Текст книги "За полшага до счастья"

Страна детства

Шесть двадцать.

Жюли несколько раз пробежалась перед домом. У въезда в деревню всходило солнце. Над океаном, там, где едва заметно закругляется горизонт, еще притаилась тьма.

Море было спокойно.

Девушка – нет.

Она чувствовала, как ее переполняет энергия. Откуда взялась эта сила, когда речь зашла о том, чтобы помериться с мужчиной, который к тому же немного женоненавистник? Наверное, из отрочества. С тех пор она сопротивляется как может. Когда может. С Шассоном не могла. Не имела возможности, потому что тут дело было в деньгах. Но сегодня утром, с этим Жеромом, она даст себе волю. Ей неизвестны спортивные способности этого человека, зато она верит в себя. Она окажется сильнее. Хотя бы ради Люка. Ну и чуть-чуть ради себя тоже.

Жером появился спустя несколько минут и уселся на крыльцо, чтобы завязать шнурки.

– Куда побежим? – спросила Жюли.

– По пляжу налево, потом по дороге, что ведет вдоль берега, и опять вернемся по пляжу. Вы в форме?

– И в гораздо лучшей, чем вы. Я вчера вечером не залила в себя полбутылки виски.

– Это не помешает мне обогнать вас.

– Хотите немного разогреться?

– И так сойдет.

Жюли пустилась в путь, даже не дав Жерому времени подняться со ступенек крыльца. Она побежала по узкой дорожке среди дюн, потом легко миновала зону влажного песка. Набирая скорость, она заметила, что Жером нагнал ее. Спустя несколько минут он ее обошел. Теперь Жюли держалась немного позади. Не стоило сразу унижать парня, это дурной тон, и потом уже не остается никакой интриги. Прошло минут пятнадцать, и Жюли почувствовала, что ее соперник уже на пределе, – похоже, он выдохся. Она же по-прежнему дышала ровно.

– Вы часто бегаете? – спокойно спросила она.

– Я… уффф… бывало… уффф… время от времени… уффф… а вы?

– Два раза в неделю. Я всю жизнь бегаю.

Вот дрянь, зачем она это сказала!

Жюли продолжала говорить. Он помалкивал. Она бы тоже предпочла помолчать, чтобы сэкономить силы. Чтобы не рисковать, что проиграет, хотя уже была почти уверена, что этого не случится. Так что она наслаждалась пейзажем. Великолепным. Этот океан, что мерно накатывал волнами на скалы, точно зрители, бьющие в ладоши, чтобы подбодрить честолюбивую девушку, посылающую тело вперед, чтобы доказать Жерому и всему свету, что она имеет право на место среди людей, пусть маленькое, но свое место. Свое собственное.

Полчаса спустя дорога сделала поворот, и снова показался пляж. Жюли слегка поднажала, чтобы убедиться, что противник спекся. Он и правда едва не валился с ног. Теперь она, раскачиваясь, бежала по влажному песку. В ней росло то чувство восторга, о котором она мечтала накануне. Бежать по пляжу. Ей с трудом удавалось увернуться от предательски накатывающих на песок волн. Вдали уже виднелся дом. Жюли обернулась. Жером отстал. Она бежала, и с ее губ не сходила улыбка. Ладно уж, поможет она ему готовить. Такая уж она, эта Жюли. Не гордячка и не задавака. Простая. Но сейчас она наслаждалась победой. Когда до домика оставалось метров сто, она разглядела на террасе Поля, который держал на руках Людовика в пижамке. Малыш изо всех сил махал ручонками, чтобы подбодрить ее.

Поль знал, что не следует слишком задевать уязвленное самолюбие Жерома. Это может плохо кончиться. Следовало дождаться, когда он свыкнется со своим поражением и примет его. Единственное, в чем он был твердо уверен, – это в том, что сегодняшнее фиаско не причинит сыну вреда.

Уважаю, малышка!

