Текст книги "Холодное солнце"

Глава 2

Патель прочел в путеводителе: «Карнатака, словно экзотический коктейль, вбирает в себя все особенности Индии». Наверняка эти слова несли какой-то смысл, но их значение ускользало от него. Всему виной похмелье, чувство вины, бессонница, брошенное через плечо «пока» от Сары – все по заслугам. Чего нельзя было сказать об утренней беготне за министром.

Голос из громкоговорителя объявил:

– Пассажиров рейса Би-эй-сто тридцать четыре приглашают пройти на посадку.

«Приглашают пройти на посадку, – повторил про себя Патель. – А нельзя просто…»

В левую ногу врезался резвый малыш. Сержант поднял его и поставил на ноги. Карапуз что-то невнятно загулил; его мама, словно в оправдание, закатила красные от недосыпа глаза и потащила визгливое чадо к выходу на посадку. Их попутчики еще не подозревали, что их ждало. Патель отложил один путеводитель и взял с полки другой. Взглянул на очередь, оценивая, успеет ли добежать до аптеки и взять флакон «Ино»[3]3
  «Ино» – средство против повышенной кислотности желудка.


[Закрыть].

– Вот он.

Патель обернулся. Прямо на него указывал рукой тип в белой рубашке с синими эполетами. У бедра потрескивала рация. Охрана аэропорта. Ну, что еще?.. Затем Патель увидел позади него запыхавшегося суетливого франта. В сопровождении еще двух персон в черных костюмах и темных очках, с динамиками в ушах.

– Министр Голдблум, не застал вас утром…

Министр иностранных дел Алекс Голдблум вскинул руки.

– Никак не мог отлучиться. Надеялся перехватить вас здесь. – У него зажужжал телефон. Голдблум взглянул на дисплей, поднял палец. – Извините, одну минуту…

Патель подавил нарастающее раздражение и понес путеводитель на кассу. Он явился в офис Голдблума точно к восьми – только чтобы выяснить, что министр находится на совещании организационного комитета «Большой семерки» в другой части города. Секретарь позвонила министру на мобильный, и Пателю пришлось выпрашивать патрульную машину, чтобы перехватить Голдблума за несколько минут до начала заседания. Под синей мигалкой его промчали по чу́дному лондонскому трафику. Далее он протолкался сквозь толпу протестующих, разодетых в вязаные шапки и радужные брюки, и вошел в здание, где министр Голдблум и его зарубежные коллеги отсиживались с прошлого вечера. До саммита «Большой семерки» оставались считаные дни.

Еще полтора часа Патель просидел в шумном холле, в обществе пестрых диванов и постеров. Мимо него сновали стройные строгого вида секретарши с кипами распечаток. Сосредоточенные молодые люди в очках – несомненно, инвесторы всевозможных хедж-фондов. Вряд ли Голдблум собирался этим утром в одиночку спасать капитализм. Кто угодно в здравом уме сказал бы, что уголовное расследование имело приоритет над любой сделкой, которые он проворачивал здесь. Тем более что именно Голдблум требовал вмешательства Скотленд-Ярда. Но министр так и не появился, так что Патель уехал, чтобы успеть на самолет.

И вот сержант уже расплачивался у кассы, а Голдблум все стоял рядом с ним и что-то бормотал в телефон. Патель забрал сдачу и спрятал путеводитель во внутренний карман. Министр как раз закончил разговор.

– Мы можем поговорить на ходу?

До выхода на посадку еще следовало дойти. Можно было выкроить немного времени. В самый раз. Они миновали бутики «Аксешорайз» и «Коста».

– Знаете ли… – начал Голдблум.

Патель заметил отдел «Бутс» и вспомнил про «Ино». Он поставил на пол тяжелый кейс «Биллингхэм», набитый материалами по индийскому делу – его ручная кладь, – встретился взглядом с одним из «телков» Голдблума, кивнул на кейс и направился к аптеке. Министр продолжал говорить у него под боком, как если б они вышли на вечернюю прогулку.

