Электронная библиотека » Анна Берсенева » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Яблоки из чужого рая"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 17:13


Автор книги: Анна Берсенева


Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 8

Матвей вернулся из Владикавказа мрачнее тучи. Анна поняла это сразу, как только он позвонил ей и сообщил, что уже дома и пусть она не волнуется.

– Матюша, я приеду? – спросила Анна.

Она была уверена, что сын начнет отнекиваться, говорить, что устал и срочно заваливается спать на ближайшие пятнадцать часов, и тогда придется решительно настаивать на своем, убеждая его в необходимости маминого немедленного появления.

Но, к ее удивлению, Матвей довольно вяло ответил:

– Сейчас? Приезжай, я дома буду.

Как ни странно, Анна до сих пор не научилась водить машину, да уже и не предполагала научиться. Это можно было считать странным потому, что вообще-то она легко училась самым разнообразным вещам и в глубине души знала, что, если понадобится, может научиться чему угодно. Но вот этому простому делу, которое более или менее сносно осваивали даже самые бестолковые женщины, она научиться не могла.

Когда-то Сергей пытался ее учить, но после двух-трех уроков без объяснения причин сказал, что лучше это мероприятие бросить. И Анна с удовольствием его послушалась, потому что боялась машину, совершенно не чувствовала ее и, главное, не чувствовала никакой радости от того, что сидит за рулем и нажимает на педали.

А может быть, дело было в том, что она мгновенно училась только необходимому, а водить машину – это не было необходимо, потому что ее водил Сергей. Анна любила ездить с ним и смотреть, как он это делает.

А потом, когда она перестала ездить с мужем и, словно девчонка, поглядывать на то, как лежат на руле его руки, – у нее уже было достаточно денег, чтобы при необходимости вызывать такси. Так что учиться водить все равно оказалось не нужно, и очень кстати: в ней к тому времени почти угас интерес к новым навыкам и впечатлениям.

А потом она купила для редакции синий «Рено» и взяла на ставку шофера, потому что это было удобно для всех, а не только для нее. Такая возможность появилась к тому времени, когда всякое обустройство собственной жизни уже казалось Анне скучными хлопотами.

На этом синем «Рено» с шофером она и поехала к Матвею.

Вообще-то Анна старалась не слишком докучать сыну своими посещениями. Да и застать его дома было не так уже легко. Характер у ребенка с детства был непоседливый, и, если Матвей не был увлечен книжкой – а это, к счастью, все-таки бывало часто, – то на его присутствие в квартире можно было не рассчитывать, как в детстве, так и теперь. К тому же теперь, если он был дома, то при нем почти наверняка находилась какая-нибудь девица. Анне не то чтобы было это неприятно – с чего бы? – но она не хотела вмешиваться в эту часть жизни сына: помнила, как ей самой претило когда-то такое вмешательство.

Как только он открыл дверь, Анна поняла, что не ошиблась в своем телефонном впечатлении. Матвей действительно был мрачен, и не только мрачен, но как-то… подавлен, что ли. Это было так необычно, так непривычно в нем, что Анна встревожилась еще больше.

– Как ты съездил? – спросила она, целуя его на пороге квартиры. – Я пройду?

– Ты, ма, как будто к королеве Елизавете пришла, – улыбнулся он. – У меня же не Виндзорский замок – проходи без спросу.

Улыбка совсем не оживила его лица. Она даже жалкая какая-то получилась, и глаза не заблестели, как это всегда бывало, когда он улыбался. К тому же он был небрит, и темная щетина придавала ему еще большую мрачность.

В комнате, впрочем, царил обычный для Матвея порядок. Когда-то Анна по пятам ходила за ним и требовала, чтобы он убирал за собой постель – «зачем, все равно же вечером расстилать?!» – чтобы не оставлял свою тарелку в пустой раковине, а мыл ее, чтобы вешал одежду не на спинку стула, а в шкаф и делал еще множество излишних, с его точки зрения, вещей.

Да что Матюша – даже Сергей считал ее настойчивость чрезмерной!

– Смотри, Анюта, – говорил он, – никто еще не доказал, что занудливый мужчина лучше, чем неряшливый.