– Как мало надо для счастья, а? – встретил Поль Жюли.

– Ну да… уффф… совсем мало… для счастья… – Жюли поднялась на террасу. Все-таки она тоже не могла отдышаться.

– Та маленькая точка, что движется по пляжу, – это Жером?

– Он еще движется?

– Злюка!

– Схожу-ка я за свежим хлебом. Ему понадобится подкрепиться. С «Нутеллой» хорошо пойдет, – добавила она. – Я возьму ваш кошелек?

– И принеси бриошь для Люка.

– Когда мы вернемся, я не смогу покупать ее каждый день.

– Тогда он сможет понять, в чем разница между отпуском и буднями!

Когда Жюли вернулась с хлебом, Жером сидел возле кухонного стола. Он уткнулся в стакан апельсинового сока и не соблаговолил даже взглянуть на нее. Опять за свое! Жюли вопросительно посмотрела на Поля, и тот подмигнул ей…

Пройдет…

Жером внезапно вышел из домика и направился на пляж. На востоке пробились первые лучи солнца. Жюли оставила Людовика со стаканом теплого молока и куском бриоши на попечение Поля. Какая-то сила погнала ее за этим мужчиной на пляже. Она сама не понимала почему. Она просто доверилась своему инстинкту. Жером, обхватив колени руками, сидел на песке, на полпути между зарослями травы и кромкой воды, и смотрел на океан. Все его тело было напряжено. Жюли заметила это еще издали. Он словно пытался оградить себя невидимым кругом, куда Жюли хотела бы проникнуть. Она молча присела рядом и стала смотреть на бесконечный танец волн, то набегающих на песок, то отступающих. Шли долгие минуты, шептались волны и где-то вдалеке, чуть севернее, кричали над портом чайки.

Наконец Жюли взяла его руку в свои ладони и тихонько произнесла:

– Жизнь порой бывает жестока, и иногда с этим ничего не поделаешь…

Жером глубоко вздохнул и, разразившись рыданиями, бросился в объятия молодой женщины. Он плакал долго. Поль с улыбкой вздыхал, глядя на них из окна кухни. Вот она, эта тоска, которая глодала его долгие месяцы. Наконец-то она выползла из своего укрытия, не отваживаясь больше таиться за внешним спокойствием. Покажись, проклятая тоска, и мы прикончим тебя. Растворись в соленой воде слез и затеряйся вместе с ней в морской пучине. Жюли уселась на Жерома верхом, чтобы крепче держать в объятиях. Она прижала его к себе, укачивая, как Людовика, когда тому плохо. Можно ли сравнить горе трехлетнего мальчика, который сломал свою любимую игрушку, с горем мужчины, потерявшего жену? Кто знает?..

Слезы смешивались с по́том. Не важно, что их футболки отнюдь не благоухали после недавних усилий. Главное – обрести утешение. А остальное не имеет значения.

Спустя добрых полчаса Жюли удалось уговорить Жерома вернуться в дом. Он ушел принять душ, смыть пот и охладить опухшие веки. Через несколько минут он появился с перекинутым через плечо полотенцем. Молодая женщина приготовила кофе и тартинки, намазанные толстым слоем «Нутеллы». Если сладкое успокаивает младенцев, оно должно так же благотворно действовать на любого бедолагу, какого бы возраста он ни был. Мы никогда окончательно не покидаем страну детства.

Поль ушел прогуляться с малышом по деревне, чтобы дать Жерому время прийти в себя. Жюли тоже скрылась в ванной, оставив его наслаждаться шоколадными тартинками: а вдруг ему захочется без свидетелей прикончить всю банку! Впрочем, она надеялась, что и на завтра останется. Она ведь тоже не совсем покинула страну детства.

