Текст книги "Смерть волкам. Книга 2"

2

– Вон та река называется Орра. А вон за теми белыми скалами, видишь? – за ними находится большая разрушенная дорога. Она ведёт в Арнегил.

– Арнегил! – Рэйварго даже подскочил. – Вы были в нём?!

– Нет, не были. Я же говорю, дорога разрушена. Просто Бирлюс рассказывал про него. А вон та гора – видишь, двуглавая, – называется Гора дураков.

– Дураков? – прыснул Рэйварго. – Почему дураков?

– Потому что умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт… Её так называют грифоны, но на их языке звучит покрасивей. Солнце каждый день встаёт именно из-за этой горы, прямо оттуда, где соединяются две её вершины. Так вот, Бирлюс нам говорил, что давным-давно три глупых молодых грифона смотрели на восход и решили, что солнце поднимается прямо из горы. Они подумали, что смогут подкараулить солнце и поймать его, и улетели туда. И не вернулись. Вот поэтому её и называют Горой дураков…

– На мой взгляд, правильней было бы назвать её Горой романтиков, – задумчиво сказал Рэйварго. Октай удивлённо взглянул на него, но ничего не сказал.

Грифоны принесли их сюда за пару часов. Всю дорогу Рэйварго, сидевший на спине Таркеса, провёл в каком-то оцепенении. За всю свою жизнь он никогда не поднимался в воздух. Странно, что он вообще не сорвался – сидеть на грифоне было неудобно, а когда Рэйварго пытался покрепче ухватиться за его короткую шерсть, тот оборачивался и сердито на него порыкивал. Веглао сидела верхом на Бирлюсе, поддерживая Октая. Над Тенве всё ещё шёл дождь, и они промокли до нитки, но ближе к горам небо расчистилось и Рэйварго замер уже не от страха, а от восхищения. Звёзды и четвертная луна сияли на чистом небе цвета тёмного кобальта, и горы под ними были окутаны серебристой дымкой. Чувствуя, как на ключице пульсирует болью рана от ножа Щена, Рэйварго невольно подумал, что видеть такую красоту – неплохая награда за боль и ужас, которые он перенёс.

Они подошли к холму, на котором рос старый кедр. Веглао откинула шкуру оленя, служившую занавеской, и вошла внутрь, Октай и Рэйварго последовали за ней.

– Наконец-то дома! – радостно простонал Октай, бросаясь на свою лежанку и закрывая глаза. Рэйварго заинтересованно оглядывался по сторонам. Он был так высок, что ему приходилось стоять в наклон. Веглао села на свою лежанку и пригласила его сесть рядом.

– Раз уж ты собрался оставаться здесь, – сказала она, – тебе придётся сделать себе постель.

– Вы всегда здесь спите? – спросил Рэйварго.

– Только если очень холодно или дождь идёт.

– А река вам не мешает? Я отсюда слышу, как она шумит.

– Река?.. А, нет. Мы на этом месте живём два года, привыкли уже.

Рэйварго заметил, что в её постели лежит книжка. Старая, лишённая обложки, с загнувшимися и обтрепавшимися углами страниц. Он протянул руку и взял её.

– Я нашла её на свалке, – сказала Веглао. – Тут нет страницы с названием.

– Я читал эту книгу, – отозвался Рэйварго, с интересом поворачивая её в руках. – Это «В краю песка и соли», автор – Торвил Генш. Фамилия прямо как у моего преподавателя… Хорошая книжка.

– Да, ничего, – кивнула Веглао. – Ну ладно, давайте поспим. Все устали.

– Ага, – пробормотал Рэйварго. Глаза у него слипались. Он слышал, как Октай сопит в своём углу. Сквозь какой-то туман до него донеслись слова Веглао:

– Рэйварго, поспи на моём месте, я пойду наружу.

Рэйварго хотел возразить, но заснул раньше, чем успел открыть рот.

Он проснулся спустя несколько часов от мягкого рассеянного света, тонким лучом падавшего внутрь пещеры. В первое ужасное мгновение Рэйварго подумал, что он снова в подвале, но потом вспомнил, что произошло вчера. Он вздохнул, подумав о Ретаке и Донирете. Интересно, что сейчас делает Гилмей? Наверное, он уже знает, что Рэйварго не вернулся домой, и теперь гадает, куда подевался его друг. А что думает отец, Рэйварго даже представлять себе не хотелось. Он поднялся на ноги и вышел наружу.

