход. Следом за ним устремился Оболиус. Увы, он слишком поспешил и немедленно за это поплатился, ударившись коленом в торец и свалившись на землю. Его подельник, схватив горемыку за руку, волоком втащил его во двор и захлопнул створку.

– Хватит скулить, помоги ворота держать! – с раздражением скомандовал Креп. – Ну что расселся, как баба? Сожрут же!

– Я ворота обратно запечатал, – сквозь всхлипывания ответил Оболиус. – Держать не надо.

Белобрысый недоверчиво повернулся, проверил. Действительно, вход снова был заперт. В этот момент кто-то стал скрестись с той стороны, а через мгновение в щель под воротами просунулась серая морда. На счастье, никто крупнее кошки не смог бы протиснуться здесь. Креп от души пнул по волчьему носу, а когда взрыв щенячьего тявканья утих, невесело сказал:

– Всю ночь будут караулить. Может, даже дольше. Эка нас угораздило… Ладно, пошли в дом, чародея поищем.

Оболиус отрицательно покачал головой.

– Струсил? – обрадовался Креп, свысока посмотрев на Рыжика.

– Ногу ушиб, – стал оправдываться юный искусник, все так же сидя на брусчатке двора. – Болит!

– Так вылечи, – поддел его белобрысый.

– Не умею, – плаксиво пожаловался Оболиус.

– Я так и знал, что ты забоишься в дом заходить. Ну, тогда я один пойду и притащу кости. А ты как есть пужанка!

– Ничего ты не притащишь!

– А вот посмотришь!

– А я говорю – не притащишь! Мой старик запер ллэра Гласуса в его комнате. Даже я не смогу открыть дверь.

– Ворота же открыл?

– Ворота – ерунда, просто чтобы случайные люди не ходили. А там специальная защита!

– Чего же ты тогда поехал?

– Чтобы посмотреть, докуда ты дойдешь, пока обратно не побежишь!

Креп ничего не ответил, только надменно сплюнул и стал чиркать огнивом, чтобы зажечь факел.

Когда мальчишки только скакали сюда, Оболиус с дрожью представлял, как они будут подбираться к замку. Он был уверен, что дальше двора они не пойдут и все кончится пререканиями, кто первый отступится. На деле получилось иначе – до замка они доскакали наперегонки. Как-то не до страшных историй, когда сзади настигает реальная опасность. И теперь, когда у Рыжика появилось достойное оправдание в виде распухшего колена, чтобы не ходить внутрь, страх ушел. Даже лесные хищники, которые бродили за воротами, сейчас представлялись чем-то далеким и безопасным. Зато было видно, что Крепу страшно, хоть он и старательно скрывает это. Поэтому Оболиус заранее почувствовал себя победителем. Действительно ведь, белобрысый никак не сможет привезти тело мертвого чародея, а значит, они оба вернутся ни с чем. Если каждый начнет врать, наговаривая на другого, то мальчишки просто подумают, что они дальше деревенской околицы не ездили. А значит, лучше объявить общую версию, которая устроит обоих, опять-таки вне зависимости от того, как оно было на самом деле. Креп этого еще не понял и отчаянно рвется внутрь в надежде что-то кому-то доказать. Только без толку!

Белобрысый наконец запалил факел, отважно направился к двери и вошел в замок.

– Видишь темное пятно на полу? Это засохшая кровь. Здесь мы обнаружили останки Хромого, – крикнул ему вслед Оболиус и затаил дыхание, прислушиваясь.

Эти слова явно смутили Крепа, но через какое-то время он тихо ругнулся и пошлепал дальше. Ученик искусника забыл о своей травме – так ему захотелось учинить какое-нибудь озорство над главарем деревенских мальчишек. «Эх, вот бы, как в прошлый раз, вселиться в волка. Вот тогда можно было бы устроить Крепу веселье!» – мелькнула мысль. Рыжик с горящим взором повернулся к воротам, но, увы, суровая реальность задула этот его порыв: волков там много, а не один – ворота не откроешь. А без мохнатки вселиться не получается. Все же Оболиус не успокоился: было бы желание, а гадость найдется. В его голове возникла новая мысль: «Эх, только бы успеть до того, как Креп нагуляется внутри и надумает возвращаться обратно!»

