Текст книги "Секретный ингредиент. Неуязвимый агент КГБ рассказывает личную историю из закулисья спецслужб"

Глава 6. Ловушка для шпиона

Представьте, что некто – шпион, работающий на какую-то иностранную разведку. В таком случае его безопасность должен обеспечивать целый комплекс мероприятий. Плюс шифровка, иначе информация будет утекать.

Допустим, тот самый некто собирает информацию. Делать это можно разными способами.

Первый – он имеет официальный доступ к закрытой информации и с ней постоянно работает.

Второй – он не имеет такого доступа, но встречается с людьми, которые его имеют. Ходит в определенные компании, заводит разговоры, изображая любопытство. «Хочет устроиться на работу» к нужным людям. Легенд, каких угодно, может быть великое множество. Главное – добыть информацию.

Основная задача органов госбезопасности – искать именно источники слива информации, которые внедрены на завод иностранными спецслужбами. Но когда такой источник есть, спецслужба предпринимает самые тщательные меры для поддержания его безопасности. И тогда нам нужно понять, как, где и когда он передает добытые сведения. Он ведь не звонит по телефону и не отправляет смс!

Всегда есть место, тайник, где он в определенное время должен оставить информацию. Это может быть дерево или какой-то камень. А хороший разведчик к тому времени уже знает и сроки, и место, и регулярность таких передач.

Есть два вида информаторов: завербованные агенты и так называемые инициативники. То есть те, кто жил себе спокойно, а потом решил подзаработать. А как? «А вот я сейчас соберу информацию – и предложу ее иностранной разведке. За вознаграждение. Возьмите меня шпионом!»

В основном это больные люди, которые начитались шпионской литературы, насмотрелись фильмов и у них произошел «сдвиг по фазе». И если разведка приобрела такой источник информации, то обеспечить его безопасность крайне сложно.

Мне за мою жизнь удалось разоблачить несколько таких источников информации, но один случай был хрестоматийным. Как по учебнику, вычислил матерого шпиона, который работал не один год на заводе и буквально «сидел на куче секретов». Но об этом я вам расскажу чуть позже.

Глава 7. Семейные ценности

В 1966-м, после трех лет в Орске, меня перевели в Оренбург, город побольше, областной центр. В мое обеспечение отдали два объекта: машиностроительный завод, крупнейший в Оренбурге, который помимо гражданской продукции производил стратегические ракеты; и еще один завод, который готовил аппаратуру для этих ракет. Я стал начальником местного отдела КГБ.

Именно в Оренбурге произошла еще одна история, изменившая мою жизнь. Периодически, раз в пять лет, в обязательном порядке московская комиссия из Главного управления Центрального аппарата КГБ приезжает в глубинку и проверяет работу городского отдела. Я оказался в 1973 году тем человеком, который готовил кучу материалов, отчетов и плотно работал с главой комиссии Владимиром Аверкиевичем Хапаевым. Проверку прошел.

И неожиданно для себя получил предложение перевестись в Москву. Конечно же, я дал согласие.

У меня в столице жила мама, Екатерина Евдокимовна Шам (в девичестве Дресвянникова). Она фактически всю жизнь была домохозяйкой, но, когда отца не стало, начала работать в строительной организации. Руководила всеми процессами контроля качества, сопровождения возведения объектов, проверяла документацию. Работа была разъездная, но дома ей было одиноко.

И вот в конце 1973-го я перебрался в Москву.

Я попал в совершенно другой мир.

Мой участок здесь оказался очень интересным. Второе главное управление, Первый отдел – все, что относится к оборонной промышленности, космосу, ракетам (Второй отдел – все, что связано с атомной энергетикой, ядерными бомбами). И вот в Первом отделе мне дали в контрразведывательное обслуживание Министерство общего машиностроения. В состав Министерства входили предприятия, институты, конструкторские бюро, которые занимались разработкой и производством стратегических ракет сухопутного и морского базирования, различных космических объектов, долговременных орбитальных станций, спутников разведки и прочего.

В том числе я курировал вопросы, связанные с запуском искусственных спутников Земли специального назначения. Десятки спутников ежегодно отправлялись на орбиту, чтобы фотографировать планету, снимать радиационные и радиотехнические параметры, инфракрасные температурные изменения.

В частности, в космосе круглосуточно работала группировка спутников, которые входили в систему предупреждения о ракетном нападении (СПРН) с территории Соединенных Штатов Америки.

Эти спутники наблюдали за землями США, могли мгновенно зафиксировать любой старт ракеты и отправить информацию в Центр.

