Текст книги "Прости меня, твою убийцу"

8. Январь 2009 г.

Она не забудет никогда тот мрачноватый низкий сарай, где в кромешной темноте на жердочках спали десятки голубей. Кабарданчик привел своих друзей туда, чтобы они сами, своими глазами увидели, как голуби, обыкновенные, сизые, прячутся в его сарае от холода, спят. Все набились в сарай – Вера, Надя, Татьяна, Леха, Иван. Наташи не было, она отказалась принять участие в пикнике, сказала, что у нее «дела». Какие дела, все сразу поняли – очередное свидание с Вадимом.

…К пикнику, предложенному Кабарданчиком, готовились. Но в основном парни. Они, местные, завалились в комнату к Вере с Надей с сумками, пакетами, в которых шуршало-гремело все необходимое: казан, посуда, вермишель, овощи, соль, спички, водка, вино…

– Суп? – удивилась Надя, услышав, что Кабарданчик собирается приготовить в лесу суп. – Но из чего? Из тушенки?

– Сейчас сами увидите… Айда!

– Куда?

– Говорю же – сами увидите!

Вера, Надя, Татьяна были уже полностью экипированы для прогулки – как обычно, свитера под верхнюю одежду, только поверх тонких колготок все надели теплые шерстяные гамаши.

Ничего еще не понимая, все высыпали на улицу, нагруженные теми же сумками (Вера так и не поняла, зачем все это надо было доставать из машины и приносить к ним в комнату, разве что произвести впечатление на девчонок, показать, какие они хозяйственные), Иван уложил все в багажник своего старенького «Фольксвагена», после чего приказал всем четверым – Вере, Татьяне, Наде и Лехе – поместиться на заднем сиденье. Кабарданчик же занял самое удобное место рядом с Ваней. И машина покатила в сторону леса, но потом почему-то свернула налево и поехала в деревню, огни которой рассыпались по всему вечернему синему горизонту.

– Куда мы едем? – забеспокоилась Вера.

– Сказали же тебе – сама все увидишь! – хмыкнула, не в силах сдержать свою неприязнь к Вере, Татьяна. Она всегда пользовалась случаем показаться своей в компании местных, как если бы отдыхала в «Отраде» не первый раз. Как было на самом деле, Вера так и не узнала.

Машина въехала в деревню и остановилась возле высокого металлического забора. Ворот не было, хотя за забором высился двухэтажный добротный кирпичный дом, из чего Вера сделала вывод, что перед ними задний двор. Когда Иван предложил им выйти из машины, она разглядела на металлическом полотне забора калитку.

– Айда! – Иван махнул рукой, толкнул калитку, и компания вошла во двор, но тут же остановилась. За исключением глубоко прокопанной в снегу тропинки, ведущей из дома в сарай, расположенный по левую сторону, весь двор был обложен высокими сугробами. И это были даже не сугробы, а ровная плотная снежная масса, местами доходящая до груди.

Остановиться было невозможно, за Верой шли гуськом Леха и Надя. Ее фантазии просто не хватало, чтобы догадаться, что же они будут делать в сарае. Иван приказал им всем войти туда, в самую темень. Какие-то блики, попавшие в сарай со стороны улицы, где горел фонарь, высветили большой холщовый мешок в руках Ивана. И потом, когда глаза уже стали привыкать к темноте, Вера увидела ряды каких-то комочков на жердочках и не сразу поняла, что это. Первая мысль была – что-то сушится, подвешенное к потолку. Может, маленькие пучки трав или овощи какие… Но когда Иван принялся проворно и очень уж легко снимать эти комочки и бросать их в мешок, Вера услышала курлыканье и шелест крыльев, то поняла – это голуби. Спящие, доверившиеся людям голуби! И это из них парни собираются готовить бульон для супа.

Она не знала, как ей реагировать. Голубей было жалко, но, с другой стороны, чем голуби отличаются от бедных курочек, которых люди убивают и едят в огромном количестве?! Что делать? Заставить себя не думать о том, что с ними сейчас сделают перед тем, как бросить в котел с кипятком?