Под вечер бывает такая прекрасная пора. Одни запускают воздушного змея, другие бредут по воде вдоль берега. Над волнами разносятся крики играющих детей. Сегодня Жером впервые разделяет этот вечер с ними. Он идет чуть впереди, потому что Поль и Жюли остановились, чтобы Люк мог рассмотреть краба. Малыш, утратив к нему интерес, внезапно вприпрыжку пустился за ушедшим вперед мужчиной и, догнав, протянул ему ручку. Жером вздрогнул и чуть не отскочил, пораженный этим проявлением нежности, но, справившись с собой, заключил маленькую пятерню в свою холодную ладонь.

– Почему ты никогда не вадуешься? – через несколько мгновений спросил Люк.

– Потому что мне грустно.

– А почему тебе гвустно?

– Потому что моя жена умерла.

– А почему она умевла?

– Э-э-э… потому что ей было грустно…

– Значит, и ты умвешь?

– Я… нет, не обязательно!

– Тогда почему ты никогда не улыбаешься, если не собиваешься умивать?

Тут Жером посмотрел на малыша и улыбнулся ему. Жизнь порой так проста. Он схватил ребенка под мышки и закружил в воздухе, а потом посадил к себе на шею. Малыш уже не мог этого видеть, но Жером по-прежнему улыбался: улыбка словно прилипла к его губам, как будто он вновь позволил ее себе после утренних слез.

Людовик закашлялся.

– Ты заболел?

– Нет, пвосто пвоглотил насмовк…

Под вечер бывает такая прекрасная пора. Одни запускают воздушного змея, другие бредут по воде вдоль берега. Над волнами разносятся крики играющих детей. И еще бывает бальзам на сердце, когда тоска, покидая вас, освобождает немного места для всего остального…

* * *

Наверное, во времена, когда процветало колдовство, мужские слезы ценились на вес золота. Они были такой же редкостью, как жабья слюна. Для чего они могли пригодиться – не знаю. Снадобье, от которого становишься более любезным? Человечным? Более щедрым на чувства? Или менее волосатым?

Желая казаться мужественными, все мужчины постоянно пытаются проглотить слезы, даже в самые ужасные моменты своей жизни. Будто это что-то меняет. А ведь слезы действуют благотворно. Очищение мозгов, промывка от печали. Тогда откуда у них эта нелепая мысль, что, раз у тебя есть яйца, ты не должен плакать?

Уж и не знаю, что спровоцировало утренний потоп: усталость, выпитое накануне, факт, что он проиграл забег, или все, вместе взятое, зато мне известно, что через несколько часов Жером улыбался. Именно такой улыбкой, какая свидетельствует о том, что час успокоения близок.

К счастью, я знала, что он несет груз тяжкого горя, а то подумала бы, что он плачет из-за поражения, как избалованный ребенок, которому при раздаче пирога не достался королевский боб. А поскольку я не из тех, кто станет плутовать, чтобы позволить выиграть другому…

Десять дней назад я проливала слезы, сидя за кассой, а потом какой-то тип выложил на движущуюся ленту свои покупки и пригласил меня в ресторан, а после еще и в Бретань. А сегодня он благодарит меня за то, что я заставила плакать его сына.

Чуднáя история!

Непохоже, чтобы они занимались продажей женщин и детей в Азию. Они даже как-то вполне искренни в своих сложных отношениях.

А я никогда в жизни не тратила столько денег, которые мне не принадлежат. Надо бы быть поосторожней, а то привыкну. Хотя за три года я так приучилась считать каждый цент, что со мной такое может случиться очень не скоро. К тому же, Жюли, даже не мечтай, это долго не продлится. Три недели отпуска, а там – твоя касса ждет тебя! И недовольные и нетерпеливые покупатели, и злой директор, и твои сраные коллеги, и твоя говенная жизнь…

Так что пользуйся. Есть маленький мальчик, который смотрит на море, и в глазах у него пляшут звездочки. И он наслаждается…

И живет не раздумывая.

Сегодня вечером он сказал мне: «Я тебя люблю». Я ему ответила: «А я тебя». Тогда он заключил: «Мы с тобой любим друг друга за двоих».