Уже наступило утро, солнце висело над горизонтом. Ночью всё вокруг было синим и серым, а сейчас зазеленело и расцвело. Оборотни сидели у дымившегося костерка и жарили рыбу на углях.

– Вот, возьми, – сказал Октай, протягивая ему несколько кусочков рыбы не листе лопуха. Они были обжигающе горячие, пахли дымом и в них было мало соли. Рэйварго в жизни не ел ничего вкуснее.

Странно было глядеть на прекрасную и дикую природу, залитую мягким золотистым светом, алмазные искорки на траве и белые, словно снег, цветы далёких диких вишен, и вспоминать при этом кровь и бешенство вчерашнего вечера. Рэйварго снова вспомнил орущего от боли Щена и кровь, покрывшую его руку красной перчаткой. Щен был злобным, подлым, отвратительным – но в то же время он был жалким, слабым, безумным стариком. Рэйварго знал, что он защищал себя и просто не мог поступить иначе, однако чувствовал, что, убив Щена, он убил какую-то частичку себя.

– О чём думаешь, Рэйварго? – услышал он голос Октая. Парень лежал на животе, пожёвывая травинку. Веглао сидела неподалёку, выпрямив спину и обхватив колени, и смотрела, щурясь, куда-то вдаль.

– О книге, – нашёлся Рэйварго. – Надо посмотреть, не испортили ли её.

Он поднялся и сходил в пещеру за своей сумкой. Снаружи он сел на траву и вытащил «Ликантропию». Пока он бережно переворачивал страницы, придирчиво осматривая каждую из них, оборотни молчали, наблюдая за ним. Октай подобрался поближе, с интересом рассматривая книгу. Через какое-то время он проговорил:

– Ну надо же. И из-за неё ты рисковал своей жизнью.

– Она и вправду может нам помочь? – спросила Веглао.

– Думаю, да, – кивнул Рэйварго. Больше тянуть с объяснениями было нельзя. Он отложил книгу и ненадолго замолчал, вспоминая о том, что прочитал.

– Так вот, – сказал он через полминуты, начертив пальцем на земле кружок и нарисовав в нём букву «А». – Это – волк «А», то есть оборотень от рождения. Такой оборотень превращается всегда довольно легко – ну, то есть, ему тоже больно, но не так, как обычным оборотням. И превращается чисто физически.

– То есть?

– То есть соображает, что делает, – объяснил Рэйварго, почёсывая нос. – Разума не теряет. Хотя ему тоже хочется убивать, но он может сдерживать себя. Теперь представим… – он провёл от кружка три линии и на конце каждой из них нарисовал по кругу поменьше, – … что он укусил троих людей. Они тоже становятся оборотнями, но совсем другими. Назовём их волками «Б». Это уже истинные оборотни – превращаться им очень больно, а в обличье волков они полностью теряют контроль над собой, и могут убить даже родную мать. А самое главное – они в полнолуние абсолютно во всём подчиняются тому, кто их укусил. – Рэйварго с силой ткнул пальцем в кружок с буквой «А». – В свою очередь… – тут он начал быстро чертить от волков «Б» новые линии и рисовать новые круги, – те обращают новых, так как в полнолуние не владеют собой. Так возникают волки «В», «Г», «Д»… сколько угодно поколений. Но все они подчиняются одному – самому первому оборотню, тому, от кого идёт эта зараза. Вам ясно?

– Ясно, – нахмурившись, сказала Веглао. – И ты думаешь, Кривой Коготь – это волк под буквой «А»?

– Не знаю, – сказал Рэйварго, пожимая плечами. – Может быть.

– А почему мы ему не подчиняемся? – спросил Октай. – Мы же тоже его потомки, так сказать.

– Потому что вы от него далеко, – ответил Рэйварго, сосредоточенно глядя на жутковатое родовое древо.

– Так! – воскликнул он вдруг, словно его осенило, – а кто из вас главный?

Ребята ответили ему одинаковыми удивлёнными взглядами.

– В смысле, – заторопился Рэйварго, – из вас двоих в полнолуние кто-то ведёт? Говорит, куда надо идти?

– А, я понял, – сказал Октай. – Веглао главная. Она увела меня из ликантрозория, и вообще, когда мы волки, я всегда иду за ней.

– Понятно, то есть в полнолуние ты ей подчиняешься?

– Не совсем, наверное. Я просто… то есть он просто уважает её. Считает её главной.

– И в жизни так же? – продолжал Рэйварго допытываться. – Ты тоже считаешь, что она в вашей компании заводила?

– Да, Октай, признавайся, – с улыбкой сказала Веглао, оборачиваясь к юноше.

– У нас равноправие, вообще-то, но… да, – улыбаясь, кивнул Октай.

– Хмм, – проговорил Рэйварго, – тогда можно понять… Отношения между людьми и отношения между волками могут быть связаны. Ну например, я не уверен, что Морика – «А» – волк. Иначе она просто не смогла бы ужиться с Кривым Когтем, если он тоже «А», или подчинила бы его себе, если бы он был обращённый, даже кем-нибудь другим… Да и вообще, Дропос пишет, никогда не бывает, чтобы было одновременно два таких вожака. Он всегда один. Во времена Дропоса, – чуть тише продолжил он, – был только один такой волк.

– Кто? – спросила Веглао.

– Улгмор. Это прозвище, означает «Кровавый Волк». Может, слышали?

– Конечно! – хором ответили ребята.

– Так он существовал! – удивлённо сказала Веглао. – Я думала, это только легенда.

– Нет, он и вправду существовал. Я читал некоторые очень старые книги, не целиком, конечно. Но имя Улгмора упоминается в «Истории рода Певлион», в «Повести о Найге», ещё, кажется, в «Шестом владыке»… в общем, много где. Короче говоря, он жил восемьсот лет назад и принёс столько вреда, что королева Эзирия пообещала за его голову отдать во владение провинцию Саугнар. Тогда ещё не было Бернии и Антьены, на всей этой территории проживал один народ. Улгмор держал в страхе всю эту землю. Он перекусал столько народу, что в его стае было около миллиона волков – круто, согласитесь, если учесть, что тогда в самых больших городах проживало максимум пятьдесят тысяч человек.

– Он, должно быть, был пострашнее Кривого Когтя, – пробормотал Октай.

– Так вот, – продолжал Рэйварго, – Дропос был одним из волков «Б». Его лично укусил сам Улгмор.

– Ты говорил, он излечился? – вспомнила Веглао.

– Вот именно. Он стал оборотнем в восемнадцать лет, и перестал им быть в тридцать. Когда Улгмор его обратил, Дропосу ничего не оставалось, кроме как пойти в его стаю. Тех, кто отказывался, Улгмор убивал. Дропос пробыл у него около года, а потом сбежал. Он шёл по этим землям, и всюду в полнолуние убивал и обращал людей. Наутро он обычно всегда приходил к тем, кого укусил, признавался в том, что это сделал он, и предлагал пойти вслед за собой искать какое-нибудь средство исцеления. Некоторые соглашались, но почти всегда те, кого он кусал, погибали в первое полнолуние. Так что в основном он бродил один. Он искал способ спасения одиннадцать лет, побывал в Ярглонии, Тонских княжествах, добрался даже до Арпи – кстати, обсидиановый слоник именно оттуда…

– А как он мог до него дотрагиваться?! – вытаращился Октай.

– А вот в этом-то всё и дело. За эти одиннадцать лет Дропос посетил множество колдунов и колдуний, каждый из которых – правда, безуспешно – пробовал излечить его от ликантропии. Он наблюдал за ними и научился многому такому, что ему потом помогло. Например, он придумал такое снадобье, которое махом излечивает раны, нанесённые серебром и обсидианом. Тут он описывает, как его сделать. Мы можем тоже попробовать, все ингредиенты в принципе доступные. Ещё, к примеру, мазь из зелёной и красной глины, мяты, рябины, ржи, чёрного ландыша и собственной крови – он ей мазался, и другие оборотни не могли его почуять. Но самое главное, вершина, так сказать – это зелье, которое на час усыпляет волка в сердце. Выпьешь его, и на целый час тебе не страшны ни серебро, ни обсидиан. А если выпьешь в полнолуние, то и не превратишься.

– Здорово! – хором выдохнули Веглао и Октай.