Но Анна умела добиться от своих мужчин того, чего считала нужным добиваться. Просто она так мало навязывала им в их мужской жизни, что, если уж навязывала, они подчинялись. До поры до времени.

Так оно и вышло, что к тому моменту, когда Матвей стал жить самостоятельно, привычка к порядку въелась в него так же крепко, как привычка к чтению, тоже воспитанная с детства – с тех лет, когда он отбрыкивался от «Трех мушкетеров», уверяя отца, что книга совсем неинтересная, а, наоборот, скучная, потому что в ней все написано какими-то старыми словами.

А занудой он не стал: не в кого было.

– Ты, по-моему, сильно устал, Матюша, – сказала Анна, садясь на диван. – Лицо осунулось… Вас там хотя бы кормили?

– Кормили, – нехотя ответил он. – Кормили, поили и всячески ублажали.

– Всячески – это как? – улыбнулась Анна.

– А то ты не догадываешься, как московское начальство на местах ублажают, – хмыкнул Матвей. – Попросту, без затей – охота, баня, девочки. Извини, мам, – спохватился он. – Совсем я одичал со своим депутатом.

– Но зачем же ты тогда, а, Матвей?.. – тихо спросила Анна. – Все ведь ты понимаешь…

– И что ты мне предлагаешь? – Он прищурился; зеленые сердитые молнии наконец метнулись из глаз. – Да, все я про него понимаю. Обыкновенное хамло, удачливое, потому что наглое. Будьте проще, и люди к вам потянутся, – усмехнулся Матвей. – Ну, а он, депутат мой, – проще некуда. Но что же теперь, ма?

Анна насторожилась от этих его слов, а главное, от унылых интонаций.

– Ты так говоришь, как будто связан с ним какими-то неразрывными узами, – сказала она, всматриваясь в глаза сына. – У тебя с ним… ничего?

Конечно, вопрос прозвучал глупо – Матвей захохотал.

– Это ты про что? – спросил он наконец. – Да ему, мам, не до мальчиков – баб бы всех успеть уестествить. Жадный он до жизни, так и рвет отовсюду куски.

– Я имею в виду не мальчиков, а его деятельность, – не обращая внимания на Матвеев смех, сказала Анна. – Думаешь, я в облаках витаю? Матюшка, да ведь у меня хоть и эстетский, как ты говоришь, и не Бог весть какой прибыльный, но бизнес, а у папы тем более… Неужели мы не понимаем, во что тебя может втянуть этот твой хвататель жизненных кусков? И неужели ты думаешь, мы из-за этого не волнуемся?

– А вы не волнуйтесь, – невозмутимо заметил Матвей; на его лице установилось обычное его лихое выражение. – Я не телок, чтоб меня куда-то можно было на веревочке втянуть.

– Ты молодой еще, Матвей, – стараясь, чтобы ее слова звучали как можно мягче и убедительнее, сказала Анна. – Молодой, страстный, поэтому, уж извини, втянуть тебя можно во что угодно, если кровь твою умело разогреть.

– Но папа же не втягивается, – с тем самым молодым запалом, о котором она и говорила, возразил Матвей. – При чем же тут кровь?

– Матюшка, ты совсем другой, чем папа, – тихо сказала Анна. – Ты на него похож совсем иначе, чем тебе кажется.

– Иначе – это как? – быстро и недоуменно спросил он.

Анна промолчала.

– В общем, ма, не волнуйся, – не дождавшись от нее ответа, заключил Матвей. – Ну, не хочу я, чтоб про меня к тридцати годам говорили, что у меня за спиной большое будущее! И вообще, не хочу на обочине жизнь провести, – добавил он.

– Конечно, помощник депутата – это столбовая дорога жизни! – рассердилась Анна.

И сразу заметила, как тень пробежала по лицу сына и как мгновенно оно снова стало мрачным и растерянным. И тут же ей стало его жаль и расхотелось объяснять ему, что Волга впадает в Каспийское море…

– Будь с ним осторожен, Матюша, – вздохнула она. – Насколько сможешь… – И, уже совсем другим тоном, сказала: – Нет, но я просто не понимаю, как ты вообще мог с ним познакомиться! При каких обстоятельствах?

