Текст книги "Труды по логике (диалектике)"

Аристотель «Категории»

Боеций перевел с греческого на латинский в VI веке

IV век до н.э.

издание: неизвестно

источник: неизвестен

[01]

Амфиболии – это термины, у которых только общее название, в то время как по сути они имеют разные значения, как, например, «животное», «человек» и то, что изображается. У них лишь одно общее название, но по сути их значения различны; если кто-то определит, что представляет собой каждое из этих понятий, чтобы они были животными, он укажет на уникальные характеристики каждого из них.

Единозначные термины, в свою очередь, имеют и общее название, и одинаковую сущностную природу, как, например, «животное», «человек» и «бык». По общему названию оба называются животными, и их сущность одинакова; если кто-то определит, что представляет собой каждое из этих понятий, чтобы они были животными, он укажет на одно и то же значение.

Названия же – это термины, которые происходят от кого-либо и отличаются лишь падежом, как, например, от «грамматики» – «грамматик» и от «силы» – «сильный».

[02]

Существует различие в том, как описываются вещи: некоторые из них описываются с учетом их состояния, а другие – без него. Например, фразы «человек бегает» и «человек побеждает» относятся к состоянию, в то время как «человек», «бык» – это примеры, которые описываются без учета состояния. Также некоторые вещи говорят о конкретном предмете, но в действительности не относятся к нему. Например, «человек» может упоминаться в контексте другого человека, но сам по себе не существует как отдельный предмет. Есть вещи, которые и относятся к предмету, и существуют в нем, как, например, грамматика, которая находится в душе, но не относится к какому-либо конкретному объекту. Другие примеры, как «белый цвет», существуют в теле (поскольку любой цвет присутствует в материальном теле). Есть также вещи, которые и относятся к предмету, и существуют в нем, например, знание, которое находится в душе и связано с грамматикой. А есть и такие, которые не существуют в предмете и не относятся к нему, как, например, «некоторый человек» или «некоторый конь», потому что они не находятся в предмете и не описываются как таковые. Наконец, простые единичные вещи, которые не могут быть отнесены к какому-либо предмету, тем не менее могут существовать в предмете, как, например, грамматика.

[03]

Когда одно утверждение делается о другом как о субъекте, все, что говорится о предикате, также относится и к субъекту. Например, когда мы говорим о человеке, это может относиться к конкретному человеку, а также к животному, если оно тоже человек. Таким образом, если мы говорим о каком-то человеке, мы также можем сказать, что это животное; ведь некоторый человек является одновременно и человеком, и животным. Существуют различные виды и различия между ними, как между животными и наукой. У животных есть такие различия, как способность ходить, летать или быть двуногими, тогда как в науке таких различий нет; наука не отличается от другой науки тем, что она двуногая. Однако для подчиненных родов не существует препятствий к тому, чтобы различия были одинаковыми. Высшие роды могут предиковать о низших, поэтому, какие бы различия ни были у предикатов, они также будут и у субъектов.

[04] То, что утверждается без какой-либо комбинации, может означать либо отдельный объект, либо его сущность, количество, качество, отношение к чему-либо, место, время, положение, состояние, действие или страдание. Субстанция, например, может быть представлена фигурами, такими как человек или лошадь; количество – это два кубита или три кубита; качество – это белый цвет; отношение – двойное или большее; место – в Ликии; время – вчера; положение – сидит или лежит; состояние – обутый или вооруженный; действие – резать или жечь; страдание – быть резаным или сожженным. Таким образом, каждое из этих понятий само по себе не может быть утверждено в каком-либо высказывании, однако между ними может возникнуть утверждение в зависимости от их взаимосвязи. Все утверждения могут быть либо ложными, либо истинными; но в случае понятий, не имеющих комбинации, нельзя сказать, что они истинны или ложны, как, например, «человек», «белый» или «бежит».

[05] О сущности

Сущность – это то, что в первую очередь и в наибольшей степени называется тем, что не предикается о субъекте и не находится в субъекте, например, о каком-то человеке или о каком-то коне. Вторичные сущности называются теми, в которых содержатся виды тех, что называются основными сущностями, а также роды этих видов; так, например, какой-то человек как вид действительно существует в человеке, а род этого вида – животное. Следовательно, вторичными сущностями являются, например, человек и животное. Ясно из сказанного, что из того, что говорится о субъекте, необходимо, чтобы и имя, и понятие предикались о субъекте, так как, например, о каком-то человеке мы говорим «человек», и имя предикается; ведь ты будешь говорить о человеке, основываясь на каком-то конкретном человеке. Понятие человека также будет предиковаться о каком-то человеке; ведь некоторый человек и есть человек. Поэтому и имя, и понятие будут предиковаться о субъекте. Что касается тех, кто находится в субъекте, то в большинстве случаев ни имя о субъекте, ни понятие не предикаются, в некоторых же случаях имя действительно может быть предиковано, но понятие невозможно; так, например, белое, когда находится в субъекте как тело, предикается о субъекте (говорится «белое тело»), однако понятие белого никогда не будет предиковаться о теле. Что касается остальных вещей, то они либо относятся к первым сущностям, либо находятся в этих сущностях. Это становится очевидным из того, что обсуждается по отдельности; например, животное описывается через человека, поэтому можно говорить и о конкретном человеке. Если бы не упоминали ни одного человека, то и о человеке в целом не говорилось бы. Цвет, например, существует в теле; значит, он присутствует и в каком-то теле; если бы его не было ни в одном из тел, то его не было бы и в теле вообще. Таким образом, все остальные вещи либо относятся к первым сущностям, либо находятся в них. Если первых сущностей не существует, то невозможно существование чего-либо другого. Все остальные вещи либо описываются через эти сущности, либо находятся в них; следовательно, если первых сущностей нет, то невозможно существование чего-либо другого.

Вторичные субстанции представляют собой больше вид, чем род; они ближе к первой субстанции. Если кто-то задаст вопрос, что такое первая субстанция, то он яснее и удобнее укажет на вид, чем на род, например, говоря о человеке, он яснее определит его как человека, чем как животное; ведь это более специфично для конкретного человека, тогда как животное – более общее понятие. Если мы говорим о дереве, то яснее будет назвать его деревом, чем растением. Кроме того, первая субстанция считается наиболее основной, потому что она подчиняется всем остальным, и все остальные либо описываются через нее, либо находятся в ней. Как первая субстанция соотносится ко всем остальным, так и вид соотносится к роду; вид подчиняется роду, поскольку роды описываются через виды, а виды не конвертируются в роды. Поэтому из этих видов род более является субстанцией. Что касается самих видов, которые не являются родами, то одна не более субстанция, чем другая; ведь нет ничего более удобного, чем сказать о человеке, что он человек, по сравнению с тем, чтобы сказать о лошади, что она лошадь. Аналогично, в отношении первых субстанций одна не более субстанция, чем другая; ведь ничто не является более субстанцией, чем человек или бык.

Правильно, что первые сущности считаются вторыми субстанциями всех остальных видов и родов; ведь именно они, которые предикаются, обозначают только первые сущности. Если кто-то определит, что такое человек, и если вид, который он назовет, будет соответствовать роду, он сможет точно представить человека как животное; однако всё остальное, что бы ни было названо, будет чуждым, например, если скажут «белый» или «бегущий», это будет неуместно. Поэтому правильно, что только эти сущности выделяются среди остальных. Кроме того, первые сущности называются собственными, так как они подчиняются всем остальным; и как первые сущности относятся ко всем остальным, так и роды и виды первых сущностей относятся ко всем остальным; о всех этих сущностях можно говорить: если ты назовешь человека грамматиком, то ты также будешь говорить о нем как о человеке и как о животном, который является грамматиком; то же самое справедливо и для других случаев.

Общим является то, что любая субстанция не существует в субъекте. Первая субстанция не может быть описана как находящаяся в субъекте, и не находится в нем; вторые же субстанции также очевидно не находятся в субъекте. Действительно, когда мы говорим о человеке, мы имеем в виду какого-то конкретного человека, но в самом субъекте он не существует; ведь человек не может быть найден в каком-либо другом человеке. То же самое касается и животных: мы можем говорить о животном, имея в виду конкретного человека, но животное не находится в каком-либо человеке. Более того, из объектов, которые находятся в субъекте, название иногда может быть использовано для описания субъекта, но разумное объяснение этого невозможно. Однако для вторых субстанций разум может быть использован для описания и названия; ведь мы можем говорить о разуме человека и животного, имея в виду конкретного человека. Поэтому не будет существовать субстанция, которая находится в субъекте. Однако это не является свойством самих субстанций; различие между ними заключается в том, что они не находятся в субъекте; двуногий и ходячий действительно могут быть описаны как относящиеся к человеку, но в субъекте они отсутствуют; ведь двуногий или ходячий не существует в человеке. Различие также описывается в терминах, которые предикатируются, так что если мы говорим о ходячем в контексте человека, то разум ходячего будет описан также в контексте человека; ведь человек является ходячим. Однако нас не должны смущать части субстанций, которые существуют в целом, как если бы они находились в субъекте, чтобы мы не были вынуждены утверждать, что они не являются субстанциями; ведь не так говорилось о тех, кто находится в субъекте, как будто они были частями.

Однако все сущности и различия могут быть однозначно описаны. Все, что относится к ним, либо касается отдельных объектов, либо видов. От первой субстанции не происходит никаких предикатов (поскольку о ней не говорят как о субъекте), тогда как вторичные сущности и виды действительно описываются в контексте отдельных объектов, род же может быть описан как по видам, так и по отдельным объектам; аналогично различия также описываются как по видам, так и по отдельным сущностям. Первые субстанции также принимают во внимание виды и роды, а виды рода (все, что говорится о предикате, также относится и к субъекту); подобным образом различия учитываются как в отношении видов, так и отдельных сущностей; однозначными являются те, у кого есть общее название и понятие. Таким образом, все однозначно описываются на основе сущностей и различий.

Тем не менее, любая субстанция, по всей видимости, что-то обозначает. В первую очередь, это безусловно и истинно, поскольку она действительно что-то значит; индивидуум и единица в числе – это то, что обозначается. Во вторых субстанциях это также, по-видимому, имеет смысл в зависимости от формы наименования, когда кто-то говорит «человек» или «животное»; однако это не совсем так, а означает некое качество (ведь не одно то, что является субъектом, как в случае с первой субстанцией, но о множественном числе говорят «человек» и «животное»); тем не менее, это не просто обозначает качество, как «белый» (поскольку «белый» означает лишь качество), а род и вид определяют качество относительно субстанции (они обозначают какую-то субстанцию). При этом род охватывает больше, чем вид: говоря «животное», мы подразумеваем больше, чем «человек».

В субстанциях также нет ничего, что могло бы быть им противоположным. Что может быть противоположным первой субстанции? Например, какому-то человеку; ведь ничто не является противоположным; но, в действительности, ничто не противоположно ни человеку, ни животному. Это, однако, относится не только к субстанции, но и ко многим другим категориям, например, к количеству; ведь двум кубитам ничто не противоположно, как и десяти или чему-то подобному, если кто-то не скажет, что много противоположно немногим или большое малому; однако у определенных объектов ничто не является противоположным ничему.

Тем не менее, кажется, что субстанция не воспринимает степень больше или меньше. Я говорю это не потому, что субстанция не может быть более субстанцией по сравнению с другой субстанцией (это утверждение сделано, потому что она существует), а потому что каждая субстанция не может называться больше или меньше в том, что она есть. Например, если субстанция – это человек, то он не может быть более или менее человеком, ни по отношению к самому себе, ни к другому. Один человек не является более человеком по сравнению с другим, так же как один белый не является более белым, чем другой, и один хороший не является более хорошим, чем другой. Субстанция не может быть определена в степени больше или меньше, как это происходит с цветом или температурой. Например, тело, будучи белым, может называться более белым сейчас, чем раньше, или более горячим и менее горячим; однако такая характеристика не применима к субстанции (ни человек не может называться более человеком сейчас, чем раньше, ни что-либо другое, что относится к субстанции). Поэтому субстанция не может воспринимать степень больше или меньше.

Максимум, однако, кажется, что основной характеристикой субстанции является то, что, будучи единым и тем же по своей сути, она может воспринимать противоположности. В других же случаях никто не может утверждать, что что-то не является субстанцией, поскольку одно и то же по числу не может быть восприимчивым к противоположностям; например, цвет, который является единым и тем же, не может быть одновременно и белым, и черным, а одно и то же действие не может быть одновременно плохим и хорошим; подобное наблюдается и в других явлениях, которые не являются субстанциями. Однако сама субстанция, оставаясь единой и той же по числу, восприимчива к противоположностям; так, например, один и тот же человек может иногда быть белым, а иногда черным, горячим и холодным, безнравственным и добродетельным. В других случаях ничего подобного не наблюдается, если только кто-то не выскажет мнение или не сделает утверждение, что это так; ведь одно и то же утверждение может быть как истинным, так и ложным, так, если истинное утверждение говорит, что кто-то сидит, когда он сам встал, оно станет ложным; аналогично и в мнении; если кто-то действительно считает, что кто-то сидит, когда он сам встал, он будет ошибаться в своем мнении, сохраняя при этом то же самое мнение о нем.

Если кто-то примет и это, то оно будет отличаться только само по себе; ведь те же самые вещи, которые существуют в сущностях, сами по себе изменены и могут воспринимать противоположности (холодное сделано из горячего, черное из белого, хорошее из плохого, и аналогично в других случаях, когда отдельные вещи, подверженные изменениям, могут воспринимать противоположности). В то время как речь и мнение остаются совершенно неподвижными и неизменными, в реальности вокруг них возникает противоречие; речь остается прежней, когда кто-то сидит, но когда что-то движется, она иногда оказывается истинной, а иногда ложной; то же самое касается и мнений. Таким образом, сущности свойственно быть восприимчивыми к противоположностям в соответствии с их собственными изменениями – если кто-то и это примет, мнение и речь могут быть восприимчивыми к противоположностям; но это не так; речь и мнение не называются восприимчивыми к противоположностям просто потому, что они воспринимают что-то противоположное, а потому что они связаны с какой-то другой эмоцией. – Ибо в зависимости от того, существует ли вещь или нет, речь может быть истинной или ложной, но не потому, что она восприимчива к противоречию. В действительности, ни речь, ни мнение не изменяются, поэтому они не будут восприимчивыми к противоположностям, если не произойдет никакое действие.

Субстанция, поскольку она может воспринимать противоположности, называется восприимчивой к ним. Она воспринимает как болезни, так и здоровье, а также белый и черный цвет; каждую из этих противоположностей, которую она воспринимает, можно назвать восприимчивостью к противоположностям. Таким образом, свойством субстанции будет то, что, оставаясь единым и неделимым по своей природе, она восприимчива к противоположностям. И о субстанции, в общем, это и сказано.

[06] О количестве

Количество делится на непрерывное и дискретное; одно из них состоит из частей, которые имеют положение относительно друг друга, а другое – из тех, которые его не имеют. Дискретное количество – это, например, число и речь, в то время как непрерывное представлено линией, поверхностью, телом, а также временем и пространством. У частей числа нет общего предела, к которому они могли бы соединиться; например, пятерка, являясь частью десяти, не соединяется с каким-либо общим пределом, пять и пять остаются раздельными; три и семь также не имеют общего предела. Никто не сможет найти общий предел для частей числа, они всегда остаются дискретными; поэтому число считается дискретным. То же самое касается и речи; (поскольку количество и речь очевидны; измеряются длинные и короткие слоги; я говорю о том, что происходит с голосом, как о речи); части речи также не соединяются ни с каким общим пределом; нет общего предела, к которому соединяются слоги, каждый из них дискретен сам по себе.

Линия, однако, является непрерывной; она имеет общий пункт, к которому соединяются её части, а именно, это точка, а также линия поверхности (поскольку части поверхности соединяются с общим пунктом). Аналогично, в теле можно выделить общий пункт, будь то линия или поверхность, к которому соединяются части тела. Существуют такие пункты, как время и место; настоящее является общим пунктом, к которому соединяются прошлое или будущее. Кроме того, место непрерывного; части тела удерживают определённое место, которое соединяется с общим пунктом; следовательно, и части места, которые удерживаются отдельными частями тела, соединяются с тем же пунктом, с которым соединялись и части тела; поэтому место также является непрерывным; ведь его части соединяются с одним общим пунктом.

Кроме того, есть вещи, которые имеют взаимное положение своих частей. Например, линии действительно имеют взаимное расположение своих частей (каждая из них находится в определенном месте, и ты можешь узнать и указать, где именно каждая из них расположена на поверхности и с какими другими частями она соединяется); аналогично, и части поверхности имеют свое положение (также можно определить, где каждая из них находится и какие из них соединены друг с другом). То же самое касается и прочности, и местоположения. Однако в случае чисел никто не может увидеть, как части имеют взаимное положение, где они находятся или с чем соединяются; то же верно и для времени; ведь ничто не остается из частей времени, а то, что не остается, как может иметь какое-либо положение? Скорее, можно сказать, что существует некий порядок, поскольку одно действительно предшествует двум, а два – трем; и так они имеют некоторый порядок, хотя положение не так легко определить. То же самое касается и речи; ведь ни одна из ее частей не остается, она произносится и не может быть повторно взята, следовательно, не будет никакого положения ее частей, из которых ничего не остается. Таким образом, одни из имеющих взаимные части имеют положение, другие же – нет.

