Текст книги "Черника на снегу"

3

13 декабря 20.. г.

Марк

Молодая женщина лежала на полу в кухне, в луже воды. Налицо были попытки вернуть ее к жизни. Кто-то, кто находился поблизости от нее незадолго до смерти, пытался заставить ее облегчить желудок, делал промывание. На столе стояла пустая банка с остатками воды, на полу – мокрые полотенца. Повсюду беспорядок, как бывает, когда человек в панике пытается что-то найти, как-то спасти умирающего. Но все оказалось бесполезным. Женщина была мертва.

Судмедэксперт, Борис Анджан, плотный красивый брюнет, осматривал труп.

– Что скажешь, Борис? – спросил Марк, так и не сумевший за долгие годы привыкнуть к смерти молодых женщин и всякий раз переживавший по этому поводу. – Отравление?

– Думаю, да. Но мне требуется сделать ряд анализов, чтобы выяснить, чем именно она была отравлена.

– Как ты думаешь, при беглом осмотре можно утверждать, что ее никто не заставлял принять этот яд? И – с чем она его приняла?

– Марк, всему свое время. Одно могу сказать – видимых следов насилия не наблюдается. Следов инъекций я тоже пока не заметил, хотя она же одета… Как видишь, все ее лицо в красных крапинках – это сосуды на коже полопались от рвоты… А она была до этого, судя по всему, физически вполне здоровая женщина, крепкая, красивая, как обычно…

– Вот это ты правильно заметил – как обычно. В последнее время погибают почему-то красивые женщины.

– Натуральная блондинка, смотри, ни следа краски на волосах. Женщина, можно сказать, холеная, ухоженная. Смерть наступила сегодня, приблизительно, между 9 и 10 часами утра, то есть совсем недавно.

Марк между тем крутил в руках ее паспорт, который он нашел в ящике письменного стола в одной из комнат квартиры, где обнаружили труп.

– Гарашина Александра Николаевна. Двадцать пять лет. Замужем за Гарашиным Юрием Львовичем, тридцати шести лет от роду. Детей, как видно из паспорта, они не нажили. Судя по обстановке, семья обеспеченная, много дорогих вещей. Интересно, и где же ее муж? И не он ли пытался ее откачать?

– Марк, может, это все-таки самоубийство? – предположил Борис Анджан. – Ну… Надоело девушке жить, вот она и…

– Да, все может быть, только тогда непонятно, кто устроил весь этот бардак в кухне и почему он скрылся?

– Может, она сама все и устроила. Выпила яду, а потом передумала умирать и принялась метаться в кухне, пытаясь спастись, напилась воды, вызвала рвоту… Носилась по кухне, опрокидывая все на своем пути, судорожно хватаясь за ускользающую жизнь…

Соседка, обнаружившая труп, женщина лет тридцати с небольшим, брюнетка с серыми грустными глазами, всем своим видом демонстрировала покорность и кротость. Она села перед Марком, смиренно сложив руки на коленях.

– Как вас зовут?

– Алла.

– Фамилия?

– Спиридонова.

– Можно посмотреть ваш паспорт?

Соседка принесла паспорт.

– Расскажите, Алла, как случилось, что вы вошли в квартиру? При каких обстоятельствах вы обнаружили труп, не слышали ли перед этим каких-нибудь криков… Что вы вообще можете сказать о семье Гарашиных?

– Знаете, мне как-то не по себе… – Женщина как-то вся подобралась, сжалась, тяжело вздохнула. – Они – хорошие люди. Добрые, приветливые, отзывчивые. Когда что надо, – а мы с мужем купили здесь квартиру недавно, – мы всегда обращались к Юре и Алекс.

– Алекс?

– Да, она сама попросила ее так называть. Сказала еще, что имя Саша – какое-то несовременное, деревенское и бесполое, что ли…

– Понятно. Какой она была?

– Вы же видели… Красивая, яркая, ей ничего не стоило быть доброй, милой… У нее все было, и она щедро со всеми делилась. Она даже в долг нам дала, полторы тысячи долларов, когда мы покупали мебель. Правда, мы расплатились, можете спросить у Юры.

– Юра – это ее муж. Где и кем он работает?