– Мне хотелось отправить в Индию опытного человека, такого, который уже распутывал серьезные дела, чтобы взял расследование на себя. Ну и закатил же я скандал в Министерстве внутренних дел! И все-таки я обязан этой дамочке своим левым яичком за то, что вообще получил зеленый свет.

Патель слушал и попутно оглядывал полки в поисках «Ино».

– Жаль вас разочаровывать…

Голдблум издал смешок.

– Скиннер убедил меня, что я должен отправить именно вас и никого больше, сержант Патель. Сказал, что вы у них на вес золота. – Он качнул головой.

В желудке у Пателя разгорался пожар. Он огляделся в поисках консультанта. Вряд ли возможно разобраться в политических хитросплетениях этого дела…

– Вон там, – Голдблум махнул рукой.

Пателю пришлось трижды выговорить «Ино», после чего найти изображение со смартфона и показать продавцу. Прыщавый подросток, ответственный за фармтовары, заявил, что у них такого не продается.

– Должно быть.

– Увы.

– Раньше я покупал его у вас.

Пацан хмуро покачал головой.

Чувство было такое, словно желудок поджаривается в адовых печах. Самое место для Скиннера. Мерзавец подхватил этот крест индийского правопорядка и возложил на его плечи. Ни инспектора, ни команды. Только он, Патель.

Один из телохранителей Голдблума стоял, прислонившись к автоматической двери, явно в нарушение правил безопасности. Наплечный ремень «Биллингхэма» оказался под его ботинком. Патель резко подхватил сумку, чем вывел агента из равновесия, и двинулся дальше. Времени до вылета оставалось все меньше.

– Сэр, всего пару вопросов, пока мы идем. Когда вы в последний раз видели Сабу Хан?

Голдблум ухватился за поручень, приспосабливаясь к движению транспортера, и прокашлялся.

– На свадьбе общего друга. Ну, как свадьба… пересказывание обетов, во Флориде, прошлым летом.

– Можете немного рассказать о ней? В общих чертах?

– Она была… Вы читали светскую хронику? Саба была темпераментна, вела себя вызывающе. Не годилась на роль жены политика.

По румяному лицу Голдблума скользнула улыбка – должно быть, ему что-то вспомнилось.

– У нее были недоброжелатели?

– Господи помилуй, нет! Саба хотела спасти мир. Возглавляла десяток благотворительных фондов. В рождественское утро разливала суп для бездомных. Она даже…

Его прервал голос из громкоговорителя:

– Виджай Патель, ваш самолет готов к вылету; просьба немедленно явиться к выходу пятьдесят семь.

Сержант оглянулся. Представитель охраны аэропорта куда-то подевался, остались лишь двое телохранителей. Он прибавил шагу.

– Ваши коллеги в Индии обещали содействие, – сообщил Голдблум. – Хотя могут понимать это на свой лад. Убедитесь, что вы с ними на равных. Потому как, если вы сами не спросите, они вам вряд ли что-то скажут.

Он с трудом поспевал за Пателем, и его лицо все больше наливалось кровью.

– Я сделаю все, что в моих силах.

Голдблум чем-то напоминал Пателю отца. Тот пилил его чуть ли не с первого дня в средней школе. По крайней мере, министр не намекал ему, что он «один из них» по цвету кожи. Патель считал себя своим среди англичан, и ему льстило соответствующее обращение.

До остановки шаттла дошли в полном молчании. Сержант читал оранжевые строки, бегущие по черному экрану. Следующий шаттл через три минуты.

– Первый раз в Индию?

– Да, сэр. Хотя не совсем. Я был там однажды, совсем недолго, на матче по крикету[4]4
  Здесь стоит упомянуть, что крикет в Индии, пожалуй, является спортом номер один и крайне популярен.


[Закрыть].

– Ну конечно! Вы тот самый Патель! Как ваше запястье?

Сержант скривил губы.

– Прежним уже не будет.

Он терпеть не мог вопросов о своем запястье.

Голдблум что-то невнятно пробурчал. Патель воспринял это как сочувствие.

– Это далеко не Британия, так что не ждите чудес от местной бюрократии.