Хромая, оболтус допрыгал до ворот и лег на землю, заглядывая в щель под створкой. Двое хищников все еще бродили, тычась носами во все дыры и даже стараясь рыть лапами мощенный булыжником въезд. Еще трое улеглись поодаль, терпеливо дожидаясь, когда такая близкая добыча высунется наружу. Вся ли это стая или есть еще звери, Оболиус не увидел. Впрочем, это не важно… Парень поискал взглядом в ночном небе подходящую тучу. Оказалось, что ночью сделать это не так-то просто. Все же он нашел область, где не было звезд, потом сосредоточился на одном из лежащих животных, вспоминая недавний урок. Волк, похоже, почувствовал недоброе внимание к своей персоне, а может, просто решил перелечь на другое место. Он поднялся и скрылся во тьме, но это ему не поможет – юный искусник накрепко усвоил премудрость и повесил метку куда надо.

С первой попытки ничего не вышло. Плетение получилось правильное, Оболиус в этом не сомневался, но молнии не было. Впрочем, учитель предупреждал, что так бывает. Может, тучка нехороша, может, с высотой не угадал. Подросток попробовал снова. На этот раз все вышло как надо: нестерпимо-яркая дуга ударила куда-то за стену. Звери, что только что мирно лежали перед воротами, стремглав кинулись наутек.

– Как будто все получилось, но как дальше-то?.. – сам себя спросил подросток.

Надо выйти за ворота и проверить, только страшно… Оболиус потратил уйму времени, взбираясь на стену по своей нити, чтобы выглянуть наружу. Это оказалось совсем не просто: как обычную веревку, нить использовать не получалось. Имея определенный опыт и заранее предвидя все трудности, парень сразу же овеществил всю нить, а не только ее концы, притом сделал ее достаточно толстой. И все равно псевдоверевка резала руки и оказалась очень скользкая – даже если простую веревку макнуть в масло, такой не получишь. В итоге помогла сжимающаяся нить, хотя такие парню делать еще не приходилось – еле справился.

Зато усилия не прошли даром, картина за стеной не могла не радовать: молния попала точно в серого хищника, вмиг превратив в обугленную бесформенную кучу с торчащими наружу костями. Рыжик самодовольно улыбнулся: пожалуй, не стоило бояться, улепетывая от стаи со всех ног. Он, обычный мальчишка, которого за рыхлую фигуру и необычный цвет волос шпыняли все, кому не лень, стал достаточно силен, чтобы справиться с целой стаей свирепых хищников! Это приятно. Хорошо, что волки разбежались, но задумка заключалась не в том, чтобы прогнать их. Для хорошей шутки нужен был мертвый зверь. Получилось даже лучше, чем Оболиус надеялся: туша выглядела ужасно и пахла отвратительно. То, что надо. Теперь дело за малым – открыть ворота и затащить останки в коридор замка. Крепу, чтобы выйти на улицу, придется пройти по горелым костям, а иначе никак! То-то будет потеха, когда он замрет в нерешительности у самого выхода и примется звать на помощь!

Хихикая в предвкушении, ученик искусника обмотал все, что осталось от зверя, нитями и потащил в замок.

Крепа не было долго. Ночь в чародейском доме, о котором ходит столько страшилок, – не самое лучше место для веселого досуга. Но лишь спустя час из коридора замка послышались легкие шаги. Оболиус к тому моменту уже весь извелся, вновь вздрагивая от каждого шороха. А надо сказать, пугающих звуков вроде уханья филина и далекого волчьего воя в округе хватало. Даже петли ворот под порывами ветра поскрипывали как-то особенно неприятно. Лошади тоже не добавляли спокойствия, то и дело тревожно всхрапывая и вздрагивая всем телом, точно чуяли что-то нехорошее. Поэтому возвращения своего заклятого напарника Рыжик ждал с нетерпением, гадая, отчего тот так долго возится. Теперь выходка с жареным волком не казалась такой уж хорошей: хотелось, чтобы рядом как можно скорее появился живой человек. А ну как Креп сейчас наткнется на обугленную тушу и с криками убежит обратно в замок? Иди ищи его тогда. Увы, менять что-либо было уже поздно.

На удивление, ритм шагов нисколько не изменился: белобрысый парень спокойно вышел во двор, как будто даже не заметив сюрприза, который приготовил ему олитонец. Может, в самом деле не заметил. Факела у него больше не было. Видно, прогорел за время блужданий по этажам и комнатам. Как он не заблудился внутри без света – загадка. Сам-то Оболиус сделал себе маленького светлячка, но его напарнику о таком не приходилось даже мечтать.