– При романтических. – Матвей улыбнулся, но теперь улыбка получилась невеселая, и зеленые глаза совсем погасли. – Да я с ним, мам, и не собирался знакомиться. Приехал ночью домой, иду от машины к подъезду – вижу, трое мужиков кого-то ногами метелят. Ну, я им сначала вежливо сказал, что это не есть хорошо, потом объяснил доходчивее. Да ты не бойся! – торопливо добавил он, заметив, что по маминому лицу пробежала тень. – Они не сильно-то на своем и настаивали, сразу согласились с моими аргументами и смылись. А лежачего товарища куда мне было девать? Тем более пьяного в слюни. Пришлось домой тащить. Так и познакомились. Он, оказывается, у бабы был, потому и охранников отпустил от греха подальше, чтоб жене не настучали. А ребята – те, что его в подъезде подловили, – денег хотели на дозу, так что им его депутатская ксива по фигу оказалась. Ну, я его к супруге отвез, думал, он проспится, назавтра про меня и не вспомнит, а он, видишь…

– И что уж такого особенного он тебе предложил, ради чего надо бросать учебу? – невесело спросила Анна.

– А что бы я без него делал, ма? – так же невесело переспросил Матвей. – Машины из Калининграда гонял и дожидался, пока папа на теплое место пристроит? У нас все мажоры на факультете такие, и я до кучи? А депутат меня хоть в самостоятельные дела направил – бизнес, заводы… Да и научился же я у него кое-чему, – наконец улыбнулся он. – Когда, например, надо сказать: «Пошел на хрен», – а когда: «Извините, мне надо выйти». А этому, между прочим, ни в каком университете не научат. И вообще, – добавил он со смешной молодой серьезностью, – у таких, как он, энергии много. Это заряжает.

– Можно подумать, у тебя энергии мало. – Даже желание предостеречь ребенка от опасных глупостей не могло заставить Анну сдержать улыбку при этих его словах. – А это что у тебя за стакан такой странный? – заметила она.

Анна обрадовалась возможности переключиться на другую тему. Разговоры о депутате не улучшали ее настроения и не объясняли ей, почему Матвей выглядит таким подавленным и встревоженным.

Граненый стакан, стоявший на стеклянном, бутылочного цвета журнальном столике, действительно выглядел необычно. Казалось, что на дне его лежит деталь от какого-то прибора.

– А! – Матвей улыбнулся. – Это дружок мой один изобрел, компьютерный гений. Только дизайн еще не продумал. Видишь, в дно чип вставлен. Когда в стакане меньше половины жидкости остается, он сигнал подает на пульт, и официант бежит добавить.

– Нужная вещь, – улыбнулась Анна.

– Может, и ненужная, а Генка запатентовал, теперь японцам загонит, – пожал плечами Матвей. – Он и сам как японец, всякое такое любит. Видишь, коврик какой мне подарил, из сломанных процессоров – включаешь в розетку, он нагревается. Зимой хорошо.

– А током это не ударит? – опасливо поинтересовалась Анна, разглядывая конструкцию, лежащую на полу у кресла.

– Не волнуйся, – махнул рукой Матвей. – Ток же в нем слабый, двенадцать ватт всего. Да и вообще, по жизни, зря ты за меня волнуешься. Есть же у меня голова на плечах!

– Есть, – кивнула Анна. – Только, по-моему, ты ею не пользуешься.

– Да, ма, – вспомнил Матвей, – можно, я тебе стирку подброшу? Барахла грязного уйма собралась, а стиральная машина, смотрю, пока я ездил, сдохла. Ленка сломала, наверное, – объяснил он. – Она тоже в своем роде гений: даже пультом от телевизора пользоваться не умела. Ну, может, у нового друга теперь научится.

– Это та, с которой я тебя в электричке встретила? – поинтересовалась Анна.

– Да ты что, мам! – засмеялся Матвей. – Как же – та? Это когда было-то, что я по электричкам ходил? Нет, тогда, кажется, Ксюша была, а Ленка уже потом, после Галки и даже после Камиллы.

