Текст книги "Дракон клана Натхая"

– Природа продумала все, кроме вас людей, – загрохотал он разворачиваясь; его грозный вид не внушал мне страха, ведь я мог думать только о том, принес ли он еду. Дракон разжал переднюю лапу, и из нее выпала окровавленная туша животного.

Я в недоумении смотрел на мертвую овцу, от тела которой исходила приятная теплота. Я даже видел, будто множество белых струек отделяются от шерсти и поднимаются, исчезая. На языке у меня крутился вопрос: «Как это есть?», но нос уже уловил запах, противиться которому я не мог. Золотые глаза внимательно наблюдали за мной. Я цеплялся за человечность как за лодку, которая утопает. Но лишь на миг прикрыл веки, и почувствовал, как мои острые когти впиваются в тушу животного. Мясо таяло во рту, его соки были живительным глотком.

Когда я закончил с овцой, выпотрошив ее и вкусив всю до кусочка, ко мне возвратилось человеческое чувство стыда. Я смотрел на ее шкуру и свои перепачканные кровью руки, и винил себя за то, во что превратился.

– Ты успел впитать мою суть! – прервал дракон мое самоистязание. – Нужно время.

– Это пройдет? – всхлипнул я.

– Не бесследно конечно, но человечность отчасти вернется. Теперь понимаешь, зачем тебе нужно жить со мной? – приблизился он, фыркая громадным носом.

– На это уйдет десять лет? – встретился я с ним взглядом.

– На это уйдет столько, сколько нужно. Не волнуйся, ты узнаешь, когда станешь свободным, – сварливо ответил дракон.

– Где мы?

– Тебе лучше не знать.

Он вновь отвернулся, лег и засопел. Продолжать разговор не было смысла. Я умылся в чаше, избавляясь от следов стыда, и наблюдал за огоньками, плясавшими на стене. В пещере стало тепло и уютно, моховой покров был мягок и ласков. Реальность вокруг меня как-то преобразилась. Я догадался, что сытое состояние делало меня не таким злобным: инстинкт засыпал, уступая место эмоциям, причинявшим мне душевную боль. Ночью я видел во сне маму, спорившую с Аленом и убивавшуюся от горя, и Матильду с заплаканными глазами, и шептавшихся обо мне в замке людей.

Глава 4
Первые шаги…

Дни сменялись ночами, и я потерял им счет. Дракон уходил и пропадал по несколько дней, а затем возвращался с добычей. Я привык к когтям, животным инстинктам, обостренному нюху и зрению. Распорядок дня незаметно превратился в рутину. Выполняя одни и те же действия, я ловил себя на мысли, что жизнь в замке почти не отличается от всего этого. В моменты просветлений заболоченного разума я испытывал непонятные чувства, чаще всего краткосрочные, названия которым не помнил и не мог себе объяснить. Погода на улице портилась, ветер не просто продувал до костей, но и мог хорошенько наподдать, – начинался сезон дождей.

Дракон должен был вот-вот возвратиться. Я не знал наверняка, но чувствовал это. К невероятной силе и хищной натуре прибавилось чутье – нас с чудовищем будто связывало что-то незримое. Я стал понимать его по взгляду, знал – чего ожидать, и ощущал даже на расстоянии.

В тот день я рассчитывал на крупную добычу, упрямо игнорируя бурление живота. Состояние бездействия раздражало, и я придумал себе занятие, способное отвлечь от мыслей о еде: – мой нос инстинктивно улавливал запахи, а я угадывал, чему они принадлежат. Стены источали запах метана, с улицы тянуло увлажненной почвой и корнями. Шумно втянув некогда любимый сырой аромат ноздрями, я замер, почуяв животное. Я научился определять носом все что угодно, но запах живого существа уловил впервые. Принюхиваясь, я продвигался к выходу из пещеры, в ушах отстукивал мерный ритм. Осмыслив, что слышу биение сердца животного, я остановился.

Этот звук напомнил мне мой собственный, ведь я все еще слышал свое сердце, пусть и приглушенно из-за наличия чешуи (каким-то образом она не только защищала от повреждений, но и поглощала звуки). Я вдохнул глубже и ощутил аромат его кожи: нотки пшеницы и пота. Я не ел много дней, соблазн был велик. Шаг вперед, два назад. Меня снедали сомнения, и я не решился бы, если бы не учуял… кровь! Теряя остатки самообладания, я выбежал под проливной дождь.