Он не сразу сообразил, что Голдблум говорит всерьез.

– Поймите, Патель, – продолжал министр. – Я почти всю жизнь имею дело с индийцами; по работе, да и вообще. Там действительно лучше плыть по течению, но ни в коем случае не подпускать их к штурвалу. В конечном счете им по душе те, кто верховодит.

«Всем министрам министр, – подумал Патель. – Осталось только назвать их туземцами».

– Я полагал, что отправляюсь туда ради содействия. Не верховодить.

– Мы не можем допустить, чтобы они запороли расследование. Мне сказали, что вы наделены лидерскими качествами…

Сказал ему это, конечно же, Скиннер. При этом самому Пателю говорил не наводить смуту… Интересно знать, что наговорили индийцам.

– Будет непросто вести расследование со связанными руками, сэр.

Не говоря уже об отсутствии укомплектованной следственной группы, добавил про себя Патель. Он не питал иллюзий относительно индийских ресурсов.

– Полагаете, вы зря потратите время? – Тон Голдблума определить было сложно.

– Так или иначе, я сделаю все, что в моих силах, сэр.

– Убийца может быть и британцем…

Вздор, подумал Патель. После беглого просмотра материалов, переданных по факсу, сержант не видел причин искать британский след в этом деле. Саба Хан покинула Британию год назад и проживала в Бангалоре[5]5
  Бангалор – крупный город в Индии, шт. Карнатака.


[Закрыть]. И к моменту своей смерти встречалась со звездой индийского тенниса.

– Судя по материалам дела, это, скорее всего, индиец.

Голдблум помотал головой, как упрямый ребенок.

– У нее множество знакомств среди британских экспатов. Я бы не слишком полагался на предположения индийской полиции. Непохоже, чтобы Саба была убита кем-то из посторонних. Я знаю ее лучше других. Знал.

Глаза министра были широко раскрыты и блестели. Наконец-то показался шаттл.

– Почему вы считаете, что ее не мог убить посторонний?

Шаттл остановился. Прежде чем Голдблум успел ответить, двери открылись.

Патель шагнул внутрь. За ним последовали министр, его свита и еще два пассажира. Голдблум переступил с ноги на ногу, сцепил руки. Но затем был вынужден расцепить их и ухватиться за поручень, чтобы не упасть, когда шаттл резко тронулся.

Когда они сошли, министр проговорил над самым ухом Пателя:

– Мы были женаты года четыре или около того, когда нас пригласили в Балморал.

– В замок?

Голдблум благоговейно кивнул.

– Следующим утром там устраивали охоту на оленя. Саба запретила мне участвовать. До сих пор помню, как она стояла у окна, свирепая, в длинном черном платье. Из окон открывался потрясающий вид на шотландские горы, но мой взгляд был прикован к ней. Она была прекрасна, когда злилась, – смуглая, щеки горят…

Он резко умолк, устремив мечтательный взгляд на цифровое табло. Патель ждал.

– Там были все. Принц, герцог Веллингтон, Свен Хитчем, Ванесса Мёрдок… Так что я сказал: «Малыш, я не могу не пойти». Полагаю, с той минуты наш брак был обречен. Знаете, что она сделала? Ночью спустилась вниз, проскользнула мимо охраны и повесила амбарный замок на дверь оружейной. В итоге пришлось менять дверь.

Блестяще. В светской хронике ничего подобного не упоминалось. Очевидно, министру пришлось потрудиться.

Патель проговорил со всей деликатностью:

– Как вам известно, сэр, до убийства мисс Хан были еще две жертвы. Все трое никак не связаны между собой. Маловероятно, что между убийцей и мисс Хан были какие-то личные отношения.

Конечно, Патель понимал, что Голдблум настаивал на связях с Британией, чтобы вовлечь Скотленд-Ярд.

– У нее был черный пояс по карате и коричневый по тхэквондо. В восемнадцать лет она обезвредила двух грабителей на Кингс-Кросс. Мне сложно поверить, чтобы какой-то незнакомец смог… – у него перехватило дыхание, – сотворить с ней такое.

От былой спеси не осталось и следа. Голдблум являл собой прискорбное зрелище. Патель поднял увесистую сумку и кивнул неистово жестикулирующей стюардессе у стойки.

– Она имела право на жизнь, – воскликнул Голдблум. – Как никто другой из всех, кого я знаю. Если б я только мог поменяться…

Поставив сумку, Патель воспользовался моментом, чтобы пожать министру руку.

– Приложу все усилия, сэр.

Глава 3

Водитель сигналил безостановочно, затем включил сирену. Толпа не расступалась – пять тысяч человек, хаотично разбросанных по площади и вдохновенно декламирующих мирные сентенции. Двое полицейских, теснившихся на переднем сиденье, выскочили из машины, на ходу отстегивая латхи[6]6
  Латха – окованная железом дубинка, традиционное индийское оружие.


[Закрыть] с поясов. Мэр Харихаран вздохнул и опустил стекло.

– Никакого насилия, – бросил он вслед полицейским. – Эти люди так же вправе находиться здесь, как и я.

Как раз вовремя. Копы убрали дубинки и принялись распихивать людей с пути, сохраняя хотя бы видимость приличия перед своим боссом. Харихаран взглянул на часы: почти пять. Он опаздывал.

Наконец-то машина остановилась перед тысячелетней смоковницей, под сенью которой возлежал, распростершись на помосте, изможденный махатма Санкара. Вокруг него собрались нищие и попрошайки всевозможного сорта.

Харихаран вышел из машины. Ближе к вечеру повеяло прохладой, со стороны реки доносился слабый запах нечистот. Мэр прошелся вдоль толпы. Многие, когда узнавали его, замолкали. Какой-то мужчина с плакатом споткнулся о канат. Харихарану едва не вышибло глаз углом плаката. На мгновение он замер перед изображением в сантиметрах от лица: смазанные ретушью тела четверых неприкасаемых[7]7
  Неприкасаемые (далиты) – общее наименование ряда каст, занимающих самое низкое место в кастовой иерархии Индии; ее члены традиционно практически бесправны.


[Закрыть] и шестерых мусульман, сожженных или повешенных толпой за прошедший месяц.

Харихаран взошел по ступеням и опустился на колени рядом с великим последователем Ганди, запачкав при этом брюки о грязный настил. Осторожно приподнял голову старика; лохматые волосы были белыми и мягкими, как сладкая вата. Молодая девушка поднесла стакан апельсинового сока. Мэр поднял стакан перед толпой. «Как Иисус со священным Граалем», – пришла в голову шальная мысль. Что там была за история?..

После длительного поста от старика осталась лишь иссохшая оболочка, в которой едва теплилось сознание. Доктор навис над ним со стетоскопом, как ястреб над добычей.

– И с глотком этого сока, – провозгласил Харихаран, – свами Санкара прерывает десятидневную голодовку.

Толпа затаила дыхание, люди сложили ладони. Мэр окропил соком пересохшие губы, растрескавшиеся до того, что стали похожи скорее на застывшие потоки лавы. Затем аккуратно уложил голову святого на подушку и пожал вялую руку. Обвел взглядом плакаты.

Я – далит, далит – это я…

Мусульмане нам братья.

Коровы – боги! Коровы – пища! Коровы – предлог!

И смех и грех. Харихаран поймал взгляд внучатой племянницы, поднесшей ему сок, и почтительно улыбнулся. Во многом именно благодаря ей махатма принял предложение мэра.

Его улыбка померкла, когда он заметил людей, дубинками прокладывающих путь полицейскому «Болеро»[8]8
  Речь идет об индийском внедорожнике «Махиндра Болеро».


[Закрыть]. Машина уперлась в помост, и шеф полиции Раджкумар явил миру свои тучные формы. Он с трудом вскарабкался на сцену, игнорируя ступени всего в паре шагов от него. «Всегда-то от него ускользают детали», – подумал Харихаран.

Раджкумар натянуто улыбнулся мэру. Затем кивнул стюарду, и тот принялся выправлять на стойке микрофон, опущенный к ложу святого. Санкара, пока еще оставались силы, зачитывал своим последователям афоризмы Ганди. Представители прессы хлынули за ограждения, вооруженные блокнотами, камерами и микрофонами.

Но эту роль Харихаран уготовил для себя. Он подступил к микрофону, мгновение смотрел на толпу, затем скользнул взглядом по журналистам.

– Знаю, вы собрались здесь, чтобы услышать слова махатмы. Однако он еще слишком слаб после голодовки. – Мэр одарил их обаятельнейшей улыбкой. Улыбкой, достойной двух сроков подряд. – Не хочу разочаровывать, но придется вам довольствоваться мной.

Кое-кто рассмеялся. Уже неплохо.

– Кто-то из вас, возможно, остался недоволен исходом великого жертвования, совершенного вашим предводителем. Что? Обещания продолжать дискуссии? Чаще говорить о возросшем самоуправстве? «Разве недостаточно было разговоров? – спросите вы. – Что насчет действий? Нам нужны меры». Я понимаю ваше недовольство, поверьте. Гонения против меньшинств… Самосуд в защиту коров… Но мы должны обратиться к причинам этих проблем. Не отвечать насилием на насилие, иначе даже наша доблестная полиция, – он демонстративно улыбнулся Раджкумару, – перестанет справляться. Мы живем в демократическом обществе и должны обеспечивать верховенство права. Махатма Санкара воплощает собой совесть нашей великой нации. Он от всей души поддерживает дебаты. Именно поэтому я, – тут он приложил руку к груди, – созвал эту межпартийную группу. Также мы приветствуем вклад всех правоохранительных органов, как от полиции, так и административных служб.

Харихаран вновь посмотрел на Раджкумара, затем бросил взгляд на престарелого Санкару, все еще распростертого на своем ложе, после чего продолжил:

– Но я обещаю больше! Обещаю здесь и сейчас, что пойду еще дальше. Я внесу предложение о новом законе… – Он выдержал паузу, заслышав ропот. – Особом законе, чтобы справиться с этой угрозой.

Кто-то из репортеров поднял руку. Харихаран покачал головой и добавил:

– Давайте же вместе провозгласим в этот день победу во имя мира! И пусть все сообщества объединятся во благо нашей великой нации. Джай-Хинд!

Последовали аплодисменты. Кто-то хлопал воодушевленно, другие – без всякого энтузиазма. Харихаран не придавал этому значения. Время постепенно сведет на нет патовую ситуацию. Процесс уже пошел – вместе с глотком апельсинового сока.

Он стал спускаться со сцены, глядя на часы и игнорируя репортеров.

– Господин мэр, на пару слов, – окликнул Раджкумар; голос преисполнен мнимого уважения, на лице под объективами камер застыла улыбка. – Мне не нравится, что вы вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются.

– Меня? – удивился Харихаран. – Свами сам попросил меня поднести ему сок. Я не знал, что он пригласил заодно и вас. Может, вы поднесете ему овсянки… Я слышал, это наиболее подходящая пища по завершении поста.

– Я говорю о вовлечении Скотленд-Ярда в наше внутреннее расследование.

– Ах, вот что, – произнес мэр. – Так я здесь ни при чем. Боюсь, новости о вашей некомпетентности достигли священных кулуаров центральной власти. Такое решение принял министр внутренних дел.

Раджкумар лишь хватанул воздух ртом. Вывести его из себя было легко.

– Послушайте, – сказал Харихаран, вкладывая в голос дружеские нотки. – Я бы на вашем месте принимал любую доступную помощь. Вы теряете контроль на всех фронтах. Международный терроризм в Лал-Кила, религиозные зверства в Шиваджи-Нагар и Кук-Таун… В следующем месяце совпадают Ганеш-чатуртхи и Курбан. На следующей неделе – протестный марш против «Энол кемикалс» и перекрытие дороги перед офисом «Пепси» на Каббон-роуд. «Твиттер» наводнили местные социалисты плюс растет недовольство после группового изнасилования той университетской профессорши. Тамилы снова столкнулись с засухой и устроили сидячую забастовку перед Видана-Сауда. И как вы намерены справляться со всем этим? А теперь еще и махарани[9]9
  Махарани – титул владетельной княгини в Индии; представительница знати.


[Закрыть] убивают в собственных постелях…

Лицо Раджкумара сжалось на глазах. Необычное зрелище для столь тучного человека.

– А что мне делать? – посетовал он. – Центральное бюро, будь оно проклято, направило все ресурсы и личный состав на борьбу с терроризмом.

– Вот именно. Так что не стоит отвергать помощь, когда ее предлагают.

– Простите, всего один вопрос, – спросила репортер, имевшая наглость подняться на помост. Полицейские спали на ходу.

– Я сказал, никаких вопросов.

– К шефу Раджкумару, – ответила журналистка с пышными волосами, в бесформенных западных одеждах, с блокнотом в руках. – О последних убийствах.

– Что ж, тогда предоставляю его вам. Мисс?..

– Кадамбри, из «Индиан».

– А, серьезное издание… Что ж, мне пора. И не отпускайте господина Раджкумара, пока не ответит на все ваши вопросы.

Харихаран повернулся спиной к шефу полиции и дал знак водителю заводить машину.

Глава 4

Ману прислушивался несколько мгновений, прежде чем пройти на кухню. Супруга наставляла служанку, как правильно готовить окру. Ярко-зеленое сари смотрелось на ней вполне уместно; волосы, недавно вымытые и еще мокрые, стянутые на концах в узел, ниспадали на спину. Ее лицо было красиво в классическом для Южной Индии понимании: округлые щеки, большие глаза, густые ресницы и брови, полные губы. Здоровая и энергичная, как непоседливый детеныш. Завидев мужа, она счастливо улыбнулась.

– Кофе?

– Просто воды.

И жена, и служанка засуетились в поисках стакана. Служанка оказалась первой. Жена вырвала стакан у нее из рук и наполнила водой.

– Я в душ, потом отлучусь. Вернусь в девять.

Жена кивнула, но ее улыбка вышла несколько напряженной.

Насвистывая мелодию из последней «Горячей десятки фильмов», он принял душ и, пока вытирался насухо, оценивающе осмотрел верхнюю губу в зеркало. Взял миниатюрные острые ножницы и подправил усы. Миллиметр здесь, миллиметр там.

В спальне придирчиво подобрал костюм. Конечно, темный. И рубашку приятного кремового цвета. Без галстука. Открыл угловой шкаф и достал с нижней полки ящик для ботинок, водрузил его на кровать. Затем выдвинул ящик с носками. Выбрал две пары черных носков. К счастью, у него не потели ноги по жаре и в тесной обуви. Он сел в небольшое кресло и натянул обе пары, после чего надел ботинки. Крепко зашнуровал.

Представил, как все будет выглядеть. Возможно, настало время внести пару деталей, нечто особенное. И он уже знал, что следует добавить. Ману пришел в возбуждение, почувствовал, как разыгрался аппетит, потекли слюнки. Он будет голоден, когда вернется.

На улице водитель шагнул ему навстречу.

– Куда, сэр?

– Мальчик меня повезет. – Он произнес это так, словно оправдывался. Ведь как ни крути, а каждый занят своим делом, принадлежит своей касте, и его сыну замещать водителя казалось столь же неуместным, как водителю исполнять обязанности служанки. И тем не менее эта перемена была необходима. – Можешь возвращаться домой.

– Слушаюсь, сэр.

Ману отправился на поиски сына. Тот начищал ветровое стекло его «Скорпио».

– Все готово?

– Да, папа.

– Инструмент?

– В багажнике.

– Сумка?

– Все уложил.

Ману подавил желание проверить все лично. Можно было не сомневаться: мальчик все сделал как следует. Сейчас, когда юноша уже не ребенок, но еще и не мужчина, важно было выказать ему доверие, развить в нем уверенность.

– Поехали.

Мальчик кивнул, не глядя отцу в глаза, и бросил тряпку в ведро. Затем скользнул на водительское сиденье и включил зажигание. В машине затрещало радио, и мальчик выключил его.

Ману устроился на пассажирском сиденье и проследил, как мальчик умело, на высокой скорости, выехал задним ходом на дорогу. Футболка с принтом «Айрон мэйден», джинсы, растрепанные волосы, кроссовки. Униформа городского подростка.

– Веди аккуратнее, – не удержался Ману.

Движение было непривычно вялым для Бангалора, и они за считаные минуты добрались до Халасуру. Повернули на тихую, обсаженную деревьями улицу и оказались в квартале Шангри-Ла. Мальчик просигналил. Ворота не открылись.

– Консьержа нет.

Мальчик выпрыгнул из машины и сам привел в действие механизм. Створки разъехались в стороны. Затем он подвел машину к самому лифту и стал открывать багажник, а Ману нажал кнопку вызова.

Дожидаясь, пока сын достанет принадлежности, он осмотрел себя и приятно удивился, как тщательно отутюжены стрелки на брюках. Жена и в самом деле не прогадала со служанкой.

Мальчик опустил на брусчатку рюкзак и чемодан.

– Я подожду в машине, папа.

– Пойдем со мной.

Мальчик удивленно поднял глаза. Ману мог сосчитать по пальцам руки, сколько раз за последние два года сын смотрел ему в лицо. Нет, ему не показалось, он заметил в его глазах интерес, даже проблеск восторга за печатью безумия.

Они поднимались в молчании, каждый погружен в свои мысли.

Ману нажал на кнопку звонка. Дверь отворилась через минуту.

– Сарита.

У порога стояла женщина, чью красоту не могла испортить даже футболка с Лизой Симпсон[10]10
  Один из персонажей американского мультсериала «Симпсоны».


[Закрыть]. Она улыбнулась.

– Так приятно видеть вас… Хотя, признаюсь, я удивилась, когда вы пожелали встретиться, да еще и втайне.

– Я так рад, что вы смогли принять меня, – проникновенно, даже с жаром сказал Ману. – Дело величайшей важности – для меня и, возможно, для вас.

Сарита взглянула на мальчика.

– Мой сын поможет нам.

– А… – Сарита, очевидно, терялась в догадках. – Тебе, наверное, четырнадцать-пятнадцать? Учишься в школе?

Мальчик положил рюкзак у порога и закрыл дверь на задвижку.

Ману прошел к дивану, присел на подлокотник.

Женщина пыталась скрыть волнение; взгляд ее по-прежнему был прикован к мальчику.

– Могу я предложить тебе напиток? – Как и многие другие, не добившись ответа от мальчика, она старательно выдерживала приветливый тон.

Тот расстегнул рюкзак и достал сложенный брезент. Прошел в центр комнаты и расстелил полотно на полу. Ману встал с подлокотника.

– Не могли бы вы встать вот сюда, милая? – Он взял ее под локоть и провел по синей глади брезента.

– Ладно. – Сарита глядела на мальчика, словно пыталась что-то прочесть по его каменному лицу. – Это что, какой-то розыгрыш?

Мальчик вынул воздушный баллон и поставил вертикально.

Женщина с недоуменной улыбкой смотрела, как он несколько раз покачал насос, проверяя давление. Затем размотал шланг со стальным патрубком на конце и передал отцу.

– Стой и не двигайся, милая. – Ману понизил голос, на губах заиграла озорная улыбка.

– Покажите, где камера. – Сарита улыбнулась в ответ. – Дайте угадаю… Это шоу «Розыгрыш»?

Ману поднес патрубок ей ко лбу. Другой рукой потянул рычаг. Внутри со звоном натянулась цепочка, вытаскивая обратно мушкетную пулю.

Из женской груди вырвался вздох. Сарита Мохан упала на край брезента, приподнятый мальчиком. Тот завернул ее и оставил на полу.

– Превосходно. – Ману улыбнулся мальчику, хотя тот не смотрел на него. Он был его преемником не только в качестве сына. Дедушка гордился бы им.

Ману взглянул на часы.

– Тик-так, время не ждет.