– У него свой бизнес. Он состоятельный человек. Не жмот. Алекс никогда не жаловалась на мужа. Знаете, иногда богатые мужья экономят на своих женах, держат их в черном теле, а в этой семье все было в этом плане благополучно. Да и вообще, они любили друг друга, и только одно омрачало их, казалось бы, безоблачную жизнь – это отсутствие детей. Причем оба – здоровые, никаких физических проблем, я имею в виду, не было. Господи, мне не верится, что Алекс умерла! Я видела ее труп… Хоть я и не медик, но как-то поняла, что она отравилась, и, судя по беспорядку на кухне, ее кто-то пытался спасти, ей делали промывание желудка… Но никаких криков я не слышала…

– Какие крики вы имеете в виду?

– Ну… там… Когда человек выпил яду, и у него начинают гореть все внутренности… Я недавно посмотрела фильм «Мадам Бовари», так она там так кричала! Словом, ничего подобного я не слышала. Хотя если бы даже бедная Алекс и кричала, то вряд ли я услышала бы. Здесь, в этом доме, толстые стены, хорошая звукоизоляция.

Она задумалась, словно вспоминая что-то.

– А семья была, как я уже, наверное, говорила, хорошая. Они отлично ладили друг с другом. Да, вы спрашивали, как я оказалась в квартире. Просто зашла. Я иногда заходила к Алекс – выпить кофе. У нас с ней был ритуал такой. Когда выдается свободная минутка, мы вместе пьем кофе. Мы же не работаем… – пробормотала она извиняющимся тоном, чем удивила Марка.

– За кофе женщины делятся какими-то своими женскими новостями, проблемами…

– У нее не было особых проблем. Разве что она скучала по мужу, когда его долго не было дома. Говорила, что он живет ради своей работы, что это просто невозможно, что им следует побольше бывать вместе. Иногда жаловалась на свою мать… Вот тут-то ей не позавидуешь, это так… Представляете, у Алекс был парень, когда она была совсем юной. Его звали Вениамином. Так вот, в него влюбилась ее мать, Валентина Сергеевна. И отбила его у дочери! Даже вышла за него замуж. Не то чтобы она разбила жизнь дочери, нет, я бы так не сказала…

– Постойте, вы же сказали, что знали Алекс не так уж долго, что вы недавно переехали сюда с мужем…

– Да. Это так, – порозовела от смущения свидетельница. – Но Алекс сама мне рассказывала. Но она преподносила это, надо отдать ей должное, не как трагедию, а говорила об этом с иронией, да, с убийственной иронией… Она была сильным человеком. Но мать свою она не простила, она говорила мне об этом. Хотя они поддерживали какие-то нейтральные отношения, перезванивались, но очень редко.

– А тот мужчина… Муж ее матери, бывший возлюбленный Алекс? – спросил Марк, которому вся эта история показалась довольно интересной в плане возможных версий. А что, если смерть Алекс как-то связана с этой старой семейной историей?

– Вы хотите спросить, не появлялся ли он у Алекс?

– Да.

– Я, во всяком случае, не видела.

– А муж ее, Юрий Гарашин, знает об отношениях своей тещи с Алекс, и вообще, об этом любовном треугольнике?

– Да, безусловно, знает. Но Алекс не давала ему повода для волнения или ревности. Говорю же, ее отношения с матерью в последнее время носили характер, как бы это поточнее сказать, дежурных, что ли… Словом, они практически не встречались, лишь перезванивались, чтобы узнать о здоровье друг друга. Они даже с Новым годом друг друга не поздравляли. Это я точно знаю. Алекс это комментировала…

– У нее были любовники?

– У Алекс? – Соседка закатила глаза и замотала головой. – Вы что?! Нет, никого у нее не было. Она любила своего мужа!

Марк позвонил Локоткову, попросил его выяснить все о муже погибшей, и, хотя интуиция подсказывала ему, что это все же убийство, а не самоубийство, он спросил на всякий случай у свидетельницы:

– Как вы думаете, ваша соседка могла покончить собой? У нее могли иметься для этого причины?

– Думаю, что, если покопаться в душе каждого человека, то, возможно, найдутся причины для самоубийства. Различные ситуации в жизни бывают… – загадочно произнесла Алла.

– Вы что-то знаете? – Марк задавал ей вопросы уже без всякого энтузиазма, как человек, убедившийся в том, что ничего существенного он уже не выяснит.

– Вам будет странно, наверное, такое услышать, но я скажу вам то, что думаю… Повторяю, не принимайте мои слова всерьез… – Щеки молодой женщины снова налились розовым цветом, а в глазах блеснула искра безумия. – Понимаете, Алекс была непростой женщиной. И мне не хотелось бы, чтобы ее воспринимали как самоубийцу. Это слишком просто для нее! Она была, повторяю, яркой, оригинальной личностью. И если ее муж воспринимал ее как обыкновенную женщину, как простую домохозяйку и называл ее при всех Сашей, то для всех остальных она была другой…

Марк ничего не понял.

– Простите, но почему вам так хочется думать, что ее убили, что это не было самоубийством? – Он пожал плечами, с грустью решив, что видит перед собой женщину, находящуюся явно не в себе. – Вам так будет легче?

– А вы не находите, что когда женщину убивают, то это всегда наполнено тайной? Одно дело, когда женщина выпила, скажем, уксусной эссенции и померла, другое – когда ее убил кто-то неизвестный и неизвестно за что… Это означало бы, что у нее была какая-то тайная часть жизни, о которой никто не знал.

– Но вы же сами сказали, что у нее не было любовника.

– Тайна, господин следователь, это не всегда любовник! – возмутилась Алла. – Мало ли какой образ жизни она вела, называясь Алекс? Пока муж думал, что его жена Саша варит щи и гладит его рубашки, Алекс в это время могла заниматься каким-нибудь интересным делом, бизнесом… я не знаю… Она могла, сказав мужу, что переночует у подруги на даче, отправиться на самолете в Грецию или Париж… Понимаете, о чем я?

– Очень интересно. И часто женщины позволяют себе подобное? – Марк вдруг улыбнулся, представив себе, что его жена Рита, отправляясь в Пристанное, в их загородный дом, где живут его теща с дочкой Фабиолой, на самом деле летит куда-нибудь в Вену или Берлин, на какую-нибудь выставку, и на следующий день она уже дома как ни в чем не бывало. Может, это заставляет каким-то волшебным образом закипать ее кровь? Помогает ей испытывать острые ощущения, которые так любят экстравагантные, оригинальные женщины? А Рита более чем оригинальна, и она постоянно твердит о свободе перемещения.

– Вы рассказываете очень интересные вещи, Алла.

– Да нет… Это весьма обычные вещи. И они происходит, как правило, в обеспеченных семьях.

– А как у вас у самой с этим обстоит дело?

– Да я сама постоянно так делаю! И мой муж ни о чем не догадывается.

– А если узнает?

– Он поймет меня.

Марк понял, что он отвлекся. Закруглил разговор со свидетельницей и перезвонил Локоткову.

4

13 декабря 20.. г.

Рита

Марк сказал, что не приедет в Пристанное – у него дела. С одной стороны, Рита расстроилась, потому что скучала по мужу, даже когда не видела его всего лишь сутки, но, с другой стороны, ей теперь никто не помешает поработать над портретом Наташи. Ксения Илларионовна, мать Риты, к гостям всегда относилась душевно, ее мало интересовало, каким образом человек попал в дом, а потому она восприняла присутствие Наташи с присущими ей гостеприимством и радушием. Раз дочери понадобилось привести в дом эту девушку, которая к тому же еще и согласилась позировать, значит, так и надо. Она приготовила для Наташи комнату, постелила постель, сказала Рите, что еда в холодильнике, и они с Фабиолой удалились в свою комнату – смотреть телевизор.

Первые минуты работы над портретом прошли в полном молчании. Наташа с задумчивым видом сидела, опершись на подлокотник мягкого удобного кресла, а Рита, устроившись за мольбертом, быстро набрасывала углем ее основные черты. Слышно было, как мягко и густо шуршит по плотной бумаге уголь, как тикают часы на стене.

Прежде ей тоже приходилось писать портреты, но, как правило, это были заказы, и их она выполняла по просьбе мужа. И каждый раз после этой работы она испытывала чувство неудовлетворенности, поскольку ей приходилось писать совершенно неинтересных – с эстетической точки зрения – людей. Писала она и портреты тех, кто являлся для нее прежде всего источником важной информации. Таким образом она помогала мужу выпытать у человека нечто важное, существенное, касающееся расследования очередного преступления. Реже встречались такие интересные экземпляры, вроде Наташи, работа над портретами которых доставляла Рите удовольствие.

При других обстоятельствах, если бы девушка не была так угнетена происшедшим с ней, Рита разговаривала бы с ней, они непременно нашли бы интересующую обеих тему для беседы. Сейчас же она боялась проронить слово, понимая, что невольно может задеть чувства своей новой знакомой.

Хотя вопросов было много. И первый – каким образом все же она оказалась в Пристанном? Какой-то человек подвез ее и бросил здесь, в летнем платье, среди сугробов… Вот бы найти этого негодяя! Хотя, возможно, в сознании девушки что-то спуталось, и все произошло совершенно иначе. Она могла сама приехать сюда на своей машине, или же ее могли привезти в Пристанное – в какой-нибудь дом. Предположим, она была в гостях, там с ней что-то произошло, после чего она слегка повредилась рассудком, вышла на улицу, забрела в проулок, расположенный рядом с их домом, и принялась танцевать…

– Все, можешь немного отдохнуть, – сказала Рита, подойдя к своей натурщице и заботливо поправляя на ней теплый плед. – Может, хочешь пить или есть? Так ты скажи.

– Нет, Рита, спасибо. Я согрелась, мне хорошо. И я сыта. Может, вздремну, правда…

Она улыбнулась, и от сердца у Риты отлегло – Наташа разговаривала с ней, как вполне здоровый человек. Может, она постепенно придет в себя?

– Мне надо проведать Фабиолу.

– Какое интересное имя! Фабиола… Кажется, так звали одну знатную римлянку, занимавшуюся благотворительностью в древнее время. Она построила госпиталь, где лечила калек, больных и кормила голодных. Даже еду готовила собственноручно.

– Надо же, как ты хорошо знаешь историю. Молодец! Я-то назвала свою дочь так исключительно из-за красоты и таинственности этого имени…

– Да я так и поняла. Вы все, художники, – большие оригиналы. Все-то у вас не как у людей! Но мне это даже нравится. И дом твой, Рита, мне тоже нравится. Какой-то он невероятно уютный. Много пространства, высоты, что ли… И цветы… Когда у меня будет свой дом, я тоже займусь цветами. У балерины той тоже есть свой дом. Его купил для нее любовник, какой-то чиновник. Я была там, видела и дом, и цветы, и даже садовника. Я понимаю, она богатая, известная… Вот Федор и ушел к ней.

– Ты знаешь ее имя?

– Да, знаю. Нина Головко. Только она сейчас не танцует, а качается на качелях… На тех самых качелях, которые мы устроили в его студии, на чердаке, я же рассказывала.

– Да, кстати, ты сказала, что посадила там иву. Но это же большое дерево…

– Просто я нашла маленькую иву и посадила ее в большущий горшок с землей. И все. Пусть растет.

– Ладно, мы что-то заболтались. Мне надо сходить к дочери.

Рита вошла в комнату матери и увидела, что Ксения Илларионовна, обнявшись с внучкой, дремлет на диване перед телевизором.

– Мама… – позвала ее Рита. – Ты спишь?

– Нет, зайка, не сплю. Тебе что-то надо? – Мама открыла глаза, машинально поцеловала спящую Фабиолу и приподнялась. Тряхнула головой. – Ритуля, может, ты тоже отдохнешь? Все работаешь, работаешь…

– Мама! – прошептала Рита. – Не хотела тебе говорить, но, вероятно, придется. Мне нужна твоя помощь! Понимаешь, я ничего не знаю об этой девушке. Совершенно! Судя по всему, она пережила какой-то мощный стресс и оказалась на улице, в мороз, у нас в Пристанном, в летнем платье… Представляешь, я увидела ее танцующей на снегу!

Она в двух словах рассказала матери об утреннем происшествии.

– Рита! И ты молчала?! Да может, ее разыскивают близкие! Родные! А ты ее как бы украла…

– Мы договорились с ней, что она поживет у нас, попозирует мне, придет в себя. Ведь все, что произошло с ней, связано с тем местом, где она жила, понимаешь? Воспоминания, ассоциации. Вот я и подумала…

– Рита, да нельзя же так нахально пользоваться беспомощным положением человека! Вот уж не думала, что ты у меня такая эгоистка! Девочка, выходит, больна, а ты усаживаешь ее в нужную позу и начинаешь писать ее портрет… Да ей, может, требуется помощь врача, психиатра или психотерапевта!

– Мама… Ты поговори с ней – и поймешь, что ей уже значительно лучше. Но вообще-то я пришла к тебе с другим. Ты же понимаешь, что она не могла сюда прийти пешком из города. Так?

– А почему ты решила, что она вообще откуда-то пришла? Может, она живет здесь же, в Пристанном!

– Вот я и хочу, чтобы ты сходила к своим местным подружкам и спросила, не видели ли они Наташу здесь, в Пристанном. Может, она здешняя сумасшедшая, а мы не знаем! Я сделаю тебе снимок телефоном, ты поспрашиваешь?

– Конечно, Рита! Тем более что эта девушка живет сейчас в нашем доме… И все равно, хочу тебя предупредить: нельзя так поступать, как поступаешь ты. Представь себе (не дай бог, конечно), что это тебе стало так плохо, и ты закружилась в пространстве, потерялась, сбилась с ориентира жизни – совсем… временное сумасшествие. И тебя подбирает какая-то художница, селит у себя в доме и принимается писать твой портрет. А что делаю в это время я? Схожу с ума от неизвестности, вот что! У этой девушки наверняка есть родители, может, даже муж… К тому же, ты уж извини меня, она может оказаться обыкновенной мошенницей, которая знает, кому принадлежит этот дом. Она может элементарно украсть твои картины!

– Ну, вот, я так и знала. Ты стала как Марк!

– Твой Марк правильно тебе все говорит. У него перед глазами знаешь сколько проходит преступников! Он вечно переживает за тебя и Фабиолу, а ты ведешь в дом кого ни попадя…

– Мама, да что с тобой?! Ты никогда не говорила мне подобных вещей. И я была уверена, что уж тебе-то можно довериться, и ты все поймешь!

– Я понимаю. Но ты тоже подумай хорошенько… Говоришь, девушка танцевала на снегу… В красивом платье. Вот если бы я, к примеру, захотела проникнуть в твой дом с целью ограбления, я бы действовала именно так. Не лично сама заявилась бы сюда, а сделала бы все возможное, чтобы ты первая обратила на меня внимание. А для этого я сначала бы выяснила – что ты за человек, чем живешь-дышишь… Все, кто тебя знает, могут сказать о тебе, что ты любишь все красивое, что ты коллекционируешь красивых людей, у тебя на этом деле пунктик. Значит, надо сделать так, чтобы ты сама столкнулась нос к носу с этой самой красотой. Возможно, эта Наташа действует не одна, а в паре с каким-то очень умным человеком, который все это и придумал. Его расчет прост – ты должна увидеть красивую девушку в необычной обстановке, в интригующей одежде… Чтобы ты, любительница прекрасного, была заворожена этой картиной и не смогла не обратить внимания на девушку и, следовательно, пригласить ее к себе. Так все и вышло. Фиолетовая танцовщица на снегу. Прелестно!

– Ма!

– Что – «ма»? Ты, как жена следователя, должна быть бдительной!

– А если Наташа действительно больна оттого, что ее бросил молодой человек, и ей нужна именно моя помощь? Вот кто такая Нина Головко, к примеру?

– Балерина, – не задумываясь, ответила Ксения Илларионовна. Она уже встала и теперь сидела рядом с Ритой и разговаривала с ней напряженным «громким» шепотом. – Она раньше работала в нашем театре. Потом ее пригласили в Москву, но через некоторое время она вернулась. Вышла замуж за господина Жирнова, миллионера, между прочим, потом разошлась с ним и теперь живет одна, кстати говоря, тоже где-то на Волге, в собственном доме. Вроде бы она открыла хореографические классы в городе. А почему она тебя интересует?

– Да это к ней, если верить этой Наташе, ушел ее парень, Федор! Она сказала, что дом, в котором живет эта Головко, купил ей любовник.

– Может, это другой дом. Да какая разница, кто ей его подарил? Может, у нее два или три дома.

– Ма! Прошу тебя, сходи к соседке (я сейчас сделаю ее снимок телефоном и принесу тебе), покажи ей фотографию Наташи, спроси, не знает ли она ее, не видела ли… Ну, не верится мне, что она мошенница.

– Ты знаешь, в каком состоянии она должна была находиться после танцев на снегу?

– Я поняла твою мысль. Да, она действительно страшно замерзла. Реально замерзла. Такое невозможно инсценировать.

– Может, ты и права. Но я бы на твоем месте была более осторожной. Да, еще… В голову почему-то пришло. А что, если ее присутствие здесь как-то связано с тем, чем занимается Марк?

5

13 декабря 20.. г

Марк

Марк со своим помощником, Левой Локотковым, обедали в кафе, ели грибную лапшу. Лева, по своему обыкновению, балагурил, шутил, а Марк с досадой думал о том, что он собирался сегодняшний вечер и ночь провести с семьей за городом, в Пристанном, но теперь, когда на него повесили это убийство Гарашиной, ему придется допоздна допрашивать ее мужа, друзей-знакомых, словом, работать. Домой, в свою городскую квартиру, он наверняка вернется за полночь и в который уже раз будет спрашивать себя – правильно ли он делает, что, вместо того чтобы жить нормальной семейной жизнью, он посвящает все свое время и отдает все силы расследованию убийств, которым все равно нет конца… Так и жизнь пройдет, думал он со скукой. Хотя, с другой стороны, он, как и все азартные люди, лукавил даже сам с собой, время от времени собираясь сменить работу, – но где еще он сможет испытать такие сильные эмоции и чувство глубочайшего удовлетворения после удачно завершенного дела? Да нигде! Он на своем месте, и об этом знают все его близкие и, конечно же, Рита. Она такая же, как и он, увлекающаяся натура, и если бы она не была художницей, то наверняка занималась бы расследованием убийств. Ей нравится все, что касается убийств. Она, с одной стороны, погружена в свое искусство, с другой – увлечена криминалистикой и находит особое удовольствие в том, чтобы понять мотивы различных видов убийств. И хотя в своем стремлении помочь ему, Марку, в расследованиях она нередко заходит слишком далеко и подчас рискует собственной жизнью, все равно, он понимает ее, переживает, страдает от невозможности как-то повлиять на ситуацию и любит ее такую, какая она есть – страстную, увлеченную, с оригинальным гибким женским умом, эмоциональную, стремящуюся к внутренней свободе, бунтарку…

– Все-таки согласись, что грибная лапша без сметаны – это не то, – вздохнул Лева, подкладывая себе еще сметаны. – Я бы ее ведро съел, честное слово!

– Так и ешь. Впереди еще целый день и прорва работы. Тебе понадобятся силы. Вот только непонятно, куда делся этот Гарашин? У него жену убили, а он шляется где-то, – раздраженно проговорил Марк. – Но это мы с тобой так считаем, что ее убили, хотя на самом деле пока что так ничего и не ясно. Странная история! Может, действительно, покончила дамочка жизнь самоубийством, а мы с тобой тут развели такую бурную деятельность. Сколько человек ты пригласил на беседу?

– Девять. Общие их знакомые, со слов секретарши Гарашина… У нее есть список, Гарашин дал его ей в свое время для того, чтобы в случае какого-то семейного мероприятия секретарша обзвонила всех его друзей и сообщила о дате, времени и так далее. Хотя мне этого не понять. Неужели эти занятые люди так экономят на собственном времени, что не успевают даже позвонить своим друзьям и пригласить их на день рождения, поручают это своим секретаршам?

– Это их проблемы. Рита, например, сама всех приглашает и получает от этого удовольствие. Это нормально. Друзья для того и существуют, чтобы доставлять им радость. Иногда, когда есть время, Рита посылает приглашения почтой, с совершенно оригинальными текстами – каждому свой.

– Подожди… Кстати, о почте. Марк, тебе же передали письмо, еще утром, а я совершенно забыл!

– Письмо? От кого?

– Понятия не имею.

– Надеюсь, там не взрывчатка?

– Думаю, что нет, раз я столько времени ношу его с собой и пока еще не взорвался. К тому же, Марк, как ты сам понимаешь, невозможно постоянно думать о взрывчатках и бомбах, так можно и шизануться.

– Да, понимаю. Ладно, давай сюда письмо.

Локотков достал из кармана успевший помяться голубой конверт. Явно не почтовый. Без марки.

– Дежурному передали, написано, как видишь, «Марку Садовникову». Все. Больше – ни строчки.

Марк пощупал тонкий конверт, пожал плечами и разорвал его. Из него выпала фотография.

Марк внимательно рассматривал изображенную на ней худенькую молоденькую брюнетку в черном гимнастическом трико.

– Ну и что? – спросил он сам себя. – Что дальше?

– Кто это? – Локотков заглянул ему через плечо. – Симпатичная, между прочим. Ты знаешь ее?

– Первый раз вижу, – пробормотал Марк.

– Может, на обратной стороне что-то написано? – Локотков подтолкнул его в спину. – Ну же, Марк, не томи, покажи.

– Слушай, Локотков, это письмо кому адресовано: мне или тебе?

– Мне такие письма не приходят, – вздохнул Лева. – Но согласись, что девушка интересная. Вероятно, какая-нибудь твоя подследственная или родственница преступника. А может, свидетель?

– Вот именно… – неуверенно проговорил Марк, перевернул фотографию и увидел потускневшую надпись: «Марку от Татьяны».

– Знаешь, у меня такое чувство, что это письмо никакого отношения к твоей профессиональной деятельности не имеет, – хохотнул Локотков.

– Ешь свою лапшу и не суй свой нос в чужие дела, – рассердился Марк, встал из-за стола и подошел к окну. На улице валил снег. И хотя в кафе было хорошо натоплено, Марк почувствовал себя как-то неуютно – ему было холодно. Он подумал о Рите. Если она узнает об этой фотографии и особенно о надписи, то ему придется рассказать ей всю эту историю. А история нехорошая, очень нехорошая… «И в том, что случилось с этой девушкой, есть и моя вина».

Оказалось, что последнюю фразу он проговорил уже за столом, в присутствии Левы.

– Марк, разве такое вообще возможно?! Чтобы ты был в чем-то виноват, особенно когда дело касается женщины?

– Тебе смешно, а мне не очень-то, – нахмурился Марк, вспоминая Таню и все, что было с ней связано. – Но поверь мне, что история эта действительно дурно пахнет, и мне даже вспоминать о ней не хочется, не говоря уже о том, чтобы каким-то образом ворошить прошлое. Ладно, Лева, проехали.

– Но тебе пришло письмо, а это означает, что история еще не закончена. Что ты будешь делать с Ритой?

– В смысле?

– Ну… Если она узнает о существовании этой девушки?

– Лева, тебе не кажется, что ты лезешь явно не в свое дело?

– Я переживаю за тебя, – вполне серьезно ответил Локотков. – Знаю, что Рита – ревнивая, так же, как и ты. Может, мне встретиться с этой Таней, поговорить с ней?

– Ты что, спятил?! – заорал вдруг Марк, чем привлек к себе внимание посетителей, сидящих за соседними столиками. – У тебя явно не все в порядке с головой! И с чего ты взял, что мне требуется помощь?

– Ты бы увидел себя со стороны! После того как ты увидел эту фотографию, ты просто сам не свой. И бледный такой… Как ты думаешь, что ей от тебя нужно?

– Понятия не имею. Она ничего не пишет.

– А может, это вовсе и не она прислала фото?

– Лева, я ничего не знаю!

– Все равно, будь осторожен. Может, это даже и хорошо, что Рита сейчас живет за городом.

– Что ты имеешь в виду, Лева?!

– Да эти… бабы… Они такие. Особенно из прошлой твоей жизни. Могут заявиться к тебе домой, несмотря на то что ты женат, и начать трепать тебе нервы, портить жизнь… Наговорят кучу гадостей твоей жене о тебе…

– Лева, по-моему, ты сегодня нездоров. Несешь всякую чушь! Ни разу не слышал, чтобы такое было. Может, бывшие жены и ведут себя подобным образом, но только не… Словом, эта ситуация никак не подходит к Тане. И уж конечно, она никогда не была моей женой!

– Я говорю тебе только о том, через что я прошел сам, – покачал головой обиженный Локотков. – У меня разные истории случались. И все мои бывшие почему-то превратились в самых настоящих стерв!

– Это происходит знаешь почему? Потому что ты, вероятно, очень грубо обошелся с девушкой, по-хамски себя повел, так, что она никак не может тебе этого простить и забыть. И в определенный момент, когда происходит какое-то событие, связанное с тобой (возможно, она просто встречает тебя, счастливого, с другой девушкой или женой), это провоцирует ее на такое агрессивное поведение.

– Я уж не знаю, кем приходилась тебе эта девушка и как ты с ней расстался, но ведь она спустя… Кстати, сколько лет тому назад это было?

– Незадолго до того, как я встретился с Ритой.

– Так вот, вероятно, и ты насолил ей будь здоров, раз она снова дала о себе знать.

– Но я ее с тех пор не видел и ничего о ней не слышал.

– А ты наведи справки, выясни, где она, что с ней, с кем она живет… Ты должен подготовиться к встрече.

– Думаешь, она захочет меня увидеть?

– Я не знаю, что ей от тебя нужно, но это письмо что-то значит. Иначе она бы его тебе не прислала. Не хочешь рассказать, что у вас с ней произошло?

– Нет, – огрызнулся Марк. Он и так сгорал от стыда за этот эпизод из своей прошлой жизни и уж тем более не хотел, чтобы об этом узнал Локотков. Не тот он человек, чтобы делиться с ним такими подробностями. Хотя он понимал, что Лева желает ему только добра.

– Слушай, у нас тут убийство, и мне некогда заниматься подобными глупостями… И где, черт возьми, этот Гарашин?! – почти крикнул он, причем совершенно не то, чем были заняты его мысли.

Марк машинально достал записную книжку, полистав ее, нашел нужный номер и позвонил. Локотков смотрел на него с любопытством.

Марк довольно долго ждал, когда ему ответят, после чего, пожав плечами, набрал другой номер. Там откликнулись незамедлительно.

– Маша? Привет, это Марк Садовников. Звоню твоему мужу, Мишке, но он не слышит. Сто лет вас не видел. У вас все в порядке?

– Здравствуй, Марк, – ответил тихий женский голос. – Да уж, на самом деле – сто лет не виделись. У нас все в порядке, если не считать, что Миши больше нет.

– Как это?

– Тебе ли объяснять, как убивают людей?

– Ничего не понял…

– Мишу убили. Вчера. Я думала, что ты знаешь, я, честно говоря, ждала твоего звонка…

– Машка! Ты что, разыгрываешь меня, что ли?! – Марк вдруг испугался. Испугался так, как если бы точно знал, какая беда грозит его семье. – Я сейчас приеду! Ты дома?

– Да.

– Не знаешь фамилию следователя, который ведет ваше дело?

– Ильин Иван Сергеевич.

– Ваня? Я его хорошо знаю, он мой друг. Ладно, жди меня… Да, скажи хотя бы, как его убили? Где?

– Ему сделали инъекцию… Кто-то позвонил, Миша открыл дверь и, судя по всему, ему вручили букет роз. Вероятно, это был отвлекающий момент, потому что только таким образом можно было беспрепятственно всадить ему огромную иглу в руку…

– Где букет?

– Взяли на экспертизу. Марк, помоги… – Маша уже не могла сдерживать рыдания. – За что его убили?! Он же никому не хотел зла, он был добрейшим человеком…

– Я сейчас приеду, Маша. Держись!

Марк отключил телефон и посмотрел на Локоткова.

– Плохи дела, – сказал он. – Убили моего друга детства, Мишку Семенова. Мне надо поехать к вдове. Но я скоро вернусь, чтобы допросить свидетелей… А вы продолжайте искать Гарашина. Он – самый важный свидетель.