Люди обычно не охотятся в дождь, ведь собаки теряют след. Но я был животным другого вида и с легкостью выследил добычу, бродившую рядом с моей пещерой. Мужчина был бородат, крепок, в потрепанной и перепачканной одежде. Я устроился на холме, рассматривая его и предвкушая, как набиваю желудок. Где-то в глубине души я знал, что мои мысли неправильные, но не мог с ними ничего поделать: – я хотел съесть этого человека.

Прижимаясь к траве, я незаметно спустился с холма и притаился. Мужчина кутался в тряпье и дрожал, отворачиваясь от ветра. Я подполз ближе, приготовился к атаке, и тут он обернулся. Его взгляд скользнул по мне не скрывая ужаса и отвращения; очень медленно он вытащил из-за пояса кинжал. Мы напряженно смотрели друг другу в глаза.

– Давай! – переминаясь с ноги на ногу прокричал он. – Нападай!

Я как будто ждал команды, тело само меня понесло. Взмах, мужчина повалился на землю. Я придавил его сверху и вонзил в горло зубы.

Дракон вернулся и застал меня окровавленного и забитого в углу пещеры. Я горько плакал над стесанными об ее каменные стены когтями. Он, видимо, сразу почувствовал запах человеческой крови, бросил добычу и приблизился ко мне. Я ненавидел себя! Я ненавидел его! Что бы он сейчас ни сказал, мне это не поможет! Я мечтал умереть! Дракон фыркнул, привлекая мое внимание. Я встретился с его сверкающим золотым глазом, и пещера изменилась.

Это было светлое место, мерцающее множеством драгоценных рубинов. Какие-то из них были столь большими, что казалось они вот-вот рухнут с потолка нам на головы. Я был вполне реален и чувствовал себя таким, и место выглядело настоящим. Дракон уменьшился в размерах. Теперь он был ненамного выше меня, но оттого не менее опаснее. Он указал взглядом вглубь пещеры, и я присмотрелся к громадному объекту, который изначально принял за глыбу. Источаемый рубинами мягкий свет не позволял разглядеть этого дракона как следует. А затем затряслись стены. Я приготовился бежать, но сквозь нас на трех лапах пропрыгало еще одно существо. Оно было больше похитившего меня дракона, имело бледно-зеленую кожу и выставленные вперед рога. Разжав пальцы передней лапы, оно положило перед тем драконом, который лежал в углу, сразу несколько туш.

Я отвлекся, рассматривая свои подрагивающие руки. Каким-то образом я существовал в возможно несуществующем месте. Иначе откуда здесь столько драконов? Мое чудовище пихнуло меня мордой, чтобы я сосредоточился. Находившийся в углу дракон поднялся, вырастая над тем, который принес добычу. Я сразу понял, что он женского пола: менее громоздкое сложение, длинная шея. В отличие от зеленого и красного драконов тело и голову самки покрывали темно-синие перья. Сейчас они отчего-то топорщились.

Она приподняла крыло, издавая протяжный чарующий звук. Я присмотрелся и разглядел под ним маленькое существо. Оно имело красноватый оттенок, но в неосвещенном углу выглядело совсем темным. Его рога были твердыми, как и у зеленого дракона, но не торчали, а, изгибаясь, уходили за шею. Малыш чихнул, выплевывая огненный клубок, и зеленый дракон затрясся, будто от смеха. Он смотрел на своего детеныша с любовью, его вертикальные зрачки расширились, золотая радужка блестела и переливалась. Сгребая лапой добычу, он пододвинул ее к мальцу.