– Что нашел? – невинно поинтересовался Оболиус, пряча счастливую улыбку.

Одиночество закончилось, и к нему снова стала возвращаться уверенность в себе. Креп ничего не ответил и направился прямиком к юному искуснику. Когда расстояние стало совсем небольшим, главарь деревенских мальчишек внезапно бросился вперед, зарычав и хищно вытянув руки вперед. Оболиус предполагал что-то подобное: конечно же волк не остался незамеченным, а теперь наступило время мести. Пускай деревенский вожак не показал виду, но конечно же перенервничал. Рыжик был готов и тотчас же спеленал обидчика своими фирменными нитями.

– Но-но, полегче! – высокомерно потребовал он, раздумывая между делом, пнуть поверженного врага или лучше не надо.

Креп в ответ только корчил гримасы, зло сверкая глазами в свете Мунары.

– Спокойно! – вновь потребовал Оболиус, но и на этот раз ничего не добился.

«И что теперь делать?» – мелькнула мысль. Рыжик осторожно потыкал белобрысого носком башмака:

– Если будешь вести себя смирно, развяжу!

Креп, похоже, взбесился не на шутку и слушать доводы рассудка отказывался. Развязывать его в таком состоянии явно было опасно. Но и бросать здесь нельзя – что тогда сказать в деревне? Уехали вдвоем, возвращаться тоже надо вдвоем.

Оболиус сам не заметил, как за раздумьями до крови изгрыз себе костяшки пальцев. Наконец боль достучалась до сознания, и Рыжик, встряхнувшись, бросил это неблагодарное занятие и стал подманивать лошадь напарника.

Прошло, наверное, около получаса, прежде чем ему удалось с помощью целой паутины из искусных нитей затащить по-прежнему связанного парня на спину животного, перекинув поперек на манер мешка с зерном. А потом еще долго пришлось забираться на свою лошадь. Без седла сделать это совсем нелегко, а тут еще ушибленное колено. Без Искусства у него вообще ничего бы не получилось. Небо на востоке уже стало светлеть, когда горе-исследователи тронулись в обратный путь. Впрочем, отъехали они недалеко, когда Креп все-таки угомонился и стал возмущаться по поводу своего положения.

– Обещаешь больше не драться? – осторожно поинтересовался искусник.

– Обещаю, – буркнул тот в ответ.

– Смотри, – пригрозил Рыжик. – Если снова начнешь, руки свяжу, но на лошадь затаскивать не буду. Побежишь за мной бегом! – С этими словами он убрал свои нити.

В самом деле, Креп повел себя смирно, усаживаясь поудобнее и растирая лоб: видно, кровь прилила от долгого висения вниз головой.

– Что в доме видал-то? – не удержался от вопроса Оболиус.

– Не помню, – отозвался тот.

– Не хочешь – не говори, – пожал плечами юный искусник. – Как будто я сам не знаю. Внизу конюшня, кладовая, потом лестница на второй этаж. Там кухня, пустые комнаты, потом…

– Я правда не помню. По лестнице поднялся – было, да. А что потом – как-то позабыл… – ответил Креп немного растерянно и снова принялся тереть лоб, силясь вернуть сбежавшие воспоминания. – А ты что видел?

– Да ничего. Волков разогнал, одного молнией испепелил… – Краем глаза Оболиус наблюдал за реакцией белобрысого, но тот даже не вздрогнул.

Может, правда не заметил во тьме сюрприз? Но как не споткнулся тогда? И вонь от паленой шерсти в коридоре стояла – не вздохнуть. И чего тогда Креп драться полез?

Глава 7
Оболиус. Правильная мотивация

– И что ты там забыл? – встретил искусник вопросом своего ученика.

– Так ведь это… ребята… – промямлил Оболиус.

– Но это не важно. Дело в другом, – не стал дожидаться внятного ответа старик. – Ты опять без спросу взял мое!

Рыжик, пригорюнившись, опустил голову, и Толлеус тут же ловко стащил с нее обруч.

