Текст книги "Смерть волкам. Книга 1"

5

Машина Гвеледила на всех парах неслась в Станситри, подпрыгивая на ухабах. Руки старого механика дрожали, сжимая руль. Ригтирн, сидя на заднем сиденье, безумными глазами смотрел в бледное и неподвижное лицо Веглао, голову которой поддерживал на своих коленях. Они завернули девочку в плед, но кровь пропитала его и капала на пол машины.

– Мы уже скоро приедем, – дрожащим голосом повторял Гвеледил, хотя Ригтирн не подгонял его, он вообще ничего не говорил. Час назад Гвеледил прибежал на поляну перед домом Ригтирна с ружьём наперевес и увидел страшную картину: юноша, крича от ярости, палил из пистолета по тёмному лесу, а в скорчившемся, окровавленном человечке у его ног Гвеледил с ужасом узнал Веглао. Спустя некоторое время он пригнал свою машину и, вместе с онемевшим от горя Ригтирном затащив еле дышащую девочку в салон, покатил в больницу.

Как ни давил он на педаль своего старенького «Абордажа-74», в Станситри они прибыли только к двум часам ночи. Улицы города были пусты, оранжевые фонари кое-где не горели, но окна городской больницы были ярко освещены. Неся сестру на руках, Ригтирн вбежал во двор вслед за соседом, уже колотившим в двери.

Ригтирн не мог ничего объяснить внятно – он смог лишь сказать, что на девочку напал какой-то лесной зверь. Но это было и не нужно – никто не ждал его объяснений, дежурные пришли в ужас от вида ран Веглао и один из них помчался за ночным врачом. Девочку положили на каталку и быстро куда-то повезли. С каталки капала кровь и замирала на полу глянцевитыми монетами. Медбрат был взволнован, он не сразу протолкнул каталку в проём двери, а когда наконец ввёз её внутрь, Ригтирну не разрешили последовать за ним.

– Ждите здесь, молодой человек, обо всём скажем, – заявил доктор, отталкивая Ригтирна от двери и закрывая её перед его лицом. Ригтирн выбросил вперёд руку, чтобы рвануть дверь на себя, ворваться внутрь, но остановился. Уронив руку, он отступил на несколько шагов назад и развернулся к двери спиной.

Перед ним в конце коридора было окно. Шатаясь, как пьяный, Ригтирн подошёл к окну и, схватившись за прутья решётки обеими руками, прижался к ней лбом.

Ночь прошла, наступило утро, город зашумел, как обычно, а Ригтирн всё так же стоял у решётки, прижавшись к ней пылающим лбом. Он не видел ни побежавших к деревьям теней, ни пятен света на сухой земле. В глазах его не было ни одной слезы. Они были сухие и горячие.

Никакой надежды в нём уже не осталось. Он ничего не слышал из-за шума в голове. Дверь наконец распахнулась за его спиной, и недавно прогонявший его доктор вышел из неё, на ходу снимая перчатки.

– Молодой человек! – позвал он. Ригтирн не откликнулся, даже не шевельнулся. Доктору пришлось позвать его ещё два раза, и только на третий, когда врач уже испуганно подумал, что парень помешался, он оторвался от решётки и медленно, тяжело развернулся, не глядя доктору в глаза.

– Веглао умерла? – глухо спросил он.

– Нет, что вы, – тихо ответил доктор. – Жива ваша девочка. Она ваша дочь?

– Сестра, – прошептал Ригтирн. Его вдруг заколотила сильная дрожь, и он зашатался. Он бы упал, но доктор поспешил к нему и помог усесться на стул.

– Ну конечно, сестра. То-то я смотрю, для отца вы молодой слишком, – утешающим голосом сказал доктор. Ригтирн справился с собой и тяжело поднялся на ноги. Переведя блуждающий взгляд на доктора, он глухо спросил:

– Где она?

– В палате. Отдыхает.

– Я хочу её видеть. Я хочу её видеть сейчас.

– Подождите, сейчас вам принесут халат. Сестра, подойдите…

Пока несли халат, Ригтирн спросил:

– Она тяжело ранена?

Доктор помрачнел. Он снял очки и стал протирать их фланелевой тряпочкой, которую вынул из кармана.

– Раны теперь ей не страшны, – коротко сказал он.