К слову сказать, это же Министерство машиностроения занималось и гражданским сектором, теми же холодильниками «Орск», радиоаппаратурой, приемниками, магнитофонами – всем.

С этого момента жизнь заиграла новыми красками: моя семья была рядом, я стал счастливым отцом двух прекрасных дочерей. Мой карьерный рост был достаточно стремительным: оперативный сотрудник, заместитель начальника отделения, потом начальник, потом уж замначальника отдела, начальник отдела, вплоть до заместителя Председателя КГБ СССР… На девятнадцатом году службы в органах я получил звание генерал-майора.

Комментирует Ангелина Шам

В нашей семье есть некая закономерность в датах рождения детей: в 1967 году папа начал свою службу в органах, мы переехали в Оренбург и родилась я. В 1974-м папина служба вышла на качественно новый уровень, его перевели в Москву и родилась моя сестра Елизавета.

Выходя замуж, мы с сестрой, не сговариваясь, оставили свои фамилии. Для меня это означает, как можно дольше сохранить жизнь этой фамилии, потому что мы с сестрой – ее последние носители, наши дети носят фамилии своих отцов или уже мужей. Так получилось: несмотря на то что у мамы с папой четверо внуков, каждый из них носит свою фамилию, и нет никого с фамилией Шам.

В подмосковном городе Дзержинский есть улица Шама, названная в честь моего деда, Алексея Ивановича Шама – папиного папы. Он рано и досадно ушел из жизни, для меня до сих пор его смерть является большим вопросом. Я отношусь к смерти философски, считаю ее выбором Души человеческой. Не Разума, а именно Души.

Может быть даже, это самый важный выбор и самый большой урок для Души. У деда смерть произошла самым досадным способом из возможных. Ему было 50 лет, он был силен и красив, на пике своей карьеры. Он не пил и не курил, каждый день делал зарядку, ходил на лыжах. И как-то на работе ему стало плохо. Коллеги вызвали «скорую помощь». И приехавший фельдшер, не сильно углубляясь в суть дела, вколол ему 10 мл глюкозы в вену.

Алексей Иванович впал в кому. Поскольку он был заметной фигурой не только в масштабе поселка Дзержинский, но и на государственном уровне, то в больницу съехались опытные врачи, чтобы помочь спасти человека. Но доза глюкозы оказалась смертельной.

При вскрытии обнаружили, что у него был сахарный диабет и только одна почка. Она была гипертрофированной, но все же одной. И она не справилась с ситуацией. Алексей Шам не знал о таких особенностях своего организма, поскольку никогда ранее на него не жаловался и к врачам не ходил.

Моя бабушка, Екатерина Евдокимовна Шам, рассказывала мне, что в поселке был траур. Народ шел бесконечно, чтобы попрощаться. Дед пользовался такой любовью и уважением людей, что люди решили увековечить его память. А бабушка пережила деда на 53 года. Она больше не выходила замуж, потому что очень любила своего мужа и решила остаться ему верной на всю жизнь.

Дед занимался строительством теплоэлектростанций, и первый тип электростанций в России строил как раз он. Сначала в Губахе, потом по всей стране. В каждом городе задерживался на два-три-четыре года. Столько времени требовалось, чтобы построить новую станцию. В Губахе не только была построена первая в его жизни электростанция, но и родился сын – мой отец.

Последняя его станция была построена в Капотне, ТЭЦ-22. Рядом поставили поселок энергетиков, ставший впоследствии подмосковным городом Дзержинским, и одну из улиц, рядом с улицей Ленина, назвали улицей Шама.

Как-то я работала с компанией, чей офис находится там рядом. И я впервые, к моему стыду, решила осознанно пройтись по этой улице. Смотрела, как на домах светятся таблички «улица Шама, дом …», и меня распирали смешанные чувства: от гордости за причастность к чьей-то великой жизни до ощущения жгучей ответственности за свою жизнь. Не подвести, увеличить силу рода, соответствовать моим прародителям. Не знаю, правильно ли это…

Глава 8. Приказ терять время

Поделюсь одним важным эпизодом, который случился со мной, человеком молодым и неопытным в государственных делах, когда я начал работать во Втором главке, в Первом отделе. А Первый отдел, как вы уже знаете, курировал ракетно-космическую отрасль.

У нас в Советском Союзе запускалось порядка ста спутников на орбиту в год, представляете?

Такие гигантские ресурсы тратила страна. И вот я, как изобретатель, увидел тут «нестыковку», экономическую черную дыру. Крутил-вертел мысли в голове и вот что понял.