– Юношам вроде тебя надлежит со всем старанием постигать науки, чтобы хотя бы лет через пятьдесят чего-нибудь достичь. Только ты не доживешь до этого времени: глупость, которая из твоей башки так и лезет, убьет тебя раньше. Твоя бабка настоятельно рекомендовала использовать розги. Говорила, они на тебя благотворно действуют. Только я думаю, тебе нужно кое-что другое. Я взял над тобой опеку и должен заботиться о тебе. Но это не значит, что я буду трястись над тобой, точно курица над яйцом! – При этих словах старик важно поднял палец вверх, но не сдержался и хихикнул. – Тебе нужно освоить пассивную защиту, причем сделать это следует как можно скорее. Этому я тебя научу. Я собрал одно забавное плетение, которое поможет тебе в изучении защитного пузыря.

Чуя подвох, Оболиус недоверчиво спросил:

– Это как?

– Очень просто, – снова хихикнул искусник. – Я прицеплю на тебя свое плетение, и оно время от времени будет бить тебя по поверхности ауры. Это вроде того, как чародеи атакуют. Нас так в академии воспитывал один… Кхм, да… Ну вот, готово! Ты увидишь, как плетение начнет накапливать заряд. Тебе всего-то нужно будет сформировать защиту. Вот такую, смотри! – Толлеус продемонстрировал ученику заготовку. – Ну вот и чудесно! А теперь расскажи, что там делается, в чародейском замке?

Оболиус сперва почистил лошадь, потом наскоро перекусил холодной кашей. Наконец он вышел из дома, чтобы вернуться в конюшню, но завалиться спать не успел – наказание в виде завязанного на ауру плетения стало накапливать заряд. Рыжик поспешил сесть на завалинку, подсознательно ожидая воздействия по любимому месту всех педагогов и воспитателей. Но ошибся – колючая волна прокатилась по всему телу, обжигая кожу и выкручивая суставы. В глазах потемнело, и в себя он пришел уже на земле – дрожащий, судорожно хватающий ртом воздух. Рубаха была мокрая от пота, как будто только что один разгрузил телегу с мешками. Пожалуй, испытать такое еще раз не хотелось. Вот вроде бы все позади, ничего не болит, но воспоминания о пережитом вызывали озноб. Однозначно розги приятнее!

Как ни хотелось лечь спать, но пришлось сосредоточиться на гостинце от учителя. Самое обидное, что просто развеять плетение не получалось. Казалось бы, ничего сложного: вот структура, нарушь ее, и все! Но нет, это не простая нить, какими старик мучил своего помощника в Широтоне. Основа плетения, точно живая, упирается, а через какое-то время сама восстанавливается.

Оболиус искренне попытался воспроизвести плетение-защиту, которое искусник показал утром. Увы, ничего не вышло – сложно. Плетение разваливалось на куски и отказывалось работать. А сфера-обманка – видимость защиты – тут помочь ничем не могла.

Следующий разряд застал Рыжика как раз за экспериментами. Бросив все дела, он зажмурился, но спасения это не принесло. Наказание было неотвратимо, и ударило сильнее, чем в первый раз. Или это только так показалось?

Когда плетение зашевелилось в третий раз, Оболиус снова попробовал его сломать. Все-таки восстанавливалось оно не мгновенно, так что была надежда, что разряда не будет. Увы, стало еще хуже. Причем нынче боль не прошла. Ощущения были такие, будто содрали кожу. По всему телу расползлись красные пятна, как от ожога. Даже Толлеус удивился, когда мяукающий от боли ученик ввалился в дом. Искусник помог: одним плетением утихомирил боль, второе, по его словам, должно было ускорить восстановление кожи. Еще он строго-настрого наказал не пытаться ломать плетение.

– В следующий раз ведь и убить может, дурья башка! – напутствовал он. – Нельзя вот так, без понимания, вмешиваться в работу плетения! В Кордосе такие опыты можно ставить только в искусной мастерской, где специальные амулеты спасут от выброса! Знаешь, как опасны самодельные плетения? Нет? Так я тебе скажу! Запросто руки вместе с посохом оторвет!

– У меня нет посоха! – пискнул Оболиус, чем рассердил учителя еще сильнее.

– Значит, башку оторвет! Бестолковую! Думать надо, думать, прежде чем что-то сделать. Это ж чего учудил: раскачал плетение перед активацией! Ты еще собери нестабильное плетение да маной его наполни! Да не жалей, побольше влей! Чтобы уж наверняка! Одно слово – оболтус!

Пока Оболиус побитой собакой стоял в темном углу, чтобы не садиться на обожженный зад, Толлеус засобирался проведать своих мохнаток. Помощника он милостиво не взял, предоставив ему возможность постигать искусную науку, не отвлекаясь на хозяйственные дела. То, что горе-ученик не спал всю ночь и падал от усталости, он в расчет не брал. Других заданий у Оболиуса не было: даже за конюшней присматривать не требовалось, потому что старик повез сбережения с собой. Финна, которая плохо понимала, что происходит, только качала головой и старалась не попадаться господам искусникам на глаза.

Когда старик уехал, Рыжик с оханьем устроился на хозяйской кровати – на мягкой перине, набитой гусиным пухом, лежать было терпимо. Там он сейчас же заснул, хотя намеревался поработать над защитным плетением.

Долго поспать не удалось: судорога скрутила в положенное время, вырвав из сладкого забытья. Хорошо хоть благодаря целебному плетению искусника переносить волну стало не так больно.

Мысль, которая крутилась в голове до того, как парня сморил сон, не ушла. Искусник, распекая своего ученика, говорил про ману. Что-то вроде: «Закачай побольше – огребешь сильнее». Идея состояла в том, чтобы, наоборот, снизить уровень маны. Тогда и плетение будет бить слабо!

Вредное плетение черпало ману из запасов самого Оболиуса. Избавиться от нее проще простого, – например, потратить. Но для этого, во-первых, нужно плести какую-нибудь искусную вязь (долго и трудно), а во-вторых, просто так разбрасываться этим ресурсом не хотелось (старик носился с ним, как курица с яйцом, и такое же трепетное отношение, похоже, стало передаваться и его ученику). Был и другой способ – слить ману. Толлеус делал это запросто, складируя ее в накопители. Сосать ману из маногубок и даже напрямую из ауры мохнаток Оболиус умел. Как это работает в обратную сторону, он не знал, но тут же вскочил и побежал пробовать.

Конюшня встретила его полутьмой, стойким запахом животных и каким-то неповторимым уютом. Мохнатка Булька против обыкновения не рыскала по двору, подрывая столбы хлипкого плетня, а была здесь же: ее добрые глаза чуть-чуть светились желтым у дальней стены. Парень даже не стал подходить к ней, просто потянувшись к зверюге аурой. А когда их ауры соприкоснулись, начал эксперименты с маной. Когда в Широтоне он в первый раз попробовал выпить ману, получилось сразу же: организм сам почувствовал, что нужно сделать, чтобы восстановить собственный запас. Сейчас с внутренним балансом все было в порядке, поэтому подсказок не наблюдалось. Оболиус постоял в раздумье, потом сообразил сознательным усилием высосать из химеры всю ману, надеясь, что либо животное захочет восстановить свой запас и даст почувствовать, как мана уходит, либо же организм сам сбросит излишек, потому как из-за избытка маны в ауре ощущался некоторый дискомфорт – давление в голове.

Идея оказалась правильной – лишняя мана ушла обратно химере, и напряжение сейчас же пропало. Нужное ощущение подросток получил и попробовал воспроизвести его, внутренним усилием «отрыгнув» ману. Получилось, но не чуть-чуть, как планировалось, а целиком и полностью. Мохнатка, которая до того мирно лежала в соломенном гнезде, вскочила и принялась метаться по стойлу, оглашая окрестности душераздирающим бульканьем, переходящим в визг. Потом внезапно повалилась где была, продолжая сучить ногами, и изо рта пошла пена. В истинном зрении аура животного непривычно раздулась, некоторые ее участки, явно не приспособленные под такие нагрузки, истончились до прозрачного состояния или даже порвались. На счастье, личный запас маны Оболиуса был невелик: больше, чем у обычного человека (сказывались регулярные тренировки, а может, манипуляции Никоса), но до чародейского уровня ему было еще далеко. Иначе аура бедной Бульки попросту лопнула бы. Сообразив это, ученик искусника тут же снова наладил аурный контакт и отсосал обратно излишки.