– Но я же сам видел… было столько крови!

– Они зарастут очень быстро, – заявил доктор, снова водружая очки на нос. Это известие, казалось бы, должно было обрадовать Ригтирна, но вместо этого юноша страшно побледнел и вновь рухнул на стул, почти не дыша и глядя на доктора дикими, вытаращенными глазами.

– Нет! – вдруг закричал он. – Нет! Этого не может быть, не может!

Он в ярости ударил себя кулаками по коленям, потом ещё и еще и, наконец, застонав, уронил на руки голову и застыл.

– Вот ваш халат, – донеслось до него. – Идите, взгляните на неё. Она пока без сознания, но скоро должна прийти в себя.

Доктор взял его под руку. Как во сне, Ригтирн двинулся за ним в палату, совмещённую с операционной. Доведя его до нужной двери, пожилой врач остался у порога, пропуская Ригтирна внутрь.

Запах крови и спирта душной волной окатил его, едва он вошёл. Палата была почти пуста. Веглао была её единственной постоялицей.

Она лежала на кровати без сознания, её худенькое тело беззащитно вытянулось под одеялом. Волосы разметались по подушке, и одна тонкая прядка у виска стала серой, как пепел. Медленно опустился Ригтирн на стул, стоявший в изножье, и замер, глядя на её осунувшееся личико.

Губы Веглао были чуть приоткрыты. Из-под неплотно закрытых век слабо мутнели белки глаз. Ригтирну было страшно. Он не мог отделаться от мысли, что, когда Веглао откроет глаза, они окажутся не зелёными, а жёлтыми, с вертикальными зрачками, а когда улыбнётся, он увидит в её рту клыки. Наконец он чуть склонился и схватил тоненькую забинтованную ручку, лежащую на покрывале. Какая тёплая, живая рука, какая нежная кожа, пусть даже и чуть желтоватая от потери крови! Неужели перед ним лежит чудовище?!

Сердце Ригтирна задрожало, и накопившиеся слёзы хлынули в два ручья. Сотрясаясь от рыданий, он склонился над Веглао и прижался лицом к её острым коленкам. Сколько времени он провёл так, наедине со своим горем, он не знал. Через какое-то время он почувствовал, что кто-то трогает его плечо.

Ригтирн приподнял голову и увидел, что рядом с ним стоит Гвеледил. Его выцветшие глаза неподвижно смотрели на Веглао, побледневшие губы слегка шевелились. Уловив движение Ригтирна, он растерянно повернулся к нему и сдавленно проговорил:

– Вот оно что, сынок… Как же теперь быть, а?

Ригтирн не ответил.

Веглао очнулась спустя несколько минут. Некоторое время она от слабости не могла даже открыть глаза, но всё слышала. Первые же слова доктора, который зашёл в палату, сказали ей всё, и она почувствовала, как её сердце, и так бившееся еле-еле, медленно останавливается и становится ледяным. Ей стало холодно, хоть она была накрыта одеялом. Ей захотелось больше никогда не открывать глаз. Не надо было убегать. Надо было остаться на месте и дать этой твари убить себя. То, что он сделал, было хуже смерти во много раз.

Потом она всё-таки открыла глаза. Ригтирн бросился к ней, начал что-то говорить, глядя ей в лицо потерянными, испуганными глазами, глазами маленького ребёнка. Веглао слышала его голос, но не понимала слов. Она смотрела на него, но ничего не чувствовала. Всё, что она ощущала, была пустота. Куда смотрит её брат? К кому он обращается? Она мертва, её больше нет, она – оборотень.

Ригтирн отнёс её на руках в машину Гвеледила. По пути она прижалась к нему и закрыла глаза, но перед этим успела увидеть, что во дворе больницы собралась небольшая толпа – по городу уже поползли слухи о том, что этой ночью в Станситри привезли оборотня.

Когда они ехали домой, в машине Ригтирн укутал её своей курткой.

– Тебе не холодно? – заботливо спросил он. На улице ударил ранний заморозок, и трава покрылась изморозью, а Веглао была в изорванном платье и босиком.

Она поглядела на него снизу вверх, молча помотала головой и снова уткнулась щекой ему в грудь.