– Матюшка, перестань! – Анна засмеялась и замахала руками. – Ты что, специально надо мной издеваешься? Как павлин, а еще мужчина, – поддела она.

Действительно, она встретила сына в электричке еще в прошлом году, так что отсутствию тогдашней подруги удивляться не приходилось. Правда, девушка, с которой он разносил по вагонам какие-то предвыборные листовки, производила такое ошеломляющее впечатление, что не приходилось бы удивляться и если бы она задержалась в жизни Матвея на более длительный срок.

Анна тогда ехала от Наташи Иванцовой – та праздновала день рождения на даче. Она переночевала в гостях, поэтому возвращалась в Москву ранним утром и машину вызывать не стала – решила, что прекрасно доберется на электричке.

Всевозможные коробейники шли по вагону строем, через десять минут пути Анна перестала обращать на них внимание, погрузившись в книгу, поэтому не сразу сообразила, что именно беспокоит ее при звуках очередного громкого голоса. А когда сообразила, то вздрогнула и чуть с места не вскочила: по проходу между сиденьями пробирался ее сын собственной персоной.

– Граждане, сделайте свой выбор правильно! – орал он, и его хитрющие глаза при этом не просто смеялись, а хохотали. – Пусть это будет ваш осознанный выбор! Докажите, что вы не стадо баранов!

С этими словами он щедро зачерпывал листовки из сумки, висевшей у него на плече, и раздавал пассажирам, которые, заглядевшись на видного парня, брали их машинально. То есть это женщины заглядывались на Матвея, а мужчины, конечно, на его спутницу. И удивляться этому не приходилось. Было на что посмотреть!

Девушка, шедшая вслед за Матвеем с такой же, как у него, сумкой, кого угодно могла довести до столбняка. Она была именно то, что обозначают термином «девушка с обложки»: платиновая блондинка, длинноволосая и длинноногая, с дразняще очерченными скулами и непроницаемыми миндалевидными глазами. Одета эта гламурная фея была так, что всякому хотелось оглядеться вокруг с единственной мыслью: где я, неужели в заплеванной подмосковной электричке? На блондинке было обтягивающее, дико дорогое пестрое платьице-мини, а поверх него – длинный распахнутый плащ изумрудного цвета, сделанный из такой тонкой кожи, что казался шелковым.

Как можно было уговорить такую девушку раздавать по электричкам листовки, это было для Анны абсолютной загадкой. Но та вот именно раздавала листовки – улыбаясь загадочно, словно на фотосессии, протягивала их всем мужчинам подряд и ни на шаг не отставала от своего спутника, который время от времени поглядывал, все ли в порядке с его красавицей.

Анна успела заметить, что Матвей раздает листовки одной партии, а его подруга – другой; впрочем, не похоже было, чтобы это имело для нее хоть какое-то значение.

Когда парочка поравнялась с ней, Матвей обеспечивал листовками противоположный ряд сидений, поэтому не заметил маму. А когда через неделю Анна спросила, что это за странное он нашел себе занятие, сын только плечами пожал:

– Почему странное? Выборы скоро, надо же деньги гатить.

– А почему вы с девушкой разные листовки раздавали? – поинтересовалась Анна.

– Что оплачено, то и раздавали, – засмеялся Матвей. – Какая разница, что раздавать? Или ты за исход выборов беспокоишься? Не волнуйся, мамуль, голоса правильно подсчитают, хоть ту партию по электричкам рекламируй, хоть эту, хоть лучший в мире автомобиль «Иж».

И что можно было ему возразить? Да главное, Анна понимала, что возражать ему нет никакого смысла: сын все равно будет строить свою жизнь так, как сам считает нужным. Это мучило ее и угнетало, потому что она видела, как сильно он ошибается в своих стремлениях. Но с этим ничего нельзя было поделать – ни тогда, когда он только познакомился со своим чертовым депутатом, ни тем более теперь.

– Ладно, ребенок, где твои вещи? – спросила она. – Завтра приедешь и заберешь. Я продукты привезла – давай хоть обед приготовлю, пока у тебя вместо Ленки какая-нибудь Фроська не появилась.