Да, мой Люк, мы с тобой любим друг друга за двоих…

На кончиках пальцев

Жером поднялся на заре. Накануне вечером он ничего не пил, чтобы заснуть. Маленькая победа. Он надел кроссовки и направился на пляж. Ему необходима небольшая тренировка, чтобы ответить на вызов этой девчонки, которая вчера унизила его, доказав, что он превратился в тряпку, что еще способен встать утром, но уже не помнит для чего. А вот для чего. Кстати, есть побудительная причина. Снова обрести форму. И доказать Жюли, что есть еще порох в пороховницах… Ну и что, что у нее крепкие ягодицы, – приятно смотреть на них, когда бежишь сзади. Прежде чем они отправятся домой, в Эльзас, он намерен финишировать по меньшей мере одновременно с ней.

Жюли смотрела через окно, как он удалялся. Она надела брюки и тихонько прикрыла дверь, чтобы не разбудить малыша, который еще спал. Она готовила завтрак, стараясь производить как можно меньше шума. На дне банки осталось совсем немного «Нутеллы». Жюли поскребла по стенкам чайной ложкой, чтобы вновь ощутить удовольствие, которого не позволяла себе с прошлого Нового года. Каждый год она покупает себе одну банку. Могла бы лакомиться «Нутеллой» раз в неделю, если бы в тот вечер не выпила лишнего и не купилась на нежный взгляд парня в дальнем углу комнаты. Дело было в гараже ее подружки, после развеселого дня рождения. Иначе она могла бы продолжить учебу и стала бы, как мечтала, специалистом по молекулярной биологии. Ее препод в последнем классе горы свернул, чтобы ее допустили до экзаменов на бакалавра, и даже решил вопрос с вступительным сбором. А как с остальным, со всем остальным? Так что она ограничилась оценкой «хорошо» по точным наукам. Кассирше полезно уметь считать. Только вот всем плевать на ее оценки и на то, кем она мечтала стать.

Оценки «хорошо» недостаточно, чтобы покупать «Нутеллу».

А вот если бы она продолжила учебу, могла бы покупать ее хоть целыми коробками.

Но тогда не было бы Люка.

Не было бы Люка.

Он – ее собственная мечта о микробиологии.

Ну и что?

Жером вернулся запыхавшийся, в поту, но не такой замкнутый, как прежде. Всего один вброс эндорфинов, чтобы заставить его увидеть жизнь под другим углом и разжать судорожно сжатые губы. Поль вместе с Людовиком ушли за хлебом. Хрустящий багет по утрам так же прекрасен, как «Нутелла». К этому быстро привыкаешь… И к тому и к другому…

Жером пошел в душ. Сидя за кухонным столом, Жюли листала вчерашнюю местную газету. Только она раскрыла раздел происшествий и новостей, как телефон доктора начал вибрировать на столе, прежде чем разразиться звонком. Жюли не ответила. Еще чего, она не секретарша! «Кабинет» – написано на экране.

Что за пиявка эта его заместительница!

Звонок умолк, но вскоре телефон снова запрыгал на столе. Абонент тот же. Жюли взяла трубку. А вдруг что-то срочное?

– Алло?

– Алло, это Каролина. У меня тут выпадение пуповины. Что мне делать? ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?

– Сейчас передам трубку Жерому, – сказала Жюли, соскакивая со стула и бросаясь в ванную.

Жером только что выключил воду. Жюли плевать, голый он или уже оделся. Она вошла в ванную, не соблюдая никаких мер предосторожности, чувствуя неотложность вызова. Ей был неизвестен термин, использованный заместительницей, но она сумела услышать испуг в голосе.

– Это Каролина, у нее там выпадение пуповины, – сообщила она, протягивая Жерому трубку.

Жером одновременно схватил телефон и полотенце, чтобы промокнуть лицо и волосы, которые могли закапать экран. Остальное было не важно.

– Кто это? Как это случилось?

– Мадам Эмбер! Она пришла вчера вечером, потому что у нее начались схватки. Я осмотрела ее, шейка матки раскрылась, плодный пузырь раздулся и выпирал, ребенок был еще очень высоко и шел попкой. Я только слегка прикоснулась, как пузырь лопнул и у меня в руке оказалась пуповина…

Обернувшись, Жером увидел Жюли. Глядя прямо ему в глаза, чтобы больше ничего не видеть, она протягивала ему махровый халат отца. Он просунул руку в рукав, перехватил телефон и наконец надел халат, вышел на кухню и встал перед окном с видом на море.

– И что вы сделали?

– Я и пальцем не шевельнула. Я подняла ее бедра как можно выше и вызвала «скорую». Они сейчас приедут.

– Хорошо. Продолжайте. Нам повезло, что он идет попкой.

Жером почувствовал, как чьи-то руки обхватили его сзади за талию и завязывают спереди пояс халата. По его спине пробежала слабая дрожь. В знак благодарности он махнул рукой.

– Сколько же они будут ехать?! – встревожилась молодая женщина. В голосе ее слышались рыдания.

– Они быстро приедут. Вы чувствуете биение пульса в пуповине?

– Да.

– Какой ритм?

– Сто тридцать – сто сорок.

– Отлично! Скажите ее мужу, чтобы написал объявление: «Экстренная медицинская помощь. Вернусь к вечеру» – и прикрепил к двери.

Каролина на несколько секунд отвела трубку от уха, чтобы дать распоряжения мужу беременной женщины.

– А теперь что мне делать?

– Скажите ему, чтобы принес вашу сумку, потому что вы не можете оторвать пальцы от своей пациентки.

– Я могу сделать что-нибудь еще? – все так же встревоженно спросила она.

– Используйте весь кулак – так у вас будет больше силы. Только не раздавите пуповину, конечно. И молитесь. А теперь разъединитесь, потому что вы нужны «неотложке». И прекратите паниковать. Паника заразительна и вредна, ибо ятрогенна[7]7
  Ятрогенный – термин, обозначающий отрицательное влияние врача на пациента.


[Закрыть] и все что угодно, однако пользы от нее никакой. Вы должны спокойно сказать им, что сейчас все хорошо, что вы делаете все необходимое, что вам придется оставаться в этом положении все время поездки, вплоть до операционной, что муж должен ехать следом в своей машине, если может. Или пусть возьмет вашу, тогда вы на ней вернетесь. Не забудьте сказать ему, в какой родильный дом вы едете. А главное, подготовьтесь, что у вас будет очень болеть рука, и не только ладонь, но вся – от плеча.

– Уже болит.

– Будет еще хуже. Скоро вы перестанете ее чувствовать. И все-таки вы должны выдержать, потому что у вас на кончиках пальцев жизнь. Так что сейчас не время расслабляться. Вы выдержите, и физически и морально, потому что у этих людей одна надежда на вас и на то, что в этом году благодаря вам они впервые встретят Рождество втроем. А теперь повесьте трубку и успокойте их. Схватки есть?

– Ни одной со вчерашнего вечера.

– Теперь, когда пузырь прорвался, есть риск, что они возобновятся. «Неотложка» приостановит их. Сердце по-прежнему бьется хорошо?

– Да, кажется, ребенок довольно высоко. А если сердечный ритм ослабеет?

– Посильнее надавите пальцами на головку, чтобы отодвинуть ее. Пусть роженица примет позу Тренделенбурга[8]8
  Поза Тренделенбурга – положение больного, при котором голова и плечевой пояс располагаются ниже таза.


[Закрыть]. Или хотя бы подложите ей под ягодицы подушку.

– А что делать, если я больше не чувствую пальцев?

– Знать ничего не хочу! Просто надавите, и все. Перезвоните, когда сможете.

И озабоченный Жером положил трубку.

– Лучше бы у нее была легочная эмболия, – сказал он вопросительно смотревшей на него Жюли.

– Что такое провисание?

– Провисание. Прорвался плодный пузырь, а конец пуповины находится под ребенком. Пуповина выскользнет в шейку матки, ребенок сдавит ее и перекроет питающий его приток крови.

– Он умрет?

– Это зависит от силы Каролины. Тут пан или пропал. Если она справится, они успеют добраться до операционной и сделать срочное кесарево. Иначе есть риск, что ребенок умрет. Ягодичное предлежание дает ему больше шансов выжить.

– Черт, лучше уж быть кассиршей! – воскликнула Жюли.

– Смотря для кого.

– А теперь?

– Что – теперь?

– Что вы теперь будете делать?

– Ждать, когда она мне перезвонит. И молиться.

– Тьфу, какая ерунда!

– Что, молиться?

– Да.

– Я же не сказал, что стану перебирать четки, бормоча «Пресвятая Дева» и «Отче наш».

– А как же вы тогда молитесь?

– Наверное, так же, как вы…

– Я никогда не молюсь.

– Тогда надо сказать «верую».

– Во что верую?

– В ту силу, что есть у каждого из нас, когда речь идет о жизни другого. Как у вас с вашим сыном. Надеюсь, Каролина тоже найдет ее в себе.

– Веровать не всегда достаточно.

– Да. Но это помогает.

– Ну ладно, тогда буду веровать вместе с вами. А она там, на другом конце Франции, чувствует, что мы веруем? – не слишком уверенно спросила Жюли.

– Не знаю. Все, что я знаю, – это что я не могу сделать ничего другого.

– Я приготовила вам завтрак.

– Я не очень голоден. Я ощущаю собственное бессилие. И снова ничего не могу сделать.

– Почему «снова»?

– Потому что я ничего не мог сделать с Ирэн.

– Веровать не всегда достаточно, – заключила Жюли.

Она могла бы уточнить, задать какие-то вопросы, попытаться понять, но она ненавидит лезть людям в душу, когда они не способны защищаться. Она об этом кое-что знает. Так что не станет позволять себе ничего подобного с другими. Если ему захочется поговорить с ней, он сам это сделает, и не надо допытываться.

Через сорок пять минут телефон Жерома снова зазвонил. Он тут же схватил трубку. Жюли и Поль, который к этому времени успел вернуться, не сводили глаз с его лица.

– Браво, Каролина! Вы гений! Шкала Апгар?

– Три на первой минуте, шесть на пятой, восемь на десятой. Она хорошо себя чувствует. Это девочка. Они назвали ее Виктория. Два семьсот восемьдесят. Небольшая, это мне помогло.

– Что такое Апгар? – спросила Жюли.

– Шкала для определения состояния новорожденного, – отстранившись от трубки, пояснил Жером. – А вы? Как ваш Апгар? – снова сказал он в телефон, обращаясь к своей заместительнице.

– Тоже три, но у меня показатель не повышается, – ответила Каролина, теряя самообладание. – Я боялась, что она умрет.

– Но с ней все в порядке.

– Но она могла умереть, – всхлипнула она.

– Но с ней все в порядке, – спокойно повторил Жером.

– Но она была на грани, в машине я ощущала, как сердцебиение плода замедляется.

– Но с ней все в порядке.

– А если бы она умерла? – настойчиво переспросила молодая женщина.

– Как сейчас чувствует себя ребенок?

– Хорошо, – сдалась заместительница.

– Отлично! А как ваши пальцы?

– Совсем нехорошо. И рука тоже. Даже в спину отдает. Мне никогда в жизни не было так больно.

– Зато ребенок чувствует себя хорошо. Честная сделка, вы согласны?

– Я знаю. Вообще, на что я жалуюсь…

– Сейчас я позвоню своему другу, он кинезитерапевт. Поезжайте прямиком к нему, он примет вас между двумя пациентами.

– Чем он сможет помочь?

– Он как раз закончил ремонт в своем кабинете, так что возьмет ножовку, которая все еще валяется где-то в углу… В вашем случае я не вижу никакого иного выхода, кроме ампутации… Но он чисто работает. К тому же это большой любитель виски, у него прекрасно оборудованный подвал. Выпьете полбутылки и ничего не почувствуете. Остаток виски пригодится для обработки культи.

– Умеете же вы успокоить!

– Он так хорошо разомнет вам руку, что вы пожалеете, что не работали двумя.

– Хорошо, что пациентка вас не слышит. – Каролина, видимо, улыбнулась.

– Только не вздумайте мечтать о нем, он женат.

– Я не в том состоянии, чтобы о чем-то мечтать, вы же знаете.

– Даже обо мне? Час назад, когда мы с вами разговаривали, я, между прочим, был голый… Алло?

– Прекратите, Жером, в конце концов мне станет неловко.

– Это чтобы вы позабыли о боли.

– Позвоните лучше своему другу-массажисту, он окажет профессиональную помощь, в отличие от вас.

– Зато, в отличие от меня, он женат…

– Вы делаете мне авансы?

– Я готов на все. Вы, между прочим, только что спасли младенца от неминуемой смерти. Это впечатляет.

– Похоже, вам лучше, – заметила она.

– Да. Я навожу порядок в своих мозгах. Там хуже, чем в замке с привидениями, где пауки только что отпраздновали Хеллоуин. Однако я прибираю комнату за комнатой. Вытряхиваю чехлы, закрывающие мебель. Пыльно, но уже стало гораздо светлее.

– Рада за вас. Послушайте… ответьте на последний вопрос…

– Да?

– Провисание заменяет легочную эмболию?

– Думаю, да. Иначе вы и правда притягиваете несчастья. До завтра.

– Нет, что вы! У меня больше не будет необходимости вам звонить. Просто было очень срочно.

– Зато у меня есть необходимость. Мне полезно получать новости о моем кабинете, о пациентах. И о вас…

– Вы хотите иметь связь каждый вечер?

– Сластена! – развеселился Жером. – Я не уверен, всегда ли я буду в форме!

– Ладно, я прощаюсь, вы все не так понимаете, у вас извращенный ум. До скорого.

Жером с улыбкой положил мобильник на стол. Давненько он не позволял себе таких провокационных шуток. Каролина для них отличная мишень. Реагирует с полоборота. Даже по телефону слышно, как она краснеет. От этого только больше входишь во вкус.

Подняв глаза, Жером заметил, что Поль и Жюли с интересом разглядывают его.

– Что?

– Ничего, – хором ответили они и с хохотом вышли из кухни.

Этот спасенный ребенок привел всех в отличное настроение.

Еще бы!

* * *

В конечном счете мне в моем супермаркете не так уж плохо. Самое страшное – разбить банку, неправильно пробить чек, рассыпать на ленту муку из порвавшегося пакета или забыть снять с купленного товара магнитную защиту. Главное, на карту не поставлена ничья жизнь.

Я никогда по-настоящему не думала о тех профессиях, где люди работают с чужим сердцем. Жером сохранил спокойствие. Хотя я чувствовала, как он встревожен. Но он не показал этого своей заместительнице, а уж она-то была сильно обеспокоена. Думаю, я бы на их месте вообще расклеилась. Какая же сила воли должна быть, чтобы выдерживать такие ситуации.

Он, пожалуй, хорошо сложен. Физически. В такого я могла бы влюбиться, если бы не его отвратительный характер. Надо сказать, он улучшается. Теперь я понимаю, почему Поль хотел, чтобы Жером поплакал. Это освободило его от ноши, которую он нес, как Христос – свой крест. Вот уж никогда не думала, что моцион может так изменить ход событий…

И все же характер у этого Жерома отвратительный.

Да к тому же он женоненавистник… Немножко…

Плевать!