СПРН – система предупреждения о ракетном нападении. Эта группировка спутников (я о них уже рассказывал) болталась на орбите, их основная задача была – контролировать территорию Соединенных Штатов Америки. Не всю, а ту, где сосредоточены ракетные позиции. И вот запускалось двенадцать спутников, которые решали эту задачу.

Что меня всегда поражало: каждый отдельный спутник мог существовать на орбите три года, но почему-то средний срок работы этих машин в космосе составлял всего три месяца. Как так можно? Стандартно – три месяца, и ни днем больше. Представляете? Вот значатся в госпрограмме двенадцать спутников – и все время нужно поддерживать заданное количество.

Вместо двенадцати запусков в три года осуществлялись десятки запусков в год.

Я начал исследовать этот вопрос, без задания «сверху», просто не мог мириться с таким положением вещей. Стал смотреть, почему все это безобразие происходит. Оказалось, на борту аппаратов было два блока, которые постоянно выходили из строя. Блоки делали в Химках. Тот самый краеугольный камень отечественного космического расточительства.

Довольный своим открытием, я задал вопрос специалистам: «Неужели вы не можете сделать так, чтобы все эти приборы работали одинаково – по три года, как велит технический регламент?» Они молчали как рыбы.

Тогда начальником Третьего главка, отвечающего за космос, был Юрий Николаевич Коптев. Я был с ним лично знаком и принял решение информировать Коптева о чудовищном расточительстве. Говорю: «Ну, сделайте что-нибудь, чтобы не тратить так много денег в пустоту. Неужели вы не можете эти пресловутые блоки довести до такого состояния, чтобы они не ломались?» Он говорит: «Нет, не можем, да и не будем этого делать».

Я был изумлен. В чем причина такой категоричности?

Он понял мое возмущение и поспешил объяснить: «Вот представь себе, мы развернули промышленные мощности под выпуск такого количества спутников в год. Люди приняты, оборудование настроено. Завод круглосуточно работает, производя элементы, осуществляя сборку, увозя готовую продукцию на полигон… А ты предлагаешь все это дело сократить минимум в двенадцать раз! Ты представляешь, какое количество людей мы должны оставить без работы?»

Я был поражен такой стратегией, у меня буквально почва уходила из-под ног. Вроде как я должен бороться с преступным расточительством советского имущества, а тут, получалось, самым большим расточителем является само государство, «сам». Я переживал внутреннюю ломку. Ощущение несправедливости и абсурдности политики и идеологии не давало мне спать спокойно.

Чем сердце успокоилось? (Улыбается.) Я принял для себя решение фокусироваться на том, что я могу изменить, где могу повлиять и принести пользу. И не пытаться бороться с системой. Было ли это проявлением слабости? Означало ли это, что я сдаюсь? Отчасти да. Но при выборе быть раздавленным системой или иметь шанс принести пользу людям я выбрал второе.

Но вернемся к спутникам фоторазведки. При мне создавалось первое, второе, третье, четвертое, пятое поколение спутников, между тем одно оставалось неизменным. Угадаете, что?

У американцев такие спутники были оптоэлектронные, то есть цифровые. Фактически, спутник снимал, сам оцифровывал и передавал информацию напрямую в штаб. А у нас снимки прилетали на Землю в капсулах.

Пройдемся вместе по цепочке событий. Капсулу сбросили. Поднимают вертолет, начинают разыскивать по маячку. Через несколько часов находят, привозят на Байконур. С Байконура эту капсулу на самолете перевозят в Москву. Там ее расшифровывают. И только на пятые сутки (как до утки, только не смешно) дешифратор получает эти снимки для анализа.

Вот пример, как гигантские средства общества расходуются максимально нерационально.

И такие затратные механизмы были везде, во всех сферах. Никто не думал о качестве, надежности, эффективности. Главное было – использовать бюджет страны и содержать громадную армию тунеядцев и бездельников как в гражданской, так и в военной сфере.

Глава 9. Изобретая будущее

У меня всегда была склонность к инновациям, к новизне как таковой. Еще работая на заводе в Орске, я сделал несколько изобретений, официально зарегистрированных в Советском Союзе.

Вот первое. С Челябинского металлургического комбината нам на завод регулярно привозили стальные болванки. К тому времени мы уже научились делать гильзы не только из латуни, но и из стали. И все эти заготовки были покрыты солидолом, чтоб не ржавели.

Теперь представьте картину: двенадцать женщин с начала и до конца смены чистят растворителем эти болванки с двух сторон, с помощью тряпок и опилок. Вручную. Причем женщины в основном были беременные или кормящие, которым нельзя таскать тяжести. А о том, что они целыми днями дышали вредными веществами, тогда никто не думал. Тряпка же легче, чем гильза, – значит, хорошая работа.

Я смотрел-смотрел на это и думал: «Боже мой, какие мучения». И вот что придумал.

В каждом цехе всегда есть пар. Он используется для чистки оборудования, для подогрева, его полно. Я взял шланг, подсоединил к трубе с паром и направил на болванку. Заготовка за считаные секунды стала идеально чистой.

Потом я взял гигантское корыто в два метра длиной, метр шириной и метр с лишним высотой. Поставил туда два наклонных рельса, а по краям установил две трубы с дырками, к которым подсоединил трубки с паром. Получился полуавтомат: одна женщина на эти рельсы бросала болванки, а другая их, уже чистые, складировала.

Таким образом, две женщины вместо двенадцати за пару часов делали сменную норму. Бонусом шла очевидная экономия тряпок и опилок. И неочевидная экономия масла: оно легче воды и скапливалось на поверхности, а потом стекало в специальные корытца. Со всех сторон плюсы.

За это изобретение я получил премию 140 рублей. Зарплата была такой же.

Вдохновленный, я пошел дальше. Моим вторым изобретением стало увеличение мощности американских печей «Континенталь» в два раза. Печи для закалки и обжига – это сооружения метров тридцать длиной, со специальным металлическим полотном, которое медленно перемещается из одного конца в другой. На это полотно кладут изделия, которые должны пройти операцию в зависимости от задачи, которую нужно решать. И вот стоят эти двенадцать печей «Континенталь», каждая из них настроена на определенный режим работы, на определенный вид металла, тепловой обработки и так далее. Я смотрел и думал: «Что-то надо с этим делать». Когда я предложил увеличить производительность каждой печи в два раза, на меня посмотрели как на больного. Это значит, надо увеличивать скорость, а этого делать категорически нельзя.

Решение оказалось гораздо проще. Я взял толстую проволоку, соорудил из нее волну и поставил на полотно. В результате вместо семи изделий в печи поместились четырнадцать: семь на своем обычном месте, внизу, еще семь – сверху, на «волнах»).

И все. Ни режим, ни время, ни температуру менять не пришлось. Проволока работала на ура. Температура плавления в печи максимум до 600–700 градусов, а температура плавления металла – более 1000. Все сходилось.

С Великой Отечественной войны, с сорок первого года работало производство без малейших изменений в технологии. Я пришел – и все изменилось. Приятно это осознавать, приятно быть полезным стране.

Кстати, в двухтысячном году, через сорок лет после этого изобретения, я вновь появился на заводе. Угадайте, что меня поразило больше всего?

В моем цехе, где я начинал работать, до сих пор стоят те самые установки для мытья болванок, но уже не одна, а штук десять.

Весело, но могли бы за 40 лет и усовершенствовать.

Комментирует Ангелина Шам

Если бы папа играл себя в кино, он был бы детективом-интеллектуалом. Таким доброжелательным, неуклюжим, с высоким фактором симпатии и очень смекалистым. У отца аналитический склад ума. Он стал бы выдающимся ученым, если бы захотел.

Как-то бабушка рассказывала, что на вступительном экзамене по математике в технический вуз папе досталась задача на знание какой-то редкой теоремы. Папа ее не знал, потому что учился в обычной школе и к экзамену готовился по школьным учебникам.

Но он не мог себе позволить провалить экзамен. Папа в принципе не позволяет себе проигрывать. Он собрал всю свою смекалку и изобрел новую теорему, то есть придумал ранее неизвестное доказательство.

Этим он потом прославился в институте. Его любя дразнили Пифагором.

Глава 10. Рукопожатие в космосе

От человеческой природы никуда не уйти. Она, конечно же, хочет комфорта. Поэтому отчасти ленива, инертна. И здесь противоядие может быть одно – жесткая дисциплина и экспертная оценка. Должны быть профессионалы, серьезные специалисты, которые рассматривают предложенные варианты исполнения той или иной задачи, делают оценку эффективности и говорят: «А ну-ка, господа, делайте раз, два, три». И будет результат. Хотя со временем в рабочей системе связи станут уже неформальными, дружескими – и снова наступит оцепенение.

Так везде. И в этом великая насмешка жизни. То, что задача жесткой экспертной оценки и минимизации затрат не была вовремя решена, в конечном итоге уводило государство с пути эволюции.