– А откуда ты знаешь, что она у меня еще не появилась? – усмехнулся Матвей.

– По интерьеру, – объяснила Анна. – Все твои девушки отличаются одним заметным качеством: мгновенно устраивают кавардак в твоей квартире. А когда ты один, у тебя просто-таки идеальный порядок.

– Если бы хоть одна из них отличалась половиной твоих качеств, я бы на ней немедленно женился, – засмеялся Матвей. – Это по-научному как называется, эдипов комплекс? Ну, наплевать, как оно по-научному, а я тебя люблю. И не волнуйся, мам, – уже в который раз за этот день повторил он. – У меня же тектоническое воспитание. Ничего со мной не случится.

«Тектоническое воспитание! – думала Анна, уже входя в подъезд своего дома. – А сам маленький еще, маленький, юный, во все ловушки так и лезет! На обочине жизни он не хочет остаться… Нашел дорогу! И куда по ней зайдет?»

Прощаясь с нею, Матвей выглядел веселым, но эта внешняя его веселость не могла ее обмануть. Анна видела, что в глазах у него стоит то же, что она сразу расслышала в его голосе: мрачное, подавленное недоумение.

И что оно значило, и что с ним можно было поделать?

Глава 9

Все менялось стремительно – даже нарком уже был за последние три года шестой, – и только работа оставалась неизменной. Бешеная, на износ работа в почти парализованном зимой и революцией городе, через который шли военные эшелоны, потому что неизменной была ведь еще и война…

Константин почти не бывал дома, и на это никто не обращал внимания. Так жили все служащие Московско-Брестской железной дороги, и стоило ли удивляться, что так же жил ее начальник? Этим он, кстати, объяснил Гришке Кталхерману свое нежелание перебираться в отдельную квартиру, которую ему выделили на Тверской улице.

– А зачем мне другая, Гриша? – сказал Константин. – Я и в этой хорошо, если раз в неделю появляюсь. Даже и лучше, что не отдельная, хоть тепло человеческое.

– Ну, смотри, – усмехнулся Гришка. – Разве что тепло… Вот именно человеческое. Даже более чем!

При этом он так многозначительно взглянул на Константина своими темными глазами, в которых, как он сам, смеясь, говорил, «стояла вся скорбь еврейского народа», что, будь это не лучший друг Гришка, Константин мог бы и рассердиться на амурный намек. Но сердиться на Гришку было невозможно, да и не до амуров им было обоим.

Как пришла весна, Константин почти не заметил. Проснулся однажды, как обычно, на кожаном диване в своем кабинете на Брестском вокзале и услышал, что по оконному карнизу барабанит капель, но сразу не обратил на это внимания и только через неделю сообразил, что ему жарко в полушубке, и переоделся в английское прорезиненное траншейное пальто, тоже, как и этот его офицерский романовский полушубок, оставшееся с германской войны.

А потом как-то незаметно оказалось, что уже и пальто не нужно, потому что наступил и прошел апрель, завтра Первое мая, и в честь праздника можно взять выходной.

Константин возвращался домой поздно вечером тридцатого апреля и думал именно об этом: что завтра у него выходной и он пригласит Асю погулять по Москве, которой толком и не видел за те три месяца, что жил и работал в этом городе.

«Есть же, наверное, какие-нибудь кафе, – думал он, сворачивая с Тверской в Воротниковский переулок, чтобы сократить дорогу к дому. – Или, может быть, кондитерские…»

Он вдруг догадался, что Ася наверняка любит сладкое, и ему стало весело от этой мысли и от того, что завтра он пригласит ее в кондитерскую.

Но как только Константин подошел к двери квартиры, все эти приятные мысли мгновенно улетучились. За дверью слышался такой яростный крик, что он весь напрягся, как будто стоял не перед своим жильем, а перед каким-нибудь фронтовым блиндажом, в котором мог оказаться противник.

Он быстро отомкнул и рывком распахнул дверь и сразу понял, что крик доносится из кухни – общей и для него, и для Аси, и для Тони с семейством.

Именно из Тониных уст этот крик и исходил.