Мохнатка затихла и обмякла. Перепуганный Оболиус, предчувствуя новое наказание, поспешил к ней, но шлепнулся в навоз рядом со своей жертвой, настигнутый разрядом плетения. Придя в себя, подросток медленно сел и посмотрел истинным зрением. Химера была жива, хотя ее аура выглядела неважно: какая-то взбаламученная и измочаленная. Странно было видеть разноцветные потоки и пульсацию там, где всегда было кристально-чистое спокойствие. Чем помочь животине, за которую кордосец без раздумий снимет голову, Оболиус не знал. Она пострадала из-за него! Старик этого не простит… Если узнает! Мохнатка умела благотворно влиять на ауру. Эх, вот бы сейчас сюда вторую. Может быть, она смогла бы помочь своей товарке…

Увы, других химер здесь нет, а загон далеко. Близкий к панике, Рыжик снова подключился к животному, бормоча: «Я буду вместо второй мохнатки, я сам тебе помогу!» Как это делается, он понятия не имел. Между «захотеть» и «сделать» огромная пропасть, а в данном случае было даже непонятно, что же следует предпринять. Несколько минут Оболиус вглядывался в непрерывно меняющуюся картину перед глазами. На всякий случай потыкал в нее аурным щупом и даже получил какой-то результат: аура животного напоминала глину – лепи что хочешь. Но дело опять-таки упиралось в вопрос, что слепить.

Наконец, вдоволь понаблюдав за динамикой картины, парень стал рассуждать. Если животное умирает, то те потоки, которые появляются, вредные, и их надо тормозить. Если же мохнатка сама себя лечит, то новые потоки полезные, и им надо помогать, пробивая те темные участки, похожие на гематомы, в которых они вязнут. Обе версии казались логичными, оставалось только выбрать одну из них или пустить дело на самотек. Оболиус выбрал вторую версию. Химера как будто благотворно влияет на ауру хозяина, выправляя ее, верно? Верно! Значит, и себя она сейчас лечит. Если же все-таки это не так, то по меняющемуся состоянию животного парень надеялся распознать свою ошибку до того, как станет слишком поздно отыграть все назад.

Все-таки он был прав: химера встретила его помощь с благодарностью. А может, парню только померещилось, будто в голове возник теплый отклик? Как бы то ни было, дело пошло быстрее, и общий вид ауры четвероногой пациентки значительно улучшился, хотя из-за неловких действий «лекаря» животное иногда дергалось и жалобно хрюкало.

Сколько прошло времени, Оболиус не знал и даже не задумывался над этим, занятый Булькой, но быстро сообразил, когда ужалил новый разряд злого плетения. Удивительно, но на этот раз его почти не скрючило. Зато досталось химере, которая и без того чувствовала себя неважно. Сразу же вспомнились слова, которые старик говорил о мохнатках: «Чародеи используют их для того, чтобы не рисковать своей аурой, когда случаются проколы в чародействе». Парню стало стыдно: опять бедному животному досталось по его вине! А искусник наверняка уже возвращается с пастбищ. Хотя разряд как будто болезненный, но не вредный, ничего страшного. В любом случае до следующего еще долго. Успокоив совесть таким образом, Оболиус продолжил свое занятие.

Толлеус вернулся в благодушном настроении и сейчас же вызвал своего ученика, дабы тот распряг лошадь, ну и заодно намереваясь поинтересоваться результатами в возведении искусной защиты. Осунувшийся вид подростка сразу же сказал старику все еще до того, как парень открыл рот. Хорошо хоть кордосец не обратил внимания на непривычно притихшую химеру и на бегающие глаза Оболиуса. Так что появилась надежда, что нового наказания не будет. Хотя и старого вполне хватало.

Толлеус только рукой махнул и пробурчал что-то неодобрительное в адрес всех нерадивых мальчишек, когда выяснил, что его ученик все еще не освоил плетение защиты.

– Вот смотри, как просто, – стал втолковывать он, вновь демонстрируя заготовку, которую нужно было воссоздать. – От тебя же не требуется ничего сверхъестественного. Не надо поддерживать температурный баланс, контролировать скорость приближающихся объектов, обеспечивать свето– и воздухопроницаемость. Простейший случай – отловить определенное воздействие. А ну, показывай, что у тебя не получается?

Оболиус послушно изобразил.

– А где вот эта часть? – изумился старик, обозначив добрую треть плетения.

– Она же лишняя!

Толлеус фыркнул:

– Как это «лишняя»? Ты получаешь удар. Ты его перехватил, но потом с его силой надо что-то сделать. Эта «лишняя» часть – как раз для этого, она изменяла эту силу так, чтобы та свободно проходила через ауру, не повреждая ее.