– Спустя одиннадцать лет Дропос снова вернулся в стаю к Улгмору. Тот не узнал его. Дропос наготовил огромное количество зелья, постоянно пил его – за пазухой он таскал этого слоника из обсидиана. Улучив момент, он приблизился к Улгмору и слегка дотронулся до него камнем. Бивень слона пропорол кожу, Дропос даже не задел артерию, но обсидиан сразу уничтожил вожака. Он умер кошмарной смертью. После этого Дропос был свободен навсегда.

– Убил – и что? Перестал быть оборотнем? – непонимающе нахмурилась Веглао.

Рэйварго загадочно улыбнулся и медленно ткнул пальцем в кружок с буквой «А».

– Источник проклятия, – сказал он, – носит в себе тот, кто оборотень от рождения. Через него заражены все остальные. Он как ствол дерева, из которого растут ветки, и из веток – листья. Срубишь дерево – ни один лист не выживет. Вылечишь вожака – вылечатся все. Проблема только в том, что вылечить его невозможно. В его душе оборотень – это не чужеродное вещество, а часть, ещё одна сторона его личности. Человек и чудовище срослись так, что их уже нельзя разделить. Такие существа не способны кого-то полюбить, они не умеют прощать, они всегда безжалостны, жестоки, кровожадны. Собственно, ничего человеческого в них нет. Я бы сказал, они оборотни наоборот: у вас двоих истинный облик – человеческий, а у них – звериный. И единственный способ излечить всех, кого эта тварь заразила, прямо или через посредников – это убить её.

Ребята молчали, потрясённо глядя на Рэйварго.

– Во всяком случае, Дропос так сделал, – тихо сказал он.

– Значит, нужно убить Кривого Когтя? – спросила Веглао.

– Если он – действительно волк «А», то это поможет. Но убить его должен только кто-то из его потомков! Если это сделает кто-то из людей, например я, ничего не будет.

Оборотни ответили не сразу. Октай мрачно скрипнул зубами, потом сорвал новую травинку и принялся яростно её жевать. Веглао несколько секунд сидела, постукивая себя пальцами по коленям, а потом подняла голову и спросила так спокойно, как будто они обсуждали прогноз погоды на завтра:

– А как можно убить оборотня?

– Способов на самом деле немало, – откликнулся Рэйварго. Он вспомнил вопли Щена и горячую кровь, заливающую его пальцы, и его передёрнуло. – Во-первых, серебро или обсидиан. Они почти наверняка могут убить оборотня… ну, вы помните.

Он поставил на книгу обсидианового слоника. Октай помимо воли не мог оторвать взгляда от разозлённых, перепуганных глаз фигурки. Перехватив его взгляд, Рэйварго мягко взял слоника в ладонь и убрал его в карман.

– Это не подойдёт, – подала голос Веглао. – Мы ведь тоже не можем до них дотрагиваться. Если только мы не приготовим это зелье.

– Кстати, неплохая идея, – поддакнул Октай.

– Вы когда-нибудь готовили зелье? Хоть одно? – в лоб поинтересовался Рэйварго. – Вот и я тоже нет. Хотя… в принципе, попробовать можно – он тут всё очень понятно расписал.

– Какие ещё есть способы? – спросила Веглао. При этом она взглянула Рэйварго прямо в глаза, и ему очень не понравилось выражение жестокости в её взгляде, делавшее её зелёные глаза похожими на глаза кошки. Он ощутил сильное желание не рассказывать ей о других способах – однако вовсе не потому, что испугался за Кривого Когтя. Ему было как-то страшно думать о том, что его новая знакомая, при всей её внешней хрупкости, такая кровожадная.

– Если поразишь оборотню сердце или мозг, – нехотя продолжил он, – то он всё равно умрёт, даже если твоё оружие было не из серебра, а из простого железа, или даже из дерева или камня. Также оборотень может сгореть, утонуть, замёрзнуть, умереть от голода или от болезни, например, от пневмонии. Дропос называет болезни, от которых оборотень может умереть, но это для нас бесполезно, если только тут у вас поблизости нет Склепа Недугов.

Веглао улыбнулась:

– Даже если бы и был, нам нечего было бы туда соваться. Болезни – крутые ребята, пострашнее Когтя и его стаи. Рэйварго, а от яда оборотень может умереть?

Рэйварго задумался. Потом медленно проговорил:

– Во времена Дропоса было известно не так уж много ядов. Во всяком случае, такая отрава, как волчьи ягоды, красная бузина, вороний глаз, белена и плоды ландыша, оборотня не убьют. Вроде бы он говорит о том, что стрихнин и мышьяк тоже безвредны. А вот змеиный яд… Оборотень умрёт, если его укусит какая-нибудь очень ядовитая змея, вроде кобры или песчаной эфы. Вот только если человек от укуса этих змей умрёт через несколько минут, то оборотень промучится полдня. Нет, ребята, я не думаю, что этот способ подходит.

«Промучится полдня – это неплохо, – подумала Веглао. – Но лучше всё-таки перерезать глотку, так вернее. А потом стоять над ним, смеяться и говорить: „Зря ты убил моего брата, Коготь, очень зря“».

Она ненадолго отошла, а когда вернулась, то за несколько шагов услышала, как Рэйварго что-то взахлёб рассказывает Октаю. Веглао подошла поближе – так и есть, он опять про свою книгу.

– У Дропоса Анфа не было денег, чтобы заплатить за качественную работу. Страницы сделаны не из пергамента, а из свиной кожи, не такой качественной, как телячья. Наружные доски не оббиты кожей, и никогда не были ей оббиты – я не видел ни одного следа от жиковин…

– А что такое жиковины? – заинтересованно перебил его Октай.

– Жиковины – это маленькие гвоздики… точнее, не гвоздики, а что-то вроде канцелярских кнопок. Ими к деревянному переплёту книги прибивалась кожаная обложка.

– Зачем это делалось?

– Для красоты, во-первых. На коже вытеснялись очень красивые узоры. Во-вторых, для лучшей сохранности. Дело в том, что кожа в огне не горит, она только… ну, обугливается. И таким образом огонь не мог сжечь деревянный переплёт и перекинуться на страницы.

– Я слышал, к книгам ещё и приделывались застёжки, – продолжал Октай. – Для того, чтобы никто не мог их прочитать?

– Иногда да… но в большинстве случаев эти застёжки было очень легко открыть. Они использовались для другого. С их помощью доски переплёта сдавливали страницы, так что между ними совсем не оставалось воздуха. А ведь огонь разгорается от воздуха, точнее, от кислорода. И таким образом, в сдавленной книге страницы могли не пострадать от огня, разве что обгорали их края.

– И откуда ты только всё это знаешь! – с восхищением воскликнул Октай.

Рэйварго застенчиво улыбнулся.

– Мой дед всю свою жизнь посвятил старым книгам, и отец тоже. У него есть букинистический магазин в Донирете. Некоторые старые книги продаются по бешеным ценам. Но знаешь, настоящие раритеты люди покупают не для того, чтобы читать. Они покупают их ради их возраста, красивого переплёта, автографа автора… Эти книги просто стоят у своих владельцев на полках. Их не открывают, чтобы не портить корешок. – Рэйварго широко улыбнулся. – Но Ликантропии-то это уж точно не грозит – у неё нет корешка!

Октай рассматривал книгу с интересом. Он протянул к ней руку, провёл пальцами по шершавой доске.

– Могу я её посмотреть?

– Только очень осторожно. Она, сам понимаешь, в преклонном возрасте.

Октай осторожно положил книгу на сдвинутые колени и открыл её. Текст начинался прямо с первой страницы, под заглавием и именем автора. Юноша зачарованно рассматривал крупные незнакомые буквы.

– Да, такую точно на свалку не выкинут, – усмехнулся он.

Он перелистнул несколько страниц и наткнулся на маленький рисунок – не миниатюру, а именно рисунок, быстрый набросок, который переписчик аккуратно скопировал с настоящей «Ликантропии». Рисовал Дропос плоховато, чернильные линии были корявыми и резкими, но существо на рисунке было Октаю хорошо знакомо. Выглядело оно так, словно кто-то, никогда не видевший волка, решил нарисовать его, при этом глядел на гиену и думал о медведях. Это был оборотень в полнолуние – крупный, лохматый, с горбом на широкой спине, с угловатой головой, с тяжёлыми челюстями и слишком длинными передними ногами.

– Если у нас ничего не получится, то я останусь этой тварью навсегда, – негромко сказал Октай, трогая картинку пальцем. Рэйварго помотал головой:

– У нас получится. Должно получиться.

«Не нравится мне всё это, – подумала Веглао.

3

– Попробуй ещё раз.

Рэйварго тщательно прицелился, закусив губу и прищурив глаза. Октай положил ладонь на его отведённый назад локоть и поправил его:

– Немного не так. Выровняй лук, он не должен дрожать. Представь, что ты целишься пальцем… Давай, стреляй.

Рэйварго отпустил тетиву, и долю секунды они с Октаем, затаив дыхание, следили за полётом стрелы. Она вонзилась в пень, на котором они тренировались, на дюйм выше кружка, нарисованного углём.

– О, теперь уже лучше, – ободряюще сказал Октай.

– Спасибо, – проговорил Рэйварго, беря другую стрелу.

– Ничего не лучше, – вырвалось у Веглао. Юноши быстро обернулись к ней, совершенно одинаковым движением удивлённо приподняв брови. Девочка молча поднялась и зашагала прочь, бросив через плечо:

– Пойду, проверю сети.

Рэйварго смущённо перевёл взгляд на стрелу, провёл пальцем по краю пера, приклеенного смолой к её концу.

– Не обращай внимания, – тихо сказал Октай. – Она просто нервничает из-за того, что… ну, ты понимаешь… осталось только две ночи, – Он стрельнул глазами в небо, потом деланно бодрым голосом заговорил:

– Давай ещё раз.

– Мне кажется, она не только из-за этого, – проговорил Рэйварго.

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что Веглао не доверяет мне, и её вполне можно понять. Если бы на меня столько времени охотились люди, я бы тоже возненавидел весь род человеческий.

Октай быстро взглянул на него и отвернулся. Рэйварго положил стрелу на тетиву и снова выстрелил, но на этот раз промахнулся на ширину ладони. Октай ещё некоторое время побыл с ним, а потом тихонько встал и ушёл. Рэйварго, как раз в это время выдёргивавший стрелу из мишени, этого не заметил.

Октай прошёл сквозь лес к тихой, окружённой ивами заводи, в которой они с Веглао обычно ставили сети. Девушка была уже там; она сидела на коленях перед большим плоским камнем и чистила ножиком небольшую форель. Ещё пять или шесть форелей, каждая в полторы ладони длиной, лежали серебристой горкой на траве у подножия камня.

– Ого, неплохие рыбки, – сказал Октай, подходя к Веглао и вставая напротив неё. – Будем печь или сварим уху?

– Не знаю, – безразлично ответила Веглао. Подняв голову, она мотнула головой в сторону леса и не без ехидства произнесла:

– Пусть он лучше насобирает корней лопуха, это проще, чем стрелять.

Октай уселся на траву и скрестил ноги. Повернувшись к Веглао, он спросил у неё в обычной для себя прямолинейной манере:

– Почему ты так к нему относишься? Ревнуешь ты, что ли?

– Что?! С чего ты взял? – щёки Веглао на миг вспыхнули и тут же вернулись к своему обычному ровно-загорелому тону.

– С того, что ты смотришь на него с таким выражением, будто ждёшь от него какой-то гадости.

«Я и так жду от него гадости, – чуть не сказала Веглао. Вовремя сдержавшись, она с силой воткнула нож в рыбину, которую потрошила. Октай приподнял брови:

– Что это с тобой?

– Ничего, – буркнула Веглао. Октай посуровел, и когда он снова заговорил, его голос звучал прохладно:

– Он запудрил мозги Морике и дал мне шанс убежать. А потом донёс меня на руках до безопасного места, пока я истекал кровью. Если ты уже забыла, что я обязан ему жизнью, то я это прекрасно помню.

Веглао подняла голову:

– Не знаю, в чём ты меня хочешь обвинить, Октай, – сварливо сказала она. – Он мне не нравится, вот и всё. Почему, я не знаю.

Октай устало вздохнул:

– А я не знаю, почему мы в последнее время с тобой постоянно ссоримся. Я злился, что ты встречалась с оборотнем, который тебя укусил, но знаешь, это можно понять! А вот то, что ты злишься на того, кто спас мне жизнь, я понять не могу.

– Чёрт возьми, Октай, я не злюсь, что он спас тебя! Я просто не понимаю, что ему нужно сейчас! Почему он всё ещё здесь, а не вернулся в свой родной город? Ему ведь так нужно было отвезти туда эту книгу!

– А чем тебе не нравится, что он здесь? Рэйварго находится в Лесистых горах уже почти три недели, и я не помню, чтоб он хоть раз на что-то пожаловался или начал ныть. А ведь ему труднее, чем нам, мы-то к такой жизни привыкли! Он ведёт себя, как мужчина, и старается помочь нам.

– Как мужчина! – фыркнула Веглао. – Ему двадцать три года, он старше, чем был мой брат, когда его убили, а такое впечатление, что он моложе меня! Не такой уж он умный, как тебе кажется – да, он прочитал много книг и много чего выучил в институте, но он и понятия не имеет о настоящей жизни.

– Ну, – рассудительно произнёс Октай, – ему и пережить пришлось меньше, чем нам и твоему брату, но разве можно его за это обвинять? И я уже говорил, он совсем не кажется неженкой.

– Октай, мы совсем его не знаем. Мы знакомы совсем недолго…

– За то время, что мы знакомы, я видел от него только хорошее.

– И тебе не показалось это странным? Много ты встречал людей, которые к тебе хорошо относились, после того как ты стал оборотнем?

Октай задумался.

– Ни одного, – со вздохом признался он через несколько секунд. – Поэтому он мне так нравится.

– А вот я как раз поэтому ему не доверяю. Мне кажется, он просто втирается к нам в доверие, и вся эта история приведёт к какой-нибудь пакости. Может быть, он вовсе не студент, а какая-нибудь ищейка, которой надо лишь только предать нас в лапы закона и смыться с деньгами…

– Ну да, и поэтому он даже не попытался сбежать от Шва, спокойно дал ему воткнуть себе нож в плечо! Веглао, его должны были обратить в оборотня, или вообще убить! Я бы ни за какие деньги не пошёл на такой риск, да и Рэйварго тоже вряд ли. Не думаю, что он такой уж жадный. Да и вообще, – сказал он, жестом прерывая уже готовую вновь заговорить Веглао, – он мог уже сто раз выдать нас, но не выдал.

Веглао приоткрыла рот, но ничего не сказала. Раздражённо замолчав, она вновь принялась чистить и потрошить рыбу, регулярно стряхивая чешую с ножа. Октай тем временем, тоже молча, начал ломать и складывать в горку хворостинки для костра. Бросив на лист лопуха очередную рыбу, Веглао утёрла тыльной стороной запястья пот со лба – день выдался жарким – и, не желая проигрывать битву, перебросила на фронт свежие позиции:

– Я знаю, почему он нас не выдал!

– Потому что он классный парень? – спросил Октай, подняв на неё невинные синие глаза.

– Потому что мы его подопытные кролики. Он хочет проверить на практике, правда или нет то, что написано в этой старой книге. Узнать, вылечимся ли мы, если будем действовать так, как это будто бы нужно!

– Да-а-а, – протянул Октай после паузы. – Ничего себе эксперимент. Такой интересный, а самое главное – безопасный.

– Я всего лишь говорю то же самое, что говорил он сам, – Веглао кинула на Октая воинственный взгляд. Октай сердито бросил на землю хворостинку и прерывисто вздохнул, запустив смуглые пальцы в волосы.

– Разумеется, он хочет это узнать! Мне и самому это интересно. И знаешь, я бы с удовольствием шлёпнул Кривого Когтя. Ты ведь и сама его ненавидишь! А Рэйварго готов нам в этом помочь!

– Но…

– Подожди, Веглао, дослушай меня! Если мы убьём Кривого Когтя и действительно вылечимся, значит, вылечатся и все другие, и тогда оборотней на какое-то время вовсе не останется, по крайней мере в Бернии. И если Рэйварго убедится, что в книге написана правда, какая ему будет от этого польза? Где он сможет это использовать?

– Он наверняка сможет подороже продать «Ликантропию».

– Эта книга обалденно старая и уже практически легенда, её искали восемьсот лет, зачем ей ещё какая-то реклама? Если бы Рэйварго нужно было продать её, он бы уже был в Донирете.

– Ладно, – вздохнула Веглао через несколько секунд бесплодных поисков новых аргументов, – я больше не знаю, что сказать. Можешь считать, что ты победил. И всё-таки я не могу понять: чего он добивается?

– Не знаю, – честно сказал Октай, поднимаясь на ноги, чтобы принести тлеющую головню из пещеры и разжечь огонь. – Мне кажется…

Но что ему казалось, Веглао не узнала – в этот момент из леса показался Рэйварго, и разговор пришлось быстро прекратить.

Закинув лук за спину и помахивая пучком стрел, Рэйварго подошёл к друзьям и выпалил, глядя на них:

– Мне нужно поговорить с Бирлюсом.

– Зачем? – хором спросили Веглао и Октай.

– Он может помочь нам сделать зелье, – ответ был, мягко сказать, странным. Веглао на секунду представила себе Бирлюса, вдохновенно помешивающего в котелке ложкой, зажатой в клюве, и едва сдержала саркастический смешок.

– Рэйварго, да чем он может помочь? – вскинул брови Октай.

– Зелье будет готово через тринадцать дней, – начал издалека Рэйварго, – а полнолуние у нас через два дня. Так что через неделю с небольшим после полнолуния мы сможем его попробовать. Вот только есть один момент… довольно сложный. Один из ингредиентов, который как раз надо добавить очень скоро, – это шерсть оборотня.

Ребята одновременно уставились на него.

– И что тут сложного, – с совершенно серьёзным видом пожал Октай плечами. – Подождешь, пока мы превратимся, и отрежешь по клочку у каждого, делов-то.

– Это не смешно, Октай, – мрачно сказала Веглао. – Чёрт, это нехорошо, совсем нехорошо. А что сделал этот Дропос?

– Не знаю, – пожал плечами Рэйварго. – Он не написал об этом. Но я уже всё придумал. Недалеко от этого места есть заросли терновника. В полнолуние вы побежите туда, и на иголках уж точно останется достаточно шерсти.

Веглао и Октай переглянулись, потом девушка со вздохом обратилась к Рэйварго:

– Идея неплохая, но ведь мы не владеем собой в полнолуние. И наши волки могут побежать не в терновник, а совсем в другую сторону, а мы ничего не сможем с этим сделать.

– Я знаю, – сияя, ответил Рэйварго. – Поэтому я заберусь в этот терновник, а вы почуете меня и побежите ко мне. И всё получится.

Ответом было молчание.

– Ты псих, – сказал наконец Октай.

– Тебе жить надоело? – холодно прищурилась Веглао. – Знаешь что, если бы от оборотня в полнолуние можно было убежать, мы с Октаем здесь бы не сидели. А если учесть, что наши волки уже очень давно не пробовали человеческой крови, мы тебя не просто укусим – мы тебя растерзаем.

– Вот поэтому я и хочу поговорить с Бирлюсом. Я зайду в терновник, вы на меня нападёте, я побегу к пропасти, там меня будет ждать Бирлюс, и мы улетим!

– Бирлюс не согласится, – помотал головой Октай. – Он не такой дурак, чтобы навещать нас в полнолуние. Это во-первых. Во-вторых, грифон – это тебе не домашняя собачка. Ему нельзя так просто свистнуть и позвать на помощь.

– Бирлюс и нас-то редко поднимает в воздух, – добавила Веглао, – а ты ему совершенно чужой.

– Но ведь ты как-то смогла уговорить грифонов напасть на стаю Морики?

– Грифоны были обязаны мне и Октаю, – отрезала Веглао. – Они помогли нам потому, что однажды мы помогли им. И потом, в тот раз оборотни не превращались.

– Я придумаю, как заплатить Бирлюсу, – сказал Рэйварго. Октай с сомневающимся видом покачал головой:

– Не знаю, как ты это сумеешь.

Рэйварго улыбнулся своей быстрой сдержанной улыбкой:

– Знаете, ребята, за пять лет в университете я научился одной очень важной вещи. Когда ты студент, тебе приходится приспосабливаться к преподавателям, к их требованиям, заскокам и тараканам в голове. Если бы я не умел договариваться, я бы вылетел ещё курсе на втором. А Бирлюс, конечно, умница, но вряд ли он такой же вредина, как некоторые из тех, у кого мне доводилось учиться.