– Ты-ы, сука драная! – орала она. – Думаешь, если под большевика легла, подстилка, так теперь можно у честной женщины масло воровать?!

– Тоня, да успокойся ты, пожалуйста! – услышал он Асин срывающийся голос. – При чем здесь твое масло? Посмотри, это же какао-масло, а у тебя ведь коровье было, и оно просто уже кончилось, а не я взяла… Вас же много, Тоня, как же не кончиться маслу?

– Откудова у тебя масло может быть, проблядь, когда большевик твой уже неделю дома не ночевал? Ты ж на касторке лепешки жарила! И кто тебе даст какаву? За какаву десять таких, как ты, можно купить, дура безголовая!

Наверное, Асе все-таки надоело Тонино хамство, которое она обыкновенно, по беспечности своей, пропускала мимо ушей.

– В конце концов, Антонина, – воскликнула она срывающимся голосом, – это становится просто невыносимо! Кто тебе дал право подозревать меня в воровстве и оскорблять?

– Ах ты!.. – хрипло взвизгнула Тоня – видимо, слов ей от возмущения уже не хватило.

Сразу вслед за ее взвизгом Константин услышал Асин вскрик и, не медля больше ни секунды, влетел в кухню.

Картина, которая ему предстала, была предсказуема, но оттого не менее отвратительна. Ася стояла, прижавшись спиной к облицованной узорчатым кафелем стенке, Тоня держала ее одной рукой за волосы, другой за плечо и одновременным движением обеих своих мускулистых рук колотила Асю о стену и дергала ее за волосы. Та пыталась вырваться, но, конечно, безуспешно. При этом Тоня вопила что-то нечленораздельное, Ася же молчала, коротко и часто дыша.

За этой сценой с любопытством наблюдали, сбившись в кучку, все четверо Тониных сыновей. Старшая ее дочь, желтоволосая широколицая Наталья, стояла чуть поодаль и повторяла, немного испуганно, а больше лениво:

– Колька, Степка, шли б вы отсюдова… Чего вам тут, мамка без вас разберется. Забирайте малых, идите.

Все это Константин заметил только боковым зрением: ему было не до разглядывания акуловских отпрысков. В два шага оказавшись рядом, он взял Тоню за плечо и отшвырнул от ее жертвы. Видимо, это удалось ему так легко потому, что та не ожидала вмешательства.

«Привыкла, наверное, лапищи распускать, – мельком подумал он. – И как я раньше не догадался?»

Отлетев в сторону, Тоня с кошачьей легкостью, неожиданной для ее могучего сложения, обернулась к нему. Лицо у нее при этом было такое, что можно было ожидать только одного: мгновенного прыжка прямо на горло. Но, поняв, кто вмешался в производимую ею расправу, Тоня на мгновенье опешила. Видимо, страх перед начальством въелся в самое ее существо и был сильнее даже природной злобы.

Воспользовавшись этой секундной паузой, Константин подошел вплотную к Тоне, одной рукой взял ее сзади за шею, и вправду, словно кошку, и медленно, раздельно проговорил:

– Еще раз руки распустишь или хотя бы язык – даже арестовывать не стану, пристрелю на месте. Поняла? И ничего мне за это не будет. Скажу, на спекуляции поймал.

Этот последний довод Константин привел для пущей убедительности. Как он успел заметить, при всей своей очевидной примитивности Тоня была на редкость сообразительна в том, что могло угрожать ее благосостоянию.

Ему нетрудно было держать ее за шею – он был выше, несмотря на Тонин гренадерский рост, – а было только стыдно за то, что Ася видит все это и слышит его злобные, тоже хамские слова.

Тут Ася вдруг всхлипнула и, закрыв руками лицо, выбежала из кухни.

Константин отпустил Тоню, оттолкнул ее от себя, брезгливо вытер липкую ладонь о брюки. И, не оглядываясь, вышел из кухни.

За дверью Асиной комнаты стояла тишина.

– Ася! – позвал Константин, прислушиваясь к этой тишине. – Ася, откройте, пожалуйста. Анастасия Васильевна, мне надо с вами поговорить, откройте же!

Никакого ответа не последовало, и, вздохнув, он отошел от двери.

