Текст книги "Два лица Пьеро"

– Такая булка с брынзой.

– Понятно, ты хочешь уморить меня этой брынзой. Мика, давай соображай, как дальше жить будем? Что делать? Может, все-таки отнесешь мои серьги в скупку?

– Не знаю… Вернее, знаю, кто может купить, но много не дадут.

– Не важно. Мне сейчас нужны хоть какие-то деньги, чтобы продержаться до того времени, как найду отель.

Мика пожала плечами.

– Ладно, давай свои обицы.

7

Оставив свою «рускиню» дома, Мика отправилась в одну знакомую ей «заложенну къщу», своеобразный маленький ломбард, куда в свое время носила и свои какие-то скромные украшения, и однажды обнаруженные после вечерней смены в ресторане на полу мужские часы (они оказались золотые, и приемщик дал ей за них целых двести левов!), и даже старый ноутбук, за который она выручила, смешно сказать, всего восемьдесят левов.

Красивый молодой парень, от которого пахло сладкими, чуть ли не женскими духами, скучал за прилавком. Увидев Мику, вздохнул – неинтересно, неденежно, скучно.

– Привет, Хасан. Вот, меня попросили продать. Говорят, белое золото. Платина.

Хасан посмотрел на Мику как-то странно.

– Ты давно без работы?

– Давно, а что?

– Не ожидал я от тебя такого.

– В смысле? – Кровь ударила ей в голову, она поняла, на что он намекает.

– Хасан, ты дурак, что ли? – По-болгарски это звучало довольно грубо, – Говорю же, меня попросили продать. Одна русская.

– А что же она сама не пришла? Туристка?

– Ну да. А почему это тебя так интересует?

– Да потому что это краденое, и у меня будут проблемы.

– Да ничего я не крала! Давай сюда обратно серьги!

– Никакое это не белое золото, это серебро, и, если не хочешь, чтобы я вызвал полицию или сказал кому следует о том, что ты пошла по кривой дорожке, забирай двадцать левов за серьги и уходи. Слышишь?

– Да это я позвоню Милену и расскажу, как ты меня тут оскорбил и обокрал…

– Я не знаю, о каком Милене ты говоришь, вернее, ты всякий раз грозишься каким-то знакомым полицейским, но я так думаю, что ты его просто придумала! Ну так что, берешь свои двадцать левов или я звоню в полицию?

– Отдай серьги! – Она выхватила сережки и бросилась к дверям. А так хотелось вернуться и ударить этого противного и алчного Хасана. С чего это он взял, что серьги краденые? Что в них такого? Все-таки наверняка платина с бриллиантами… Все, больше она никуда их не понесет. Пусть Женя сама ходит с ними.

Мике почему-то захотелось плакать. Но вместо этого она купила пачку «Карелии» уселась в сквере на скамейку и с наслаждением затянулась сигареткой.

Зачем Женя ищет отель? Странно как-то все это. Ни названия не знает, ни адреса. Что она там забыла? Может, у нее там встреча? Предположим, была здесь, в Варне, в прошлом году, познакомилась с парнем, потом они расстались, после помирились и договорились встретиться снова в том же отеле. Да только она ни названия не запомнила, ни адреса… Хотя название улицы она, может, и не вспомнит, но хотя бы где, в каком районе отель? Если в центре, то Милен ей скажет, он всю Варну знает.

Думая о предстоящей встрече с молодым полицейским, Мика волновалась. Он был красивым и добрым парнем, да только глубоко и прочно женатым. Заглядывал иногда к Мике в ее квартирку, мог задержаться на пару часов. Всегда приносил то мороженое, то конфеты. Уходя, всегда целовал ее в нос, как ребенка. Для таких вот редких свиданий у Мики в сумочке всегда была припасена пачка презервативов. Сегодня они явно не понадобятся. Да уж, и что делать с этой Женей? Как ей помочь?

Докурив, она поднялась со скамейки, перешла через дорогу, зашла в магазин и купила хлеб и две маленькие банички с брынзой.

Она никак не могла для себя решить, радоваться ей появлению в ее жизни (и квартире) русской или огорчаться. Кормить-то ее нечем. Да и ток скоро отключат за неуплату, что они тогда будут делать? Сидеть вечерами при свечах?

Так не хотелось возвращаться в больницу, где она все холодное время года работала уборщицей. Да, там никому нет дела до твоих больных и слабых рук, мой себе полы шваброй, и все. Никаких проблем. Утром она выпивала чашку кофе с сахаром, на обед забегала в соседнее кафе, где покупала себе горячий куриный суп с хлебом и чай, а вечером ужинала у себя дома подогретыми котлетами или брынзой. Комната небольшая, электрический камин хорошо прогревал комнату, да и одеяло было турецкое, набитое овечьей шерстью, теплое. Правда, счета за электричество всегда приходили большие, почти вся зарплата и уходила. А как она, скучая в больничных стенах, мечтала о весне и лете, когда она устроится официанткой поближе к морю, как окунется в мир праздных и ленивых туристов, как станет экономить, принося ночью домой полные контейнеры вкусной еды, как накопит денег, чтобы купить себе новые джинсы и куртку.

Она и не заметила, как вернулась домой, легко взлетела по лестнице, открыла дверь и испытала почему-то радость, увидев крепко спящую на кушетке под пледом Женю. Стараясь не шуметь, она выложила из пакета хлеб с баничками, села возле открытого окна, выходящего на террасу, с сигареткой и закурила. Надо бы бросить курить, столько денег уходит на курево. Лучше на эти деньги покупать молоко или фрукты. Или вообще откладывать, чтобы накопить хотя бы на серебряную цепочку.

Мика сунула руку в кармашек джинсов, где лежали сережки, чтобы еще раз спокойно рассмотреть их. Но сережек не было. Ни в одном кармане. Она их потеряла. Вот просто взяла и потеряла. Выронила. Может, в сквере, когда доставала из кармана зажигалку с сигаретами. Или в магазине, когда расплачивалась мелочью за хлеб. Маленькие и легкие, она зацепились за что-то и выпали. Платина с бриллиантами.

Как она докажет теперь, что она не украла их?! Сначала деньги с карточками, теперь вот серьги.

Она посмотрела на Женю. Хотела разбудить, чтобы рассказать о пропаже драгоценностей, но передумала. Пусть поспит еще, пусть пока не знает.

И Мика тихо заплакала.

8

– Не плачь, что-нибудь придумаем.

Вот так она сказала, когда услышала о пропаже серег. И это в ее-то положении! Ни накричала на нее, ни в чем не упрекнула и не обозвала воровкой, как Хасан.

Придумаем. Милен, хоть уже и стемнело, так и не пришел. Оно и понятно, курортный сезон начался, работы полно, да и семья у него.

Вот что тут можно придумать?

– Дай и мне сигаретку, что ли, – попросила Женя. – Хочу выйти на твой балкон или террасу… Сколько цветов!

Она вышла и села на маленький мягкий стул, едва уместившийся между горшками с цветами. Рядом на крохотном столике стояла пепельница. Вся зелень, окружавшая странное строение, которое Мика называла своим домом, сейчас, когда на город опустился вечер, стала блестящей, изумрудной, подсвеченная электрическим светом, льющимся из окон расположенного в паре шагов от террасы огромного, похожего на рождественский торт с клубничным кремом, многоэтажного дома. Женя, как-то сразу вспомнив, как надо курить, и с наслаждением затягиваясь сладким дымом незнакомых ей сигарет, начала всматриваться в окна. Вот где протекала настоящая, яркая и полноценная жизнь. Люди перемещались из комнаты в комнату, разговаривали, ели и пили, курили, кричали, смеялись, обнимались, слушали музыку, смотрели телевизор…

– Мика, ты где? Я есть хочу!

Мика мгновенно оказалась у нее за спиной. Места для второго стула на террасе уже не было.

– Хлеб могу предложить, баницу, кофе или билковый чай.

– Какой чай?

– Билковый, травяной.

– Наркотик, что ли? – Жене лень было даже поворачивать голову.

– Нет, мятный или каркаде.

– А… понятно. Не так я представляла себе вечер в Варне. Думала, сниму номер люкс в отеле, вечером поужинаю в хорошем ресторане. Это же надо – ограбили! В первый день. Среди бела дня!

– Вообще-то у нас тут спокойно, вот первый раз такое вижу…

– Будем считать, что мне крупно повезло. А кто та девушка в окне? – Женя внимательно разглядывала расположенные напротив окна. – Мечется из комнаты в комнату. То сидела перед зеркалом в спальне, красилась-мазалась, потом нарядилась и вот ходит теперь, как тигрица по клетке.

– Ее зовут Соня. Если вкратце – ей с мужчинами не везет. Фатально. Она для них все, а они попользуются ею и бросают. У нее денег много, и они тянут с нее. Она часто меняет кавалеров. И все красавчики такие. Вот каждый вечер кого-нибудь ждет, чтобы отправиться с ним в ресторан, и боится, что он не придет. Но кто же откажется поесть за чужой счет? Приходит, сначала они идут в спальню, ну а потом… Потом уже она подправляет макияж, и они уходят. Возвращаются вместе, и мне все-все слышно, что происходит в спальне… Это просто концерт… А утром часто слышу, как она ругается, она вообще очень эмоциональная, кричит, говорит, что тебя, мол, интересуют только мои деньги… Думаю, она все-таки дура. Сама же тратит на них, и упрекает. Так не трать! Найди себе мужчину с положением, состоятельного…

– А чем она занимается?

– У нее бюро переводов.

– Молодец. А я вот ничего не умею. Ну просто совсем.

И тут, как по сценарию, рассказанному Микой, на террасе противоположного дома появился мужчина с зажженной сигаретой.

Женщина, Соня, выглянув к нему, что-то спросила, Женя не поняла.

– Она спросила, может, он хочет, чтобы она приготовила ужин, и тогда они останутся дома, – перевела Мика.

– Если есть Бог на свете, – неожиданно для Мики сказала Женя, – то они пойдут в ресторан.

– В смысле?

События развивались стремительно, как на сцене: целующаяся парочка задержалась на балконе, затем любовники скрылись в глубине квартиры, и Женя услышала вполне себе характерные звуки, доносящиеся из спальни девушки по имени Соня.

– Да у тебя тут прямо театр! Развлекалово! – засмеялась она. – Интересненько живешь! А еще кто-нибудь в этом твоем доме живет, кому посчастливилось наблюдать это реалити-шоу?

– Два студента снимают комнаты, но они уехали в Грецию.

– Думаю, им тоже здесь не скучно, а?

– Что поделать? Я же не нарочно… Просто так вот все… близко…

– Ты, наверное, про многих здесь все знаешь, а?

– Да, разные истории происходят… Вон там, видишь, мужчина с женщиной сидят за столом, и телевизор во всю стену. Там русская одна живет, Валентиной зовут…

– Уходят, – Женя перешла на шепот, – Тсс… Потом расскажешь.

Соня с приятелем вышли из квартиры. Свет погас.

– Мика, ты оставайся здесь, а я сейчас…

Женя открыла дверь и спустилась по лестнице вниз в темноту, Мика услышала, как зашелестели кусты сирени.

– Ты знаешь, что здесь, прямо под тобой, старый сад? Яблоня… – услышала она уже откуда-то снизу.

– Да, знаю, и что?

– Осенью яблоки будешь собирать, варенье варить.

Мика глазам своим не поверила, когда увидела, как Женя забирается на яблоню и, балансируя на длинной ветке, соприкасающейся с перилами террасы Сониной квартиры, двигается прямо туда. Все, добралась, спрыгнула, открыла балконную дверь и скрылась в темноте квартиры.

Мика от страха замерла, вглядываясь в окна. Вдруг загорелся огонек. Зажигалка! Женя освещала себе путь, уверенно перемещаясь по чужой квартире, зажигалкой из коллекции Мики. Через несколько минут Женя вернулась.

– У нее в спальне на туалетном столике шкатулка с украшениями, и там же – полно денег… я взяла несколько купюр, правда, не разобрала, сколько и какие…

– Женя… ты украла у Сони деньги?

– Не украла, а одолжила. Я не вор. Просто попала в трудное положение, из которого надо как-то выкарабкиваться, поняла? Не смотри на меня как на уголовницу. Я не бандитка. Я – добропорядочная и законопослушная мать двоих маленьких детей, понятно? И приехала сюда, чтобы позаботиться об их будущем, вот так. И этот отель, что я ищу – мой. Мне подарил его мой муж, который неделю тому назад умер. Потом подробно расскажу, а сейчас просто объяснила тебе, что я не мошенница и не воровка. Ты же тоже не воровка? И я тебе, между прочим, поверила, хотя уже два раза могла бы сдать в полицию. Ну, отвечай, ты воровка?

– Нет…

– Вот и я – нет. У этой Сони денег, как у дурака махорки…

– Не поняла. Что такое махорка?

– Не важно. Главное, Мика, что теперь у нас есть деньги, и мы с тобой отправляемся в ресторан! Ну-ка, посмотри, сколько левов?

Мика щелкнула своей зажигалкой и ахнула.

– Здесь пятьсот левов! Огромные деньги!

– А сколько нужно, чтобы хорошо поужинать, ни в чем себе не отказывая?

– Думаю, на двоих в пятьдесят левов уложимся.

– Ну, тогда пошли! Представляешь, у меня в рюкзаке помада есть! Не украл, скотина рыжая!

Давай, Микочка, прихорашивайся, нас ждут великие дела!

Они вышли из дома, заперев на все замки голубую дверь, спустились в садик, выбрались по темноте на улицу и, пройдя буквально несколько шагов, оказались на сверкающем, переливающемся вечерними огнями бульваре Сливница. Бесконечные ряды ресторанов под открытым, усыпанным звездами небом, крики огромных чаек – гларусов, запахи горячей пищи, духов, сигаретного дыма…

– Ну, давай, подсказывай, где здесь хорошо кормят?

– Да везде! – сказала Мика, чувствуя, как ее рот наполняется слюной. Она старалась не думать о том, что Женя только что ограбила Соню. – Вон, видишь, итальянский ресторан…

– Снова итальянский? Надеюсь, не тот же, где меня обворовали и довели тем самым до преступления? – истеричные нотки все же присутствовали в ее голосе.

– Нет, этот мы уже прошли… Вон, видишь, на витрине висят подсвеченные свиные ляжки – хамон? Вот там есть салат-бар, где можно так наесться, на неделю вперед… И постоянно официанты разносят то мясо такое, то другое, то колбасу, то курицу…

– Не хочу салат-бар, хочу что-нибудь варненское, специфическое, морское… Устрицы там, форель, мидии…

– Тогда спустимся вниз, я знаю там одно местечко, прямо на берегу, на пляже. Там выберешь себе все, что хочешь. И обслуживание отличное. Я там бывала как-то, ты не представляешь, какую говядину там подают со спаржей и красным соусом! Пальчики оближешь!

Вместе с толпой нарядно одетых людей они спустились по широкой лестнице прямо к морю, прошли немного и оказались в очень приятном ресторанчике, часть которого была под крышей, остальная же – на пляже; многочисленные столики стояли, утонув ножками в песке. И совсем близко плескалось черное лунное море.

– Ну вот, здесь мне нравится. Чувствуется, что мы на море. А полицейский твой… – и здесь Женя произнесла слово, которое было невозможно перевести, но смысл которого Мика поняла ясно.

– Да, не пришел… Знаешь, может быть, это даже к лучшему. Представь, что было бы, если бы он заявился, когда ты была в Сониной квартире.

– Ты не переживай, Мика. Я небедная девушка, у меня куча денег. Просто я попала в одну пренеприятнейшую историю, понимаешь? И когда я разрулю ситуацию и вычислю, кто стрелял в моих детей…

Мика подняла голову, глаза ее словно быстрее отреагировали на услышанное, чем мозги – они стали в два раза больше!

– Ты не шутишь? – зачем-то ляпнула она, мгновенно сообразив, что сморозила глупость. Разве такими вещами шутят?!

– Нет, – спокойно отреагировала Женя, – Давай, подсказывай, что лучше заказать…

И они принялись листать меню.

8

Пансионат, который выбрали супруги Борисовы, находился буквально в двадцати километрах от их поселка, что было очень удобно. Не пришлось просить соседей поливать огород и цветы.

Борисов вернулся из Москвы как раз к полднику, подавали теплые булочки с молоком. Он вошел в большую светлую столовую санатория, нашел жену с детьми и прибавил шагу.

– Привет, Танечка! И вам, тигрятки, привет! – Он поцеловал малышей в макушки.

– Ну, садись, рассказывай, как все прошло? Как этот… бухгалтер?

– Да ты знаешь, Женя была права – толковый парень. Я так понял, что она его успела обо всем предупредить. Мы проговорили с ним почти два часа. Конечно, все дела будет вести он, а я как бы контролировать. Очень надеюсь, что все будет в порядке. А что Женя? Нашла тебя в Фейсбуке?

– Нет, не нашла. Да и ее самой там нет. Она не из этих, кто провалился по уши в этот интернет. Она нормальная здоровая девочка, живущая реальной жизнью. Думаю, что надо просто немного подождать, понимаешь? Телефона-то у нее нет, но, может, она взяла с собой ноутбук. Ты не знаешь, куда она вообще могла отправиться?

– Не знаю, но почему-то думаю, что она разыскивает наследников Володи. Да и я тоже думаю, что ветер оттуда дует.

Григорий Сергеевич достал большой носовой платок и промокнул им свой влажный лоб.

– Да, Танюха, не по возрасту нам подобные переживания… Но что поделать? Женечка – наша, она мне как дочь.

– Да конечно! Я вот думаю, а не слишком ли близко к нашему дому мы поселились? Вдруг эти злодеи нас вычислят?

– Ты так говоришь, словно речь идет о каких-то бандитах, мужиках… Я думаю, что по кроваткам стрелял кто-то очень неуверенный в себе, кто-то очень опасный, но глупый… И не совсем уверен, что все это безобразие готовилось, как-то планировалось. А если и планировалось, то полчаса, не больше. Думаю, надо бы проверить няню. Жаль, я не успел ничего узнать о ней у Жени. Кто она? Откуда к ним пришла? Можно ли ей доверять?

– Ты хочешь сказать, что это она стреляла?

– Нет, но это мог быть кто-то из ее окружения. Возможно, у няни есть ключи от дома, понимаешь? И этот кто-то – предположим, племянник или муж – сделал копии ключей и ночью проник в дом. К тому же именно в ту ночь Женя с детьми была в доме совсем одна!

– Но зачем убивать детей?

– Этого я не знаю, но в доме полно дорогих вещей, может, есть деньги, украшения Жени…

– Думаешь, хотели ограбить?

– Да я так просто – бросаю в воздух какие-то версии. Украшения… Я лично никогда не видел, чтобы на Жене были какие-то уж очень дорогие украшения. Она и одевается скромно, и золота особо-то не замечал.

– Да, выглядит она скромно, но украшения у нее дорогие, она вся в бриллиантах… Там сережки, там колечко, там кулончик с бриллиантом. Володя был хорошим мужем, очень любил ее, понятное дело, что баловал. А на кого ему было еще тратить свои деньги? Эх, Володя… Знал бы он, что здесь происходит!

– Она, перед тем как уехать, уволила помощника Володи, Кирилла Ракитина. Думаю, сделала это неспроста. Я поговорил с Сергеем Румянцевым…

– А кто это?

– Привыкай, теперь я часто буду произносить это имя, это тот самый бухгалтер, который теперь будет управлять компанией.

– Да, поняла. И что?

– Он сказал, что Кирилл сразу после известия о том, что Володи не стало, занял его кабинет, сел за его стол… Понимаешь? Это уже характер. Думаю, он планировал с помощью Жени занять место ее мужа. Может, я и ошибаюсь, но сама представь – она, попав в такую сложную ситуацию, испугавшись за детей, за бизнес, да свою жизнь, между прочим, перед тем как исчезнуть, увольняет именно Ракитина! Думаю, она подозревала его. Или просто что-то знала. Я завтра намереваюсь все-таки встретиться с Седовым и поговорить.

– Надеюсь, ты не скажешь ему, что дети у нас?

– Нет, я просто представлюсь другом Володи, скажу, что встревожен исчезновением Жени с детьми… Однако мне придется рассказать ему о том, что она была у меня, что мы оформили доверенность, а потом она вместе с детьми уехала. Сказала, что здесь, в Москве, оставаться опасно. Короче, я должен как-то войти к нему в доверие для того, чтобы он держал меня в курсе расследования. В доме наверняка остались отпечатки пальцев преступников, следы обуви… Да и охранника, уверен, уже хорошенько потрясли.

– Да, правильно.

– Ну и намекну ему о том, что Женя, возможно, подозревала Ракитина.

– Гриша, ты поешь, выпей молочка… На тебе лица нет. Ты успокойся. Все будет хорошо.

– Я не сказал ей… А ведь у Володи была семья… Женщина – кажется, ее звали Вероника – родила ему сына, Олега. Это было очень давно. Вероника потом вышла замуж и уехала куда-то в Латвию или Литву, точно не знаю. А Олег… Вот у меня в памяти осталось, что они с Володей крепко поссорились. Кажется, тот увлекся наркотиками, что ли… Сама понимаешь, тема неприятная, стыдная. Володя устроил его в клинику, а тот сбежал. В общем, надо бы его найти. И вот об этом я просто обязан рассказать этому следователю Седову.

– Неужели ты думаешь, что это он? Узнал о смерти отца и появился, чтобы предъявить свои права на наследство? Но почему же он тогда просто не пришел к Жене и не поговорил с ней?

– А ты много знаешь молодых особ, которые вот так легко расстались бы с частью своего наследства?

– Да, ты прав. Но не убивать же всю семью!

Татьяна в порыве чувств принялась гладить сидящую рядом с ней Машеньку по голове.

– Кушай, моя хорошая, булочку, кушай… Господи, хоть бы уже все поскорее закончилось, да и мы бы с тобой вздохнули… Можешь мне не верить, но я нахожусь в постоянном напряжении, все хожу и оглядываюсь, словно и здесь нас могут найти.

– А ты не бойся, Таня. Если тот, кто задумал уничтожить всех Залетаевых, захочет повторить свою попытку, то только при условии, что все соберутся в одном месте. Я лично так считаю.

– Что ж, будем успокаивать себя хотя бы так… А что еще остается делать?