Текст книги "Издержки богемной жизни"

6

– Марк, ты сам слышал сегодня утром, когда Павел говорил по телефону, что следователя Зимина, ведущего дело об убийстве Извольской, он хорошо знает. Если бы не это, я не стала бы ввязываться. Рано или поздно мое присутствие заметили бы. А так – чего мне бояться? Не думаю, что Зимин уже встретился с матерью Арнаутовой, ему это вообще ни к чему. Он знает, что она вряд ли имеет отношение к убийству Извольской. А вот я с ней встречусь. Скажу, что я – помощник следователя и так далее.

– А если эта женщина попросит тебя показать документ? – Марк ужасно нервничал, представляя себе, как нелепо будет выглядеть его жена, если вдруг окажется, что Зимин все же побывал у матери Арнаутовой и обман Риты раскроется. Но, с другой стороны, он, являясь профессиональным следователем, тоже понимал, что Рита, судя по всему, опередит Зимина, даже если тот и запланирует встречу с этой женщиной. В первую очередь, Зимин, по мнению Марка, займется реальными свидетелями жизни Извольской – ее близкими подругами, родственниками, коллегами по работе. И конечно, он постарается в первую очередь разыскать молодых людей, бывших в день убийства в ресторане вместе с актрисами.

– Ну ты же сделал мне ксиву, правда, саратовскую. И там черным по белому написано, что я – работник прокуратуры.

– Ладно, поезжай. Только учти: Москва большая, тебе придется добираться до Тушино, потом возвращаться сюда, в центр.

– Марк, перестань разговаривать со мной, как с маленькой!

Не успела она закончить фразу, как позвонил Павел и сказал, что он прислал за Ритой машину с водителем.

– Один мой клиент помог, – сообщил он радостным тоном Марку. – Он сегодня утром вылетел в Прагу, а своего водителя с машиной отдал мне – на неделю! Так что распоряжайтесь всем этим до его возвращения. И не вздумайте оплачивать бензин, мы уже обо всем договорились.

Рита, услышав эту новость, просияла. Конечно, Паша позаботится о ней. Как же иначе?

Мама Варвары Арнаутовой, Любовь Сергеевна – вполне современная, очень живая и эмоциональная женщина – встретила Риту настороженно, как человек, понимающий, что никуда-то от подобных визитов уже не денешься, так что придется отвечать перед людьми, кто держит ее дочь в следственном изоляторе. Хотя ей сразу показалось, что для помощника следователя прокуратуры эта женщина выглядит несколько легкомысленно, особенно в открытой блузке и полупрозрачной юбке. Она внешне напомнила Любови Сергеевне многочисленных подружек Вари – актрис, поэтесс, художниц.

– У вас такие приятные духи, – зачем-то сказала она, словно это имело какой-то смысл. Варя в опасности, и главная задача матери – убедить правоохранительные органы в том, что ее дочь не может быть убийцей, произошла чудовищная ошибка, и все ее мысли, чувства и действия должны быть направлены именно к достижению этой цели.

– Спасибо, – очаровательно улыбнулась гостья.

Рита походкой уверенного в себе помощника следователя прокуратуры прошла в комнату, куда ее пригласила хозяйка, села на предложенный стул и достала из сумки блокнот.

– Кофе? Чай?

– Нет, спасибо, ничего. Разве что немного минеральной воды. Такая жара в Москве!

Рита вдруг поймала себя на том, что произнесла эту фразу, как приезжая, – мол, у вас в Москве жарища, не то что у нас, там-то и там-то, откуда я приехала. Хотя, с другой стороны, это могло ей только показаться, такое могла произнести и коренная москвичка.

– Я вот думаю, как там Варечка? Жарко там, в камере, или наоборот?

– Вам сейчас следует думать о другом. – Рита внимательно посмотрела на Любовь Сергеевну. – Я понимаю, вы сильно переживаете, думаете о том, как спасти вашу дочь от подозрений.

– Да, конечно! Ведь под угрозу поставлена вся ее карьера! Я знаю, все ее друзья и вообще все, кто знает Варю, ни за что в жизни не поверят, что она могла убить Лидочку. А вот пресса молчать не будет. Подмочит ее репутацию! А для Варвары это очень существенно. Я, как мать, сердцем чувствую, что рано или поздно ее отпустят, потому что ее забрали, так сказать, под горячую руку, только лишь из-за того, что она была в тот вечер с Лидочкой. Но все газеты напечатают, что вот, мол, Варвара Арнаутова убила свою соперницу!

Женщина вдруг поняла, что произнесла вслух то, чего не должна была говорить. Она замолчала и с болью посмотрела Рите в глаза.

– Любовь Сергеевна, скажу сразу – я поклонница вашей дочери, мне нравится ее актерская игра, ее умение приворожить зрителя. Ее внешность обладает определенным магнетизмом, причем я говорю вам это как человек, перед чьими глазами проходит множество людей… И, когда она играет злодеек, преступниц, то есть женщин с характером, это воспринимается столь убедительно, что поневоле начинаешь видеть в Варваре определенный тип женщины. Вы понимаете меня?

– Конечно! – с жаром воскликнула Арнаутова, чувствуя, как в ней поднимается волна благодарности к этой малознакомой женщине за такие слова в адрес ее дочери. – Вы правы, многие так говорят. Но кто бы мог подумать, что именно это ее качество, способность перевоплощаться в злодеек, сыграет с ней такую шутку?

– Вот и я о том же. Это первый минус. А второй, скажу вам откровенно, связан с господином Ратмановым. Ведь вы не станете отрицать, что Андрей Ратманов бросил Лидию Извольскую ради Варвары?

– Нет, не стану. Но мало ли мужчин мечутся между разными женщинами, пытаясь остановить свой выбор на той, единственной? С которой ему хотелось бы остаться навсегда. Я не могу с уверенностью сказать, конечно, что Андрей собирался жениться на Варе, слишком мало времени прошло с тех пор, как газеты перестали писать о его романе с Лидочкой. Но если бы прошло больше времени и он получше узнал бы Варю, он понял бы, что она могла бы стать ему хорошей женой. Нет, не подумайте, что я хочу сказать плохо о Лидочке, она была настоящей красавицей, просто находиться рядом с ней для мужчины было настоящим праздником. Но с праздником не станешь же есть щи, вытирать сопли детям, жить повседневной семейной жизнью! Праздник – он на то и праздник, чтобы порадоваться один день и забыть!

– До следующего праздника, – поддержала ее Рита с грустью в голосе. – Скажите, какие отношение были между Варварой и Извольской до того, как Ратманов бросил ее и, соответственно, потом? Все, что вы знаете. Это для начала. А потом попытайтесь мне описать круг знакомых Извольской.

– Я поняла. Тогда, может, чаю выпьем? С лимоном?

– Уговорили.

За чаем Любовь Сергеевна немного ожила, успокоилась и принялась рассказывать все, что она знала о дружбе Вари и Лиды.

– Они с самого начала всегда были вместе. Их взяли в третьего курса в сериал, где они играли соперниц. Совсем были молоденькие, а страсти такие кипели на экране! И тюрьма, и убийства, и богатый любовник, и бедный муж, и какая-то там содержанка, возомнившая себя женой. Когда я смотрела, как моя Варя стреляет в свою соперницу и какое у нее при этом были лицо – каменное, бесстрастное – меня озноб пробирал! Я еще думала: неужели на экране моя Варя? А как она уверенно держала в руке пистолет! Словно всю жизнь только тем и занималась, что стреляла. Да еще в упор. И эта кровь на экране… Я потом у Вари спрашивала – а не страшно ли ей было стрелять в человека? И знаете, что она мне отвечала? Мама, говорит, я абстрагируюсь. Мне кажется, что я тоже смотрю фильм. Когда у нее было свободное время, она смотрела много картин с участием своих любимых актрис, пыталась, думаю, понять, как это они могут играть отрицательные роли. Потом рассказывала, какие они в реальной жизни – мягкие, добрые. А таких мерзавок играли! Лидочка же Извольская, я думаю, даже при своем таланте не смогла бы сыграть ни одну из ролей Вари. У нее же было лицо ангела…

Вдруг она вспомнила, что Извольской больше нет. Рита прочла это по ее взгляду. Женщина запуталась, глаза ее расширились и налилась слезами. Любовь Сергеевна встала, запустила пальцы в волосы и принялась почесывать макушку, словно у нее начался нервный зуд. При этом она качала головой, как бы постепенно свыкаясь с мыслью, что Лиды-то – нет! Рита и сама еще не до конца осознала, что красавицы Извольской больше нет в живых. В это действительно было трудно поверить.

– Лидочки нет… Мы вот с вами говорим об этом, а мне все еще кажется, что она жива, что несчастье произошло с кем-то другим. Она была ангелом, да. Правда, при этом у нее был отнюдь не ангельский характер. Уж поверьте мне! Многие полагают, что все актеры завистливы, и ради того, чтобы понравиться режиссеру, способны на многое…

– Вы хотите рассказать о Варе или о Лиде?

– Понимаете, так случилось – и это большое счастье, – что ничего такого между девочками не было. И знаете, почему? Потому что их как бы одновременно заметили, сначала пригласили в один сериал, а потом они пошли каждая своей дорогой. То есть они обе были востребованны, понимаете? Они такие разные, ну, совершенно непохожие друг на друга, но талантливые.

– Вы хотите сказать, что между ними не было ни тени зависти, соперничества?

– Я понимаю, в такое трудно поверить, но это так. И соперничество могло существовать лишь в личном плане. Между ними встал Ратманов. Но такое в жизни случается сплошь и рядом.

– Снимаясь и активно работая, они продолжали встречаться, общаться?

– Да. Они были подругами, причем, близкими подругами. Я допускаю даже, что моя Лидочка делилась с Варей своими переживаниями, касающимися Андрея. Ведь он, и это ни для кого не секрет, большой любитель женщин. Скольким молодым актрисам он поломал жизни! Но с Лидочкой он встречался постоянно, они повсюду бывали вдвоем, давали интервью, они как будто даже жили вместе. Во всяком случае, их роман казался серьезным, мы даже думали, что они поженятся.

– Варвара говорила вам о своих чувствах к Ратманову? Она завидовала Лиде, ревновала Андрея к ней?

– Нет, мне она ничего такого не говорила, да и как она могла мне сказать о чем-то подобном, если все знали, что у Лиды с Андреем все серьезно?

– Однако он бросил Извольскую ради вашей дочери, Любовь Сергеевна.

– Думаю, это и для Вари было неожиданностью. Возможно, где-то в глубине души она могла испытывать чувство, похожее на зависть. Господи, да что же такое я говорю?! Просто я сужу по себе. У меня тоже так было в жизни. Моя подруга вышла замуж за одного молодого человека, и, по моему мнению, она нисколько не дорожила ни своим браком, ни его любовью. И вот он начал оказывать мне знаки внимания, стал приглашать послушать, как он играет на гитаре, однажды даже мы оказались у меня дома, танцевали. Словом, тогда я подумала: а что, если так и должно быть, и то, что он начал ко мне испытывать, – не случайно? Словом, моя Варя, как мне думается, приняла ухаживания Андрея лишь потому, что сочла их отношения с Лидочкой как бы случайными, что ли. Вероятно, Варя подумала, что Лида не любит Ратманова и встречается с ним лишь потому, что его обожает вся страна, что он – завидный жених и все такое…

– Думаете, Извольская не дорожила любовью Ратманова? Не любила его? – спросила Рита.

– Я честно скажу: Лида стала попивать. После многочасовых съемок ей требовалась разрядка, и она пристрастилась к этим ночным посиделкам в ресторанах. Думаю, ее приучил к этому сам Ратманов.

– Но разве при всем этом не присутствовала Варвара? Она сама рассказывала, что вначале они втроем ужинали в ресторане «Золотая бабочка». Вы понимаете, что это значит: втроем?

– Думаете, Варя навязывалась в их компанию?

– Нет, я так не думаю. Скорее всего, это получалось само собой. Съемки заканчивались, все усаживались в машину Ратманова, и он отвозил обеих подруг в ресторан.

– Скажите, зачем вы мне душу травите? Вы же сами отлично понимаете, что моя дочь ни при чем! Они втроем вышли из ресторана, на них напал какой-то бандит…

– Откуда вам это известно? – насторожилась Рита.

– Это можно прочитать в любой газете, в Интернете. Раз были бандиты, то при чем здесь Варвара?

– Ваша дочь давно живет отдельно?

– Да, уже давно. Отец купил ей квартиру. Он сейчас живет на Украине, в Крыму, женился на молодой, построил гостиницу на берегу Черного моря. У него своя жизнь. И хотя мы расстались давно и не очень-то красиво, как отец он оказался вполне ответственным человеком.

– Варя – ваша единственная дочь?

– Да.

– Хорошо. Спасибо, Любовь Сергеевна, за подробный рассказ, за то, что не отказались поделиться со мной своими мыслями. И все же: Лидия Извольская убита.

– Да, я читала, ей разбили голову. Избили… Но, повторяю, должно было произойти что-то из ряда вон, чтобы мою дочь заподозрили в убийстве! Она вполне нормальный человек и никогда не стала бы драться на улице со своей соперницей, да еще и в центре Москвы, где ее могли увидеть прохожие! К тому же приступами бешенства она не страдает. Я вообще не поняла, почему задержали именно ее? На них напали настоящие преступники, ограбили их, избили, Лида от полученных травм скончалась, а виновата почему-то Варя! Может, нашлись такие свидетели, которым почему-то было выгодно сказать, что это Варвара била Лиду? Может, в ресторане была какая-нибудь, скажем, актриса, которая очень не любит мою дочь и хочет, чтобы у нее были неприятности? Я уже не знаю, что думать!

Рита, слушая ее, задавала себе примерно такие же вопросы: почему по подозрению в убийстве Извольской задержали именно Варвару Арнаутову?

Ей вдруг стало стыдно перед этой несчастной женщиной за то, что она, непрофессионал, заявилась к ней – получается, просто потрепать ей нервы. Ведь она ничего, ну совсем ничего, не знает об этом деле! Пришла, чтобы собрать информацию об отношениях актрис, двух бывших подруг. И что нового она узнала? Да ничего! И на что она только рассчитывала?

Она распрощалась с Любовью Сергеевной, пообещав держать ее в курсе дела (обманула!), и с тяжелым сердцем вернулась в машину. Набрала номер Павла.

– Паша, скажи мне, почему задержали именно Арнаутову? Неужели для того, чтобы арестовать человека, достаточно, чтобы он просто находился где-то поблизости от места преступления или, что абсолютно ужасно, был знаком с жертвой? Может, сыграла роль ссора в ресторане, где, возможно, Варвара угрожала спьяну Извольской, но этого все равно недостаточно для того, чтобы ее арестовали.

– Сначала успокойся. Ты вся на нервах. Что-нибудь случилось?

Голос Павла показался ей необычайно спокойным, словно он находился не на работе, а дома, на диване, с газетой в руках, и его вдруг разбудили. А ее раздраженный тон, словно именно он, Павел, был виновен в том, что арестовали Арнаутову, ее упреки – как же она могла так забыться? Что он подумает о ней? Или догадается, что дело вовсе не в Арнаутовой, а в ней самой, в Рите, которая места себе не находит потому, что ей изменил муж. А может, это написано у нее на лбу? Глупости! Ничего он не знает и ни о чем не догадывается. А Марк? А он и вовсе уже привык исполнять эту роль – роль мужа, которого в чем-то там подозревают. Хорошо ты устроился, Марк, очень хорошо! И теперь спокойно себе живет-поживает, ест, спит, проводит время со своим лучшим другом и делает вид, что у него все замечательно. А Рита, чтобы сбежать от своих невеселых мыслей, ищет себе какое-нибудь занятие. Расследование вот собственное начала! Ходит по Москве, вернее, нет, не ходит, а ездит, с липовыми документами, мучает своими непрофессиональными расспросами свидетелей, раздражается по каждому поводу. Может, признаться Павлу, что зря она все это затеяла, не стоит ей заниматься не своим делом и они с Марком в ближайшее время вернутся в Саратов, домой?

– Извини, Рита, вероятно, я должен был сказать об этом тебе раньше… просто вылетело из головы. Эти двое молодых людей, что были с девушками, – дали показания. Понимаешь, их в ресторане знают, поэтому они быстро нашлись… Так вот. Каждый из них по отдельности и рассказал, как дело было, причем они, по словам следователя, говорили так, словно это была правда или же они успели обо всем договориться. Мол, девушки начали скандалить еще в ресторане, но об этом мы и так как бы знали, так? А потом, когда они вчетвером вышли из ресторана, молодые люди сразу же ушли, чтобы не присутствовать при более откровенных разборках.

– Ты хочешь сказать, что наши актрисы, выйдя из ресторана, продолжили выяснять отношения, таская друг друга за волосы?

– Что-то в этом духе.

– И эти парни, видя, что пахнет паленым, попросту сбежали? Даже не попытались что-нибудь сделать?

– А что они могли бы сделать?

– Попытаться хотя бы растащить их! Господи, Паша, получается, что твоя Арнаутова на самом деле могла не рассчитать удар, сильно размахнуться, съездить по лицу Извольской, в результате чего та и ударилась затылком о стену?

– То, что ее кто-то с силой ударил головой о стену – точно. Там, на стене дома, даже кровь осталась и биологическое вещество – следы эпителия. Вопрос и состоит как раз в том, чтобы выяснить, кто именно так сильно припечатал ее к стене…

– Если Извольская в пьяном виде сильно оскорбила Арнаутову, сказала ей какую-то гадость, то вполне могла спровоцировать ее реакцию. Скажи, женщина в состоянии совершить такое, я имею в виду ее силу, физическое состояние?

– Вполне. Вот поэтому-то я и защищаю Варю. Хотя она отказывается и настаивает на том, что на них напал бандит, как она выражается.

– А как же кража, распотрошенные сумки?

– Варвара могла все это придумать. Тем более что свидетели, эти парни, и словом не обмолвились о нападении.

– Да струсили они, и все. Тут и понимать нечего.

– Скорее всего, ты права.

– Знаешь, когда я была у матери Арнаутовой, у меня имелась уверенность в невиновности твоей Вари. Теперь же я вполне допускаю, что там действительно имела место пьяная драка двух соперниц, двух эмоциональных, экспансивных молодых женщин, в результате которой и произошло это случайное убийство. Хотя, ведь это же Извольскую бросили, и жертвой, по логике вещей, должна была стать Варя.

– Рита, может, ты выбросишь из головы это дело и просто отдохнешь? Последуешь примеру Марка?

– Нет, Паша, мне действительно хочется поработать мозгами. Встряхнуться. Вот когда вернусь домой, поеду в Пристанное, к маме, Фабиоле, тогда… Там Волга, там благодать, где можно и покупаться, и отоспаться, и даже поработать в мастерской.

– Я рад, – тихо отозвался Павел. – Честно.

7

Ресторан «Золотая бабочка» представлял собой спрятанное в глубине московских дворов тихое и уютное заведение, занимавшее, как Павел понял, два этажа и четыре квартиры одного из домов в Лялином переулке. Ни тебе парадного входа, так – дверь подъезда, правда, чистая, в отличие от других дверей в этом же доме, тяжелая, металлическая, обшитая деревом, с медной тусклой ручкой. Такие двери могут обозначать офис, расположенный в жилом доме, но никак не элитный ресторан.

Человек, отвечавший за фейс-контроль, пожал плечами – подумаешь, адвокат – пропустил. Вероятно, за последние пару дней ему пришлось пропускать персон куда более неприятных – вроде следователя прокуратуры, его помощников и экспертов. Хозяева подобных заведений не любят таких гостей – они могут подмочить репутацию ресторана, вызвать у постоянных посетителей панику, раздражение. А клиенты здесь – люди нервные, с тонкой душевной организацией, с неуравновешенной психикой.

Следователь, Григорий Зимин, как в воду глядел, высказывая предположение, что один из двух свидетелей по делу непременно окажется на «своем рабочем месте». Он имел в виду одного из молодых людей, спутников актрис, сбежавших с поля боя. Павел сел за столик и спросил у подошедшего официанта, нет ли среди посетителей Дмитрия Воронцова или Александра Гущина. Не скрываясь представился адвокатом Арнаутовой. Официант, вероятно не желавший иметь неприятности, показал взглядом на полукруглый кожаный диванчик, где сидел, развалясь, подвыпивший парень в джинсах и желтой, веселой, разрисованной гавайскими мотивами рубашке. Перед ним на маленьком столике стояла бутылка виски, стакан, тарелка с нарезанным лимоном.

– Это Воронцов.

Павел сказал, чтобы кофе ему принесли именно за тот столик.

.

Павел подошел к Воронцову и сел напротив него, утонув чуть ли не по уши в мягком кресле.

– Привет. Меня зовут Павел Валентинович Смирнов, я – адвокат Варвары Арнаутовой. Понимаю, что тебе эта история порядком надоела, тебя уже допрашивал следователь Зимин, и тем не менее, если ты не хочешь иметь неприятности, постарайся отвечать честно на мои вопросы…

Воронцов поднял на него тяжелый взгляд, словно оценивая степень важности этого визита и его последствий.

– Договориться с другом о том, что никаких бандитов не было, а молодые подвыпившие актрисы решили выяснить отношения более радикальным способом, без свидетелей, – для этого не надо много ума. Более того: эта ваша с Гущиным договоренность попахивает элементарной трусостью, понимаешь?

– Я ничего не буду говорить, – усталым голосом произнес Воронцов и плеснул себе в стакан еще виски. Выпил. – И не надо меня пугать. Мы с Сашкой ушли, потому что не хотели им мешать. Они превратились в двух змеищ! Шипели, плевались… На них просто противно было смотреть!

– Я понимаю, об этом вы тоже договорились. Но вы не учли одной особенности – место, где все происходило, хорошо просматривается из окон расположенного на другой стороне улицы дома. Вас видели, господин Воронцов! Тебя и твоего дружка. И видели, что на актрис было совершено нападение. А вы испугались и дали деру.

– Да врете вы все! У вас просто выхода нет. Вы еще скажите, что это мы с Сашкой шарахнули Лиду головой о стену дома!

– Стоп! А откуда вам известно, как была убита Извольская?

– Из газет, откуда же еще! И вообще, что вы все крутите? Не знаете, как лучше защитить вашу подзащитную? Да это от нее надо защищать людей! Если бы вы видели, как она орала на Извольскую! Хотя и та вела себя мерзко. И все это из-за мужика, Ратманова. Чуть волосы не повыдирали друг у друга, смешно было смотреть, вернее, противно. Ну, не повезло нам с Сашкой, что мы оказались в ресторане в этот день. Но это же не преступление! Так что, господин адвокат, идите-ка вы со своими наездами и враньем. Знаем мы эти ваши штучки!

– Хорошо. Тогда ждите, что вас вызовет следователь Зимин. Он будет с вами разговаривать в более суровом тоне. Я-то, собственно говоря, пришел сюда, чтобы выяснить кое-какие детали. Как выглядел нападавший, был ли он один или с кем-то ещё. К тому же я хотел попросить вас поехать со мной к Зимину, чтобы попытаться составить фоторобот этого человека. Или вы покрываете его – кого-то третьего, неизвестного, напавшего на девушек? Может, вы знаете имя этого человека?

Он говорил быстро, напористо, сыпал словами, насыщая ими теплый и даже душный воздух этого странноватого ресторана, где за каждой бархатной складкой занавесок, разделявших кабинеты, скрывались какие-то недомолвки, недосказанность, тайны, порочные мысли и желания, где все дышало ложью – от самой двери ресторана до фальшивого блеска золоченых вилок. Быть может, поэтому Павлу лгалось так легко и он чувствовал, что останется безнаказанным?

– Ладно, – вдруг сказал Воронцов. – Так уже все это достало!

Он даже поморщился, словно вместе с виски проглотил мертвую муху.

– Понятное дело, что на нас напали. Вернее, напал. Один парень. У него еще свитер такой был… Как бы это сказать – грубой вязки. Сейчас же лето, но он был почему-то в длинном свитере, и рисунок на нем еще был такой… зимний, с оленями. Коричневый, с белыми и оранжевыми оленями. Морда такая противная, пьяная.

– У кого, у оленя?

– Издеваетесь? – Воронцов бросил на Смирнова презрительный взгляд человека, который уже сто раз пожалел, что вообще начал в чем-то признаваться. – У парня этого морда противная была, понятно? Он сказал: давайте деньги и брюлики. Варька бросилась на этого парня, она была такая пьяная, что ей море было по колено. Стала избивать его сумкой. Тот озверел, ругался так… грязно. Я даже таких слов-то не знаю! Он схватил сумку ее, вмазал ей, она отлетела. Короче, он взял все, что хотел – кошельки, серьги, браслеты. Вываливал все из сумок, копался в них. Все летело на землю. Варя визжала от боли и злости.

– А где в это время была Извольская?

– Она тоже попыталась что-то сделать, да и мы, как идиоты, размахивали руками, но мы же не умеем драться!

– Вы тоже отдали ему деньги?

– Все отдали. Вернее, почти все. У меня в кармане еще оставалась пара сотен баксов. С этими деньгами мы потом провели остаток вечера в одном из баров. Настроение было мерзейшее.

– Что было потом?

– Он взял свое и убежал.

– Извольская была жива?

– Конечно жива!

– Может, вы сбежали раньше этого парня и ничего не видели? Может, этот парень ударил ее и она разбила голову о стену?

– Нет… Я не знаю. Я запутался! Мы все как бы одновременно разбежались, разошлись, разбрелись. Как люди, которые не хотят видеть друг друга после всего произошедшего… Мы же тоже вели себя не как мужики. Понимаете?

– А вы меня не хотите понять? Ведь от ваших показаний, возможно, зависит судьбы Варвары Арнаутовой! Если на ваших глазах этот мерзавец убил Извольскую, то на основании ваших показаний и, быть может, слов других свидетелей, которые могут появиться в деле в любую минуту, поскольку вы устроили шум и вас могло видеть много людей из окон своих квартир… Так вот, если Извольскую убила не Варвара, то ее отпустят. Неужели вам все равно, что с ней будет? Если вы один раз уже дали ложные показания, то хотя бы сейчас не осложняйте свою ситуацию!

– Да у меня все мысли путаются, и я никак сам не могу вспомнить, как все дело было. Понятно, мы их испугались. Мне даже показалось, что у этого парня пистолет в руках. Знаете, у страха глаза велики. Так все было спокойно, нормально, и вдруг – какой-то подонок может тебя убить и твоя жизнь кончена из-за каких-то денег! Думаю, что и Сашка подумал так же. Мы отдали свои деньги.

– И убежали?

– Думается мне, что мы все разбежались почти в одно и то же время. Нам-то с Гущиным там точно нечего было делать.

– А как чувствовали себя ваши спутницы? Им не требовалась помощь? Может, кто-то из них был ранен? Ты же сказал, что Варвару толкнули. А Извольская? Что было с ней?

– Да я не смотрел…

Вот теперь он покраснел. Павел вспомнил показания Арнаутовой. Она сказала, что парни убежали, а Извольская, рыдая, сказала, что оставила в ресторане самое главное – косметичку с фотографией Ратманова, и еще кое-что важное там было – кредитки… Извольская, живая, направилась в ресторан, Варя Арнаутова тоже ушла. Выходит, она как будто бы и ни при чем, она никого не убивала? Но на самом ли деле Извольская возвращалась в ресторан?

Зазвонил телефон. Это был один важный клиент, он настаивал на встрече. Вопрос о косметичке оставался открытым. Павел сказал – он едет.

Воронцов смотрел на него подозрительно, сощурившись. Павел хотел произнести напоследок тираду о том, что неплохо было бы, если бы люди всегда говорили правду, но передумал – зачем тратить свои силы, если этого типа все равно уже ничего не проймет?

– Ладно, еще увидимся. – Он встал, махнул рукой парню, съежившемуся в своей легкомысленной гавайской рубашке, и стремительно вышел из ресторана.

«И почему только его назвали „Золотая бабочка“?» В машине он позвонил Зимину – передать свой разговор с Воронцовым. Пусть следователь знает, как полезно сотрудничать с адвокатом Смирновым! Они еще пригодятся друг другу.