Текст книги "Смерть волкам. Книга 2"

8

На следующий день, незадолго до полудня, Октай вышел на лужайку, окружающую высокий, чёрный пень необычной формы, при первом взгляде на который Октай даже испугался – обрубок дерева и в самом деле напоминал вставшего на задние лапы медведя. Пень был остатком одного из двух старых дубов, растущих очень близко, почти что из одного корня. Взглянув на этих двух братьев, калеку и старика, Октай подумал, что если бы деревья могли чувствовать так же, как люди, уцелевший дуб ненавидел бы силу, уничтожившую его соседа, не меньше, чем Октай ненавидел Морику. Но времени предаваться этим фантазиям у него не было, и Октай залез на дуб и притаился в его голых ветвях, спрятавшись за толстый сук.

Вскоре между деревьями замелькала белобрысая макушка Длинноты. Спустя некоторое время парень вышел на полянку и размашисто подошёл к пню. Октай ждал, когда же Длиннота почувствует его присутствие и начнёт вертеть головой в поисках опасности. Случилось это даже быстрее, чем он ожидал – Длиннота едва опустился на одно колено перед пнём, как вдруг насторожился, почуяв оборотня. Он приподнялся, но не выпрямился и, положив руку на нож, начал медленно оглядываться по сторонам. Поднять очи горе он не удосужился, к счастью для Октая, который тут же спрыгнул на него сверху, как рысь. Длиннота рванулся из его рук, но он не успел даже вскрикнуть – Октай пережал ему артерию, и парень мгновенно потерял сознание.

Не теряя времени, Октай быстро разоружил Длинноту, приподнял одной рукой его голову, другой накинул на шею затяжную петлю. Зажав в кулаке конец верёвки, он два раза хлестнул Длинноту по щекам ладонью.

Тот слабо вскрикнул и, сморщившись от боли, поднёс руку к лицу. Октай, не отпуская верёвку, поднялся на ноги и поднял нож.

Открыв глаза, Длиннота увидел направленный на него нож и снова тихонько вскрикнул, подавшись назад. При этом его движении верёвка сама собой натянулась, врезаясь ему в шею. Он инстинктивно вскинул ладони к горлу, и Октай прикрикнул на него, не забыв угрожающе приподнять нож:

– Ну-ка, опусти руки! Ты ведь не хочешь, чтобы я их тебе связал?

Длиннота посмотрел на Октая со страхом и ненавистью, но руки опустил.

– Вот и хорошо, – сказал Октай. – Теперь поговорим.

– Что тебе от меня нужно? – пролепетал Длиннота, выпучив глаза от страха.

– Успокойся, я не собираюсь делать тебе больно. Мне просто нужно спросить у тебя кое-что.

– Да иди ты к чертям! – взвизгнул Длиннота, дёрнувшись, как от тока. – Чего ты хочешь, гад?.. Убери с меня эту верёвку!

– Да заткнись ты! – прикрикнул на него Октай. – Вот что: если не хочешь, чтоб я тебя придушил, открывай рот только тогда, когда я тебя об этом попрошу. Понял?

Пленник жалобно шлёпнул губами и ничего не ответил – судя по всему, всю наглость из него вышибло.

– Тебя зовут Длиннота? – деловито спросил Октай. Пленник кивнул.

– Ты в стае Морики?

– Да, ну и что?

– Сколько всего волков у неё?

– Пошёл к чёрту! Ничего я не скажу!

– Тогда я тебя прирежу, – отозвался Октай, на самом деле очень не хотевший этого делать. Длиннота ему мигом поверил:

– Тридцать девять. Нас тридцать девять.

Тридцать девять оборванных, с голоду готовых на всё бродяг, которые в полнолуние превратятся в тридцать девять обозлённых монстров.

– Оружие есть?

– Немного. У всех есть ножи, и ещё луки, а у двоих – пистолеты.

«Готов поспорить, я знаю, у кого был второй пистолет, – мрачно подумал Октай. Вслух он спросил:

– Сколько мужчин в стае?

– Двадцать… точнее, двадцать пять, но пять – это мальчишки от двух до десяти лет. Остальные все бабы и девчонки.

– А у женщин и девчонок есть оружие?