Она не помнила, как они ехали обратно – из деревни в лес. Она пришла в себя, очнулась уже в лесу. Леха быстро разжег огонь под котелком, полным воды. Для этого у него имелись бутылка с горючей смесью и гигантского размера зажигалка плюс пачка газет и картонок. Ну и дрова, конечно. Хотя всем поручено было прогуляться вокруг поляны по лесу в поисках сухих коряг и еще не успевших обломиться от стволов елей мертвых веток.

– Толстые сухие ветки, которые найдете, укладывайте вокруг костра, они прогреются, высохнут и будут отлично гореть! – Это сказал уже Кабарданчик.

Вера бросилась подальше от костра, точнее, от того большого мешка на снегу, в котором шумели, гурчали, волновались, может быть чувствуя свои последние минуты, голуби. Она, проваливаясь по пояс в снег, хваталась за ветви, с силой оттягивая их вниз, проверяя, живые они или нет, и если ветка с хрустом обламывалась, Вера хватала ее двумя руками и оттаскивала в одно место, чтобы потом парни перенесли их к костру.

– Надюха, смотри, как это делается! – Услышала она голос Кабарданчика и сразу же поняла, о чем пойдет речь. Замерла, готовая зажать руками уши. – Берешь ее, родимую, одной рукой за головку, другой за вот это место, типа плечи, и со всего размаху ударяешь о свое колено. Ррраз! И готово! Голову бросаешь на землю, а тушку окунаешь в котел и ощипываешь быстро-быстро…

Значит, в котелке вода не для бульона…

Замерзнув, Вера уже не могла больше оставаться в лесу, пришлось вернуться к костру, чтобы погреться. Одно место на поляне было красным от голубиной крови, бойня шла полным ходом. Хохоча, Татьяна отрывала головки голубей, а Надя молча, со страдальческой миной на лице, окунала тушку в кипяток и нервными резкими истерическими движениями ощипывала.

– Иди, помогай нам! Хватит отлынивать от работы, иначе супа не достанется!

Вера посмотрела на Ивана, тот, занятый костром, улыбнулся ей, подмигнул и кивнул в сторону Татьяны, мол, давай работай.

Тушка, брошенная Татьяной, пролетев, упала в ладони Веры. Теплая голубиная кровь залила пальцы.

– Не стой, Верочка, – подбадривающе улыбнулась Надя. Пуховый платок сбился с ее головы, волосы растрепались. Вера подумала почему-то о больных ушах Нади, о том, что она стоит распаренная сейчас, с непокрытой головой и мороз может вызвать осложнение.

– Надя, вытри руки о снег и поправь платок, у тебя вон уши открыты… – почти приказала она и, крепко держа тушку голубя за еще теплые лапки, окунула ее в кипяток…

Перья снимались легко, трудно было только в области шеи. Вера работала быстро, стиснув зубы. Сама виновата, что согласилась принять участие в этом пикнике. Наташа вон не пошла, может, знала, что будут голубей убивать. Может, Иван ей сказал или Вадим, который наверняка в курсе, как местные развлекают приезжих девушек. Наташа сейчас либо спит, либо телевизор смотрит, либо читает, а может, наслаждается по-другому…

– Смотрите! Она белая!!! – вдруг закричала, словно увидев призрак, Татьяна, держа в руках ослепительно-белую голубку. – Какая же ты красавица! Не буду тебя убивать!

И она под застывшими взглядами тех, кто завороженно наблюдал за ней и явно боялся спугнуть ее, еще минуту тому назад кровожадную отрывательницу голубиных голов, подбросила птицу вверх, давая ей возможность улететь. Она отменила казнь, подарив ей жизнь. И голубка, ставшая уже нежно-голубой от лиловых лесных теней, покружив над поляной, над кровавым эшафотом ее подруг-приятелей, не таких красивых, как она сама, и потому обреченных попасть в суп, улетела. Спаслась.

– Господи, Танька, – пробормотал Леха, стоя посреди поляны с большой веткой в руках и качая головой. – Я так боялся, что ты и ей оторвешь башку! Но ты умница!

– Да уж… – вздохнул Иван, в котором тоже на время проснулся человек, а не пожиратель голубей, – хорошо, что отпустила.

– Да я ж не монстр какой! – улыбнулась Татьяна, и в эту минуту Вера увидела буквально выросшие на ее глазах окровавленные, ну просто вампирские клыки во рту мерзкой блондинки. Да уж, испугалась Вера своего видения, надо же, как работает воображение! Да у Татьяны ровные белые зубки, как у белочки! Не придерешься!

Мешок опустел. Вокруг красной лужи подтаявшего снега чернели голубиные перья и пух. Никто, похоже, кроме Веры, не обращал на это внимания. Парни вылили горячее грязное, в черных ошметках перьев, варево в сторону, в сугроб, оставив там рваную коричневую дыру, после чего чистым снегом отмыли казан, принесли из машины пластиковые бутыли с чистой водой, наполнили котел и подвесили над костром. Откуда-то появился почти новый эмалированный тазик, куда также плеснули воды, и Надя принялась мыть уже выпотрошенных голубей.

Пока голуби варились, все пили из стаканчиков водку, закусывая вкуснейшими солеными огурчиками. Курили, болтали. Иван затащил Веру в лес, где пьяно и грубо целовал ее. Она едва вырвалась из его рук, вернулась к костру, спряталась за Надиной спиной. Леха, примостившись возле деревянного ящика с продуктами, чистил лук, картошку, морковь.

Прошло несколько часов, пока суп не сварился. Аромат его протрезвил Веру, она почувствовала острый приступ голода. И ей было уже все равно, голубиный суп или куриный. Но когда Кабарданчик разлил варево по алюминиевым мисочкам и она попробовала суп, то поняла, что такой вкусноты она еще ни разу не ела. Суп был восхитительный, он пах божественно! К мясному аромату примешивался запах костра, что делало его просто невероятным! Леха нарезал крупными ломтями высокий и мягкий деревенский хлеб, тоже показавшийся Вере потрясающе вкусным.

Она смутно помнила их возвращение в «Отраду». Кажется, было много суеты, связанной со сборами. Все что-то упаковывали, укладывали в ящики, пакеты, закопченный и уже остывший котел с остатками супа обернули газетами, чтобы не испачкать дно багажника. Покидая лес, они оставляли после себя изгаженную, испоганенную, оскверненную поляну, и так нехорошо было от этого на душе Веры, так стыдно!

– Мы – варвары, – сказала она Наде уже в комнате, упав в одежде на кровать и прикрывая глаза. – Или свиньи. Или нет, правильнее будет сказать – убийцы. Страшно подумать, как мы себя вели, сколько душ сгубили.

– У меня задержка три дня уже, – отозвалась думающая о своем Надя, переодеваясь в халат. – Я в душ.

– Хорошо, я после тебя.

Она посмотрела на дверь, за которой скрылась Надя, и подумала о том, как же она все-таки ошибалась в своей соседке. Поначалу она совершенно не понравилась ей, даже показалась Вере какой-то опасной, чуть ли не хищницей. И взгляды, которые та бросала, были колючими. Но после сцены избиения, свидетелем которой Вера стала, она вдруг поняла, что Надя – хрестоматийная жертва, затравленная, напуганная самой жизнью и опасающаяся всех и вся. Обделенная женским счастьем, она придумывала его себе с каким-то отчаянием и теперь, когда впереди возникла реальная угроза беременности, испугалась до смерти и думала уже только об одном – только бы выйти сухой из воды, покончить со всем этим маловероятным и призрачным, забыть болтуна Кабарданчика и поскорее вернуться домой. Вот что прочла Вера в глазах Нади перед тем, как та отправилась в душевую.

Странное дело, но Иван, который во время пикника постоянно приставал к ней с поцелуями, ничего не предпринял этим вечером, чтобы затащить Веру в комнату для свиданий. Даже не поцеловал на прощанье. Бухнул тяжелым чугунным котлом с остатками супа возле двери, под вешалкой, помахал ей рукой, типа «чао!», и уехал домой.

С одной стороны, Веру это вполне устроило, ведь она так устала, и ей действительно ничего не хотелось, но с другой – было как-то по-женски досадно, что ей ничего не предложили, ее не захотели. Ну и ладно, не больно надо!

Позвонил отец. Извинился, что поздно, сказал, что был очень занят и не имел возможности позвонить. Спросил, как у нее дела, сказал, что примерно через неделю за ней приедет. Вера расплакалась.

– Па, я так соскучилась! Можно, я хотя бы Сашке позвоню?

– Нет, пока не надо. Я скажу, когда все закончится. Я тоже скучаю, Верочка. Ну все, родная, извини еще раз, что разбудил. Спокойной ночи!

Какой Ваня? Да и вообще, разве может какой-то чужой человек заменить ей семью? Папа и Сашка – вот самые любимые и родные ей люди. Только их она будет любить.

После звонка отца Вера окончательно успокоилась.

Прошло больше получаса, а Надя еще не возвратилась. Встревоженная, Вера накинула халат, взяла в руки грязный, жирный от супа черпак, который лежал на крышке котла, и вышла из комнаты.

Услышав голоса, почувствовала, как волосы у нее на голове шевелятся – неужели это снова Татьяна?

Перед дверью в душевую она остановилась, прислушалась.

– …хочешь сказать, что она не пошла с нами, потому что поехала с Саватеевым? Чего молчишь? Она была у вас в комнате, я знаю, может, она рассказывала что-то Верке? Ты, дура, откроешь наконец рот или нет?

– Да ничего не знаю я… – ревела в голос Надя. – Оставь меня в покое!

– Вы все против меня, думаешь, я не чувствую этого? И все это из-за этой вашей суки Наташки? Что она набрехала вам вчера? Она же виделась с Вадимом, а он уж точно не стал бы молчать и рассказал ей о том, что произошло в городе. Как он поступил со мной… Тебе об этом что-нибудь известно?

– Говорю же, не знаю я ничего!

– Тогда почему же Верка не разговаривает со мной? Смотрит на меня так, словно я девка какая… Да кто вам дал право судить меня? Что вы обо мне вообще знаете? Это Наташка – самая настоящая бл…дь, понятно? И Вадим переметнулся к ней лишь потому, что она позволяет ему то, что нормальные девушки позволить не могут. Но ты все равно не поймешь… Короче, так. Узнай, что Наташка наговорила обо мне Верке, поняла? Ты слышишь меня?!

– Да не могу я… Мы с Верой не подруги, а просто соседки. Она, даже если что-то и знает, ничего мне не расскажет. Она презирает меня, считает глупой. Вы все считаете меня глупой… – заливалась слезами близкая к истерике Надя.

Вера не выдержала, вошла. Вероятно, она выглядела так нелепо, комично в халате и с половником в руках, что Татьяна от удивления просто потеряла дар речи. Растрепанная, в короткой ночной рубашке в розовых слониках и домашних тапках на босую ногу, она и сама выглядела не очень-то. Вере показалось, что у нее слишком короткие, с круглыми полными икрами ноги.

«Да, дорогуша, – подумала Вера, – тебе ой как далеко до длинноногой красавицы Наташи!»

– Оставь ее в покое, иначе я завтра же утром пожалуюсь на тебя директору дома отдыха, поняла? – Голос Веры предательски дрожал. – Скажу, что ты третируешь нас обеих, что ты пьешь как сапожник, куришь траву и вообще… воруешь деньги! Я сделаю это, если ты не прекратишь издеваться над Надей.

– Чего?! Да пошла ты… Не лезь не в свое дело! Трахаешься со своим уродом Ваней, которому все равно кого трахать, вот и пожалуйста! А мне этой деревенщины не надо! У меня в городе парень есть, понятно?

– Я знаю, что произошло с тобой в городе. Будешь и дальше третировать Надю, я всем расскажу, понятно? – взорвалась Вера.

– Значит, я была права… – зашипела побледневшая Татьяна, и такая она в тот момент была отвратительная и некрасивая, что Вера поймала себя на том, что и сама с удовольствием врезала бы ей, заехала бы кулаком прямо в ее красную, блестящую от крема физиономию. Никогда прежде Вера не испытывала ни к кому таких эмоций, никто еще не вызывал в ней столь мощного чувства отвращения, злости и презрения!

– …это Наташка, сука, тебе все рассказала, – продолжала шипеть, мерзко щуря глаза, Татьяна. – Да что б ты знала – это Вадим все подстроил, понятно? Я не хотела!

– Рассказывай сказки. Говорю же – я все знаю. Надя, пойдем. – Вера помогла Наде, замершей в неудобной позе на холодном кафельном грязном полу, подняться, обняла ее за талию, и они вместе направились к выходу. Уже перед тем, как закрыть за собой дверь, Вера повернулась и бросила разъяренной, трясущейся, с багровым лицом Татьяне: – А самое ужасное заключается в том, что тебе никогда, даже когда тебе стукнет сороковник, не будет стыдно за то, что ты сделала и еще будешь делать. Ты – моральный урод, поняла? Тварь!

Вера и сама не могла понять, откуда у нее взялись силы, чтобы все это высказать. А это хлесткое слово «тварь» она вообще произнесла первый раз в жизни!

По дороге в комнату Надя рыдала, задыхаясь. Останавливалась, чтобы перевести дух, издавала судорожные тяжелые всхлипы. И так ее было жалко, что Вера обняла беднягу за плечи:

– Ну-ну, успокойся. Больше она к тебе не подойдет. Она поняла, что со мной лучше не связываться. Вот ведь гадина какая! Нашла, на ком вымещать свою злость! Если ее так раздражает Наташа, так пусть с ней и разбирается, а ты-то при чем?

В комнате было тепло и даже душно. Надя, продрогшая, в слезах, прилегла на кровать, Вера заботливо прикрыла ее одеялом. Села рядом, поглаживая ее плечо.

– Все-все, успокойся. Говорю же тебе, теперь все будет по-другому. Да и вообще, Надя, тебе надо и жить по-другому. Выбрось из головы этого Кабарданчика, не видишь разве, какой он несерьезный? Они, эти местные парни, просто развлекаются с нами. А мы, дурочки, можем забеременеть и испортить себе всю жизнь. А нам этого не нужно, ведь так? Вернешься домой, встретишь нормального, серьезного парня, он полюбит тебя, вы поженитесь…

Надя уснула, но даже во сне ее не покидала тревога. Она время от времени издавала всхлипывающие звуки, стонала. А ночью у нее открылось кровотечение, она проснулась, вскочила и снова заплакала, только теперь уже от радости.

– Я не беременна! Не беременна! Господи, счастье-то какое!

Вера спросонья тоже не сразу поняла, что случилось, подумала, что Наде просто удалось избежать вполне себе определенной женской проблемы, она даже успела порадоваться за нее. Но через час Надя ее разбудила, за окном еще синела ночь.

– Слышь, Вера, что-то плохо мне… Думаю, к утру из меня вся кровь выйдет… Что-то не так со мной. Танька же мне прямо в живот била ногой… Может, разорвалось там чего…

Вера растерялась, позвонила Ивану, попросила вызвать «Скорую». Приехали через полчаса, положили перепуганную, с белым лицом Надю на носилки и увезли.

Иван, который приехал сразу же после звонка Веры, после отъезда «Скорой» попросился «доспать» на Надиной кровати. Лег одетый, прикрылся одеялом.

– Чего это с ней? – спросил с большим опозданием.

– Ее Татьяна избила. Ногами в живот била, кровотечение открылось, – выпалила Вера. – Садистка она, вот кто!

– А за что?

– За то, что Саватеев встречается не с ней, а с Наташей. Просто так била, понимаешь? Она ненормальная!

– Иди ко мне, – позвал Ваня. – Еще только четыре утра. Поспим. Ты любишь спать в обнимку?

9. Сентябрь 2019 г.

Стол им накрыли в огромной, ярко освещенной пустой столовой. Вежливая и улыбающаяся, несмотря на позднее время и очевидную усталость, официантка в белом передничке, косо повязанном на располневшем теле, принесла салат, подогретый плов, чай и булку с посыпкой. Пожелала гостям приятного аппетита и удалилась, покачивая крутыми бедрами.

Николай, сидевший напротив Веры, вдруг застыл, не сводя с нее веселых глаз, а потом и вовсе расхохотался.

– Ты чего? – Вера только приготовилась попробовать салат и теперь смутилась под взглядом Николая.

– Да у тебя в обеих руках по вилке! – Он хохотал уже в голос.

– Да? – Теперь и она смеялась. Это как же ей захотелось есть, раз она вооружилась сразу двумя вилками! Правда, смешно!

– Да ты ешь спокойно, не обращай на меня внимания. Просто я от природы такой… Подкалываю всех постоянно, смеюсь… Натура такая, понимаешь? Ешь-ешь, я рад, что у тебя проснулся аппетит. А то я уж думал, что ты окончательно раскисла из-за своего парня…

Она понимала, что вот сейчас здесь, в столовой, за ужином, он не посмеет попросить ее продолжить рассказ о сестре, но так уж случилось, что она сама, вспоминая в машине события тех январских дней в «Отраде», захотела закончить хотя бы эпизод с Надеждой. Да-да, и у нее есть своя, как он выразился, «природа», ей просто необходимо было закрыть хотя бы эту тему.

– Представляешь, Надя вернулась к нам буквально через пару дней! Мы просто обалдели! А она сказала, что, мол, ничего серьезного с ней не случилось, все в порядке. Она была весела, хохотала. Видать, с ней и правда ничего фатального не приключилось по гинекологической части. Я вот лично восприняла ее возвращение как желание снова увидеться с Кабарданчиком. Ей бы отлежаться дома и вообще забыть этого парня, а она нет, решила продолжить свои отношения, посчитала, что мало ей было переживаний. Но это ее жизнь…

Она запнулась. И зачем только она рассказывает Николаю про Надю? Какая связь с Наташей? И тут же словно услышала Надин голос: «Блин, она даже мертвая красивая…»

Да, именно так глупенькая и простая, как вязанка дров, Надя и выразилась, вернее, даже брякнула, увидев лежащую на снегу мертвую Наташу. Получается, что Вера, рассказывая все, что помнила об этих днях и том страшном событии, вела к нему, к тому второму пикнику, вернее, даже не к пикнику, а к прогулке, во время которой они и обнаружили труп.

– Я все это рассказываю тебе для того, чтобы ты составил полную картину происходившего тогда здесь, веду как бы к тому вечеру…

– Верочка, да я – ты не представляешь себе как! – благодарен тебе за то, что ты все это рассказываешь. Ведь убийцу не нашли, я правильно говорю? А это значит, что им мог стать ну просто любой из вашей компании… Ох… Я, конечно же, не имею в виду тебя! Ведь чтобы совершить такое, нужен мощный мотив. Просто-таки мощнейший! Ревность, я не знаю, зависть, ненависть… Это мог быть один из местных парней, да хоть тот же самый Саватеев или кто-то из его окружения. Или кто-то из девушек – та же самая тихоня Надя, Татьяна…

– Их таскали к следователю, это не они… Дело в том, что Наташу убили как раз тогда, когда вся наша компания была в лесу, вернее, буквально за несколько часов. По времени получается, что, когда мы собирались в лес, одевались или уже ужинали в столовой (точно, по минутам, установить время смерти было просто невозможно), ее и убили. А мы все были вместе! У нас, у всех тех, кто находился тогда в лесу, было алиби!

«Ее убили. Вы же понимаете, ее убили! И убийца где-то рядом. Либо отдыхающий, либо кто-то из местных… Вот так взяли и убили. Молодую, красивую. За что?» – это сказала тогда, в лесу, сама Вера. А Надя снова ляпнула: «За красоту и убили. Мужики не поделили. Сама она, мы-то знаем, никому не отказывала…»

Помнится, за последнюю фразу Татьяна ее чуть не ударила, сказала ей что-то нехорошее, обозвала, кажется, дурой.

– Что ж, тем лучше, круг сузился.

Вера задумалась. Она никак не могла вспомнить, когда и при каких обстоятельствах Николай спросил ее о том, как именно была убита его сестра. Скорее всего, она рассказала ему об этом еще там, в кафе на набережной, где она, стыдно вспомнить, напилась. А сболтнула ли она ему о том, кто, пусть и косвенно, виноват в ее смерти? Алкоголь – страшная сила! Дьявольская прямо!

Чтобы прояснить, что же Николай знает, она добавила:

– Получается, что днем, за несколько часов до нашей прогулки, кто-то ударил Наташу по голове и привез в лес.

– Но почему именно туда, куда вы и отправились на вашу прогулку? – прозвучал вполне резонный вопрос, который мучил в свое время их всех.

– Я не знаю… Никто не знает. Вернее, мотив-то понятен – убийца хотел, чтобы ее поскорее нашли. И он же знал, что мы туда отправимся.

– Вот и я о том же. И кто знал о том, что вы собираетесь туда?

– Все мы, наша компания. Но если убийца посторонний, то им может быть тот, кому об этом рассказала Наташа. К примеру, Саватеев.

– А что, это место какое-то особенное, приметное или же…

– Я поняла. Да, все местные знают про это место, там обычно и устраивают пикники, там круглый год можно увидеть следы костра… Там кострище, поляна большая, а вокруг лес, и в то же самое время все это находится совсем близко от нашего корпуса.

– Я понял. У меня еще один вопрос, только ты не обижайся…

Вера насторожилась. Она уже знала, что это за вопрос.

– Да, тогда я считала, что это я виновата в том, что с ней приключилось. Косвенно, конечно, ты не думай… Понимаешь, мы к тому времени подружились с Наташей, и я могла бы настоять на том, чтобы она пошла с нами. Но я не сделала этого. Решила не провоцировать Татьяну, боялась, что будет скандал. И хотя понимала, что у Наташи с Вадимом ничего серьезного, это будет обычное свидание без каких-либо обязательств, все равно решила, что Наташе лучше провести этот вечер со своим парнем, чем тащиться с нами в лес и пить вино. Татьяна, когда выпьет, может такого наговорить, испортит всем вечер, а то и набросится с кулаками на Наташу. А если бы я настояла, а я могла это сделать, если бы уговорила Наташу пойти с нами, то она осталась бы жива.

– Не факт, – вдруг сказал Николай. – Чтобы убить человека, повторюсь, нужен мощный мотив. Вряд ли это был несчастный случай. Человек, который совершил это, хотел ее убить. И если бы Наташа… Наташа… Знаешь, все никак не могу привыкнуть, что ее зовут Наташа, всегда же звали ее Тасей. Так вот, если бы Тася пошла с вами в лес в тот вечер, то ее убили бы в другой день или еще когда-нибудь. Так что не вини себя, это глупо.

Откуда ему знать, несчастный случай это или нет? Конечно, он сказал это только для того, чтобы успокоить ее. В принципе, он прав, не она же убийца, и непонятно, зачем она все эти годы винила себя в смерти Наташи. Но такой уж она человек, такова ее природа. Всегда найдет в чем обвинить себя. А еще она большая любительница пострадать. Так считает Сашка, сестра, и она права.

Сейчас, когда Вера переместилась в новые для нее декорации, резко поменяла обстановку да еще и познакомилась с Николаем, с ней что-то случилось, ее словно разморозили, и она стала оживать. Как это произошло? Почему? Видать, правда существуют какие-то сильные энергетические человеческие поля, вот как у Николая. Он «завел» ее психику, начал возвращать к нормальной жизни. Чего стоит эта дурацкая история с банковской картой, к которой она дала себе установку не прикасаться! Зачем пилила ногти и жила впроголодь? Не дура ли? Дура, конечно!

Получается, что виной всему ее психическая болезнь, иначе весь этот абсурд в поведении объяснить нельзя. И ей понадобилась такая вот встряска, встреча, чтобы какой-то винтик в сложном механизме ее мозгов вдруг встал на место, и она пришла наконец в себя.

Уже только за это Вера должна быть благодарна Николаю. Поэтому она будет помогать ему во всем. И вместе они, быть может, восстановят картину того дня, когда была убита Наташа, и, что тоже возможно (почему бы и нет?), найдут убийцу. Не пятьдесят же лет прошло, всего десять. «Отрада» – небольшое государство, там все были как на ладони – и отдыхающие, и местные. Главное, найти Саватеева и поговорить с ним. Хоть бы он согласился поговорить с ними! Вот и план нарисовался.

После ужина они сели в машину и покатили по оранжевым от уличных фонарей дорожкам к своему корпусу. Все отдыхающие в этот поздний час уже спали. Горели окна лишь того корпуса, где находился их номер.

В ярко освещенном коридоре, полы которого были устланы красными ковровыми дорожками, их встретила заспанная женщина в теплой кофте и джинсах. Она вежливо поздоровалась с ними, провела в номер, показала, где и что находится, отдала ключи и, пожелав им спокойной ночи, удалилась.

– Правда, смотри, совдеповский номер! – воскликнул Николай, осматриваясь. – Но люксовый. Деревянные панели на стенах, кровать вон какая симпатичная, широкая, а уж про оранжевые занавески я вообще молчу! И все равно, здесь уютненько.

– Я в душ и спать, – сказала Вера, которая только сейчас, оказавшись в спальне, поняла, как устала. Мысль о том, что сейчас она примет душ и ляжет на чистую, пусть и казенную постель, доставила ей радость.

– Я постелю себе на диване в гостиной, горничная же показала, где в шкафу лежит еще один комплект белья, – бодро сказал Николай.

Она почему-то расстроилась. Так хотелось, чтобы в эту ночь положительный во всех отношениях Николай оказался нехорошим парнем, приставал к ней, делал грубые намеки, а то и вовсе затащил в постель. Надо же, она испытала те же желания, что и в гостинице на набережной! И что теперь было делать с этими желаниями?

На языке вертелось: «Мне страшно… Может, просто поспим на одной кровати, но под разными одеялами?» Но озвучить все это она не решилась, знала, что он все поймет слишком правильно, и ей от этого было стыдно. А что, если ей стать хотя бы на время плохой девчонкой? Повести себя с ним так, как она себя еще никогда и ни с кем не вела?

Она вздохнула и поплелась в ванную комнату, прихватив пакет со всем необходимым.

Теплый душ, уютный махровый халат, душистый крем, и вот она уже совершенно готова ко сну.

Вера вышла из ванной комнаты с тюрбаном из полотенца на голове, пожелала увлеченно стелющему постель на диване Николаю спокойной ночи, прошла в спальню, разделась, подсушила немного волосы полотенцем и легла, закрыла глаза.

– Я могу лечь рядом, если тебе страшно, – вдруг услышала она совсем рядом и не поверила своим ушам. А что, если ей это показалось? Может, это галлюцинации, подаренные ей больными мозгами?

Вместо того чтобы ответить с риском показаться глупой даже самой себе, она, не размыкая глаз, лишь выпростала из-под одеяла руку и мягко похлопала по кровати рядом с собой, как бы приглашая поселившегося в ее мечтах мужчину прилечь рядом. И он прилег, обнял ее.

– Побуду рядом, хорошо? – услышала она над самым ухом. – А то страшновато как-то…

Утром они завтракали все в той же столовой, только теперь она была залита солнцем, льющимся из огромных окон. За столиками с белыми скатертями сидели отдыхающие – в основном пенсионеры, многие из которых явно молодились и, вполне вероятно, приехали сюда, чтобы подобрать себе пару. Причем это относилось не только к женщинам, нахлобучившим на себя шляпки и подкрасившим губы яркой помадой, но и к перезрелым мужчинам в летних светлых костюмах и белых рубашках. В столовой помимо обычных кухонных запахов витал сложный и вычурный аромат прокисших духов.

Вера вяло ела пшенную молочную кашу, запивая ее кофе с молоком, и боялась посмотреть в глаза Николаю, с которым всю ночь проспала в самую что ни на есть обнимку. Какой же ты милый, думала она о нем, ну какой же ты милый! И ни одной деловой мысли. Только одни сладкие чувства.

– Ну-с, с чего начнем? – Николай, напротив, был весел, смотрел на нее как ни в чем не бывало и был настроен решительно. – Пойдем искать старого директора?

– Ну да…

Подозвали официантку, широкобедрую молодуху в цветастом платье, поверх которого был повязан белый передник.

– Скажите, пожалуйста, где можно найти бывшего директора «Отрады», господина Саватеева?

– Бориса Анатольевича?

– Ну да…

– Тогда почему же бывшего? Он сто лет уже у нас директором.