Текст книги "Труды по логике (диалектике)"

[07] О связи с чем-то

Когда говорят о связи с чем-то, подразумевают вещи, которые определяются тем, что они есть, или каким-либо образом соотносятся с другими. Например, большее обозначается по отношению к меньшему (ведь большее – это нечто), а двойное – по отношению к одному и тому же (двойное – это тоже нечто); аналогично обстоит дело и с другими подобными понятиями. Существуют также такие вещи, как состояние, настроение, знание, ощущение и положение. Все эти термины обозначают то, что они представляют собой, и не могут быть истолкованы иначе; состояние – это состояние кого-то, знание – это знание кого-то, а положение – это положение кого-то, и так далее. Таким образом, все, что определяется как то, что оно есть, или каким-либо образом соотносится с другим, имеет связь с чем-то. Например, большая гора определяется в сравнении с другой горой (ведь большая – это нечто), и подобное определяется как подобное, и все такие вещи аналогично соотносятся с чем-то. Также существуют такие позиции, как лежание, стояние и сидение; в то же время положение действительно является связью с чем-то. Однако лежать, стоять или сидеть сами по себе не являются позициями, а называются так из-за тех понятий, которые были обозначены как позиции.

Тем не менее, в отношениях также существует противоречие, так как добродетель противоположна злому, поскольку оба понятия имеют отношение к чему-то, а знание противоположно незнанию. Однако не всем относительным понятиям присуще противоречие; двойственные понятия не имеют противоречия, как и тройственные, и никакие подобные. Кажется, что более и менее относительные понятия могут принимать такие значения; например, «подобное» может быть более или менее выраженным, и «неравное» также может быть более или менее выраженным, поскольку оба понятия являются относительными (подобное называется подобным, а неравное – неравным). Тем не менее, не все понятия могут быть более или менее выраженными; двойственное понятие не называется более или менее двойственным, как и ничто подобное.

Все, что связано с конвертацией, называется так: слуга господина – это слуга, а господин слуги – это господин. Например, двойное половины – это двойное, а половина двойного – это половина; большее по отношению к меньшему – это большее, а меньшее по отношению к большему – это меньшее. Аналогично происходит и в других случаях. Однако иногда выражение может отличаться, как, например, знание о познаваемом называется знанием, а само познаваемое – это знание познаваемого. Также ощущение о воспринимаемом – это ощущение, а воспринимаемое – это ощущение воспринимаемого.

Тем не менее, иногда конвертация не будет восприниматься, если назначение не будет соответствовать тому, к чему оно относится, и тот, кто назначает, может ошибиться. Например, если крыло будет назначено птице, оно не станет птицей крыла, так как не было корректным назначить крыло как птицу. И не в том, что это птица, ее крыло называется, а в том, что оно крылатое (ведь у многих других есть крылья, которые не являются птицами). Поэтому, если назначение будет корректным, оно конвертируется: крыло крылатого крыла и крылатое крыло.

Иногда может потребоваться даже придумать имена, если не установлено соответствующее имя для назначения. Например, если весло назначается кораблю, это не будет корректным назначением (ведь не в том, что это корабль, его весло называется; есть корабли, у которых нет весел). Поэтому оно не конвертируется, ведь корабль не называется веслом. Однако, возможно, более корректным назначением будет, если весло будет назначено таким образом: весло весла весло, или каким-то другим образом (ведь имя не установлено); оно конвертируется, если назначение будет корректным (ведь весло веслу весло).

Аналогично, в других случаях более уместно будет назначить голову для капита, чем для животного; ведь в том, что мы называем животным, голова не всегда имеет значение (множество животных не имеют головы). Таким образом, возможно, будет проще рассмотреть те сущности, которым не дано имя, если мы будем использовать названия, исходя из первичных характеристик и тех, к которым они относятся, как в примерах: от крыла – крылатый, от весла – веслом. Поэтому все, что относится к чему-либо, если оно правильно назначено, можно назвать конвертируемым. Если же оно будет связано с чем-то другим и не будет сказано о первичном объекте, то оно не конвертируется. Я утверждаю, что даже в тех случаях, когда мы говорим о конвертируемых понятиях и у них есть имя, ничего не будет конвертироваться, если оно будет связано с чем-то случайным и не будет относиться к основному объекту; например, слуга, если он не будет относиться к хозяину, а к человеку или двуногому, не будет конвертироваться (так как это будет некорректное назначение).

Кроме того, если правильно определить, о чем идет речь, все другие обстоятельства, какие бы они ни были, остаются в стороне, и только то, к чему это относится, всегда будет называться; например, если слуга называется господином, исключая все, что связано с господином, как его двуногость, способность к знанию или то, что он человек, то остается только сам господин, и всегда будет говорить о слуге; ведь слуга господина называется слугой. Если же это не будет правильно определено, исключая все прочие обстоятельства и оставляя только то, к чему это относится, это не будет называться; например, слуга человека и крыло птицы назначаются, и исключается из того, что человек является господином; ведь тогда слуга уже не называется человеком (поскольку, когда господин отсутствует, слуга тоже отсутствует); аналогично и с птицей – исключается возможность быть крылом; ведь тогда уже не будет крыла к чему-либо (так как, когда не будет крыла, оно не будет принадлежать никому). Поэтому важно правильно назначить то, о чем идет речь; если имя установлено, это будет легко; если же нет, возможно, придется придумать имя. Если все это будет так определено, становится очевидным, что все относительные термины используются в обратном значении.

Тем не менее, кажется, что природа существует одновременно для чего-то. В других случаях это действительно так; например, одновременно существуют двойное и половина, и когда есть половина, то есть и двойное, и когда есть слуга, то он становится господином; аналогично и с другими примерами. Однако эти понятия взаимно исключают друг друга: если нет двойного, то и половины не существует, и если половины нет, то и двойного тоже нет; аналогично и в других подобных случаях. Однако не во всех относительных случаях кажется, что они существуют одновременно по своей природе; ведь знание будет казаться существующим раньше; потому что в большинстве существующих вещей мы уже получаем знания; в немногих или ни в каких случаях кто-то заметит, что знание возникло одновременно с познаваемым. Более того, если познаваемое устранено, то одновременно исчезает и знание, однако знание не устраняет одновременно познаваемое; ведь если познаваемого нет, то и знания нет, но если знания нет, ничто не мешает существованию познаваемого; например, если квадратура круга является познаваемым, то знания о ней еще нет, но само понятие познаваемо. Более того, если животное устранено, то знаний нет, однако познаваемых может быть очень много. Аналогично обстоят дела и с теми вещами, которые воспринимаются; ведь воспринимаемое кажется существующим прежде ощущения; устранение воспринимаемого одновременно устраняет ощущение, однако ощущение не устраняет одновременно воспринимаемое. Сенсоры действительно существуют вокруг тела и внутри него; следовательно, когда исчезает то, что мы можем воспринять, уходит и само тело (ведь воспринимаемое и есть тело). Если же тело не исчезает, то сенсор остается; поэтому одновременно исчезает и воспринимаемое, и сенсор. Однако сенсор не является воспринимаемым; когда животное исчезает, сенсор также пропадает, а воспринимаемое, такое как тело, горячее, сладкое, горькое и все другие воспринимаемые вещи, остаются. Более того, сенсор появляется одновременно с тем, что мы воспринимаем (ведь одновременно возникают и животное, и сенсор), тогда как воспринимаемое предшествует сенсору (огонь, вода и другие подобные вещи, из которых состоит само животное, существуют до появления животного или сенсора); поэтому прежде чем сенсор сможет увидеть воспринимаемое. Тем не менее, есть сомнение, может ли какая-либо субстанция относиться к чему-либо, как это кажется, или это действительно происходит в соответствии с некоторыми вторичными субстанциями. В первых субстанциях это действительно так; ни целые, ни части не относятся к чему-либо; например, человек не называется «каким-то человеком», и бык не называется «каким-то быком». Точно так же и с частями; какая-то рука не называется «какой-то рукой», а просто «рукой»; и какая-то голова не называется «какой-то головой», а просто «головой». Аналогично и во вторичных субстанциях, и это действительно так в большинстве случаев; так что человек не называется «человеком», ни бык «быком», ни дерево «деревом», но называется «собственностью». И в этом, безусловно, видно, что это не имеет отношения к чему-либо; в некоторых вторичных сущностях, однако, существует определённая неясность. Например, голова одного человека называется головой, а рука – рукой, и каждое из таких выражений; поэтому эти вещи могут показаться связанными с чем-то. Если, таким образом, достаточно точно определена их связь с чем-то, то разрешить вопрос будет либо очень сложно, либо невозможно, так как ни одна из сущностей, относящихся к чему-либо, не называется таковой. Если же определение не достаточно чёткое, но всё же имеет отношение к чему-либо, то это само по себе может иметь какую-то связь с чем-то, и, возможно, будет высказано что-то противоположное. Тем не менее, предыдущее определение охватывает все относительные понятия, но не так, чтобы они сами по себе были связаны с чем-то другим. Из этого становится очевидно, что если кто-то точно знает что-то из того, что имеет отношение к чему-либо, то он также сможет точно узнать и то, к чему это относится. Это становится ясным даже из самого факта; потому что если кто-то понимает, что это относится к чему-либо, то относительное есть бытие, имеющее связь с чем-то, и он знает, к чему это относится; если же он совершенно не знает, к чему это относится, он не сможет узнать, что это имеет отношение к чему-либо.

[08] О качестве и его характеристиках

Когда я говорю о качестве, я имею в виду то, как мы обозначаем определённые вещи. Качество может проявляться по-разному. Один из видов качества называется состоянием и настроением. Состояние отличается от настроения тем, что оно более устойчивое и долговечное; к таким состояниям относятся науки и добродетели. Наука, как правило, остаётся постоянной и касается тех вещей, которые трудно изменить, даже если человек обладает лишь умеренным уровнем знаний, если только не произойдёт значительная перемена, например, из-за болезни или чего-то подобного. То же самое касается добродетели, справедливости или целомудрия; они не подвержены изменениям так легко, как другие вещи. Настроения, наоборот, легко меняются и быстро подвержены влиянию, как тепло и холод, болезнь и здоровье и другие подобные состояния. Настроение – это своего рода состояние человека, которое быстро изменяется: из теплого он становится холодным, из здорового – больным. То же самое происходит и в других случаях, если только по прошествии времени не изменяется природа этих состояний, что может привести к неизлечимым или трудно подвижным состояниям, которые каждый может назвать определённым состоянием. Явно, что эти желания стремятся называться привычками, которые отличаются долговечностью и трудностью в изменении. В дисциплинах те, кто не очень хорошо удерживает знания, но легко адаптируется, говорят, что у них нет привычки, хотя они могут быть подготовлены к дисциплине хуже или лучше. Поэтому привычка отличается от аффекта тем, что первая действительно легко меняется, а вторая, наоборот, более устойчива и трудноподвижна. Привычки также могут быть аффектами, но аффекты не обязательно являются привычками; те, кто удерживает привычку, в некотором смысле подвержены ей, либо хуже, либо лучше; в то время как те, кто подвержены аффектам, вовсе не удерживают привычку. Существует также другой тип качества, о котором мы говорим, когда называем людей бойцами, бегунами, полезными или вредными, и вообще любыми, в зависимости от их естественной силы или бессилия. Не потому, что они каким-либо образом подвержены, каждое из этих понятий называется так, а потому что они обладают естественной способностью делать что-то легко или не испытывать ничего; так бойцы или бегуны называются не потому, что они подвержены, а потому что имеют силу делать это легко, а полезные называются потому, что имеют естественную силу не подвергаться несчастьям, тогда как вредные имеют бессилие ничего не терпеть. Аналогично, жесткость и мягкость имеют свои свойства; жестким называется то, что не может быть быстро разрезано, а мягким – то, что не имеет этой способности.

Третьим типом качеств являются пассивные качества и ощущения. К ним относятся такие характеристики, как сладость или горечь, а также тепло и холод, белый и черный цвета. Поскольку эти качества существуют, это очевидно; любой объект, который обладает этими качествами, называется в соответствии с ними. Например, мед называется сладким, потому что он обладает сладостью, а тело, обладающее белизной, называется белым. То же самое справедливо и для других качеств. Пассивные качества называются так не потому, что те, кто их воспринимает, испытывают какие-либо изменения; мед не становится сладким от того, что он что-то переживает, и нечто подобное верно и для других. Точно так же тепло и холод называются пассивными не потому, что они вызывают изменения у тех, кто их ощущает, а потому, что каждое из них, согласно восприятию, является завершенным качеством. Например, сладость вызывает определенное ощущение на языке, а тепло – на коже. Белизна, чернота и другие цвета не называются пассивными качествами так же, как и ранее упомянутые, но потому, что они возникают из различных ощущений.

Поскольку из-за различных эмоций происходят изменения в цвете кожи, это очевидно. Например, кто-то краснеет от стыда и становится красным, а кто-то бледнеет от страха. Если человек естественным образом испытывает такие эмоции, его цвет кожи должен меняться соответственно. Эмоция, вызванная стыдом, влияет на тело, и в соответствии с природными закономерностями возникает схожее изменение цвета. Таким образом, случаи, когда изменения цвета происходят из-за сильных и устойчивых эмоций, называются качествами. Это может быть связано как с естественными характеристиками, такими как бледность или чернота, так и с длительными болезнями или жаром, которые также могут вызывать изменения цвета кожи. Эти изменения могут быть стойкими и сохраняться в жизни, и тоже относятся к качествам.

Все, что легко разрешается и быстро проходит, называется страстями. Мы не определяем себя по ним; например, тот, кто покраснел от стыда, не считается красным, а тот, кто побледнел от страха, не считается бледным – это скорее следствие переживания. Поэтому такие состояния называют страстями, а качества – нет. То же самое касается и души: качества и страсти, поддающиеся влиянию, также именуются страстями. Все, что возникает при рождении из некоторых страстей, называется качествами, такими как безумие или гнев. Мы определяем себя по ним, например, как гневливых или безумных. Также все состояния, которые возникли не естественным образом, а из-за каких-то других обстоятельств, трудно проходят и остаются неподвижными – это тоже качества; мы определяем себя по ним. Все, что возникает из тех состояний, что быстрее проходят, называется страстями. Например, если кто-то, будучи печальным, становится более гневным, то он не считается гневным только из-за этого состояния, а скорее потому, что что-то пережил. Поэтому такие состояния действительно называются страстями, а качества – нет.

Четвертый вид качества – это форма и постоянная фигура вокруг какого-либо объекта; к этому также относятся прямота или кривизна, и всё, что похоже на это. В зависимости от каждого из этих аспектов можно сказать, какое качество имеет тот или иной объект; например, о треугольнике или квадрате можно сказать, какое у них качество, и то же самое касается прямых и кривых линий. В зависимости от формы каждое качество также получает свое название.

Редкость, плотность, грубость или мягкость, безусловно, будут считаться качествами, однако они, по сути, не относятся к такому делению на качества; ведь в некотором смысле это показывает взаимное положение частей: плотное – это когда части близки друг к другу, редкое – когда они находятся на расстоянии друг от друга; мягкое – это когда части лежат ровно, а грубое – когда одна часть выше, а другая ниже. Возможно, могут быть и другие виды качеств, но те, которые чаще всего упоминаются, – это именно эти.

Таким образом, перечисленные качества являются основными, а те, что называются по этим признакам, или как-то связаны с ними.

В множественном числе, действительно, и почти во всех случаях слова используются в родительном падеже, как, например, «белый» от «белизны», «грамматик» от «грамматики» и «справедливый» от «справедливости», и так далее. Однако в некоторых случаях, поскольку имена не связаны с качествами, невозможно использовать их в родительном падеже, как, например, «бегун» или «борец». Если говорить о них в контексте их естественных способностей, они не могут быть названы в родительном падеже от какого-либо качества; ведь для этих способностей имена не установлены. Также, как и в науках, в зависимости от которых борцы или атлеты могут быть названы в зависимости от их склонностей (борцовская наука называется борцовской, а атлетическая – атлетической, и те, кто к ним относится, называются в родительном падеже). Однако иногда, даже если имя установлено, то, что называется в родительном падеже, не относится к тому, что по своей сути является качеством, как, например, «добродетельный» от «добродетели». То, что обладает добродетелью, называется добродетельным, но не в родительном падеже от добродетели; однако это не так во многих случаях. Таким образом, то, что называется, – это все, что из упомянутых качеств может быть названо в родительном падеже или каким-либо другим образом от них.

Существует также противоположность по качеству: справедливость противоположна несправедливости, белый цвет – черному, и так далее. Это относится и к качествам, которые мы обозначаем, например, справедливое по отношению к несправедливому и белое по отношению к черному. Однако это не всегда так; для таких цветов, как красный и бледный, нет никакой противоположности, поскольку это просто качества. Более того, если одно из противоположных понятий является качеством, то и другое тоже будет качеством. Это очевидно для всех других категорий: если справедливость противоположна несправедливости, то справедливость – это качество, и, тем не менее, несправедливость также будет качеством; никакая другая категория не относится к несправедливости, ни количество, ни отношение, ни место, ни что-то подобное, кроме качества; и так же обстоит дело и с другими качественными противоположностями.

Качество может восприниматься в разных степенях; например, одно белое может быть более белым, чем другое, и одно справедливое может быть более справедливым, чем другое. Это также связано с намерением (например, когда что-то белое, оно может стать еще белее); однако это не всегда так, а чаще всего. Кто-то может сомневаться, можно ли назвать одну справедливость более справедливой, и аналогично в других качествах. Некоторые люди в этом сомневаются; они утверждают, что справедливость не может быть названа более или менее справедливой, как и здоровье – менее здоровым. Тем не менее, они говорят, что одно здоровье меньше другого, и что одна справедливость меньше другой, так же как и грамматика и другие дисциплины. Но в отношении тех качеств, которые можно назвать, безусловно, можно говорить о большем и меньшем; ведь один грамматик может быть более грамматичным, более справедливым или более здоровым, и так далее. Однако треугольник и квадрат не кажутся воспринимаемыми в этих категориях, как и другие формы. Все, что соответствует определению треугольника или круга, будет одинаково считаться треугольниками или кругами, а те, что не соответствуют, не могут быть названы более или менее; например, ни один квадрат не является более длинной формой, чем круг с другой стороны. Если ни одно из них не принимает предложенного определения, тогда одно не может быть названо более другим. Таким образом, не все качества воспринимаются в степени больше или меньше. Из всего вышесказанного ничего не является собственным качеством.

Однако подобное и непохожее определяются только через качества; одно может быть похоже на другое только в том, что касается его качества. Поэтому свойством качества будет считаться как подобие, так и непохожесть. Тем не менее, не стоит смущаться, чтобы кто-то не сказал нам, что мы, высказывая мнение о качестве, слишком много говорим о относительных характеристиках; мы уже упоминали о соотношениях и свойствах вещей, относящихся к чему-то. Почти все, что присутствует в этих категориях, считается относительным, тогда как то, что существует в единственном числе, – нет; наука, как род, определяется тем, что принадлежит другому (например, наука кого-то), в то время как единичные вещи не имеют такого определения, как грамматика, которая не называется чьей-то грамматикой, и музыка, которая не называется чьей-то музыкой, если только не говорить о них в контексте их собственного рода; так, грамматика кого-то называется наукой, а не чьей-то грамматикой, и музыка кого-то называется наукой, а не чьей-то музыкой; поэтому единичные вещи не являются относительными. Мы называемся такими, какими мы есть, согласно единичным характеристикам; ведь это мы и имеем (мы называемся знающими, потому что обладаем отдельными науками); поэтому это также будут качества, которые являются единичными, согласно которым мы и определяемся; однако это не относится к тем вещам, которые имеют отношение к чему-то. Более того, если случится, что одно и то же является и качественным, и относительным, то нет ничего неуместного в том, чтобы относить это к обоим этим категориям.