– Но у меня же вот – я направляю пойманную силу от себя. Так проще!

Искусник пожевал губами:

– Это работает с молнией. Ее при известной доле сноровки можно отразить, но на самом деле это не самый простой способ. С твердыми телами вроде стрел так вообще не получится. Их можно разрушить или в лучшем случае – оттолкнуть. Но чтобы отразить аурное воздействие… – Старик помолчал. – Нет, не выйдет! Вот что у тебя получается?

– Что? – вскинулся Оболиус и тут же испуганно замолчал.

– То! – недовольно нахмурился кордосец. – Ты действительно теоретически сможешь отбить чародейское аурное нападение. Но только когда атака осуществляется извне. А мое плетение уже на тебе! Ты не можешь его разрушить или отгородиться, ты можешь его только нейтрализовать, преобразовав!

Заглянув в непонимающие глаза подростка, старик пояснил:

– Экспериментировать будешь потом, когда основы освоишь. А сейчас делай, как я показал, и не выпендривайся!

К ночи, когда лишь слабое красное свечение напоминало об исчезнувшем солнце, Оболиус явился показывать свое творение. Стоит отметить, что искусник сжалился над несчастным учеником и модифицировал свое плетение таким образом, чтобы било оно не сильно и лишь по желанию самого Рыжика – с целью проверить действие защиты. Так что подросток смог выспаться и на свежую голову заняться решением задачи.

Толлеус внимательнейшим образом принялся изучать творчество мальчишки, регулярно сверяясь со своим собственным образцом. Старуха Финна забилась в самый дальний угол избы, опасливо косясь на невнятно бормочущего старика, выводящего пальцем в воздухе вензеля, – она не видела никаких плетений и, проводя сравнение между искусником и деревенскими ведьмами, трактовала происходящее исключительно с мистической точки зрения.

– Разве ты сам не видишь, что у тебя тут и тут другие фрагменты? – изумился старик.

– Вижу, – буркнул ученик. – Ну не получаются точно такие, как у вас. А эти похожие.

– «Похожие»! – передразнил Толлеус. – Утка с курицей тоже похожи.

– Но ведь эти и те фрагменты по своей сути одинаковые!

– Ага, только не подходят.

– Подходят.

– Показывай, раз подходят!

– Не получается состыковать!

Толлеус наградил ученика презрительным взглядом и фыркнул:

– Я-то вижу, что они у тебя болтаются совершенно отдельно от основного плетения. И на что же ты рассчитывал, когда шел сюда?

Оболиус промолчал, а искусник продолжил:

– Никос очень просил не загонять тебя в жесткие рамки. Но о какой «свободе творчества», или как он там это обозвал, может идти речь, если ты занимаешься отсебятиной не ради высокой цели, а исключительно из-за лени и неспособности сделать все как надо? Вот зачем пихать сюда эту подделку, если сам прекрасно понимаешь, что ничего не получится?

– Это у меня не получается, – огрызнулся парень. – А у вас, может, и получится. А если выйдет, плетение станет красивее.

– Красивее? – сбился с мысли Толлеус. – Ты о чем?

– Не знаю, – замялся Рыжик. – Просто я заметил, что более красивые плетения лучше работают. Извините, но вот, например, в вашем обруче плетения красивее, чем те, что делаете вы. Вот и тут стало бы лучше.

– Гармония плетений, – как бы про себя проговорил старик. – Я читал кое-что про эту дисциплину, но ее не преподают даже в академии.

Старик задумался, но тут же в разговор вклинилось его альтер эго:

– И ты, значит, решил навести красоту… – Ехидный голос оборвался на полуслове – Толлеус волевым усилием подавил его:

– Возможно, ты прав, и я бы смог это сделать. Но я хочу, чтобы прежде, чем пороть отсебятину, ты делал так, как я велел. Обходные пути – это хорошо. Но тебе нужно научиться делать все, чтобы не зависеть от них.

Когда утром искусник заявился на конюшню, Оболиус лишь уныло поприветствовал его. Настроение у парня было на редкость паршивое: еще совсем недавно он чувствовал себя могучим и опасным – повелитель молний как-никак. Но минувшие сутки, прошедшие в борьбе с плетением старика, резко сбили с него спесь. Самое обидное, что он на самом деле старался, всю ночь проведя за постижением искусной премудрости.