Однако эти количественные параметры являются единственными, о которых мы говорили, все остальные же являются случайными. Когда мы рассматриваем их, мы называем и другие количества. Например, «много» используется для описания белого цвета, потому что его поверхность велика, «долгое» – для действия, потому что время велико и продолжительно, а «много» – для движения. Ни одно из этих понятий само по себе не считается количеством. Если кто-то укажет, сколько длится действие, он определит его временем, назначая его, например, ежегодно, а говоря о количестве белого, он определит его по поверхности (поскольку сколько бы ни было поверхности, столько же будет и белого). Поэтому только те количества, которые были упомянуты, называются собственно и по сути, в то время как ничего из других не может быть определено само по себе, а только случайно.

Что касается количеств, то здесь нет ничего противоположного. В тех случаях, которые мы можем определить, очевидно, что ничего не может быть противоположным, как, например, двукратное или тройное, или поверхность, или что-то подобное – ведь ничто не является противоположным. Однако, если кто-то говорит, что много противоположно малому или великое меньшему, это не совсем так. На самом деле, речь идет не о количестве само по себе, а о сравнении с чем-то другим. Ничто не может быть названо большим или малым без привязки к другому объекту. Например, гора может считаться маленькой, а тысяча – большой, потому что первая меньше по своему роду, а вторая больше. Таким образом, их соотношение зависит от контекста. Если бы мы говорили о малом или большом без привязки к чему-то, то гора никогда не была бы маленькой, а тысяча – большой. Аналогично, в деревне мы можем сказать, что людей много, а в городе – немного, хотя на самом деле их много, и в доме людей много, а в театре – немного, хотя их тоже больше. Кроме того, двукратное или тройное обозначает количество, в то время как большое или малое не указывает на количество, а скорее относится к чему-то другому. Поэтому очевидно, что эти термины имеют отношение к контексту.

Более того, если кто-то утверждает, что это количественные величины, или не утверждает этого, ничто не будет им противоречить. Дело в том, что то, что не существует само по себе, а лишь в отношении к чему-то другому, не может быть противоречивым. Если великие и малые действительно являются противоречиями, то одно и то же может одновременно быть и тем и другим. Может случиться, что одно и то же будет одновременно и малым, и большим (для одной ситуации оно будет малым, а для другой – большим); следовательно, одно и то же может быть и малым, и большим одновременно, и, таким образом, оно будет противоречивым. Но ничего не может одновременно быть противоречивым; например, субстанция может казаться подверженной противоречиям, но никто не может быть одновременно здоровым и больным, ни белым и черным одновременно; ничто другое также не может быть противоречивым.

Одно и то же может быть противоречивым само по себе; если великое и малое действительно являются противоречиями, то одно и то же может одновременно быть и малым, и большим, и будет противоречивым само себе. Однако невозможно, чтобы оно было противоречивым само себе. Следовательно, великое не противоречит малому, и много не противоречит немногим; поэтому, если кто-то утверждает, что это не относительное, величина все равно не будет иметь ничего противоречивого.

Однако кажется, что в вопросе о месте существует противоречие количества. То, что находится выше, противопоставляется тому, что находится ниже, при этом среднюю область называют нижней, поскольку расстояние от середины до границ мира велико. Также кажется, что определения других противоположностей выводятся из этих соображений: те, которые находятся далеко друг от друга в одном и том же классе, определяются как противоположные. Однако не видно, что количество может принимать значения «больше» и «меньше», как, например, двукубит (поскольку не существует более двукубитного); ни в числах, как тройка и пятерка (поскольку ничто не может быть более трех, и три не может быть больше, чем три); ни время не может называться более временем, чем другое; ни в том, что было сказано, вообще не может быть ничего, что называлось бы более или менее. Поэтому количество не может принимать значения «больше» и «меньше».

Свойством количества является то, что его можно назвать как равным, так и неравным. Каждое из объектов, относящихся к количеству, может быть описано как равное и неравное: например, тело может быть равным или неравным, число тоже может быть равным или неравным, а время также может быть равным и неравным. Аналогично это относится и к другим категориям, где также можно говорить о равенстве и неравенстве. Однако в случаях, когда речь идет о вещах, не относящихся к количеству, не так уж очевидно, что их можно назвать равными или неравными, так как равное и неравное расположение чаще называют просто похожим. Например, белый цвет может быть равным и неравным, но чаще его просто сравнивают. Таким образом, свойством количества является то, что его можно называть равным и неравным.