Снаружи раздались звуки, и отец семейства хищно повернулся к выходу из пещеры. Так уж случилось, что там находились мы, и сердце мое сжалось в комок от страха. Он пробежал сквозь нас, заставив наши бестелесные фигуры подрагивать, а самка вновь закрыла малыша крылом. Мы слышали рев, крики и грохот, но вскоре все стихло, и в пещеру вошли люди. Пряча под крылом детеныша, самка издавала чудовищное рычание (с потолка посыпались камни, двоих противников придавило). Широко раскрыв пасть, она обдала их столпом огня и сожгла нескольких заживо. Все заволокло пламенем. Я всматривался в огонь широко распахнутыми глазами, ощущая страх самки и ее готовность сражаться. Как вдруг над головами у нас прошило воздух копье. Ворвавшись в огненный поток, оно пронзило ей грудь. Чудовище повалилось, но до последнего вздоха укрывало от людских глаз ослабевшим крылом своего малыша.

Я плакал – безудержно и безутешно. Человеческое восприятие резко возвратилось и накрыло меня с головой. Бросивший копье воин подошел к затихшему дракону и слегка отодвинул крыло; на его лице отразилась какая-то эмоция. Опустив крыло, он пошел навстречу своим товарищам:

– Дракон мертв! – один из мужчин собирался подойти ближе, но охотник преградил ему путь. – Они обладают магией, – прошипел он. – Вначале я должен провести ритуал… – Мужчина кивнул, махнул товарищам, и они покинули пещеру.

Картинка завертелась, и мы вновь оказались в моей вынужденной темнице. Я всхлипывал какое-то время, когти втянулись, чешуя на руках исчезла до локтя. Дракон молчал.

– Они убили твоих родителей? – спросил я наконец, вытирая нос и удивляясь отсутствию чешуек на своей руке.

– Я показал тебе это, чтобы ты вернул человечность, – буркнул дракон.

– Видимо, получается, – прошептал я, и взглянул на его поникшую голову. – Как ты выжил? Тот человек тебя спас?

– Это тебя не касается, – рыкнул он и выбежал в ночь.

…Он пробудил во мне дремавшие чувства, чешуя постепенно исчезла, когти не появлялись, и даже глаза стали почти обычными. Инстинкт хищника притупился, и теперь я разводил огонь и готовил добычу, как цивилизованный человек. Чудовище все также пропадало, путники больше не забредали в эти края, а я раз за разом проживал во сне убийство того несчастного, и кричал. Мой мозг снова и снова прокручивал пленку, терзая меня чувством вины. Несмотря на это я был отчасти счастлив, ведь больше не становился бездушной тварью.

Дракон возвратился через неделю. Мне пришлось собирать коренья в окрестностях и набивать ими живот, чтобы унять чувство голода. Я задавался вопросами: куда он летает, и как его не замечают люди? На этот раз дракон был в прекрасном расположении духа. Похоже, его планы начинали осуществляться.

– Вильгельм, ты должен научиться управлять собой. Тогда я смогу тебя отпустить…

– Я этому давно научился, – брюзжал я, вгрызаясь в жареное мясо.

– Неужели? – он повернулся ко мне, и я ощутил такую боль, какая не сравнилась бы даже с моей сломанной ногой. Она разрасталась в груди, билась о ребра, прокатывалась по позвоночнику и срывалась вниз, выходя на новый круг.

Я истошно завопил, когти сами вырвались из пальцев, чешуя покрыла все тело включая лицо, ноги с хрустом выгнулись, принимая форму драконьих лап. Я открыл рот, низвергая ужасающий рев, и бросился на дракона, впивая ему в морду когти. Он легко меня сбросил, и я влетел спиной в стену. Ноги сразу же приняли прежнее положение, а вот остальные изменения исправлялись долго.

Когда я начал походить на человека, дракон задал мне тот же вопрос, – и на этот раз я не был столь в себе уверен. Он объяснил, что может научить меня контролировать зверя. Однако вместо того, чтобы ответить на его предложение, я задумался над тем – почему все еще жив, и куда он улетает.

– «Я улетаю не ради себя. Я оставляю тебя одного, чтобы проверить, как ты будешь вести себя без еды, – вторгся он в мой разум, звуча в моей голове. – Когда ты будешь готов, я отпущу тебя. Обучение начнем завтра».

…С тех пор он начал меня обучать. Каждодневные пытки разрывающими изнутри болями, провокации, перемещения к ближайшим деревням. Он пристально за мной следил, и это действительно было странно. Деревни выглядели так же как и в моем королевстве, и я обрадовался, что мы находимся где-то поблизости. Он отпускал меня, и я бродил по улицам. Люди не обращали внимания на потрепанного бродягу, а я принюхивался к ним, подавляя свои хищные инстинкты.