Гвеледил подвёз их к самому крыльцу. Ригтирн вышел первым и быстро поднялся по лестнице, чтобы открыть дверь. Всё это время Гвеледил сидел молча, глядя в окно и шевеля волосатыми большими пальцами рук, лежащих на руле. Веглао тоже молчала. Она не отрываясь глядела на лужайку, на которую выходила тропка из леса. Участок травы на этой лужайке был чёрным от крови.

Открыв дверь, Ригтирн быстро спустился по лестнице и открыл дверь машины.

– Спасибо вам, дядя Гвеледил, – сказал он, всунув в салон голову и плечи. – Не знаю, что бы мы без вас делали.

– Не стоит, Ригтирн, – сухо ответил Гвеледил, поворачивая к нему голову. – Отдыхайте. Если что-нибудь понадобится, обращайтесь ко мне.

– Ещё раз спасибо. Пойдём, Веглао.

Он поднял девочку на руки и занёс её домой. Там он поставил её на пол и отправился на кухню, чтобы растопить печку. Веглао осталась стоять в прихожей, держась одной рукой за стену и по-прежнему кутаясь в куртку брата. Весь пол в комнате был заляпан кровью, одна затвердевшая от крови туфелька валялась у плинтуса, и Веглао никак не могла вспомнить, где она потеряла вторую – в лесу или на лужайке, а может быть, даже в больнице.

Ригтирн затопил печку и вышел в прихожую. Увидев, что Веглао всё ещё стоит, держась за стену, он подошёл и положил ладонь ей на голову:

– Веглао, может, хочешь выкупаться? Я согрею воды.

Девочка, будто очнувшись, подняла голову.

– Да нет, – проговорила она, – мне что-то не хочется.

– Ну ладно, – с фальшивой бодростью в голосе заговорил Ригтирн. – Знаешь, я сегодня не пойду на работу. Давай попьём чаю? Ты голодная?

– Ригтирн… Надо, наверное, снять бинты.

– Уже сейчас? – растерялся Ригтирн. Бодрость в его голосе ещё раз встрепенулась, но тут же погасла, как свечка. Он судорожно вздохнул и крепко прижал Веглао к себе.

– За что нам всё это? – прорычал он, глядя ненавидящими глазами в стену. – Сначала мама, потом ребята, потом отец!.. Теперь вот ты!.. Ну почему, почему?!

Веглао молча стояла, прижавшись к нему, но не обнимая его, а потом высказала мысль, которая крутилась в её голове уже несколько часов:

– Лучше бы я умерла.

Ригтирн вздрогнул. Схватив Веглао за плечи, он поднял её лицо наверх и посмотрел её в глаза испуганным и возмущённым взглядом:

– Вот ещё! Не говори так никогда, слышишь?! Так нельзя говорить!

– Ещё как можно! – Веглао оттолкнула его от себя. – Лучше бы я умерла! Лучше бы умерла! Лучше бы умерла!

Она повернулась к стене и сжала зубы. Глаза крепко зажмурила и прижала к ним кулаки. Она подумала, что сейчас расплачется, но этого не случилось.

Ригтирн мягко взял её за плечи и повёл наверх, в её комнату. Там он уложил её на кровать, сам снял с неё изорванное платье и помог надеть майку и домашнюю юбку. Прямо в одежде он лёг рядом с ней в кровать, укрылся вместе с ней одеялом и крепко её обнял. Веглао обхватила его руками и прижалась лицом к его плечу, и они лежали так очень долго, не говоря ни слова. Вскоре на улице начался дождь, небо проливало холодные осенние слёзы, но брат и сестра не плакали. Только тогда Веглао вспомнила, что тогда, на похоронах Нерса и Луи, и уже потом, у постели отца, Ригтирн тоже не плакал. То, что случилось с ними тогда, и то, что случилось сейчас, было настолько серьёзным и ужасным, что плакать просто не было сил.

6

Тальнар пробрался в стойбище через пару часов после рассвета. Некоторое время назад он промыл свои раны водой из ручья и перевязал их тряпками, которые оборотни таскали с собой именно для этой цели. Первое полнолуние для всех оборотней – самое тяжёлое, нередко они просто не выживают. Тальнар выжил, и теперь не знал, повезло ему или нет. Он совершенно обессилел, с трудом мог передвигать ноги, но физическое его состояние не шло ни в какое сравнение с моральным. Он был в шоке. К самому себе он испытывал ужас и отвращение. Он укусил человека. Он укусил девочку тринадцати лет, которая кричала от боли и вырывалась. Он укусил Веглао.