Взять, например, тот же космический спутник фоторазведки. Я писал в предыдущей главе о том, как нерационально и затратно доходила со спутника до нас информация в капсуле. Капсулы искали по маячку в тайге или степи, потом везли на Байконур, потом в Москву. Там информацию передавали дешифратору, который исследовал снимки, а между тем шли уже пятые сутки! Так было у нас.

Берем американцев. У них те же спутники фоторазведки, но чем они принципиально отличались? Во-первых, они были способны дольше находиться на орбите (это удешевляло всю космическую программу), во-вторых, они передавали информацию не в капсулах, а в электронном виде – сигналами. Очень быстро.

Вот и вся разница. Естественно, американцы на эту задачу тратили на порядок меньше и средств, и ресурсов контроля.

А когда-то была русско-американская космическая программа «Союз-Аполлон». У них был свой космический корабль, у нас свой. И надо было создать систему, которая обеспечивала бы стыковку. Сотрудничество само по себе эпохальное: две державы, которые всю жизнь друг другу противостояли, вдруг объединились в едином порыве и создали эту гигантскую программу, которую успешно реализовали.

Две сверхдержавы совершили «рукопожатие в космосе» и открыто обменивались опытом и информацией. Но, к сожалению, теперь это в прошлом.

Мне, как новатору по натуре, который всегда невероятно радуется всему новому, что появляется в жизни человечества, очень жаль, что из-за политических и финансовых интересов «властителей мира сего» нам недоступны те возможности, которые появились бы, если бы мир сплотился ради людей. Если бы ученые, разработчики со всего мира делали общее дело, то мы – люди мира – покорили бы космос, справились бы с экологическими проблемами, вылечили бы все болезни и, уверен, с нынешнем вирусом справились бы легко.

Очень хочу, чтобы мой читатель из будущего, читая эти строки, даже и не припомнил бы, что за эпидемия была в начале двадцатых годов XXI века.

Глава 11. Расходы на человеческие слабости

Однажды приходит нам шифровка из Красноярска. В ней сообщение о том, что на готовом к отправке изделии обнаружено искусственное повреждение кабельной системы. Причем обнаружено совершенно случайно. Это означало, что при постановке боевого оружия изделие не сработает.

Для оборонного предприятия ситуация, мягко сказать, неприемлемая. Центр тут же взял процесс поиска злоумышленника на контроль. Я отправился в Красноярск и нашел виновного чрезвычайно быстро. Все потому, что сами работники сборочного цеха обалдели от такой наглости, произошедшей на их глазах, на их заводе, ввели чрезвычайное положение и все вместе начали искать.

Для начала проверили временной лаг: когда это могло произойти? В будни, в первую и вторую смену, когда полно народу, провернуть такое крайне сложно. Для операции требовался какой-то выходной день.

Предприятие режимное, все входы и выходы записаны. Так мной был резко ограничен круг людей, которые могли появиться в цехе в это время. Получилось четверо подозреваемых.

Вызвал всех к себе по одному. Злоумышленником оказался… бывший начальник этого самого цеха.

Удивительное дело: его накануне повысили в должности до заместителя начальника всего производства, с серьезной прибавкой в зарплате, и никто не мог понять его мотива. А между тем он был.

Человеческая природа слаба. Оказалось, в распоряжении начальника цеха были самые разнообразные материальные ценности: и аппаратура, и топливо, и спирт. Все это богатство до повышения проходило через его руки – и в одночасье пропало.

Недолго думая, мужик решил подставить новую команду, чтобы его вернули на старое место. Раскаивался потом, в грудь себя бил.

Его не расстреляли (диверсия не угрожала жизни и здоровью людей) – дали несколько лет строгого режима.

Всякий раз, когда приходит весть о диверсии, думается самое плохое: «враги сожгли родную хату» и тому подобное. Потом надо определить, кому заниматься преступлением: то ли прокуратуре, то ли полиции (тогда еще милиции), то ли КГБ. И вот вам второй забавный эпизод.

На домашнем телефоне главного конструктора военного оборонного КБ обнаружено устройство контроля. В открытую, прямо в подъезде, на кабеле, который идет в квартиру.

Обнаружено случайно: в телефоне произошел сбой, вызвали мастера. Мастер приходит, а там висит коробка. Естественно, поднялся шум-гам. Мы долго не могли понять кто. Не будешь ведь бегать по дому и спрашивать: не вы поставили жучок?

В итоге оказалось, что у конструктора была дочка, а у нее – ревнивый жених. Решил, как говорится, взять даму сердца на контроль и определить, не изменяет ли она ему.

Шпионская история, на которую были потрачены государственные ресурсы, оказалась обычной бытовухой.