Как-то раз, проходя мимо лавки мясника, я учуял кровь, и у меня закружилась голова. Я остановился, и отыскал взглядом окровавленный пень на котором разделывали туши, – слюна выделилась во рту. Внешне я скорее всего выглядел как истукан, но внутри велась ожесточенная борьба между человеком и зверем. Над ухом раздалось тяжелое дыхание дракона. Я знал, что он наблюдает, но все же решился и, приземлившись на колени перед пнем, протянул к нему руки. Из пальцев мгновенно вылезли когти, кожа покрылась чешуей, а внутренности пронзило пыточной болью. Свернувшись калачиком, я подвывал, пока пытка не прекратилась, пряча под плащом изменившиеся руки.

После срыва дракон долго не говорил со мной, я не настаивал. Меня одолевали грустные мысли. Чтобы избавиться от них, я решил вспомнить тех, кого знал до всего этого кошмара, но образы были нечеткими.

– «Ты живешь со мной три года», – проворчал дракон у меня в голове. – Время рядом со мной будто замедляется, но это иллюзия, – продолжил он уже вслух. – Я не подвластен временным законам людей. Мой вид живет тысячи лет, а вы всего семьдесят. И то если повезет, – фыркнул он, приподнимаясь на лапах.

– Значит, мое ощущение времени рядом с тобой не может быть правдой? Три года… – прошептал я, рассматривая огоньки на стене, словно видел их в первый раз. – Тогда почему я не изменился? – попытался я осмотреть свое тело, и дракон залился хохотом.

– Ты достаточно изменился, Вильгельм! Одно в тебе неизменно – ты по-прежнему не владеешь собой!

– Да?! – разозлился я, сжимая кулаки. – А ты у нас великий учитель?! Как-то странно, что ты взвалил на себя эту ношу! Мог бы просто сожрать меня, и дело с концом! – жар прокатился по позвоночнику, но все-таки животную часть я сдержал.

Дракон развернулся, чтобы лучше меня видеть, в его глазах плясали озорные огоньки – он злорадствовал.

– Я бы с радостью, – оскалил он пасть. – Такой уговор. Того, кто меня освободит, я обязан защитить. – Мой гнев угасал, и я опустился на моховой ковер.

– Именно десять лет? – приподнял я бровь. – Почему десять? – задавал я вопрос скорее себе, не ожидая ответа.

– Таков уговор…

* * *

После нескольких вылазок в деревню я научился контролировать жажду крови. Дракон намеренно выжидал где-то, пока я мучился в пещере от голода, а потом отправлял меня к людям. И я, наконец, смог удержаться от того, чтобы не облизать кровавый пень, и даже мясо на прилавке не снесло мне крышу. Я владел собой лучше, чем три года назад, но все же недостаточно хорошо, чтобы стать свободным.

Обернувшись, я взглянул на громадного дракона, горой возвышавшегося над деревней; он принюхивался к пике какого-то здания. Люди его не замечали, для них его будто не существовало. Вначале я думал, что и меня они не видят. Может, так оно и было по первости. Сейчас же в меня врезались, бранили, поторапливали, и я впервые за долгое время ощутил себя живым, а не призраком.

Прогуливаясь вечером по улице, я ощущал на коже дыхание ветра, любовался горящими факелами. Раздобыв новую одежду, я стал больше походить на человека с деньгами, и хозяева лавок теперь пытались втюхать мне свой товар. Высоко в небе захлопали крылья, разгоняя облака потемневшие к ночи. Я задрал голову и посмотрел ему вслед – радости моей не было предела! Я настолько хорошо владел собой, что он оставил меня без присмотра.

Взбудораженный своим прогрессом, я остановился напротив девушки, продававшей яблоки в карамели, и подумал, как было бы здорово ощутить вкус детства, – карман мой мгновенно потяжелел. Я запустил в него руку и обнаружил монеты. Подмигнув девице, я купил яблоко, надкусил его, и оно растаяло у меня во рту. Нахлынули воспоминания, и я, как болезный, плакал у всех на виду. Все это время, пока я жил с драконом, память дремала, и вот теперь, вырвавшись наружу, истязала меня, причиняя страдания. Справившись с эмоциями, я пошел на звуки музыки.

Посреди круговой площади сидел бард, ловко перебирая струнами; толпа замерла в ожидании песни. Бард хитро покосился на белокурую красавицу с пышными формами и запел:

 
– Однажды жил сын короля и простодушной дивы,
Любил он в замке есть и пить, и на балы ходил он.
Отец его сам «Дьявол» был, и пробил час – он помер.
Вот только сын его – Вильгельм, бастард, ему на горе!
 

Наступил проигрыш. Я стоял, как в воду опущенный, в груди что-то сжалось. Я не мог уловить какую эмоцию испытываю, она казалась далекой. Бард продолжал:

 
– Вильгельм свой трон отвоевал, за ним стояла свита.
В поход собрался через Орн, к скале он в темноте пошел, полез он на вершину!
К утру Вильгельм на ней кричал, его спасти успели.
Фалез застенчиво встречал того, кто был потерян!
Он заперся, не выходил, и лекари лечили.
Весь в чешуе был наш король, с когтями зверя был он!
Решали короля судьбу, он проклят, нет спасения!
Вильгельм стал пленником дворца, стал чудищем отныне!
 

Я дрожал, держась изо всех сил. Народ весело подпевал:

 
– Чудище отныне! Чудище отныне!
 

Когти впились в ладони, кровь капала на траву. Я вскипал, ослепленный яростью.

 
– Однажды ночью он бежал, порвав вассалам глотки!
И лишь Матильду пощадил!
Влюблен, наверное, он был…
Иль повезло прохвостке?
 

Куплет о Матильде сбил с меня спесь, и я громко расхохотался. Заразившись моим смехом, жители деревни тоже развеселились. Кто-то передал мне кружку душистого эля; мужчина, набравшийся выпивкой, повис у меня на плече. Я понял, что свой, и желание вернуться домой разгорелось в сердце сильнее.

Пышнотелая девица затащила меня в дом и толкнула на кровать. Я икал, задаваясь вопросом: где же дракон? Она скинула с себя платье, и мысли мои растворились. Впервые в жизни я видел женщину обнаженной. Она ласкала меня, погружая в странный танец страсти. Я был пьян и изнежен, познал радость слияния, а с рассветом покинул деревню.

Возвратившись в пещеру, я не обнаружил там дракона. Мог ли он улететь надолго? Конечно же, мог. Но я не хотел больше ждать. Не хотел сидеть в сумраке, пока жизнь проходит мимо! Убедив себя в том, что пора стать свободным, я пошел своим путем.

Спустя несколько дней я достиг другой деревни (побольше той, где практиковался самообладанию), и снял на ночлег комнату в таверне. Ночью сквозь сон я ощутил гнев дракона и вскочил в постели. Он искал меня. Я заметался по комнате, раздражая соседей и соображая, что будет, если не вернусь. А возвращаться я не хотел. Мне казалось, что я достаточно настрадался, и вполне способен держать себя в руках. Если уж та песня на меня не подействовала – ничто не подействует. Я больше не нуждался в затворничестве. Я помнил слова дракона о необходимости, и о клятве, но и этому мой разум нашел объяснение. И как только я решил, что договор завершен, то перестал чувствовать чудище.

Глава 5
Пророчество

У хозяина таверны я узнал, что нахожусь неподалеку от графства Бретань. Прибившись к торговцам, я почти добрался до дома. Мы остановились отдохнуть в ближайшем селении, за которым виднелась река, – та самая, близ подножия скалы, с заточенным в ней когда-то чудовищем. Я понимал, что его там нет, но неосознанно вздрагивал, вглядываясь в размытый силуэт скалы. С тех пор как ушел, я много думал. Дракон соблюдал какие-то правила, настаивая на десятилетнем сроке, но я просто перестал его ощущать, как только решил освободиться. Может, я давно мог вернуться, а он держал меня подле себя обманом? Или и не было никаких условий? Мне вдруг вспомнилось видение с убийством его родителей, – сердце болезненно сжалось. В тот день не он, а люди были чудовищами…

Торговцы оказались добрыми людьми. Они приняли меня за бродягу. Впрочем, именно так я и выглядел. Мы распевали песни у костра, когда тучный Кристоф наклонился ко мне:

– Доберемся до замка, что будешь делать? – просипел он.

– Нужно найти маму, – вспомнил я о ней, гадая, узнает ли она меня. Кристоф понимающе кивнул.

– Если не найдешь, я в таверне «У лиса». – Название мне было знакомо, но внутри я ни разу не был.

Когда торговцы разместились на ночлег и мирно похрапывали, я выводил пальцем узоры на тряпичной стенке шатра. Мамино лицо в моей памяти было размытым пятном. Как ни старался, я не мог выцепить из ее недр картинку, – зато золотые глаза вспомнил мгновенно. Я приказал себе не думать о драконе, и на удивление это сработало.

Под утро я резко проснулся и запомнил кусочек сна, в котором был седым стариком и бродил по лесу с посохом в руке, ожидая появления чудовища. В какой-то момент я понял, что сплю, и испугался появления дракона или пещеры, в которой прожил три года. Хорошо, что меня разбудил Кристоф, и мы засобирались в дорогу. Он достал для меня пару практически не сношенных сапог, и я просиял, ведь мои давно истоптались. У этого высокого, сильного мужчины, имевшего грубые черты лица, сломанный нос и длинную бороду, было большое сердце. Может поэтому за время пути я успел к нему привязаться. Натягивая сапоги, о которых не смел мечтать, я не уставал его благодарить.

Мы перешли через Орн, скала осталась позади. Я все оглядывался ожидая подвоха, но на горизонте было лишь небо, кое-где обремененное облаками. Когда скала скрылась из вида, я шумно вздохнул, сбрасывая с плеч невидимый груз. Сидя на повозке, я трепетал перед встречей с прошлым, борясь с чувством вины разъедающим меня изнутри. Да, конечно, я был не виноват в том, что мой род преследовал дракон; но к несчастью именно я оказался тем, кто его пробудил. В конце концов, я решил утаить от матери часть истории, ссылаясь на долгосрочную потерю памяти. Кто поверит в дракона? И тем более в то, что он держал меня в заточении целых три года? Я снедал себя сам, пока не увидел Фалез.

Здесь почти ничего не изменилось, разве что по мелочи, и то я не мог утверждать, ведь мои воспоминания были туманными. Спрыгнув с повозки, я бросил через плечо Кристофу, что найду его позже, и побежал к воротам, которые вели в замок, – охранявшие их стражники скрестили передо мной мечи. Я оглядел себя, осознавая, что оборванца внутрь не пустят. Подавляя горечь обиды, я отправился гулять по окрестностям, рассчитывая встретить кого-то из вассалов или прислугу.

Я обошел ярмарочные ряды пестревшие шелками, различной утварью и вкусностями. А еще улочки, заглядывая в окна домов. Хлынул дождь, промочив меня до нитки, и я стал замерзать. В одном из окон я увидел, как семья садится за стол, как там тепло и уютно. Капли стекали по моему лицу, перемешиваясь со слезами, ведь у меня было другое детство. Отец любил меня, но сражения он любил сильнее, и я редко его видел; а мать – хоть и выказывала нежность, держала дистанцию, опасаясь избаловать. Возвратившись к воротам замка, я остановился, поднимая взгляд на балкон, с которого когда-то смотрел на город, и понял: «Я чужой в собственном доме».

Дождь скапливался в дорожных ямах, образовывая глубокие лужи. В одной из таких я промочил сапоги, взглянул вниз, и заметил на мутной водной поверхности отражение: оттуда на меня смотрел долговязый, тощий, молодой парень с осунувшимся лицом, глазами чернее ночи, отросшими спутанными волосами и бородой. Сейчас я мало напоминал принца Вильгельма, будущего короля Нормандии. Забавно, но я уже не винил в этом дракона, да и родных давно простил. Так уж случилось, назад не воротишь.

К ночи я отыскал жилище Кристофа, поселившегося в небольшой комнате на втором этаже таверны. Мне пришлось пройти мимо суматошных пьяных посетителей, прежде чем я добрался до лестницы. В зале было шумно, пахло спиртным и блевотиной. Кто-то затевал драку, и меня толкнули в бок, – на ладонях мгновенно проявилась чешуя. Спрятав руки под одеждой, я поспешил к комнате. Чешуя блестела и переливалась, но как только я сделал несколько вдохов, послушно исчезла. Кристоф уже спал, и я не стал его будить, устроившись на второй койке.

…Я не покидал своего поста у ворот замка до глубокой ночи, в животе урчало. Я так и не увидел ни одного знакомого лица. Начинало казаться, что я попросту их забыл. Подавляя слепую ярость, я побрел к костру, который горожане обычно возводили посреди улицы (древний обычай открытого огня когда-то сплотил людей). Отец рассказывал мне, что стихия обладает душой и всегда почиталась. Я поймал себя на мысли, как злорадна судьба, ведь я не помнил ни единого лица, но отлично запомнил его небылицы.

Люди собирались ночью возле костра, общались, смеялись и танцевали. Я рассчитывал, что кто-то сжалится надо мной и поделится пищей: у костра и бродягам перепадало. Но на улице было темно, и лишь крохотные участки освещали факелы разбившихся на кучки горожан. Возле потухшего пепелища толпились люди, язычки пламени не плясали как прежде.

– Где же огонь? – поинтересовался я у одного из мужчин.

– Слыхали?! – воскликнул он, рассмеявшись. – Юнец, ты с луны что ли свалился?! – мужчины загоготали. – Король запретил разводить огонь, – выплюнул говоривший. – Даже во времена Роберта «Дьявола» было веселее, – по-стариковски ворчал он.

– Осторожнее, друг мой. Везде есть уши, – раздался поблизости знакомый голос.

Я не помнил его лица, но тембр того, кто заставлял меня учить нудные религиозные правила, не смог позабыть. Сдерживая слезы, архиепископ Ангус шагнул мне навстречу. Я предвкушал крепкие объятия, но он схватил меня за руку и потащил за собой, огибая дома. Вскоре мы оказались в маленьком доме на одну комнатку, заставленную церковной утварью. Некуда было даже присесть. Он зажег свечу, поднес ее к моему лицу, и заплакал. К такой реакции я не был готов. Ангус рыдал словно дитя, прикрывая рот рукой и мыча что-то, чего я не мог разобрать.

Мы сели прямо на полу и молчали, пока я не решился заговорить. Ангус знал о недуге отца, сопровождал его в паломничестве, заботился обо мне после его смерти.

– Мама? – крякнул я, прочищая горло.

– Ах, мой мальчик, – прошептал епископ. – Твоя мать носила траур два года. Она была безутешна. Я предупреждал, что ей нужно тебя отпустить, но она не смогла.

У меня кольнуло сердце, и я прижал к груди ладонь, надеясь, что так смогу справиться с болью.

– Герлева почила в том году… – Ангус накрыл мою руку ладонью. – Где же ты был?

– Сложно объяснить… – выдавил я, горло сковало от горя.

– Тот убитый во дворце. Что произошло?

– Они хотели убить меня. Думали, я проклят, – утирал я стыдливые слезы. Ангус тяжело вздохнул.

– Если бы ты только подождал еще немного… Мы с твоей матерью уже нашли людей, которые вывезли бы тебя из замка. Новость о том, что ты бежал, потрясла нас всех. Ален держался на троне какое-то время, но ему не хватило сил. В народе началась смута, поднялось восстание, и ему пришлось вернуться в Бретань. На трон поставили представителя церкви.

– Но в наших законах… – задумался я.

– Нет больше ваших законов. Теперь Нормандией правит архиепископ Пеллегрини. «Папа» сделал ход конем. Он всегда хотел заполучить этот вольный народ.

– Но я имею право на трон, – прошептал я, встретившись с печальным взглядом Ангуса.

– Посмотри вокруг, – хмыкнул он. – Это все что осталось от моей паствы. Думаешь, тебя не постигнет та же участь? – замотал он головой. – Не вздумай, Вильгельм. Тебя осудят за убийство рыцаря и в лучшем случае заточат в подземелье (От упоминания о подземелье меня затошнило.) Тебе есть где остановиться?

– Да, я могу остаться у друга.

– Отлично, – протянул Ангус руку, сжимая мое плечо. – Постарайся начать новую жизнь, и держись подальше от замка. Если тебя кто-то узнает… – поднимаясь, я болезненно рассмеялся.

– Кто может узнать меня теперь?! Спасибо тебе, добрый друг, – обнял я старика. – Спасибо за все.

* * *

Так я потерял все, что имел: земли, статус, право на власть. В один миг моя жизнь развалилась на куски. Кристоф взял меня в свою лавку. Он торговал коваными изделиями и всякой утварью, и помощник был ему только в радость. Теперь он мог посвятить все свое время ковке, а я продавал товар. Поначалу меня пытались обсчитывать, но я приноровился и сам наживался на хитрецах.

Прошло полгода. Дракон пропал, а я перестал сокрушаться о своей тяжелой судьбе, и наслаждался свободой. Кристоф купил мне одежду, научил общаться с девушками. Я крутил романы с несколькими дамами сразу, и однажды был раскрыт, чудом уцелев. Ангус захаживал ко мне в таверну. Выглядел он помятым, много пил, и как-то признался, что продал почти весь церковный багаж, на выручку приобрел дом, а оставшиеся деньги проедал.

Наступили холода, с неба посыпал снег. Я утеплился, благо средств у меня хватало. В тот день я рано закончил дела в лавке, и пошел в таверну, надеясь немного развлечься, – но наткнулся в зале на Ангуса. Старик сделал вид, что меня не заметил, и, пошатываясь, добрался до своего любимого стола, находившегося поодаль от остальных.

– Прекрати, – плюхнулся я на скамью, останавливая подпрыгнувшую кружку рукой. – Что будешь делать, когда закончатся монеты?

– А ты что будешь делать? – ворочал он языком. – Заделался в торговцы, – сплюнул в тарелку, поднимая на меня взгляд, в котором я уловил не присущую ему жестокость.

– Есть предложения? – стиснул я зубы, понижая тон. (Ангус резко поднялся и потерял равновесие. Ухватив его за шиворот, я потянул его на себя.) – Идем, старикан, – вздохнул я, выталкивая его на улицу.

Я вел его, а он вырывал руку, периодически падая. У порога своего дома он развернулся ко мне и замахнулся кулаком. Удар не был сильным, но я не ожидал нападения и повалился, перепачкав одежду; челюсть саднила. Я не хотел обидеть друга, но звериная часть во мне всколыхнулась, глаза сверкнули золотом, вертикальные жуткие зрачки сосредоточились на старике. Ангус тоже не сводил с меня взгляда, на его лице поочередно сменяли друг друга: ужас, восхищение и омерзение. Я медленно поднялся, сжимая пальцы в кулак, – когти проткнули мои ладони. Не сдвинувшись с места, Ангус зажмурился, и тогда я понял, что он знал о моей сути и надеялся на избавление. Скрипнув зубами, я отогнал назойливое желание испить крови из его дряблой разодранной глотки. Старик горько расплакался.

Я понимал, почему епископ сдался. Он отдал религии всю свою жизнь, а она избавилась от него, лишь подвернулась такая возможность. Я ощутил его ненависть, перетекавшую в одержимость. Это был не тот случай, когда человек решает умереть из-за жалости к себе. Он хотел этого, потому что в нем клокотала злоба, ставшая для него запретной вместе с принятием сана. Я немного растерялся от наплыва его чувств, и от того, что вновь мог ощущать эмоции людей.

– Ты король! – взревел Ангус, и я заткнул ему рот, заталкивая в дом; старик сопротивлялся, пытаясь вырываться. – Ты… Ты… – тряс он костлявым пальцем. – Роберт «Дьявол» твой отец. Ты король, – обреченно вздохнул он, опускаясь на скамью.

– Мой отец сошел с ума, и я должен был. Все лучше, чем быть тварью… – трясся я произнося слова, пробуждавшие дремавшую во мне совесть.

– Это нельзя изменить? – хрюкнул Ангус, с трудом удерживаясь, даже сидя.