Тальнар смутно помнил, как это было. Он знал, что не хотел этого. Когда он – нет, уже не он – мчался вслед за убегавшей девочкой, какая-то часть его сознания вопила от ужаса, пыталась сдержать чудовищную ярость, загнать её обратно в потаённый уголок сердца. Но его сознание было абсолютно бессильно: он ничего не мог сделать, он мог только смотреть. И то, на что он смотрел, было ужасно. Тальнар не мог поверить, что это его руки – ободранные, в болячках, со въевшейся в кожу грязью, но всё ещё изящные, – его руки были теми когтистыми лапами, которые мучали отчаянно кричавшую девочку. Он хорошо запомнил, какова была на вкус её кровь – он несколько раз прополоскал рот водой, такой холодной, что отдавалась болью в корнях зубов, но так и не смог отделаться от этого вкуса.

Оборотни отдыхали в шалашах или лежали на траве под небом, наслаждаясь последним теплом. Кое-кто из них повернул голову, глядя на Тальнара, большинство же не обратили на него внимания. Спотыкаясь от усталости, юноша направился к своему шалашу, но он не успел там скрыться – откинув полог своего шатра из шкур, на поляну выступил Кривой Коготь. Он повернулся к Тальнару – тот сжался, инстинктивно втянув голову в плечи. Он ненавидел этого оборотня всей душой, и наверняка уже давно бросился бы на него и попытался задушить, даже если бы это стоило ему жизни, но ненависть была гораздо слабее того огромного ужаса, который Кривой Коготь внушал ему – да и не только ему. Почему-то его не покидало странное ощущение, что Кривой Коготь чувствует чужой страх. Вот и сейчас, едва увидев Тальнара, Кривой Коготь посмотрел на него с таким выражением лица, что сразу становилось ясно: он прекрасно понимает, что творится в душе молодого оборотня.

Тальнар быстро взглянул на его лицо, но не в его глаза, и поспешно развернулся, собираясь уйти – куда, неважно, лишь бы подальше от этих серебристых глаз. Но он не успел сделать ни единого шага – за его спиной раздались тяжёлые неторопливые шаги, и Тальнар словно прирос к месту.

– Как прошло полнолуние, Тальнар? – вкрадчиво спросил вожак, подойдя к юноше поближе. – Я всё думал: выживешь ты или нет? Что с плечом?

Тальнар инстинктивно схватился за простреленное плечо.

– Это… это я сам. Было больно, и… – Он не успел договорить и вскрикнул от боли – Кривой Коготь резко развернул его к себе и начал срывать повязку с плеча, царапая рану ногтями. Содрав полоску ткани и отбросив её в сторону, он взглянул на Тальнара со злобой:

– Сам? Щенок! Думаешь, я не отличу царапину или укус от пистолетной пули? – С этими словами он сорвал с раны уже образовавшийся струп, перехватил окровавленной рукой Тальнара за волосы и, развернув его, ударил его грудью о ствол растущего рядом дерева. Тальнар глухо вздохнул от боли. Кривой Коготь бросил его на землю.

– Чёртов лгун!.. Ты помнишь, что я тебе говорил сделать?

– Да, – простонал Тальнар, зажимая ладонью рану, вновь засочившуюся кровью.

– Ты это сделал?

– Н… нет, – прошептал Тальнар.

– Не слышу! – Кривой Коготь приподнял ногу и опустил тяжёлый сапог на шею Тальнара. Тот захрипел от боли и ужаса.

– Д-да, да! Я всё сделал… отпусти… – простонал он, хватаясь обеими ладонями за сапог оборотня. Тот продолжал с садистским удовольствием вдавливать подкованную железом подошву в шею Тальнара.

– Что-что ты сделал? – мурлыкающим голосом переспросил он. Тальнар беспомощно разевал рот, из его горла вырвался какой-то жалкий полузадушенный писк. Коготь слегка ослабил давление, и Тальнар выдохнул:

– Я укусил… укусил девочку… ей тринадцать лет… не надо больше, не надо!

– Одну девчонку? – переспросил Кривой Коготь, надавливая сапогом на шею Тальнара и слегка поворачивая им. – Я же сказал, чтоб ты укусил побольше народу. Забыл, что я делаю с теми, кто меня не слушает? Хочешь вспомнить?

– Я не мог! Да отпусти же ты! – боль привела Тальнара в ярость, в этот момент он ненавидел Кривого Когтя сильнее, чем когда либо. Он яростно пнул его снизу вверх в ногу, едва не попав в пах. Кривой Коготь убрал ногу с его горла, и молодой оборотень жадно вдохнул воздух. А в следующую секунду Кривой Коготь пнул его в бок.

– Ты у меня отучишься замахиваться на вождя, – всё ещё спокойно сказал он. – Почему не выполнил задание?

– Потому что в меня стреляли! – ответил Тальнар, глядя ненавидящими, полными слёз глазами, на травинки перед своим лицом. Здесь трава была зелёная. Там, у дома Веглао, она была красной. – В меня стреляли, и я убежал в лес, вот и всё.

– Кто стрелял?

– Её… её брат. Он увидел меня.

– Что ж, – даже не видя Кривого Когтя, Тальнар понял, что тот улыбается, – это всё меняет.

Тальнар тяжело встал на колени, держась рукой за дерево. Он поднял голову и посмотрел на Кривого Когтя.

– Что меняет? – пролепетал он.

– Ты трус, – холодно ответил Коготь, – но ты наш трус. Этот парень стрелял в волка из моей стаи, так что он должен за это заплатить. Завтра ты проведёшь меня к нему. Заодно и девочку заберём.

Тальнар почувствовал, как у него пересохло в горле. В первую секунду он не смог ничего сказать. Лицо его мгновенно посерело. Из горла вырвался судорожный вздох.

– Что не так? – издевательски приподнял брови Кривой Коготь

– Нет, мой вождь, прошу вас! – воскликнул Тальнар. – Не надо туда ходить! Она умерла, умерла! Я убил её, она истекла кровью! Я сам видел!

– Как ты видел, если тебя подстрелили и ты убежал в лес?

– Я, я… порвал ей горло! Она не могла выжить!

– Горло? – переспросил Кривой Коготь. – Да, это сделать хочется в первую очередь… Ладно, вставай.

Тальнар поднялся на ноги. В голове у него шумело. Он мог думать только об одном – если Веглао всё ещё жива, Кривой Коготь не должен добраться до неё. Вожак оборотней удалялся своей вальяжной походкой, его рыжие волосы шевелились на ветру. Тальнар посмотрел ему вслед и помотал головой.

«Ты её не тронешь, гад, – подумал он, – никогда не тронешь».

7

Ещё никогда Веглао не тянула так с походом в школу. Она нарочно выбрала самый длинный путь – вдоль ручья, мимо Круглого озера, которое было ужасно грязным от того, что в него стекали отходы с трёх расположенных рядом ферм, но всё же некоторые отчаянные головы осмеливались там купаться. Потом она прошлась по улицам, пачкая ботинки в серой грязи, и собаки во дворах захлёбывались яростным испуганным лаем, а люди торопливо отворачивались и задёргивали занавески.

В конце концов она опоздала на урок. Когда она вошла в школу, уже было тихо. Пожилая вахтёрша дремала, откинув голову на спинку глубокого вытертого кресла, в котором сидела. Когда Веглао тихо прошла мимо неё, то почувствовала запах какого-то лекарства.

Тихо, почти на цыпочках, и медленно, она пошла по коридору. Двери классов были закрыты, за ними раздавались голоса:

– А теперь посмотрим сюда…

– Двухкамерное сердце есть у земноводных, таких как…

– Забирайте ваши работы, и чтобы на следующей контрольной…

Вот и её класс. Оттуда доносил Встав перед дверью, Веглао вытянула вперёд руку, собираясь постучать, но не решилась. Ей не хотелось заходить в класс. Ещё два раза она поднимала руку и снова опускала её. Наконец, решившись, быстро постучала по двери и, сжав зубы и опустив голову, точно ожидая удара, опустила руки.

Обычно ученики сразу после того, как стучали, распахивали дверь и, засунув голову внутрь, выдыхали на одной ноте: «Здравствуйте-извините-пожалуйста-можно-войти-в-класс». Но Веглао на это решимости уже не хватило.

За дверью стало тихо. Потом послышались шаги, и дверь открылась.

Учительница посмотрела на Веглао сверху вниз.

– А, вернулась, – сказала она без всякого намёка на тепло в голосе. – Ну, заходи.

Опустив голову и не глядя ни на кого, Веглао вошла в класс и остановилась перед доской. Учительница закрыла за ней дверь.

– Ну, садись же, – нетерпеливо сказала она. По-прежнему глядя лишь в пол, Веглао медленно развернулась и пошла к своей парте. В её классе было одиннадцать человек – необычно большое количество для деревенской школы, но сюда ходили и дети из двух соседних посёлков – и надо же было случиться так, чтоб сегодня все были в сборе. Никто не писал, никто не смотрел в учебник, никто ничего не говорил. Веглао не видела их глаз, но понимала, что все смотрят на неё. Все взгляды были одинаковые: чуточку испуганные, чуточку разозлённые, и все без исключения – отчуждённые. Ей здесь были не рады.

В зловещем, звенящем молчании она прошла за свою парту (соседка по парте села сегодня в другом конце класса) и скользнула на стул. Голова начала слегка кружиться. Медленно Веглао вытащила тетрадку и карандаш.

Кашлянув, учительница начала диктовать что-то. Веглао бездумно записывала, совершенно не вникая в то, что выводила своей рукой. Она даже не заметила, что пишет предложения под диктовку в тетради по математике. В классе начали раздаваться шепотки, ребята кивали в сторону Веглао, кидали на неё злые взгляды. Она почти ничего не видела, но буквально чувствовала их злобу. Щёки горели. Пальцы мелко дрожали, и карандаш соскальзывал со строчек. Как жаль, что в школе нельзя ходить с распущенными волосами! Она сейчас скрыла бы ими лицо.

– Можно попить? – вскинул вдруг руку плотный рыжеватый мальчишка, сын кузнеца, слывший слегка туповатым.

В классе у них позади всех парт стоял небольшой столик, а на нём – кувшин с водой и стаканы.

– Конечно, попей, – разрешила учительница, на секунду подняв на него глаза от книжки. Кто-то из мальчиков начал быстро шептать что-то в красное оттопыренное ухо своего соседа по парте. Оба обернулись к Веглао и одновременно прыснули от смеха. Учительница стрельнула глазами в их сторону, но ничего не сказала. Веглао почувствовала, что краснеет ещё сильнее, и в очередной раз пожалела, что вообще вышла из дому.

Тем временем сын кузнеца встал и вразвалку подошёл к стоявшему позади всех парт столику с наполненным водой кувшином и несколькими стаканами. Налив воды в стакан, он поднёс его к губам и плюнул в него. А потом, развернувшись, со всего размаху швырнул стакан в спину Веглао, злобно крикнув:

– Получай, зверюга!

Каким-то чудом она успела пригнуть голову, и стакан вдребезги разбился о парту. По дереву растеклась лужа.

В классе снова воцарилось молчание. На этот раз – выжидательное. Учительница не находила слов и только хватала ртом воздух, как полураздавленная лягушка. Одноклассники ждали, что сделает Веглао. И она сделала то, чего они добивались, хотя краешком сознания осознавала, что поступает неправильно. Но сейчас ей было так паршиво, так ужасно, что она молча поднялась на ноги и не глядя сунула в сумку подмокшую тетрадку. Карандаш покатился по парте и упал на пол, и Веглао не стала его подбирать. Она просто быстро вышла из класса.

По коридору она вначале шла, а потом бросилась бежать. Её топот разбудил вахтёршу, и, встрепенувшись, она завертела головой.

– Чего это ты? – мужским голосом спросила старуха, оторопело глядя на Веглао, но девочка, всхлипывая, уже выбежала за дверь.

Она опрометью пронеслась по всей деревне, зажимая себе рот, чтобы не разрыдаться в голос, но слёзы всё равно брызгали из её глаз. Заляпав грязью подол юбки и чулки до колен, она домчалась до дома и, простучав по ступеням крыльца ботинками, влетела внутрь.

Больше уже она никогда не ходила в школу. Вместо этого она почти всегда сидела дома – главным образом из-за того, что погода стояла по большей части отвратительная, – или же бродила по окрестностям, не заходя в деревню. Таким образом у неё образовалось очень много времени для размышлений о том, что с ней случилось и что будет дальше.

Пять лет назад жизнь Веглао очень изменилась, и совсем не в лучшую сторону. Тогда ей казалось, что теперь уже ничего не будет так, как прежде. Но всё-таки она ошибалась. Даже потеряв почти всю свою семью, она оставалась человеком, обычной девочкой, которая ходила в школу, могла завести друзей и, в отдалённой перспективе, выйти замуж и в конце концов умереть в окружении детей и внуков. Сейчас двери школы были для неё закрыты, друзья потеряны, а будущее представлялось таким же тёмным, страшным и залитым кровью, как та ночь, в которую она стала оборотнем.

Оборотни… Нелюди, наполовину звери, страшные и безжалостные. Такими они были в страшилках, которые рассказываются возле костра в ночном поле или в детской комнате, когда все старшие легли спать. В детстве Веглао любила их слушать, и вот уж не думала, что однажды страшная история произойдёт с ней самой.

Когда-то, когда она была ещё маленькой, её страшно интересовало, каким образом появляются на свет дети. Точнее, даже не само рождение, а то, каково это – носить ребёночка в своей утробе. И Веглао постоянно изводила маму вопросами об этом. Мама, выносившая пятерых детей, терпеливо каждый раз говорила: «Это всё начинается одинаково: ты чувствуешь, что вот тут, – она клала руку на живот, – прямо под сердцем, что-то живое свернулось, как маленькая улиточка». На ум Веглао эти рассказы об «улиточке» производили потрясающее впечатление. Часто после таких разговоров она, ложась спать, клала руку себе на живот и замирала, задерживая дыхание, стараясь почувствовать: а может, в ней уже это есть?

Теперь она понимала, о чём мама говорила, но в её собственном случае всё было как-то дьявольски обезображено. Маленькое существо свернулось не под сердцем, а прямо в нём, как злобный хищный червяк-паразит, и вызывало не счастливые мысли, а страх и ненависть. Это существо представлялось Веглао волком в миниатюре, чем-то чужим, не принадлежащим её телу, даже созданным из другого вещества, нежели она сама. И это существо ненавидело её, только и ждало своего часа, чтобы проснуться, вырасти и заполнить её целиком, а тогда… что произойдёт тогда?

Так или иначе, только теперь её тело уже не принадлежало ей; говоря точнее, теперь оно принадлежало не только ей, и надо было мириться с этим, надо было как-то с этим жить.

Веглао понимала это так: словно в большом доме, принадлежащем ей одной, есть маленькая и всегда запертая комната, в которой сидит зверь. Веглао может гулять по всему дому, заходить в каждую комнату, брать вещи и перекладывать их с места на место, но к этой комнатке даже приближаться страшно. Раз в месяц чудовище становится настолько сильным, что просто-напросто вышибает дверь, и вот тогда дом полностью переходит в его власть, а ей остаётся только спрятаться где-нибудь и переждать.

И с каждым днём глухое рычание за этой дверью становится всё громче. И с каждым днём дверь вздрагивает всё чаще…

Что будет, когда наступит полнолуние? Интересно, превращаться больно? А если больно, то насколько? А что, если она умрёт в ту ночь, или убьёт кого-нибудь? Вопросов было слишком много, а ответов – ни одного, и узнать их было негде. Но больше всего Веглао хотела узнать о том, кто её укусил. Ещё не зная его, она испытывала к нему ужас и ненависть. За что так с ней? Что она ему сделала?

Быстро догадавшись, что превращение в оборотня не делает твоё человеческое тело сильнее, Веглао решила, что в человеческом облике её губитель вряд ли так уж страшен. Поэтому она не боялась встречи с ним так сильно, как Тальнар – напротив, ей даже немного хотелось его встретить, просто чтобы узнать, кто он, кого она может ненавидеть, кому она может отомстить.

И однажды это желание исполнилось.

Как-то утром в выходной день Веглао сидела у себя в комнате, а Ригтирн был внизу. Он как раз поставил на плиту чайник и уже хотел позвать сестру, чтобы она помогла ему готовить завтрак. В это время в дверь постучали, и Ригтирн направился в сени, чтобы открыть дверь. На пороге стоял Тальнар. Он был необычно бледен и выглядел очень взволнованным. Увидев Ригтирна, он инстинктивно подался назад, а на его лице появилось и быстро исчезло выражение странного стыда.

– Тальнар? – удивлённо спросил Ригтирн, приподняв брови. – Не ожидал тебя видеть. Ты зачем пришёл?

Тальнар быстро обернулся, посмотрел на лес, а потом, повернувшись к Ригтирн, тихо сказал:

– Мне надо поговорить с…

– Ох, чёрт! – вырвалось у Ригтирна: за его спиной в кухне раздалось шипение – чайник закипел, и вода пролилась из-под крышки на горячую плиту. – Подожди секунду! Я сейчас, – и он скрылся в доме.

Когда Ригтирн вернулся, то увидел, что Тальнар, прислоняясь спиной к стене, дрожащими пальцами пытается зажечь спичку.

– Ты что, куришь? – поинтересовался Ригтирн. – И давно?

– Почти месяц, – тихо проговорил Тальнар. Спичка в его руках треснула и сломалась. Он уронил её на пол, посмотрев на зажатые в руке коробок и папиросу и, как будто не понимая, что это, медленно убрал их в карман.

Ригтирн только сейчас заметил, как Тальнар изменился. Глаза его покраснели, а лицо осунулось и стало сероватым, болезненным. Он казался много старше, чем был месяц назад. Его одежда была очень грязной, в некоторых местах ткань была порвана и неуклюже зашита. Белокурые волосы спутались, ногти на руках почернели от грязи. Он выглядел так, как будто несколько недель жил в лесу. Хмурое, ненавидящее подозрение стало закрадываться в душу Ригтирна.

– Что с тобой? – медленно спросил он. – Ты уже знаешь про Веглао?

– Да, знаю, – столько было муки в его голосе, что Ригтирну стало страшно.

– Ригтирн, – дрожащим голосом произнёс Тальнар, не глядя на него. – Ригтирн, я… Я должен тебе кое-что сказать. Насчёт Веглао.

– Что?

Тальнар замолчал, и вдруг его лицо странно надломилось – по-другому и не скажешь. Он прижал сжатый кулак ко лбу и глухо заплакал почти без слёз.

– Так это ты, – страшным тихим голосом произнёс Ригтирн.

Не глядя на него и не преставая рыдать, Тальнар несколько раз кивнул.

– Мерзавец, – помертвелыми губами проговорил Ригтирн. – Подонок! Что ты наделал?!

– Мне жаль… – Тальнар задохнулся, не успев окончить фразы: Ригтирн резко развернул его к себе и ударил по лицу кулаком. Он ударял его снова и снова, с каждым ударом из его груди вырывалось короткое рычание, похожее на рычание зверя, увидевшего своего мёртвого детёныша. Голова Тальнара моталась из стороны в сторону, и перед его глазами мелькало то серенькое, печальное небо, то тёмная от сырости стена дома, то перекошенное от гнева и горя лицо Ригтирна. Тальнар не пытался сопротивляться. Ещё один удар отбросил его назад, спиной на перильца, а следующий сбил с ног. Тальнар упал тяжело и больно.

– Бей… Так мне и надо.

Ригтирн молчал и не двигался, тяжело дыша. Наконец он всхлипнул и привалился спиной к стене, закрыв лицо руками. Страшно было смотреть на этого большого и сильного человека, раздавленного своим горем.

С трудом Тальнар поднялся на ноги и ухватился за стену дома.

– Ригтирн, – жалобно позвал он.

– Проваливай, – отозвался Ригтирн. Голос его звучал глухо из-за того, что он закрывал лицо ладонями.

– Ригтирн, мне правда… правда нужно рассказать кое-что.

В этот момент дверь открылась, и на крыльцо вышла Веглао. Она испуганно посмотрела сначала на брата, потом её взгляд упал на Тальнара. Их глаза встретились, и тут Веглао всё поняла. Побледнев, она отступила назад, и брат, отняв руки от лица, крепко обнял её за плечи, будто защищая.

Тальнар хотел просить у неё прощения, хотел рассказать обо всём, что с ним случилось, как его мучили и запугивали, но вместо этого только сказал: