Текст книги "Женские стихии. Исцеляющие практики через архетипы сказок и мифов"

Девять

Тридевятое царство, тридесятое государство…

Тридевятое царство – это три раза по девять. Мы видим здесь тройку – мистическое число, выделяемое во всех древних культурах. Древние представляли мир как некое триединое начало, как мы увидим позже, разбирая космогонические мифы. Триединство идеи, энергии и материи; миров – небесного, земного и подземного, загробного. Девятка стоит последней в ряду чисел, далее числа повторяются во взаимодействии. При умножении девяти на любое число в результате сложения цифр получившейся суммы всегда будет девять. Например, 2×9=18, 1+8=9, 3×9=27, 2+7=9, 9×9=81, 8+1=9 и т. д. (Благодарю за объяснение символики числа 9 Учителя школы Единого Учения Зора Алефа и обучение символизму.)

Таким образом, 9 воплощает в себе полноту всех чисел и является символом бесконечности.

Можно предположить, что тридевятое царство – символ полноты триединства мира, которое ищет главный герой, он хочет обрести и заключить с ним союз, вступив в брак с прекрасной девой и, как это часто бывает, воцариться в этом царстве, не возвращаясь обратно. Мирча Элиаде считает, что древо, растущее за тридевять земель, на самом деле находится в другом мире – не в физической реальности, а в трансцендентальной.

Девять – это законченный цикл. Неслучайно и беременность длится именно девять месяцев.

Десять

Тридесятое царство-государство

Десять – это единица и ноль. Единица – начало отсчета. Пифагор говорил: «Единица – отец всего», подразумевая под этой цифрой Логос, изначальную идею, творящую мир, то, из чего все рождается. Ноль предшествует единице. Это то небытие, первозданный океан, из которого рождается Логос – единица и куда все, пройдя свой путь развития, возвращается. Ноль – некое бесконечное вневременное состояние. Единица и ноль – это идея, ее полное осуществление и завершение, вплоть до возвращения к своему первоисточнику и полной реализации данной идеи.

Тридесятое царство – три раза по десять. Это полная реализация трех миров: мира идей – небесного, духовного. Мира эмоций – сферы земного бытия. И мира действий или опыта предков – область загробного мира (в одном из контекстов).

Другой пример можно найти у Проппа. Он проводит аналогии между обычаем зашивать в шкуру покойника и сказочным мотивом, где герой сам зашивает себя, например, в шкуру коровы, затем его подхватывает птица и переносит на гору или в тридевятое царство. Здесь также можно применить не только исторический, но и символический подход, опирающийся на исторические корни. Так, во многих архаических культурах существовал культ матери, и в земледельческих культурах корова несла в себе материнское жизнедающее начало, была символом плодородия. Зашить себя в шкуру коровы – это значит символически переродиться в утробе матери. Далее птица выносит героя. Птица – обитатель небесной сферы, которая у большинства народов была символом духовного. А небо было обителью высших существ, богов. Птица переносит героя в тридевятое-десятое царство, то есть перерождаясь в шкуре коровы, герой обретает при помощи птицы – своего устремления к познанию – полноту бытия.

Двенадцать

Двенадцать – еще один завершенный цикл, замкнутое кольцо, бесконечность. Это повторяющийся цикл двенадцати месяцев года.

Двенадцать можно рассмотреть и как двенадцать знаков зодиака, также несущих двенадцать различных качеств, имеющих аналогии в сознании человека. В следующей книге поделюсь открытием 12-ти знаков зодиака и 12-ти греческих мифов о знаках Зодиака, рассмотрю их как отражение нашего годового круга, поделюсь терапевтической зарядкой 12-ти знаков зодиака.

Двенадцать – одно из излюбленных чисел в сказках. Человек не мыслил себя в отрыве от космоса, от неба и небесных явлений. Наблюдая за звездами, он вписывал себя и Землю, на которой он живет, в траекторию движения светил, в общий космический танец. Прохождение Земли через двенадцать зодиакальных созвездий имеет свое отражение в сказочно-мифологических представлениях людей древних цивилизаций. Деление дня и ночи на двенадцать часов. Деление года на двенадцать месяцев. «Обычай принимать за единицу времени солнечный год идет из Египта. Большинство других исторических культур (и до некоторого времени сам Египет) знали год одновременно солнечный и лунный, состоящий из 360 дней (из 12 месяцев по 30 дней в каждом), к которым прибавлялись пять дополнительных дней. Индейцы зуньи называли месяцы “шагами года”, а год – “походом времени”»[26]26
  Элиаде М. Миф о вечном возвращении.


[Закрыть].

Эти «шаги года» – 12 месяцев – отразились в мифологии и в мире сказки. Это двенадцать молодцев, исполняющих желания того, кто обладает волшебным кольцом (символ замкнутого цикла, организации движения, бесконечности) или посошком, перышком (см. сказку «Три царства – медное, серебряное и золотое»). В полночь двенадцать раз бьют часы, отнимающие волшебные дары у Золушки. Двенадцать врат и замков мельницы в сказке «Звериное молоко». Можно также вспомнить о борьбе богов солнечной ладьи Ра, проходящей через двенадцать врат ночи, с силами хаоса и ее победу над этими силами.

При смене одного периода из 12 месяцев другим, при окончании одного ритмического цикла, повсюду, в различных культурах происходит празднование Нового года, как нового этапа Творения.

Мирча Элиаде приводит примеры ритуалов, сопутствующих встрече Нового года. Это посты, омовения, очищения, тушение огня и его ритуальное оживление.

«В момент такого рассечения времени, каким является Новый год, мы присутствуем не только при фактическом окончании одного промежутка времени и начале другого, но также и при отмене прошедшего года и истекшего времени. Таков, впрочем, и смысл ритуальных церемоний очищения: сожжение, аннулирование грехов и ошибок отдельного человека и всей общины в целом, а не простое «очищение». Возрождение, как указывает на то само это слово, – это новое рождение… ежегодное изгнание демонов, грехов и болезней, в сущности, является попыткой вернуть хотя бы на миг мифическое изначальное Время, «чистое» Время, каким оно было в «момент» Сотворения. Любой Новый год – это возобновление Времени с его начала, то есть повторение космогонии. Ритуальные схватки между двумя группами участников, присутствие мертвых, сатурналии и оргии – все эти элементы указывают на то, что в конце года и в преддверии Нового года повторяются мифические мгновения перехода от Хаоса к Сотворению Мира».

У египтян празднование Нового года совпадало с разливами Нила, символически возвращавшего мир в изначальное состояние, к первобытным водам, из которых возникло бытие. Отступая, воды великой реки обнажали холмы, олицетворявшие первозданный холм Бен-бен – первый участок суши, возникший из вод предвечного хаоса. Плодородная, покрытая илом земля, засеиваемая зерном щедрой рукой крестьянина, была подобна возрождающемуся Осирису. Таким образом, новый цикл, Новый год начинался с обновления природы, с возрождения жизни, возрождения праведного начала, каким являлся в египетской мифологии Осирис.

Эта сила возрождения передается всему Египту, каждому египтянину.

Итак, время бесконечно возрождается, а вместе с ним возрождается и человек. Время возрождения – это точка смены циклов: дня и ночи и годового цикла. Каждую ночь человек погружается в сон – символическое небытие; просыпаясь, он вновь обретает бытие, рождается заново.

В Древнем Египте египтянин, засыпая, помещал голову на подголовник, символизирующий два холма горизонта, между которых восходит солнце. На рассвете, пробуждаясь от сна и открывая глаза, египтянин уподоблялся восходящему, преображенному за ночь молодому солнцу – Хепри. Солнце за день стареет, превращаясь в старца Атума, которому предстоит сразиться ночью с силами хаоса – змеем Апопом. Атум побеждает змея и в виде новорожденного преображенного Хепри появляется на горизонте. Так же и человек, пройдя свой день, принеся плоды, устав от труда, ложится спать, чтобы возродиться с новыми силами во вселенной своего нового дня. И как предвечное божество открывает глаза, изливающие во вселенную первый свет, раздвигающий тьму. И мир начинает существование. Так же и египтянин утром открывает глаза во вселенную своего бытия, начиная новое сотворение своей жизни.

Встречу Нового года индейцами майя описывает францисканский монах Диего де Ланда, бывший свидетелем этих празднеств: «В первый день месяца Поп у индейцев был их новый год, очень торжественный праздник у них, ибо он был общим для всех, и таким образом все селение вместе справляло праздник всех идолов. Они подметали свои дома, а сор и старую утварь выбрасывали за селение на свалку, и никто, хоть он и нуждался, не трогал ее. Для этого праздника начинали поститься и воздерживаться от своих жен сеньоры, жрецы, знатные люди и те, кто еще хотел по своей набожности; они постились столько времени пред праздником, сколько считали уместным… но никогда не менее тринадцати дней.

Золушка, прежде чем преобразиться в прекрасную принцессу и обрести бытие в великолепном дворце, то есть прежде чем создать свою вселенную гармонии, красоты, мудрости и порядка, освобождает свой дом-сознание от всего нечистого – проявлений мачехи и сестер

Когда наступал новый год, все собирались во дворе храма… Сюда они приходили чистыми и украшенными своими цветными мазями, счистив черную сажу, вымазанные которой они ходили, когда постились…»[27]27
  Ершова Г. Древние майя: уйти, чтобы вернуться.


[Закрыть].

В двенадцать часов ночи исчезают золотая карета Золушки и все подарки феи. Преображенный прекрасный мир дворца и принца, великолепие одежд – все возвращается в небытие для Золушки, чтобы на следующий день произошло новое сотворение мира из хаоса, чтобы из непроявленного возникла красота гармонии. Преображение старого мира невозможно без освобождения от негативного начала, без труда очищения. Древние народы перед встречей Нового года, нового цикла времени, совершали обряды очищения от грехов.

Золушка, прежде чем преобразиться в прекрасную принцессу и обрести бытие в великолепном дворце, то есть прежде чем создать свою вселенную гармонии, красоты, мудрости и порядка, освобождает свой дом-сознание от всего нечистого – проявлений мачехи и сестер. Подобно древним майя, покрытым черной сажей во время поста очищения перед началом нового годового цикла, очищает свой дом-сознание и Золушка из европейской сказки. Покрытая золой, она соблюдает свой пост перед тем, как соприкоснуться с великолепием празднества обручения с принцем-духом.

Иван-королевич из сказки «Звериное молоко» идет за пылью сквозь двенадцать врат мельницы. Возвратившись, он побеждает Змея Змеевича, занявшего его трон. Так же и бог солнца Ра проходит сквозь подземное царство через 12 часов ночи, сражаясь со змеем Апопом – символом хаоса, побеждает его и вновь возрождается солнцем на утреннем небосклоне.

Опять и опять мы видим борьбу с хаосом, освобождением от его власти и начало нового цикла – преображенного правления своей вселенной.

Глава 7
Когда исчезло женское начало,
или Что случилось с миром, когда ушла Богиня Мать

Исследуя мифологию и религию народов мира, я обнаружила, что в эпоху палеолита было поклонение женщине и творец мыслился Великой Матерью. Эпоха матери завершилась с окончанием эпохи бронзы примерно три тысячи лет назад, на смену ей пришла мужская энергия.

Инициация – это символическое возвращение в состояние до рождения, до сотворения – в первобытный океан небытия, из которого следует новое рождение в новой ипостаси. Мифы о сотворении мира несут не только космогонический контекст, – это путь инициации, как мы увидим дальше.

Сотворение мира подобно сотворению человека.

«Так почему же во всех троицах одни мужчины – Отец-Сын-Святой Дух, Брахма-Вишну-Шива и так далее?» – спросила меня однажды на лекции студентка.

Когда-то я ответила так:

– Видимо потому, что творит активное начало – анимус, мужское.

Но что-то в этом ответе меня не устраивало. Я чувствовала в этом какую-то подмену, усиленно внушаемую нам с детства. Меня тоже удивляло – почему в мировых троицах нет женского начала?

Исследуя мифологию и религию народов мира, я обнаружила, что в эпоху палеолита было поклонение женщине и творец мыслился Великой Матерью. Эпоха матери завершилась с окончанием эпохи бронзы примерно три тысячи лет назад, на смену ей пришла мужская энергия. Матриархат в переводе с греческого – «матеревластие». Его сменил патриархат, «власть отца». Произошло это с переходом человечества от собирательства к сельскому хозяйству.

В храмах Древнего Египта в алтарной части стояли триады богов, считавшихся творцами мира. И что удивительно – это всегда отец, мать и ребенок, но ребенок мужского пола.

Триады: Сехмет-Птах-Нефертум и Амон-творец-Мут-мать и их сын Хонсу почитались в Карнакском храмовом комплексе. Причем центральное святилище занимал Птах, но высота его фигурки на пьедестале – меньше метра, в то время как фигура его супруги Сехмет в соседнем святилище – выше человеческого роста. Я вижу в этом отголоски матриархата и особенное почитание женского начала.

Также известна триада: Хатхор, Хор Бехдетский и их сын Ихи – божество музыки. В каждой триаде ребенок мужского пола. Здесь можно наблюдать постепенную смену матриархата патриархатом. Известно, что в Древнем Египте женщина почиталась и ее права были равными с мужчиной, в отличие от других государств-«ровесников», где роль женщины ограничивалась обязанностями служанки и все права были в руках мужчины.

Я много путешествовала по Индии, и меня поразило, сколько счастливых людей среди представителей среднего класса и бедных слоев населения. Они улыбаются, встав утром и убирая до блеска свою маленькую хижину. Они улыбаются, причесывая детям волосы и сажая рис, а вечером, отдыхая от трудов, собираются возле своих домов и наблюдают, как играют дети.

Я много времени прожила среди этих людей. И одним из удививших меня явлений было то, что взрослые не повышают голос друг на друга! И они не кричат на детей! У них есть время улыбаться. Они никуда не опаздывают. И кортизол (гормон стресса) у них не зашкаливает. А вот представители высших каст в Индии – люди, владеющие деньгами и властью – поражены теми же «заболеваниями», что и мы.

Глава 8
Счастье цивилизованных и нецивилизованных: кто здесь главный?

Чем меньше в жизнь людей вторгается цивилизация, тем больше у них радости от ощущения бытия. Прогресс и комфорт рождают желание еще большего комфорта, человеку хочется еще больше благ. И тут-то теряется счастье и рождается страдание от постоянной неудовлетворенности тем, что имеешь.

В Индии люди улыбаются, когда сеют рис, пашут землю на буйволах, украшенных цветами, или на тракторе, который сияет, как приготовленная к бракосочетанию индийская невеста, – весь расписанный яркими красками, звенящий колокольчиками и сверкающий улыбками детей, сидящих рядом с водителем. Здесь улыбаются нищие, лежащие в пыли, женщины, несущие огромные охапки хвороста на головах, люди, укладывающие асфальт, ссыпающие щебень из объемных тазов на дорогу. Они улыбаются! И когда я встречаюсь с ними взглядами, я вижу в их глазах радость!

Продолжая тему рая-счастья нецивилизованных, наблюдая жизнь бедных слоев в Индии и вспоминая детство в Африке, обнаруживаю повышенный гормон счастья именно у них. Чем меньше в жизнь людей вторгается цивилизация, тем больше у них радости от ощущения бытия. Думаю, это еще оттого, что у них желаний меньше. Прогресс и комфорт рождают желание еще большего комфорта, человеку хочется еще больше благ. И тут-то теряется счастье и рождается страдание от постоянной неудовлетворенности тем, что имеешь. У образованных людей эта неудовлетворенность выливается в постоянное познание мира, обретение его новых граней. Тоска по совершенству влечет к открытиям.

Познание рождает тоску по истине, а блага цивилизации – сонм желаний. Страдают и те, кто гонится за большим благом и те, кто ищет неуловимую, ускользающую истину.

Только уровень страданий у людей разный. Первых желания постепенно убивают, делая несчастными, а вторых они совершенствуют… «Во многой мудрости много печали»… Это правда. И когда принимаешь и эту печаль, и вечную тоску по совершенству – приходит неэкзальтированное счастье.

Хампи – бывшая столица великой Виджаянагарской империи. Я повезла родителей вместе с детьми в это удивительное место. Там мы учились прямо в индийских храмах, погружаясь в местную культуру и в то же время изучая школьную программу. Ранним утром мы были в индийской деревушке, расположенной рядом с нашим жильем – «Шепчущие скалы». Дети и взрослые прогуливались вдоль деревни, любуясь красными валунами, похожими на великанов, стоявших один у другого на плечах, крохотными домишками и удивительно красиво одетыми женщинами. В своих ярких сари они выглядели так, будто сошли с телеэкранов, где показывают любимые с детства индийские фильмы. Заметив наши любопытные взгляды, одна семья пригласила нас в гости – выпить по чашечке чая с молоком. Мы набились в маленький дворик глинобитного дома. Рядом бегали темнокожие дети, одетые в школьную форму. Индианка в соседнем дворике промасливала волосы своей дочери кокосовым маслом и бережно расчесывала, обе они улыбались, периодически кидая взгляды в нашу сторону. Между дворами, прилепленными к красноватым скалам, расположились величественные в своем спокойствии черные мулы, лежавшие на желтых вспышках сухой соломы.

Пожилая индианка – хозяйка дома, женщина с удивительно тонкими и изящными чертами лица, ласково глядя на нас, как мать на своих детей, подала нам сладкий дымящийся чай. Вошел ее сын и сразу обратился ко мне, сказав, что помнит, как я приезжала в храм Лакшми в прошлом году без группы, а в этом году – была пару дней назад с группой детей. Оказалось, он служит в этом храме. Я немало удивилась: как он может помнить всех туристов, проходящих через этот храм в течение года? Он весело сверкал глазами: «Рад помнить и буду рад снова увидеть!»

Комнатка их была настолько мала, что мы еле втиснулись в нее. Постель на день закатывали, чтобы внутри было место, а на ночь снова стелили. И эта постель занимала все пространство их крошечного дома – выбеленного и сияющего чистотой. Рядом, у протекающего сквозь всю деревню прозрачного ручья, женщины мыли посуду, натирая жестяные сосуды соломой и золой. Их смуглые руки сияли «золотыми» браслетами, волосы были украшены бубенчиками и зеркальными «драгоценностями». Обликом своим они напоминали богинь. Да так оно и есть, ведь каждая женщина в Индии – воплощение богини Лакшми, поэтому они не ходят в засаленном грязном сари. И даже сажая рис – по щиколотку в воде, бряцают «золотыми» браслетами, убранные, будто для встречи с богами.

Мирное счастье проснувшейся деревушки, повседневные заботы с улыбкой радости, сборы детей в школу без ажиотажа, нервотрепки и желания «все успеть»… Мы спросили, есть ли у них в деревне главный, староста? Можно ли его увидеть? Но местные жители непонимающе переглядывались, не понимая, что значит «главный» в деревне. Нет, нет у них главного…

И в этот же день мы посетили храм поющих колонн. Солнце поднялось высоко, стало очень жарко, и мы с трудом дошли до спасительной тени. Сразу за воротами храмового комплекса мы увидели телевизионную группу, снимавшую индийские песни и танцы.

Когда мы сели в тени храмовых колонн, дети сразу оживились и побежали смотреть съемки индийского фильма. Ярко одетые мужчины и женщины танцевали около каменной колесницы. Дети замерли, расположившись на платформе храма, созерцая съемочный процесс.

Юноши в золотистых одеждах стояли двумя колоннами, держа на высоких древках разноцветные плывущие по ветру огромные флаги. Девушки, одна краше другой, танцевали, двигаясь от храма к воротам. Их осыпали живыми цветами под звуки волнующей, романтичной музыки. Дубль за дублем они проделывали одно и то же. А мы любовались этим зрелищем. Во время «перекура» я увидела городскую индианку, одетую по современным стандартам – футболка и джинсы. Она отдавала на площадке распоряжения, видимо, выполняя роль помощника режиссера. Подбородок ее гордо вознесен, глаз не видно за черными стеклами очков, а жесты – требовательны и властны. Она тоже решила «перекурить» и отошла от основной группы. Рядом с ней семенила индианка в сари, держа над важной леди зонтик, защищающий от палящего солнца. И надо же было такому случиться, что на мгновение она оступилась и открыла голову помощницы режиссера солнечным лучам. Молодая дама остановилась и, гневно взмахивая руками, начала громко кричать на ссутулившуюся пожилую женщину с зонтом.

Городские цивилизованные жители Индии тоже не улыбаются, как и жители многих других цивилизованных мест на планете. И они тоже поглощены решением вопроса: «Кто здесь главный?» Я очень люблю фильм «Прекрасная Зеленая». Это кино про планету, где нет главных, где каждый на своем месте важен и нужен. Мне нравится создавать такие пространства для взрослых и детей, где нет борьбы за первенство, где отсутствует соперничество и где каждый осознает свою важную роль в этом мире.

Живя в Хампи, мы просыпались рано и всей школой встречали восход солнца на вершине красных скал. Птицы восторженным хором возвещали о приближении рассвета. Зайцы прыскали из-под ног. Розовые перья облаков летели в танце восходящих лучей. Обезьяны смешно прыгали по макушкам валунов, изогнув мохнатые хвосты. Брызнувшие лучи золотой короной очерчивали их темные силуэты. Зеленые попугаи, перебивая друг друга, проносились мимо. Над головой величественно парили орлы.

Мы пели на санскрите песню солнцу. Не боясь простуды, купались в горном озере. Уроки под тенистыми манговыми цветущими деревьями, поездки по храмам и музеям… Я чувствовала себя служительницей храма, поющей и танцующей с этими чудесными, путешествующими со мной людьми. Сбежавшей? Украденной? Из браминской семьи… Белые цапли, снегом взлетающие с изящных тонкоствольных акаций. А вечером – невозможность остановить детскую улыбку при виде восходящей оранжевой луны, освещающей силуэты деревьев, цветущих белыми вспышками цапель, тысячеголосым гомоном обсуждающих полет прошедшего дня. Мошки, летящие на свет фары, пытались стать моей трапезой, – улыбку надо было смыкать, но это вызывало еще большее желание широко улыбаться…

Мне нравится, как Иван Ефремов в своем произведении «Лезвие бритвы» пишет о нашем стремлении к взаимопомощи и альтруизму: «Почему Фрейд и его последователи забыли о том, что человек уже в диком существовании подвергался естественному отбору на социальность? Ведь больше выживали те сообщества, члены которых крепче стояли друг за друга, были способны к взаимопомощи».

Но не возвращаться же нам теперь к первобытному племенному строю, чтобы освободиться от частной собственности, гормонов стресса и обрести то самое счастье «здесь и сейчас», которого так не хватает цивилизованному жителю, которому со всех сторон предлагается стресс на первое, второе и третье?

Я предлагаю осознавать себя здесь и сейчас в современном мире с той данностью, которая у нас есть.

И я думаю, что эволюционная задача, стоящая перед нами, как перед человечеством – раскрывать свою человечность вне зависимости от того, благоприятны ли для этого имеющиеся условия.

Мы можем создать рай вокруг, начиная с рая внутри себя. Да, это труд, но прекрасный, волшебный! И я приглашаю в удивительное преображающее путешествие по дороге тайн и открытий самих себя! Сказка – это ты!