– Плохие ножи, чтобы мясо резать. Две девчонки – охотницы, у них есть луки.

– А Морика? – спросил Октай. – Ты её часто видишь?

Длиннота нервно покосился на нож Октая, и, сглотнув, снова посмотрел испуганными глазками парню в лицо:

– Морика живёт в своём доме, – прошептал он. – Ни с кем из нас не говорит. Отпусти!

Октай не собирался его отпускать. У него были свои планы на Длинноту. Он велел ему встать, и Длиннота нехотя повиновался. Развернув оборотня к себе спиной, Октай приставил нож к его спине, другой рукой крепко взялся за верёвку.

– Что… что ты делаешь?! – возмущённо спросил Длиннота.

– Вот что, приятель, – сказал Октай. – Я не собираюсь тебя убивать, не люблю я это дело. Ты сейчас отведёшь меня к тому месту, откуда можно легко добраться до стаи Морики, и объяснишь, как мне туда пройти. Потом я тебя отпущу. Если ты заведёшь меня к своим дружкам, то я умру. Но перед этим я перережу тебе хребет, и ты умрёшь тоже. Если ты расскажешь Морике обо мне, я, возможно, тоже умру, но перед смертью попытаюсь отыскать тебя и прибить. Ты всё хорошо понял, Длиннота?

– Да, – с ненавистью откликнулся пленник.

– Вот и отлично, тогда веди, – Октай подтолкнул его в спину. Длиннота споткнулся, но тут же выпрямился и медленно побрёл в сторону леса. Октай велел ему идти быстрее, и тот яростно засопел, но ускорился.

Чувствуя ненависть Длинноты почти что физически, Октай решил прояснить ситуацию:

– Длиннота, я делаю это не потому, что ненавижу тебя, а потому, что ненавижу Морику. И готов поспорить, что кое-кто из вашей стаи ненавидит её не меньше. Я прав?

– Я тебе ничего не скажу! – с ненавистью откликнулся Длиннота. Октай только хмыкнул про себя: надо же, какая храбрость! Ничего не скажет, но при этом ведёт похитителя прямо к своему вожаку. Но вслух юноша ничего не сказал: издеваться над тем, кто находится в его власти, было бы трусостью. Так поступить могла бы Морика, но не он.

Вместе они углублялись всё дальше в лес. Верёвка у горла и нож между лопаток не позволяли Длинноте закричать или даже громко заговорить: если бы он сделал такую попытку, Октай тут же стянул бы его шею петлёй – не до смерти, но довольно чувствительно. Поэтому он просто угрюмо сопел, шагая сначала по узким тропинкам, явно протоптанным не людьми, а оленями или кабанами, затем – прямо по бурелому и заросшим прогалинам. Вскоре он остановился перед протянувшейся впереди лощиной, которая поросла травой ярко-зелёного, удивительно нежного оттенка. Длиннота кивнул головой вперёд:

– Самый короткий путь здесь.

Октай чуть надавил ножом на его спину. Нажатие было таким слабым, что лезвие не пропороло бы и одежду, что говорить о коже, но Длиннота испуганно дёрнулся.

– Нечего дурить мне голову, – сдержанно сказал Октай. – Я не такой дурак, чтобы лезть в болото. Иди и показывай, где его можно обойти.

Злобно пыхтя, Длиннота повернулся вправо и направился вдоль лощины. Неподалёку виднелось не до конца упавшее дерево, сломанное у корня и зацепившееся ветками за своих собратьев, растущих по другую сторону лощины. По его стволу оборотни перебрались на другую сторону.

Дальше Длиннота шёл увереннее – как и Октай, они ощутил приближение оборотней. Октай чувствовал, как растут его напряжение и тревога: он превосходно понимал, что у его пленника есть весьма веские основания для того, чтобы предать его в лапы своих приятелей. Он мрачно подумал о том, что если что-то пойдёт не так – а так оно вероятнее всего и будет – Длинноту придётся убить. Пока он так размышлял, Длиннота всё шагал, не подозревая о том, что в этот самый момент его похититель прикидывает, как избавиться от него побыстрее, не доставляя лишних мучений.

Чем дальше, тем мрачнее становился лес. Постепенно затихали крики соек и постукивание дятлов, деревья стали гуще, светлые осины и берёзы сменились тёмным ельником. Почва была сырой, усыпанной иголками и поросшей папоротником. Ветви елей окутывал мох-бородач. Невольно Октаю вспомнились герои сказок, которые ему рассказывала мама – когда эти герои углублялись слишком далеко в страшный лес, с ними обязательно случалось что-то плохое. Но в сказках дело всегда заканчивалось хорошо, а вот уверенность Октая в успехе своего сегодняшнего предприятия таяла с каждой минутой.

«Может, убить его сейчас? – в панике подумал он. – А потом дойти самому, я ведь их уже так хорошо чую… Нет, убивать не надо. Привяжу к дереву, а рот, чтобы не кричал, заткну чем-нибудь. Потом вернусь за ним и…»

– Всё, мы пришли, – тихо сказал Длиннота. Октай отвлёкся от своих мыслей и завертел головой по сторонам. Высокие тёмные ели, хилые осины, густой папоротник… Присутствие оборотней чувствовалось очень явственно – кто-то из них был совсем рядом, может, их было несколько…

– Что значит – добрались? – сердитым шёпотом спросил он, натянув верёвку. – Я никого не вижу. Они прячутся или просто не знают, что мы здесь?

– Ой!.. Ослабь верёвку, пожалуйста!.. – жалобно зашептал Длиннота. – Мне больно, ещё чуть-чуть – и она мне кожу насквозь протрёт…

Сжалившись, Октай пальцами ослабил петлю.

– Спасибо, – хрипло шепнул Длиннота и закашлялся, а потом вдруг заорал:

– ААА!!! Волки, на помощь!

– Заткнись! – прорычал Октай и взмахнул ножом. Но Длиннота обернулся и с силой, которую трудно было от него ожидать, ударил Октая кулаком в лицо, прямо в скулу. Октай упал на спину, натянув верёвку, и Длиннота взвыл от боли. Этот звук долетел до Октая приглушённо, словно его уши были заткнуты ватой. «Надо было всё-таки связать ему руки, – бесстрастно подумал он.

Разлёживаться было нечего. Октай вскочил и пошатнулся – скула горела, голова слегка кружилась от падения. От того, что он увидел потом, ему стало совсем не по себе – а если точнее, он чуть не запаниковал.

Перед ним стояли двое оборотней – взрослых, не сопляков вроде Длинноты. Один из них был невысок, худ и вообще ничем не примечателен – кроме разве что невероятно огромных оттопыренных ушей, которых не могли прикрыть длинные сальные волосы – а вот другого Октай не хотел бы встретить в тёмном переулке. Этот другой был детина очень высокого роста, широкоплечий и мускулистый. Его ноги, упёршиеся во влажную землю, были едва ли тоньше стволов самых старых из растущих поблизости елей. У бёдер висели аж три ножа – здоровый тесак, нож поменьше и небольшой клинок длиной с ладонь. Но куда больший ужас, чем ножи, внушало лицо – если его можно было назвать таковым. Вся его левая сторона была изуродована кошмарным шрамом – давным-давно кто-то зашил зияющую рану грубыми нитками, и этот кто-то явно не задумывался о том, что имеет дело именно с лицом, и что можно было бы поаккуратнее. Этот шов пересекал пустую левую глазницу и щёку, стягивал кожу на подбородке и уходил на шею. Октаю было некогда задумываться над тем, какова была рана до этой неумелой операции и как оборотень после неё выжил – он схватил верёвку у самой петли, вздёрнул визжащего и матерящегося, брызгающего слюной Длинноту на ноги и приставил нож к его горлу.

– Пусти, ублюдок, пусти!.. – хрипел, надрываясь, Длиннота, царапая обгрызенными до мяса ногтями верёвку и свою шею.

– Заткнись, или прирежу! – рявкнул Октай, глядя не на него, а на взрослых оборотней. Тот из них, что был пониже, с насмешливой улыбкой обернулся к своему изуродованному спутнику:

– Хорошенького щеночка к нам привёл Длиннота, правда, Шов? Как думаешь, нам его сразу прирезать или сначала посмотреть, что у него в штанах – может, это переодетая девочка?..

– Прекрати визжать, Длиннота, – голос Шва звучал так, словно гортань оборотня была не из плоти, а из железа, и вдобавок не смазывалась лет этак пять с небольшим. – Ты, стервец, что должен был сделать? Взять письмо и принести его в стаю. А ты вместо письма притащил за собой чужака! Лови нож, гадёныш!

Длиннота выбросил руки навстречу ножу, который Шов бросил ему, отцепив от пояса так быстро, что Октай этого не заметил. Длиннота схватился одной рукой за рукоять, другой за лезвие. Оцарапав ладонь до крови, он резко ударил Октая, лишь чуть-чуть не попав в него.

Теперь против него было уже трое. Октай выпустил верёвку, оттолкнул Длинноту от себя, развернулся и бросился наутёк.

Он бежал со всей скоростью, на которую был способен, перепрыгивая через корни елей и поваленные замшелые стволы. Те трое бежали за ним – бежали молча, не крича, а только тяжело пыхтя. Октай бежал и бежал, заставляя себя не поддаваться панике и усталости. В город посреди бела дня эти гады не ворвутся – значит, нужно добежать до города. Вспомнив о старике, Октай чуть не застонал – им ничего не стоит догадаться, кто рассказал Октаю о письме, и, значит, не поймав его, они примутся за беззащитного смотрителя кладбища… Скорее, скорее добраться туда, предупредить своего незадачливого сообщника, убедить его отправиться в полицию – полицейские уж точно лучше озверевших оборотней…

Октай вырвался на широкую прогалину, на другом краю которой возвышался низкий пологий холмик. Трава была ещё низкой, и бежать здесь было гораздо легче, чем в лесу. Воспряв духом, Октай помчался вперёд, но тут что-то тяжёлое ударило его в спину, прямо в лопатку.

Ухнув от боли, Октай взмахнул руками и упал наземь. Если бы в него метнули нож, тут бы парню и пришёл конец, но это был только камень. Задыхаясь от боли, Октай перекатился на спину, выставив нож, и тут на него бросился один из оборотней – тот, что был пониже ростом.

– Попался! – хрипло крикнул он, хватая Октая за плечи.

Октай крепко сжал нож и слепо ткнул его вперёд. Лезвие вошло во что-то мягкое, как неплотно набитая подушка, и руку Октаю обожгла горячая жидкость. Тот, кого он ударил, завизжал от боли, а Октай выдернул нож, столкнул раненого с себя, вскочил и бросился в сторону.

– Ах ты, тварь! – взвыл оборотень, хватаясь за живот. – Держи его, Шов!

Приказание немного запоздало – Шов уже обрушился на Октая всей своей массой. Вдвоём они упали на землю. Рыча, паренёк с размаху вонзил нож в бедро врага, и услышал, как тот тяжко ухнул от боли над самым его ухом. Тяжёлая ладонь легла Октаю на затылок, вдавливая его лицо во влажную землю. Глухой крик ярости прорвался наружу из приоткрывшихся губ Октая, он снова размахнулся и снова вонзил свой ножик в плоть нападавшего. Тут же его запястье обхватили пальцы Шва, и Октаю показалось, что его заковывают в наручники.

Вжимая его лицо в землю, Шов вырвал нож из его пальцев, едва не сломав их, и отбросил его в сторону. Потом он обеими руками схватил запястья Октая и грубо вывернул их назад. Юноша отчаянно бился и рычал от бессильной ярости, пока Шов, надавливая на его спину коленом, связывал ему руки за спиной его же собственным поясом. Лишив молодого оборотня возможности сопротивляться, Шов поднялся на ноги и от души пнул Октая в бок. Силы у него было будь здоров. Октаю показалось, что у него остановилось сердце, боль была такой, что он на миг потерял сознание, а когда пришёл в себя, то понял, что боль никуда не делась – у него, судя по ощущениям, было сломано ребро, а может, и два.

Пока Октай лежал на животе, борясь со рвущимися наружу стонами боли и отчаянно соображая, что же делать, Шов подошёл к своим приятелям. Тот, которого ранил Октай, корчился и подвывал, зажимая руками рану на животе, которая всё кровоточила и кровоточила. Длиннота крутился рядом, выпучив белесые глаза и беспомощно выкрикивая:

– Сейчас, Родди!.. Сейчас, мы что-нибудь придумаем!.. Шов! Шов, у тебя нет какой-нибудь тряпки?

Шов замахнулся на него – ладонью, не кулаком, но ладонь у него была размером с крышку от хорошей кастрюли, и Октай прекрасно понял Длинноту, который тут же вякнул от страха и пригнулся, прикрывая голову руками.

– Захлопнись, идиот долговязый!.. И ты не скули, мать твою! Сейчас нас кто-нибудь услышит, и вот тогда…

«Да, да, ругайся, сволочь, и нас точно услышат, – подумал Октай, быстро откатываясь в ту сторону, куда, как он предполагал, Шов бросил его нож. Он завертел головой, задвигал коленями по земле, и тут сердце его радостно ёкнуло – вот он, любимый старый ножик из ложки, воткнулся наискосок в землю, только ручка торчит. Октай заторопился к нему, но тут его снова ударили сапогом – на этот раз в левый бок. Вскрикнув, юноша перекатился на спину. Снова перед ним возник Шов – огромный, уродливый и очень злой.

– А ты, чёрт тебя дери, куда направился? – Он наклонился и, схватив Октая за шею, поднял его над землёй. Юноша от всей души пнул его ногой, попав в грудь, но не в солнечное сплетение, как надеялся, а в ключицу. Грязно выругавшись, Шов бросил его на землю так, что у Октая потемнело в глазах.

Очнувшись, он вновь услышал ненавистный голос:

– Чего стоишь? Хватай гадёныша и валим отсюда!

– Не ори ты так, Шов! – тявкнул вдруг Длиннота. – Тебя щас самого услышат!..

– Уже услышали, – спокойно сказал Родди. Все трое замерли, прислушиваясь, и Октай услышал совсем рядом стук копыт. Ещё недавно оравшие друг на друга оборотни вдруг затихли, и по взгляду Родди Октай понял: кто бы сюда ни скакал, его не ждёт ничего хорошего.

– Шов, – тихо сказал Родди. Гигант коротко кивнул, его рука легла на нож с широким лезвием, прицепленный к поясу.

И в этот миг на холмик взлетела, продравшись сквозь заросли, лошадь. На её спине сидел какой-то здоровенный парень. Он дикими глазами впился в оборотней.

На миг Октаю показалось, что всё остановилось, как будто кто-то одним мановением руки велел замереть и ему, и Шву с другими оборотнями, и всаднику. А потом одноглазый оборотень быстро взмахнул рукой, и что-то, как серебряная молния, промелькнуло в воздухе. Парень на лошади вскрикнул и покачнулся – в его правое плечо вонзился нож. Лошадь с воплем поднялась на дыбы, раненый юноша схватился было за поводья, но тут же скользнул по её спине вниз и грохнулся на землю, мгновенно потеряв сознание.

Лошадь ускакала, издавая громкое испуганное ржание, от которого кровь стыла в жилах, и роняя на землю клочья розоватой пены. Всё стихло, и только сейчас Октай понял, как громко он дышит.

Шов быстро подошёл к распростёртому на земле парню и окинул его взглядом. Раненый лежал на спине, повернув голову в сторону оборотней, и Октаю было хорошо видно его бледное лицо. Шов склонился над юношей, наступил сапогом ему на грудь и резко выдернул нож. От этого из раны в плече молодого человека брызнул фонтанчик крови – будь бедняга сейчас в сознании, он бы заорал от боли. Октай вдруг понял, что сейчас произойдёт, и отвернулся, не желая видеть убийство, которое никак не мог предотвратить.

– Ты… ты чё делаешь, Шов, чё ты делаешь-то?! – пролаял Родди. Он стоял на коленях, кровь из его раны больше уже не текла, но правую руку, дрожащую и окровавленную, он всё ещё прижимал к животу. Октай всё-таки обернулся и посмотрел на Шва: тот опустился на колени рядом с молодым человеком, приподняв его и положив спиной на своё колено, одну руку положил на подбородок и оттянул голову назад, открыв горло, а другой приставил к нему нож.

– А ты не видишь? – злобно осклабился Шов, прищурив единственный глаз, и надавил лезвием на белую кожу юноши, грозя вот-вот пропороть её. К горлу Октая вдруг подступила тошнота, он попытался заставить себя отвести глаза, но не смог.

– На хрена, идиот?

– Да заткнись ты! Он видел нас, понятно? На кой чёрт оставлять его в живых?

– Если ты убьёшь его, это выдаст нас ещё вернее! – Родди на секунду замолчал, согнувшись, лицо его перекосилось от сдерживаемой боли. – Чёрт побери, Шов! Ты посмотри, какой он здоровяк! Лучше доставим его к Морике, а в следующее полнолуние сделаем волком!

– Дело говорит, – влез Длиннота. – До стаи тут недалеко, мы сможем его дотащить!

Октай подумал, что Шов сейчас наорёт и на Длинноту, но тот промолчал, и молча зыркнул тёмным глазом сначала на него, потом на юношу у своих ног. Подумав, он сердито сплюнул на траву, отпихнул парня от себя и принялся чистить свой окровавленный нож пучком травы.

«Бедняга, – подумал Октай, глядя на раненого, заливавшего своей кровью молодую травку. – Какой кошмар тебя ждёт». Сознание собственного бессилия охватило его, и от ярости он впервые за много месяцев ощутил желание заплакать.

Тем временем Длиннота подошёл к раненому и опустился рядом с ним на колени.

– Ого! – присвистнул он, – у него что-то в кармане! Интересно, что… – и он бесцеремонно запустил пальцы в карман брюк парня. То, что случилось потом, поразило Октая не меньше, чем всех остальных – Длиннота вдруг завопил от боли и выдернул руку, на которой уже вздувались волдыри, из кармана. Не переставая вопить, он вскочил на ноги и что было сил пнул бесчувственного молодого человека в бок.

– Что случилось? – подал голос Родди. Шов тем временем схватил Длинноту за запястье и уставился на его покрасневшую, будто обваренную, ладонь.

– Не знаю, – прохныкал Длиннота. – Больно…

– Хрень, – подытожил Шов, выпуская руку Длинноты. – К вечеру заживёт. Пошли уже, здесь совсем рядом люди, а вы орёте, как резаные.

С этими словами Шов склонился, легко поднял раненого на руки и встал, широко расставив ноги. Затем перекинул пленника через плечо, держа его за ноги и за одну руку. Длиннота же подобрал сумку парня и взвалил её себе на плечи. Тем временем Родди поднялся на ноги, подошёл к Октаю и рывком поднял его на ноги.

– Пошли уж! – рявкнул Шов и зашагал вперёд. За ним – Родди, судя по всему, совсем очухавшийся от раны, которая могла бы убить обычного человека. По крайней мере, в том, как он сжимал плечи идущего перед ним Октая, слабости совсем не ощущалось. Длиннота, хныкая и тихо матерясь, плёлся в хвосте.

Через некоторое время Родди вдруг крепко схватил Октая сзади за шею и сдавил. Юноша испуганно дёрнулся, подумав, что Родди хочет его задушить, но оборотень просто надавил ему на сонную артерию, и Октай мгновенно потерял сознание.

В следующий раз он очнулся уже в подвале какого-то дома. Здесь было темно и очень холодно. Руки ему развязали, но пояс не вернули, и Октай сквозь зубы от души отругал воров. Неподалёку от него, источая сильный запах крови, лежал его товарищ по несчастью. Посидев немного, Октай подполз к нему и склонился над ним.

Бледное, без единой кровинки, лицо, обрамлённое растрёпанными чёрными волосами, было некрасивым, но не отвратительным, как у Длинноты. Оно вызвало у Октая симпатию. Он вздохнул – ему было жаль юношу. То, что с ним собираются сделать, вряд ли лучше самой страшной смерти. Волк в его груди шевельнулся, чуя добычу, и Октай резко нахмурился. Пусть не радуется зверюга – полнолуние ещё не скоро, у него будет ещё шанс вырваться… а может, и спасти этого человека.

В этот момент юноша вдруг резко втянул воздух широкими ноздрями, и выдох вырвался из его бледных губ со стоном. Он шевельнулся и открыл глаза.