В его комнате теперь был выгорожен японскими ширмами узкий коридорчик, по которому Ася, как он когда-то и предлагал, могла ходить, не тревожа его. Но в этот вечер она так и не вышла из своей комнаты, и даже тусклый свет не пробился из-под двери; значит, она и свечку не зажигала. Как ни старался Константин не шевелиться на своей широкой деревянной кровати – в огромной комнате теперь было достаточно мебели, которую привезли в его отсутствие, – Ася не подавала никаких признаков жизни.

И, тяжело вздохнув, он наконец уснул. Все-таки устал он так сильно, что даже душевное смятение не могло пересилить эту каменную усталость.


Константин проснулся поздно, часов в десять утра, и сразу вспомнил, с каким чувством засыпал вчера: с чувством подавленной неловкости. Он вскочил с кровати и, стоя босиком на вытертом туркменском ковре, прислушался: не доносятся ли какие-нибудь звуки из Асиной комнаты? Ничего не услышав, он оделся и вышел в коридор.

И сразу увидел Асю. Она стояла у входной двери и отпирала многочисленные цепочки – наверное, собиралась уходить.

– Анастасия Васильевна, извините меня за вчерашнее, – торопливо проговорил Константин. – Я, к сожалению, не видел другого выхода. Не сердитесь на меня, Ася! – жалобно добавил он.

Наверное, это прозвучало не просто жалобно, а даже очень жалобно, и потому в его устах странно. Ася, при его появлении замершая у двери, медленно обернулась, посмотрела на него и так же медленно, словно с опаской, улыбнулась.

– Вам не надо извиняться, Костя, – сказала она, глядя на него тревожными глазами. – Вы же, наоборот…

– Ничего не наоборот, – возразил он. – А вот именно точно так же. Так же, как она. И вы ведь обиделись на меня.

– Я не обиделась. – Ася опустила глаза. – Просто я… Просто мне стало стыдно.

– За меня?

– За себя. Быть униженной крайне стыдно, разве не так? А я ведь понимаю, что теперь навсегда оказалась в положении униженной, вот потому мне и стыдно, тем более перед вами.

Константину было жаль ее, такую беспомощную и поникшую, но все-таки ему не хотелось сейчас разбираться во всех этих психологических тонкостях, которые казались ему неуместными. Он видел перед собой молодую и, пожалуй, красивую – хотя и несколько своеобразной, чересчур нервной красотою – девушку, и мысли его соответствовали тому, что он видел. Утренние, немного жадные и очень жаркие мысли…

– Ася, не уходите, – сказал он, поймав себя на том, что произнес эти слова почти таким же тоном, каким привык отдавать приказы. – Подождите меня, пожалуйста, у себя в комнате. Я через пятнадцать минут буду готов, и мы выйдем вместе, – добавил он, постаравшись, чтобы уж эти-то слова прозвучали по-человечески.

Все-таки он хотел пригласить ее погулять, а получалось, будто он требует чего-то и она должна беспрекословно выполнить его требование.

– Я подожду, – кивнула Ася. – Собственно, мне никуда не надо, просто я не хотела оставаться дома.

– Ну и правильно, – улыбнулся Константин. – Выходной сегодня, погода прекрасная. Что нам дома сидеть? Я сейчас, – повторил он.

Дверь в ее комнату была открыта, и через пятнадцать минут он вошел без стука – свежий от холодной воды, благоухающий одеколоном, в весело поскрипывающих сапогах.

– Вы чудесно выглядите, Костя, – сказала Ася, поднимаясь ему навстречу из накрытого плетеным ковриком креслица. – Темные волосы и зеленые глаза – это оригинальное сочетание, особенно в мужчине, – добавила она знакомым ему инфернальным тоном.

Константин едва заметно улыбнулся.

К счастью, она больше не говорила о таких смутных и неловких вещах, как ее униженье, а говорила обычные свои богемьенские глупости. Это было ему смешно и почему-то радостно.

– Скажите, Анастасия Васильевна, – спросил он, – а есть ли теперь в Москве кафе? Или, к примеру, рестораны, или кондитерские?

Ася засмеялась так, словно он спросил ее о том, есть ли в Москве гномы и эльфы. Впрочем, оказалось, что ее смех относился не столько к самому вопросу, сколько к его интересу к подобным вещам.

– А почему вас вдруг заинтересовала эта сторона жизни, Константин Павлович? – спросила она. – Ну, кое-что, разумеется, есть, хотя и очень скудное. А иначе где же я работаю, как вы думаете?

– Не знаю, – недоуменно пожал плечами Константин. – А вы разве где-то работаете?

Он давно уже попросил Асю пользоваться теми продуктами, которые были ему положены в качестве пайка, и она согласилась, потому что он ведь в самом деле почти не бывал дома и обедал на службе – в столовой, которая была устроена при Брестском вокзале для прибывающих с фронта раненых и служащих железной дороги. Поэтому и не беспокоился о том, чем Ася питается, и не предполагал, что она где-нибудь работает.

– Вы, Костя, выгородили для себя какой-то призрачный мир и в нем живете, – вздохнула Ася, не заметив, что в ответ на эти ее слова он усмехнулся. – Впрочем, теперь каждый так живет, и я первая… Цельного мира ведь уже нет – невольно приходится жить в каком-нибудь из его осколков. Я работаю в кабаре «Шутки богов», это на Чистых Прудах. Но сегодня там выходной. А что, вы хотите нас посетить? – поинтересовалась она ироническим тоном.

– А пирожные у вас подают? – не обращая внимания на ее иронию, спросил Константин.

– Какие еще пирожные, Костя? – улыбнулась Ася. – Я даже не знаю, бывают ли теперь пирожные. Впрочем, есть зеркальная кондитерская на углу Тверской и Большого Чернышевского, и она, кажется, открыта. Только я не уверена, что в ней теперь подают пирожные. Вы знаете, у Тони полны комнаты муляжей – ее дети зачем-то принесли, когда все магазины и лавки открытыми стояли, – так вот там, по-моему, и из этой кондитерской что-то есть. Картонные торты, пирожные из папье-маше… Боюсь, это единственные пирожные, которые теперь остались.

Константин вспомнил, как с месяц назад, зайдя зачем-то в Тонину комнату, удивился, что вся она завалена муляжами из магазинных витрин. Даже разноцветные аптекарские шары стояли на трельяже по обе стороны зеркала – видимо, Тоня считала, что они украшают комнату. Тогда он и не догадался, что это такое и зачем здесь оказалось, потому что ему некогда было размышлять об этом. И только теперь он понял происхождение шаров, и каких-то овощей в корзинках, и огромных картонных часов с надписью «Верное время»…

«Может, и правда, это я живу в призрачном мире, а не она?» – глядя на Асю, подумал Константин.

Но тут же отогнал от себя эти мысли. Очень уж не похожи на призраки были бесчисленные паровозы, и вагоны, и, главное, люди, которыми он командовал в настоящей своей, не праздничной жизни. Уж как-нибудь пореальнее все это было, чем кабаре «Шутки богов»!

– Давайте поищем кондитерскую, Ася? – предложил он. – Я, понимаете ли, давно мечтал пригласить вас в кондитерскую. Мне почему-то кажется, что вы любите сладкое.

– Это потому что у меня рот слишком большой, да? – засмеялась она. – Считается, что это признак сладкоежки. Мне когда-то няня говорила, что для барышни это даже неприлично. Но зато оригинально! – вызывающим тоном добавила она. – А пирожные я и правда люблю… Только я их давно не ела, – уточнила Ася.

– Поищем, поищем, – кивнул Константин. – Заодно прогуляемся.

На углу Малой Дмитровки сидела на низкой скамеечке деревенская баба и продавала молоко. Константин с удовольствием выпил кружку – он только теперь сообразил, что не успел позавтракать, – а Ася отказалась. Ему неудобно было настаивать: может быть, ей неловко, что она питается его продуктами?

Тверской бульвар, на который они вышли, перейдя Страстную площадь, был полон народа.

– А ведь и правда праздник, Ася, – слегка удивленно заметил Константин. – А я думал, просто выходной день.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 3.4 Оценок: 14

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации